Цветок Востока

Янка Рам, 2022

Восточная девочка из радикальной мусульманской семьи, попавшая в российских реалиях в сложную жизненную ситуацию. Неблагонадёжный мусульманский муж и горячий русский парень, влюблённый в чужую восточную жену. Столкновение менталитетов, столкновение мужчин, внутренний конфликт героини. И очень мало версий благоприятного исхода ситуации. Особенно, когда в конфликт вмешиваются старшие и всплывают семейные тайны… Содержит нецензурную брань

Глава 3

В ушах шумит.

Вот ОНА. На моём диване. И я у её ног.

Какой реальный сон!

И в моей лофт-студии пахнет теперь восточными пряностями.

Всматриваюсь в лицо.

Густые ресницы медленно открываются, хлопает ими и смотрит непонимающе. Она как после наркоза.

Губы синие…

Подскакиваю на ноги. Выдёргиваю из шкафа большое пуховое одеяло. Рывком двигаю тяжёлое кожаное кресло ближе к камину. Снимаю с неё куртку и поднимаю на руки. Тихо вскрикнув, сжимается, а глаза испуганно распахиваются.

Пересаживаю на кресло. Молча укутываю одеялом.

Надо снять с неё туфельки…

И я, немного подтормаживая от своей смелости касаться ее так, снимаю их.

Тонкие щиколотки, на одной — три браслета с жемчужными бусинами. Красивый золотой педикюр. На среднем пальчике тоненькие колечки. И я торможу ещё сильнее, разглядывая эти волнующие детали. Встряхиваюсь. Закутываю её ноги одеялом.

Поднимаюсь.

Мы сталкиваемся взглядами.

Её снова начинает трясти. Поднимает руки, закрывает ладонями лицо. Пальчики съезжают чуть ниже, и я каменею от этого взгляда. Из глаз потоком слёзы. Ручейки туши бегут по щекам. Но это совершенно не портит её красивого лица.

Камин разжечь!

Кидаю в уже выложенные поленья горсть мелких щепок. Спичка. Запах дыма… Маленький огонёк пляшет по коре. Открываю заслон для вытяжки. Сейчас разгорится.

Поворачиваюсь к ней.

Беззвучно рыдает.

— Всё хорошо! — пытаюсь успокоить её срывающимся голосом.

Отрицательно качает головой.

— Ты в безопасности. Тебе нужно согреться. Всё хорошо.

— Нет! — её зубы стучат, брови гневно съезжаются на переносице. — Не хорошо. Теперь всё!

Вскидывает категорично ладони.

— Что — «всё»?

— Мне теперь всё! Упала! Грязная! Только бить, прогнать! Позор! Зачем трогал?! — жалобно смотрит на меня.

— Почему?… — сглатываю ком в горле.

— Чужой мужчина. Наедине. Всё! Отцу позор. Мужу позор. Умереть лучше!

— Я же к тебе не притронулся!

— Кто поверит? — пытливо прищуривается. — Как доказать? Никак! Если девушка — жениться! Если жена — всё!

— Почему ты домой тогда не пошла? Зачем на дорогу вышла??

— Глупая… — всхлипывает. — Обида! Гордость! Нельзя женщине… — ресницы стыдливо касаются высоких скул. — Дверь… ключ… не зайти. Муж не пустит! Наказал так!

— Вот урод! Садист!

Вздрагивает.

— Что?… Не понимаю.

— И что — стоять замерзать теперь? Смотри, там снег уже пошёл.

Опускает глаза.

— За что он с тобой так?

— Заслуживала. Как это… язык… Дерзкий?

— За что? Чёрт…

Прикасаюсь пальцами к её ожерелью. Оно широким плетёным ошейником охватывает шею и спускается на грудь в декольте. Ледяное!

Испуганно дёргается от меня.

— Снимай немедленно! Отморозишь себе всё. Заболеешь! И уши тоже. Серьги.

— Нельзя… — возмущённо смотрит, прикрывая ожерелье ладонью.

— Почему?

— Это… Как это… — хмурится. — Защита отца!

Всматриваюсь в её глаза, отрицательно качаю головой. Не понимаю.

— Оно ледяное. Шея, уши. Отморозишь!

— Нет. Нельзя.

— Да почему?!

