Дождь в Токио

Ясмин Шакарами (2023)

Малу так хотелось уехать подальше от дома, что она с радостью согласилась отправиться в Японию по программе школьного обмена. Поразительный Токио сверкает неоновыми огнями и никогда не затихающей жизнью. А новый одноклассник Кентаро показывает девушке все то, что сам так любит в этом городе. Постепенно Малу как будто заново открывает себя на этих залитых дождем и согретых солнцем улицах, а их с Кентаро чувства друг к другу неумолимо растут так, что кажется, будто мир вот-вот перевернется. И он перевернулся, когда на Токио обрушилась катастрофа. Теперь Малу придется сделать все возможное и невозможное, чтобы отыскать свою любовь в хаосе опустошенного мегаполиса. Для широкого круга читателей.

4

35°40’40.4»N

139°42’33.6»E

— Нет, папа, я не заблужусь. Мы Аей ходим в одну школу.

Я лежу на футоне, уставясь в потолок. Братто Питто дремлет, свернувшись вокруг моей головы, будто кепка (в его случае, будто сморщенная купальная шапочка). Жаль, что мой первый в жизни поклонник — кот-нарцисс по имени Брэд Питт, но я постепенно привыкаю к этому лысому преследователю.

— Малу, ты ещё здесь? — вопит папа в телефон. С тех пор как я уехала в Японию, он компенсирует расстояние громкостью.

— Да, пап, — вздыхаю я.

— Держись подальше от мальчишек, которые курят.

— Да, пап.

— И от тех, которые пьют.

— Да, пап.

Папа переключается на автопилот.

— И от тех, которые катаются на мотоциклах.

— Подожди, сейчас возьму бумагу и ручку. Так много за один раз невозможно запомнить.

Папа действительно выжидающе молчит, и я с усмешкой закатываю глаза. Сердце сжимается — как же я скучаю по родителям. Понимая, что папа в своей стихии, спрашиваю:

— Есть ещё мудрые советы?

— Татуировки! Держись подальше от парней с татуировками!

— Не беспокойся. С таким я мириться не собираюсь.

— Вот и прекрасно. Что ещё?

— Это ты мне скажи, — ворчу я.

— Никаких вечеринок по будням!

— Ты меня с кем-то путаешь.

Тишина.

— Малу, мне очень грустно, когда ты так говоришь.

На глазах выступают слёзы. Как бы хотелось взять свои глупые слова назад.

— Ты ведь знаешь, что мы тебя очень любим.

— Знаю, — шепчу я. Сейчас всё бы отдала за объятия. — Как дела у мамы?

— Супер. Она передаёт большой привет, — папа старается говорить жизнерадостно. — Вчера в музей поступили новые полотна, поэтому у мамы дел невпроворот.

— Я имею в виду, как у неё дела по существу?

— Когда как, — помедлив, отвечает папа. — Малу, не переживай за нас. Ты на другом конце земли — лучшая возможность отпустить прошлое! У нас с мамой всё отлично. Но мы сильно по тебе скучаем.

— П-прости, — я глотаю слёзы.

— Не нужно. Мы очень рады, что у тебя будет такой опыт! — говорит папа и быстро добавляет: — Только никаких наркотиков!

— Я люблю вас, — признаюсь я.

— А мы тебя ещё больше. Спокойной ночи. Завтра твой первый день в школе, это так волнительно!

Хочу напомнить папе, что через две недели мне исполнится семнадцать лет и вообще, я в школу хожу не первый год, но вместо этого просто желаю доброй ночи на японском языке:

— Оясуми насай.

— Оящватски касай — или как-то так! — смеётся папа и отключается.

Половина одиннадцатого, а у меня сна ни в одном глазу. Братто Питто, чью сиесту нарушила моя болтовня по телефону, садится рядом и осуждающе мяукает.

