Глава шестая Сумеречные успехи и взлеты
Утром не встал, а пошел на взлет. Это вследствие важности дня, о котором думаешь в преддверии сего и не только. Мама рассказала, как ей рассказали, что я натворил ночью в подъезде. Ей не нравилось, что я больной, выхожу на улицу, тем более в такой час. Посыпались вопросы: что я делал так поздно, зачем испугал женщину и какого черта дверь еще не перекошена?! На все эти вопросы легли мастерски сложенные, лживые ответы.
— А дверь? Что дверь? Мне и так нравится, — сказал уже выходя, но не тут то было. Меня не выпускали. Мои обвинения? Плохое поведение, несоблюдение постельного режима, ночные прогулки неизвестно где и с кем, общее непослушание. Зацепившись за ее же упрек, ответил, что дверь покрасить поможет моя суженая. Только с ней надо поговорить с глазу на глаз. Впервые за последнее время ей не врал. Почти. Видимо, возможность познакомиться с невесткой, ее прельстила и меня отпустили с ограниченным временем. Заранее было известно, что уложить все задуманное не получится в указанный срок. Проделав те же операции, что и в прошлый раз, уже подходил к школе. На этот раз людей было намного больше. Целая вереница груздей, школьников. Однако даже среди них смог выцепить незнакомое лицо предположительного учителя. Интересно даже не то, что кто то захотел стать учителем, а то, что для вакансии у нас в школе кто-то должен был умереть.
Ждать общую ватагу подруг не имело смысла поэтому, у меня был план украсть Веронику на лестнице. Найдя их, надеялся, что она в самом конце. Иначе просто провал. Увидев ее тихий, тонкий стан поднимающийся на лестнице как раз в конце группы, я действовал. Ухватив ее за рукав, как в тот раз показал палец около губ. И жестами позвал за собой. Даже не посмотрев назад, она начала следовать. Мы направлялись в столовую. Сейчас там было минимально люду и мы могли спокойно пообщаться. Присев за стол, я начал:
— Видимо, ты не забыла обо мне, это хорошо.
— Хм — м — м… Не могу сказать то же самое. Хоть ты мне не чем и не обязан, ведь мы еще даже не друзья, — больно укололо в сердце, потому что правда.
— Раньше не мог. Когда мы тогда прощались, ты спросила, интересный ли я человек.
— Я спросила, интересная ли у тебя жизнь. Это разное.
— Как это разное, не объяснишь? — подставил руку под голову и готовился ее слушать. Только и хотел ее бархатного голоса.
— А вот так. Разные. Человек интересный может представляться интересным и к внешней стороне человека, и отчасти внутренней. Побуждения, рассуждения, идеи. Человек с интересной жизнью сам себя объясняет и объявляет. Жизнь его интересна, не завися, причастен он к этому или нет.
— То есть если ты жертва обстоятельств… И твоя жизнь все равно может быть интересной?
— Так и есть. Хм — м — м. Люблю таких. Поэтому стараюсь окружить себя людьми с такой жизнью. Катя, которая рядом стояла со мной, любит кормить бездомных животных. Сколько у нее историй о том, как ее чуть не съели заживо или как ее покусали, и теперь ей нужно множество уколов от бешенства. Вторая Катя постоянно с Викой цапается. Они будто были созданы, чтобы волосы выдирать друг другу. А Полина просто удивительна тем, что умудряется держать нас всех вместе. Хотя становится не так удивительно, когда узнаешь, что она держит своих родителей вместе. Они хотят развестись уже как пять лет.
— А твоя жизнь в чем заключается?
— Не в чем, кручусь сначала в школе, обязательно все пятерки должны быть. Потом с репетитором учу языки, которые мне не пригодятся. Секции, кружки, медали, награды, грамоты. Кому это нужно? Кому интересно?
— Такая жизнь… Это инвестиция в будущее. Если тебе кажется жизни остальных беззаботными и увлекательными, то ты ошибаешься. Нет, ты права, только завидовать им не стоит. Ты устроишься на отличную работу, будешь путешествовать. А что Катя, к примеру? Ее собаки съедят, про обоих говорю сейчас, — Веро́ника улыбнулась, отвела свои зеленые глаза в сторону и хлопнула меня, смеющегося, по руке. — Если не против, можешь послушать про мою счастливую жизнь. Раньше не мог к тебе прийти, потому что заполнял свою жизнь интересом. Если в прошлый раз она становилась все интереснее, то сейчас жизнь действительна — сплошное приключение. Очень странна, но интересна. Знаешь Колю Бобенко и его работы?