— Отец любит дочь — дарит. Дорого. Муж может выгнать. И всё. С голоду умереть тогда. А это защита. Надо всегда чтобы на тебе. Домой не зайдёшь, не заберёшь! Только то, что на тебе — твоё. Всё, что в доме — мужа. Кто любит — дарит защиту.

Показывает по очереди колечки на пальцах.

— Брат Амир. Амла Саид. Брат Хазир. Тётя Амина… Баба… А это…

Показывает на колечко — тоненький ободок, выбивающийся по стилю из других. На нём цветочек: пять круглых лепестков, один отломан. Похож на цветок жасмина.

Мне нравится чай с жасмином, нравится наблюдать, как эти цветы раскрываются в кипятке.

–…От мамы родной передали.

— И что — никогда не снимаете эту тяжесть??

— Если муж не любит. Или… как это… Бах!! — всплёскивает руками. — Взрывается!! Гнев!

— Вспыльчивый?

— Да! Нельзя снимать… — отрицательно качает головой. — В любой момент на улице! Беременная можно снять. Не может прогнать. Родила — может.

— А отец? К отцу вернуться?

— Как ему забрать?… Нельзя. Выкуп уплачен! А выгнали — плохая жена! Позор. Возьмёт домой — сёстры брать не будут в жены. Люди скажут — такие же!

— Мракобесие какое-то!

— Что?… — внимательно смотрит.

— Откуда ты? Кто по национальности?

— Аталар — арабы, Иран. Баба — турок. Мама — русская. Я… — пожимает плечами. — Я в Кайсери… живу… жила?

— В прошлом веке? — вздыхаю я. — В Турции давно уже всё по-другому. Девушки в миниюбках и…

— Что? Не понимаю.

— Почему нравы такие суровые? Законы давно сменились.

— Севджили семьи по-старому живут. Традиции. Низкие семьи как на западе живут. Честь забыли.

От того, как двигаются её губы, моя голова кружится, и я каждый раз ловлю свой порыв сократить между нами расстояние и попробовать их на вкус. Теряю смысл того, что она говорит, пытаясь унять дрожь, охватывающую меня от её голоса. Он — низкий, ласковый, проникновенный и хрипловатый, когда она говорит спокойно, а когда очень волнуется — звенит, как серебряный колокольчик.

Захлопываю глаза, чтобы не испугать её своими откровенными взглядами.

Что я хотел сделать? О чём мы вообще?

— Так! — протягиваю ей сумку. — Всё можешь спокойно снимать. Положи в свою сумку. Я тебя никогда и никуда не прогоню. И ни к чему не притронусь. У нас в России ЭТО честь — не обидеть гостью. Согреется металл, захочешь…

— Нет! Нельзя.

Прикрывает ладонью.

Ладно…

Полыхающий огонь уже жжёт мне спину, и я отодвигаюсь, чтобы жар шёл на неё.

— Я тебе сейчас чай сделаю. С жасмином любишь?

— А? — удивлённо распахивает заплаканные глаза.

— С жасмином…

— Жасмин.

— Жасмин… — киваю.

— Откуда знаешь?… — прищуривается опасливо.

— Чего знаю?

— Имя.

— Ты — Жасмин?! — доходит до меня, и губы против воли растягиваются в улыбке.

Кивает.

Точно принцесса!

— А я Лёха.

— Лё-ха? — неуверенно хмурит брови.

— Алексей. Лёша. Лёха.

— Короткое?

— Да.

— Моё — Яся, — на секунду улыбка озаряет её грустное, испуганное лицо.

— Яся… — повторяю шёпотом.

— Мама так придумала.

Но улыбка тут же испаряется. Она неуверенно встаёт, снимая с плеч одеяло. Делает глубокий вдох.

— Я должна пойти.

— Куда?…

— На улицу. Где оставил муж быть.

— Зачем?! Ты же сказала: будет бить и прогонит!

— Да.

— А зачем тогда идти?

— А что мне делать? — жалобно. — Я не знаю. Придёт, заберёт, хуже будет.

— Куда уж хуже-то? Нет. Ты не пойдёшь туда. И тебя никто не заберёт. Ты здесь в безопасности и под моей защитой.

Это безумно сладко говорить! Безумно!!! И мне кажется, я сверну все горы этой планеты.

Просто доверься мне! Пожалуйста.