Я прислушиваюсь. Видимо, семейство Накано уже спит. Завидую. Разговор с папой меня взволновал — сильнее, чем хочется признавать. Надеюсь, у родителей всё хорошо. С тех пор как я уехала, в нашей квартире в Мюнхене стало совсем пусто. И мне ли не знать, как расстраивает маму тишина.

В крошечной спальне невероятно жарко. Вечером я приняла холодный душ, но сейчас снова вспотела. Всё такое липкое, а в горле сухо.

Ворочаюсь с боку на бок. Может, посмотреть Netflix? Нет, голова так забита впечатлениями, что утомительно даже думать о глупых мультиках. Со вздохом достаю из-под подушки карманное зеркальце. Оно очень красивое: насыщенного синего цвета с багряными спиралями. Открываю его и осторожно высыпаю осколки на футон. Перед моими глазами прямоугольный осколок, неплотно держащийся в оправе.

Смотрю на себя, и она смотрит в ответ.

— Привет, Майя. Это звонил папа. Нервничал, как всегда. Честно говоря, сегодня всё идёт криво-косо. Сначала весь этот театр с Кентаро, а затем я целую вечность бродила с Аей и Рио по Харадзюку. Удивительное дело, Ая совсем не спрашивала, что о ней сказал татуированный джедай. Не сомневаюсь, меня ещё ждёт перекрёстный допрос. Не понимаю её. Здесь люди не такие, как дома. Ладно, это неважно. Я скучаю по тебе. Ужасно скучаю. Когда боль уже уйдёт?

Карие глаза смотрят одиноко и печально.

Собираю в ладонь осколки. Голос срывается:

— Вот бы тебя починить…

Братто Питто навострил уши — хлопнула дверь.

— Малу, всё в порядке?

Ая.

— Д-да, — отвечаю я с комом в горле.

— С кем ты разговариваешь?

— С… Братто Питто.

Слышно, как Ая топчется у дверей.

— Можно войти?

— Да.

Я быстро прячу зеркальце.

В следующее мгновение Ая уже в комнате и озабоченно смотрит на меня.

— Не спится?

Даже в детской пижаме с Сейлор Мун она выглядит круто.

— Что-то вроде, — слабо отвечаю я. — Слишком взбудоражена.

— Ясно, — несколько мгновений Ая о чёмто думает, а затем предлагает: — Как насчёт небольшого приключения?

Я хмурюсь. Ая пытается вести себя мило?

— Сейчас приоденем тебя и пойдём.

— Меня… э?

— Лучше пойдём ко мне в комнату. Примеришь мою юкату.

Магический — это простое слово отлично подходит ночному Токио. Пустые улицы будто сошли с акварельных рисунков. Свет фонарей стелется по асфальту мерцающей вуалью. Мошки пляшут в тёплом воздухе, и за их пушистыми тельцами тянется сияющий шлейф, как у маленьких комет. Звёзд на небе нет, зато видны неоново-жёлтые тени небоскрёбов из соседнего района Синдзюку, которые просыпаются после дневного сна.

— Уверена, что твои родители нас не хватятся? — переживаю я.

Целая колонна из автоматов с напитками слепит нас разноцветными диско-огнями.

— Я не узница! — возмущается Ая. — Неужели ты никогда не сбегала тайком из дома?

— Сбегала, конечно, — вру я. Мне как-то не по себе. — А как же твой брат?

— Хару меня прикрывает.

Мы проходим мимо круглосуточного магазинчика.

— Подожди минутку.

Стеклянные двери открываются, и меня накрывает волной прохладного воздуха и пронзительными голосами рекламирующих что-то дикторов. Затем всё снова стихает, и я остаюсь на улице одна. Пёстрая юката, одолженная у Аи, развевается под мягким летним бризом. Это самая красивая вещь в её гардеробе. Принимающая сестра вела себя так, будто это сущий пустяк, и всё же я верю, что таким широким жестом она хотела подбодрить меня. Ношение традиционного платья вызывает особые чувства.