— Кто же его не знает…
— Так вот, я теперь работаю с ним. Или на него? В принципе без разницы. Главное, что я ему в помощь при создании великого.
— Хм — м — м, ну и какого там? Слышала, что это почти как работа, только единственное отличие, что тебе почти не платят.
— Действительно так. Сперва мне выдали инструмент, потом его отобрали, потом меня избили им. Но ничего страшного. Я познакомился с Оксаной. Это тоже лопата. Они дают инструменту женские имена и считают свою лопату уникальным оружием против замерзания. Познакомил меня Энерго. Любит считать себя ЛЭП и присвоил себе слоган «энергия в каждый дом». Если к нему подключить провода, действительно можно целый город запитать. А избил меня моей же лопатой Пахом.
— Что же, как в фильме?
— Каком?
— Хм? Ты что не знаешь «Зеленого слоника»?
— Агх. В фильмах я не силен, прости.
— Извиняться здесь не за что. А как же твою лопату зовут?
— Ну, для начала ее нужно вернуть. У Пахома с ней родительские отношения.
— Что же лопата его усыновила?
— Если бы.
— Хм — м — м. Знаешь, возможно, если ты дашь ей имя она к тебе и вернется.
— А это идея, какое же посоветуешь?
— Не знаю. Хм — м — м… Какое тебе понравится?
— Мне твое имя очень нравится, — Веро́ника премило покраснела. — Знаешь, мне даже кличку дали — Пьеро из Буратино. Говорят, я такая же кукла, как и он.
— Здесь бы согласилась, — нет, ну это уже хамство. Она поспешила оправдаться:
— Ты очень интересный… С внешней стороны… — видно было, что это давалось с трудом, и все ее лицо залилось пунцовым цветом. Она засмущалась и опустила глаза еще ниже. Меня постигла та же участь, только с улыбкой.
Невольно повисла какая-то пауза, и хотелось поскорей ее прогнать.
— Ну, это… все это… только в первый день. Потом мы делали клубок снега, надо было полить ограду водой, а я часть расплескал в подъезде. На утро замерзло, и бабушка поскользнулась, но это ничего, потому что я вчера тоже там поскользнулся, — зачем вообще все это рассказываю и говорю. Волнение ворочает моим языком. Тут прозвенел звонок, не дав мне собраться.
— Большая перемена закончилась. Сереж, мне пора. Еще увидимся, надеюсь, — остановил ее, потянув за рюкзак, развернув и положив руки ей на ее совсем хрупкие плечи.
— Вместо надежды встретиться со мной, давай лучше встречаться, — Веро́ника опустила глаза в сторону.
— Мы ведь еще даже не друзья, — она наконец вернула свой взгляд.
— Зачем нам быть друзьями, когда мы можем быть кем то большими? — начал бурить ее глазами.
— Глупый. Не знаешь, что лучшие отношения начинаются с дружбы, — начав приближать ее, приговаривал почти шепотом:
— У нас и так… — но она прильнула свой тоненький пальчик к моим губам. Отстранила руку в жесте рукопожатия.
— Дружба? — посмотрев на руку с секунду, наконец, нашел чем заверить и завершить. Пожав руку, сказал двусмысленно:
— Пока, — и тут подтянул руку к губам в порыве нежности. Она разрешила это, хотя чувствовалось, что была удивлена. Взгляд понял — приятно. Взгляды, соединившись, бросили искру, как удар молота о наковальню. Она отвернулась от наковальни в красном цвете лица и удалилась, не сказав «пока» в ответ, оставляя ни только свой приятный запах, но и надежду. Проводил ее взглядом, пока она кокетливо удалялась физически, а вот метафизически она все была ближе и ближе к моему сердцу. Пришлось присесть и подумать. Слишком много всего было потрачено в эти двадцать минут.
Вроде отшила, а вроде нет. Ей просто страшно, что все пройдет слишком быстро. Есть надежда! Возможно, просто себя утешаю, что стал просто другом. По сути ей прихожусь ни больше не меньше, чем какая-то Полина, или Катя, или Екатерина II. Однако до сегодняшнего дня был даже меньше, чем это. А самое главное, она не сказала пока! Дружба? Пока! Пока что дружба! Ответила бы «пока» и она определила смысл точно. Ладно, сидеть и заниматься разбором полетов можно бесконечно. Надо быстрей двигаться дальше. Посмотрев в телефон, увидел с дюжину пропущенных звонков и сообщений. Все от мамы. Некогда. Меня осенило. Наконец вспомнилось, что эти два живых олицетворения геморроя говорили.