Мертвые цветы

Дядя Слава, 2020

Обычный поэт, простой паренек Саша попадает в необычную и сложную для него жизненную ситуацию: на него обрушивается вся тяжесть женского коварства. Он старается найти выход из этой ситуации. Казалось бы, решение уже близко, но что ожидает нашего героя за очередным поворотом судьбы? Содержит нецензурную брань.

Обычное июльское утро

— Ой, Вик, ничего эти мужики не понимают, — мечтательно и тяжело вздохнув, Лера встала со стула и направилась к холодильнику. — Торт будешь? Со вчерашнего дня остался.

— Да не, я на диете, — ответила девушке подруга и сделала глоток уже успевшего остыть чая. — Так что там у тебя с этим, как его…

— С Колей? С Колей ничего, мы разошлись, я же тебе говорила. Ой, он вообще такой придурок, что лучше его не вспоминать.

— Да нет, про Колю я помню, этот твой, новый, с работы.

— А, Рома, — Лера мечтательно прикусила губу и закатила глаза. — Все по плану идет. Сейчас мы с ним немного общаемся, он меня иногда подвозит… Скоро он меня куда-нибудь позовет, я сначала немного поломаюсь, а потом как бы нехотя соглашусь. Я уже чувствую, как поймала его, — девушка изобразила кошачью лапу и театрально рыкнула.

— Везет, — вздохнула Вика и опустила взгляд в чашку.

— Ты еще с этим Сашкой мучаешься? Давно уже было пора найти себе кого-нибудь другого, господи. Ты ж девка ого-го, за тобой, блин, толпы бегать могут, а ты втрескалась в какого-то козла, который на тебя даже внимания не обращает, и тратишь на страдания свои лучшие годы.

— Ничего ты, Лера, не понимаешь… Да и он сейчас не абы кто, его много кто знает, он такой… такой… — Вика не находила слов, а глаза ее наполнялись торжественным сиянием.

Лера закатила глаза, вздохнула и присела на диван рядом с подругой.

— Не переживай ты так. Все будет хорошо, я тебе обещаю, — Лера чмокнула Вику в щеку и повторила, — Может, все-таки по тортику?

— Давай. Дай-то бог, чтоб было хорошо…

***

Этот день не складывался с самого утра. Обычно я всегда встаю чуть за полдень, потому что спешить мне некуда, но сегодня я вскочил в восемь часов утра и полчаса бродил по комнате взад-вперед, размышляя о том, зачем я, собственно, встал. Ответ на этот вопрос витал в воздухе и казалось, что я вот-вот смогу его поймать, но с каждым разом, с каждой новой попыткой он отдалялся, чтобы приблизиться вновь, но так и не собираясь быть пойманным. В конце концов, я решил, что так, видимо, угодно провидению, поэтому самым грамотным решением в этой ситуации будет просто пойти на кухню и чем-нибудь перекусить.

Когда я уже отдирал пригоревшую яичницу от сковородки, напевая мотив популярной некогда песни, в квартиру, будто ураган, ворвался Влад.

— Дружище, Санечек ты мой дорогой, этот день разделит нашу жизнь на «до» и «после», — Влад вальяжно растянулся на диване и закурил. Один только его вид говорил о том, что сегодня он в ударе и готов даже ограбить самые надежные банки мира за несколько часов.

Мы знаем друг друга не так давно, всего пять или шесть лет, я точно не помню. Влад появился в моей жизни очень неожиданно. Тогда я сходил с ума от одиночества, хотя в те времена я уже всегда был душой компании. В тот день я один сидел в беседке во дворе и пытался закончить очередную бездарную, как мне тогда казалось, строфу. Он подсел ко мне, не спросив разрешения и даже не пытаясь познакомиться, хотя я готов дать руку на отсечение, что мы виделись впервые!

— Чьи стихи? — задорно спросил он, тыкая пальцем мне в лист, больше похожий на кусок использованной туалетной бумаги.

— Мои. Слушай, валил бы ты…

— Спокойно, — Влад раскинулся так же вальяжно, как сейчас сидел у меня на кухне и закурил. — Я просто давно тебя видел и хотел познакомиться. Ходят слухи, что ты стихи пишешь, а я поэзию очень уважаю.

Уже тогда меня это удивило, ведь о моем увлечении никто не знал — я тщательно скрывал это, потому что все мои творения при прочтении на свежую голову вызывали у меня только приступы рвоты, острую боль в глазах и обжигающий все внутренности стыд.

— Да разве можно это стихами назвать?

— Можно.

С тех пор мы были не разлей вода и постоянно зависали вместе во дворах, подъездах, на квартире у меня или у него. В целом же он был довольно нелюдим, и я искренне не понимал, как он вообще мог узнать про меня какие-то слухи, если выходил из дома только до ближайшего продуктового. В общем, персонажем он был странным, чем мы и были похожи, из-за чего, собственно говоря, и стали дружить.

И вот, теперь этот субъект, уже изрядно постаревший и отпустивший длинную могучую бороду, курил у меня на кухне и заявлял о чем-то так, будто это действительно дело всей нашей жизни.

— Что такое? — прокашлялся я, присаживаясь на табуретку и закуривая.

— Издатель готов к диалогу и встреча назначена на завтра. Завтра мы идем договариваться за выпуск полного собрания твоих сочинений! Ты представляешь, что это значит?

— Нет, — честно ответил я и улыбнулся. В выражении лица Влада читалось полнейшее разочарование.

— Ну ты и дурак! Это значит, что тебя знают, что тебя любят, что ты скоро станешь таким же великим, как Пушкин, Жуковский, Есенин и все-все-все прочие! Тебя, может, даже будут проходить как классика в школах, лет эдак через пятьдесят. Это значит, что скоро ты сможешь не жарить себе яичницу по утрам, а завтракать в дорогих заведениях!

— Честно говоря, мне как-то больше по душе в кабаках выступать, — я сильно мялся, говоря это, ведь Влад всегда пытался добиться максимальных результатов с моими работами.

— Ты совсем что ли с ума сошел? — мой товарищ перешел на повышенные тона. — Ты представляешь, сколько мы выручим, если это зайдет народу? А оно ведь зайдет, и ты прекрасно знаешь об этом! И не думай даже отказываться, — он погрозил мне пальцем. — Этот сборник того стоит, это твои труды, блять!

Тяжело находиться под гнетом такого товарища.