Ая возвращается с двумя банками. На ней всё та же пижама, кожаная куртка с бахромой и панковые сапоги — бомбический образ. В одном Ае не откажешь: у неё безумное чувство стиля.

— Куда мы идём?

— Скоро увидишь.

Через пять минут мы подходим к воротам, единственное предназначение которых — не пускать любой существующий свет. За их обветренными столбами угольночёрным собором к небесам вздымается темнота, зловещая и непроглядная. Именно так выглядит место, где приехавшей в чужую страну девушке в позднее время находиться точно нельзя.

— Пришли!

Чёрт.

— Добро пожаловать в Хатономори Хачиман! — радостно объявляет Ая.

По спине бегут мурашки.

— Я такое название не запомню.

— И не надо.

— Что мне написать в прощальной записке?

— Ты забавная, Малу, — смеётся Ая. — Увидимся на той стороне.

Она проходит через зловещие ворота и через секунду полностью исчезает.

Тяжело вздохнув, я зажмуриваюсь и вступаю во владения Аи.

В ветвях шелестят обрывки бумаги, постукивают деревянные молитвенные дощечки. Держа меня за руку, Ая идёт по лабиринту узких заросших тропинок. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я вижу то, что видеть совершенно не хочу: быстрое движение в чёрных зарослях, клубы тумана, призраками скользящие по земле, флуоресцентные огоньки, которые нас будто преследуют. Даже не верится, что мы в центре Токио…

— Почти пришли.

— Почти пришли куда? В Нарнию? — бубню я себе под нос.

Каменные драконы, выстроившиеся вдоль тропинки, скалят на нас покрытые мхом клыки. Испуганно кричат птицы. Мы минуем арочный мостик, осторожно перебираемся через мясистые корни деревьев и уходим всё дальше в эти своеобразные джунгли.

Вдруг ночь сменяется мягким свечением. Мы поднимаемся по старинной лестнице, серебряной нитью тянущейся через пролесок. Наверху Ая многозначительно произносит:

— Позволь представить — Хатономори Хатиман.

Перед нами таинственный синтоистский храм. Фасад будто укутан в ослепительно белый маскировочный халат, а изогнутая крыша напоминает крылья величественного грифона. В небольших нишах на стенах трепещут огоньки свечей, окна причудливо украшены.

Вывод: здесь точно творится волшебство. Японский храм настолько мистический и завораживающий, настолько загадочный и изящный, что я теряю дар речи. Если в дверях сейчас появится какой-нибудь эльф, я просто пожму плечами. В таком месте возможно всё.

— Присядем, — Ая кивает на ступеньку под храмовым колоколом в форме лотоса.

Дайте минутку. Святилище с его мрачной романтикой странно на меня влияет. Сердце щемит от тоски — сама не знаю, почему.

— Здесь чудесно, — шепчу я.

Так называемый колокол бонсё достигает в диаметре двух метров, и когда мы садимся под ним, он гудит в знак приветствия.

— Это место успокаивает меня, когда я не могу уснуть. Утешает, когда грущу. Ну, понимаешь, обычное дело.

Ая протягивает мне газировку — на банке светло-розовые цветочки и наклейка, сообщающая о 0 % содержания чего-то мне неизвестного.

— Спасибо.

Мы чокаемся.

Интересно-интересно. Слишком сладко для чая, слишком горько для лимонада — таинственная токийская газировка.

— Юката тебе очень идёт. Подарю её тебе, если хочешь.

— Нет, никогда и ни за что её не приму! — в шоке тараторю я. — Она, наверное, стоит целое состояние!

— А вот и нет. Я шью одежду сама, — с улыбкой признаётся сестрица.

— Серьёзно?

— Конечно, иначе я бы разорилась. К тому же шитьё — моя страсть! Обожаю воссоздавать необычные платья от дизайнеров Харадзюку из простых материалов. Ткань для шитья покупаю в комиссионках. Иногда создаю что-то своё и продаю в онлайн-магазине. Мечтаю учиться в школе моды и дизайна, но вступительные экзамены туда чрезвычайно сложные.

Так, перемотаем назад.

— Эта юката правда создана тобой?

— Да, от эскиза до пошива.

— Невероятно! Серьёзно, ты безумно талантлива, Ая!

— Скоро ты поймёшь, что жизнь в Японии очень монотонная. Особенно у людей, работающих в крупных фирмах. И у нас, школьников, тоже. Повсюду ценится единообразие, приспособляемость. Каждый день нас заставляют носить одно и то же. Для большинства японцев мода значит гораздо больше, чем просто приятный внешний вид. Это выражение творчества, индивидуальности и зачастую протеста.

— Ух ты!

Меня разрывает от восхищения.

— Уверена, университеты всей страны будут драться за тебя!

На щеках Аи вспыхивает лёгкий румянец:

— Спасибо. Что насчёт тебя? Уже знаешь, на кого собираешься учиться после школы?

— Нет, — глухим голосом произношу я. — В последнее время у меня не было возможности об этом подумать.

— Почему?

— Ах, столько всего произошло, — уклончиво отвечаю я. — И вообще, жизни нет дела до планов и желаний. Надрать кому-нибудь задницу — вот в этом она хороша.

Ая ошарашенно смотрит на меня.

— К тебе это не относится, — поспешно добавляю я. — Ты точно достигнешь поставленных целей.

— А почему с тобой всё иначе?

— Без понятия, — печально смеюсь я. — Ты сильная и уверенная в себе, а для меня радость, если хотя бы утро прошло без катастроф.

— И это говорит человек, выучивший иностранный язык и переехавший на другой конец Земли, — комментирует Ая, подмигивая.

— Это лишь хитроумный побег.

Вот дрянь — я наговорила лишнего.

— И что? Для такого требуется много мужества. Тяжело осмелиться начать всё с нуля, и неважно, что к этому привело, — Ая прислоняется ко мне. — Не суди себя так строго, Малу-чан. Скоро ты обязательно найдёшь то, чем будешь гореть. А пока я научу тебя шить.

— Шить?

— Да. Это просто.

Я вдруг чувствую глубокую симпатию к Ае:

— Было бы здорово.

— Кстати, — Ая старается говорить непринуждённо. — Как тебе новая школьная форма?

— Хорошо, если не учитывать, что я выгляжу в ней, как стриптизёрша.

— Кентаро… помогал?

О нет, here we go again.

— Послушай, Ая, — осторожно начинаю я, ни в коем случае не желая её обидеть. — Я спрашивала у Кентаро, что он о тебе думает, но он пресёк этот разговор на корню. Решил, что я какая-то шпионка.

— Ах, в этом есть смысл, — отвечает Ая и, видимо, имеет в виду именно то, что говорит. — Отец Кентаро уже засылал в наш класс школьника под прикрытием, чтобы шпионить за ним.

— Что-что? — в шоке переспрашиваю я.

— Кайто Каваками — один из самых влиятельных людей в Японии, — объясняет Ая, прищурившись. — Глава большого технического концерна. Даже не представляешь, как он богат. Кентаро ненавидит отца. А Кайто Каваками не доверяет сыну. У них очень сложные отношения.

— Ты хорошо знаешь Кентаро, — замечаю я.

— Можно рассказать тебе секрет?

— Д-давай.

— Мы с Кентаро не вместе. На одной вечеринке мы чуть не поцеловались, но больше ничего не было. Но я чувствую, что между нами что-то есть.

От этого разговора я нервничаю всё сильнее. Почему-то меня радует, что Ая и Кентаро не встречаются — и из-за этого очень совестно.

— Почему бы просто не признаться ему в чувствах? — севшим голосом предлагаю я.

— Я не осмелюсь. К тому же встречаться с парнем вроде Кентаро почти невозможно, — горько смеётся Ая. — Все называют его икемен. Недостижимый сказочный принц.

— Не понимаю.

— Его семья примет только баснословно богатую девушку. Баснословно богатую девушку из невероятно влиятельной семьи. Увы, даже в этом вопросе Японией правят традиции.

— Но он весь… в татуировках.

— Всё сложнее, чем кажется. Кентаро ужасно нелюдимый, и от этого тоже не легче.

Стыдясь противоречивых чувств, я с энтузиазмом восклицаю:

— В любом случае надо попытаться! Настоящая любовь всегда найдёт дорогу!

— К счастью, теперь есть ты. Мы убедим Кентаро, что ты не шпионка, и через тебя всё разузнаем!

— Или ты как-нибудь иначе покажешь Кентаро, что он тебе нравится, — потея, лепечу я.

— Сейчас я как раз делаю для него особенный подарок.

Прежде чем я успеваю вникнуть в смысл этих слов, Ая меняет тему:

— А ты с кем-нибудь встречаешься?

— К сожалению, нет, — признаюсь я и, закашлявшись, морщусь. — Зато меня ведёт! Проклятье, что в этом соке?

— Водка, — усмехается Ая.

— Водка? — потрясённо квакаю я. — А на вкус приторно сладко!

— Именно! Высокопроцентное содержание алкоголя, но никакого спиртного привкуса, — Ая подносит к моему лицу баночку и стучит по стикеру 0 %.

— Боже мой! — шепчу я. Голова кружится. — Такое бывает?

— Только не говори, что никогда не пила алкоголь!

— Пила. Но не в ночь перед первым учебным днём!

О, нет. Занудствую так же, как недавно папа…

— Не думала, что немцы такие паиньки, — подмигивает Ая. — Не переживай о завтрашнем дне. Я позабочусь, чтобы тебя никто не тронул.

— Тогда чокнемся, — вздыхаю я.

— Кампай! — кричит Ая, радостно поднимая баночку.

И мы пьём.

Мы собираемся домой (время уже за полночь), но Ая тянет меня за рукав.

— Не так быстро! Надо загадать желание!

Видимо, Ая тоже навеселе: она ковыляет к храмовому колоколу с элегантностью краба.

Справедливости ради, сестрица ниже и миниатюрнее меня — а сама я тоже очень пьяна. Следую её примеру с грацией щенка сенбернара.

— Сначала хлопни в ладоши, чтобы отпугнуть злых духов.

Злых духов? С беспокойством вглядываюсь в темноту.

— А затем загадай желание, но так, чтобы никто не услышал, иначе не сбудется!

Мы хлопаем в ладоши — я особенно громко, памятуя о жутких демонах-ёкаях из рассказов Кентаро (не хочется рисковать).

— Что ты загадала? — интересуется Ая.

— Нельзя же говорить.

— Нет, мы ведь теперь сёстры! Можно сделать исключение.

Сердце замирает в груди. Я не ослышалась? Ая назвала меня сестрой? Наверное, виноват алкоголь, но от радости я готова разрыдаться.

— Чему ты улыбаешься? — наклоняет голову Ая.

— То, что ты сказала… Многое для меня значит.

— Да-да! — машет она руками. — Так ты расскажешь, что загадала?

— Не опозориться завтра, — признаюсь я.

— Почему ты думаешь, что опозоришься? — удивляется Ая.

— Ты ведь заметила, что я не экстраверт. От волнения веду себя катастрофически неуклюже. Даже, ну, странновато.

— Ты забавная. В другом смысле забавная. Но забавная.

Слово funny, повторенное Аей много раз, звучит очень похоже на bunny. Ну и ладно. Для Аи я не против стать funny bunny ^[2].

— А ты что загадала? — улыбаюсь я.

Ая драматически вскидывает руки:

— Дикого, супергорячего, страстного…

Я слышу букву «с» и имя Кентаро, после чего Ая оглушительно звонит в колокол.

Примечания

2

В переводе с английского: смешным кроликом.