Ты мне не босс!

Элина Витина (2024)

— Мой отец совершил ошибку, когда нанял тебя, — зло выплевывает он. — О да, кажется, я это уже слышала. Как ты там сказал? Твой брат польстился на мой прелестный зад? Что насчёт отца? Какую часть тела выберем для него? — Воинственно хмурюсь и выпячиваю вперёд грудь. Кажется, Демид расценивает это как прямое приглашение поиметь меня взглядом — жадно сканирует мое тело, будто всерьёз раздумывает, что именно могло заинтересовать его отца. Нахально. Беспардонно. С каким-то голодом. — Откажись, пока не поздно, и проваливай обратно в свою Европу, — шипит он. — Не дождёшься, — злобно бросаю. — Ты мне не босс! — Это мы ещё посмотрим! — нагло заявляет он и посылает мне такую улыбку, от которой трясутся коленки и кровь стынет в жилах. Я и представить не могла, во что выльется новый рабочий проект. Мало того, что мне предстоит восстановить деловую репутацию завода после утечки химотходов, так еще и самодовольный нахал Демид Вяземский почему-то решил, что он мой босс! 19.07.24 — Tibioka — fb2 из текста (docx) от автора

Глава 9. Катерина

С любопытством оглядываю кабинет, который на ближайшие пару недель станет моим, и понимаю, что испытываю облегчение. Я, конечно, знала, что здание заводоуправления находится отдельно от рабочих цехов, но до последнего боялась, что придется сидеть где-то посреди цистерн с химикатами и станками.

Кабинет довольно тесный, но светлый и уютный. Стол, кресло, компьютер… мне, по сути, больше ничего и не надо.

Сейчас моя главная задача — найти информацию о фонде «Сердце планеты» и решить, как это может сыграть нам на руку. Демид прав, губернатор вряд ли позволит дочери нанести вред заводу и потерять львиную долю поступлений в бюджет области, но дети не всегда слушают родителей. Мне ли это не знать…

Я едва успеваю пролистать пару постов в их соцсетях, когда раздается стук в дверь и в кабинет заходит молодой человек с двумя чашками кофе.

— Здравствуйте еще раз, — добродушно улыбается он. — Понимаю, что в общей массе вы вряд ли запомнили мое имя, поэтому напомню — Александр Марченко.

— Катерина, — киваю я, с благодарностью принимая напиток. Хоть один мужчина донес сегодня кофе до адресата…

— Подумал, что вам он пригодится, — подмигивает он. — Судя по тому, что рассказал Демид, этой ночью вы вряд ли выспались.

— Ох, не напоминайте, — закатываю глаза. — Худшая ночь в моей жизни.

Мужчина, который в этот момент как раз делал глоток из своей чашки, начинает отчаянно кашлять и, утерев выступившие слезы, уточняет:

— Все было настолько плохо?

— Вы не представляете насколько, — вздыхаю я и морщусь, снова вспоминая красные стринги и презерватив под кроватью.

— Никогда бы не подумал, — задумчиво протягивает он. — Все-таки правду говорят: внешность обманчива…

— При чем тут внешность? — удивляюсь и тут же спохватываюсь: — Погодите! Вы знали того, кто жил в этой квартире до меня? Она же корпоративная! Значит, там останавливался кто-то из командировочных, верно? Это они развели там бордель?

Александр как-то странно ухмыляется, ставит чашку на стол, присаживается на стул напротив меня и мягко просит:

— А вот с этого момента поподробнее, пожалуйста. Мне кажется, в разговоре с Демидом я упустил какую-то важную деталь.

Я успеваю в красках поведать ему о своей находке, но, когда дохожу до момента рыцарского спасения и роли Вяземского, в дверях появляется Антонина и предупреждает нас о визите журналистов.

Александр тут же срывается с места, чтобы встретить их у проходной, а я сломя голову несусь в приемную, потому что помню, что большое окно оттуда выходит как раз на крыльцо. Туда, где на ветру, словно флаг поверженного государства, развевается зеленый баннер.

— Кто у вас тут завхоз? Или офис-менеджер? — спрашиваю у Антонины.

— Настя офис-менеджер, — блеет она. — А завхоз… у нас нет такого. Охранник есть.

Скептически окидываю взглядом перепуганный женский коллектив вокруг себя и, вздохнув от безысходности, распахиваю окно. Лицо тут же обдает промозглым осенним ветром, а пространство офиса наполняется ничем не сдерживаемым холодным штормом. Волосы, собранные в высокий хвост, хлещут меня по щекам и противно прилипают к блеску на губах, но я тем не менее решительно шагаю наружу.

Не знаю, в каком году построено здания управления, но оно мне до боли напоминает Дворец культуры в моем районе, куда я ходила в детстве в театральную студию. Там тоже над крыльцом была широкая крыша, куда зимой водружали облезлую елку, а летом — афиши предстоящих концертов. Мы с друзьями не раз выбирались на нее подышать свежим воздухом ввиду полного отсутствия кондиционеров в здании и присутствия слабоумия и отваги в организме. Однажды нас за этим делом застукал завхоз Петр Федорович, и после длинной лекции о технике безопасности мы поклялись никогда так больше не делать, если он не расскажет нашим родителям.

Так вот сейчас, пытаясь не согнуться пополам от шквальных порывов ветра, я мысленно прошу прощения у Петра Федоровича за то, что нарушила обещание. Но, как я и сказала раннее, здание управления — это лицо завода. И моя работа — это лицо «намарафетить» и выгодно продать, а не усугубить ситуацию еще больше.

Втянуть баннер оказывается не так сложно, а вот с тем, чтобы закрепить его, приходится повозиться. Тросик, которым он был привязан, оборвался, и связать оторванные концы не так-то просто. Остается порадоваться, что на дворе не зима, иначе обледеневшие пальцы бы точно не справились с этой задачей.

Наконец мне удается завязать хлипкий узелок, и с чувством выполненного долга я резко выпрямляюсь, готовясь бросить победный взгляд на толпу у окна.

Правда, вместо этого моя нога цепляется за штырь, к которому привязан один конец баннера, и я моментально теряю равновесие.

За долю секунды я успеваю не только попрощаться с жизнью, но и представить газетные заголовки, которые пестрят почему-то абсурдным «сгорела на работе», хотя огня тут, конечно, и в помине нет. Но в следующее мгновение вместо жесткого асфальта я чувствую цепкую хватку и ударяюсь лбом в твердую грудь Вяземского. Но сетовать на его накачанную мускулатуру, разумеется, не собираюсь. Хотя давайте будем честными: если бы он был таким же «пухляшом», как брат, наше столкновение было бы гораздо мягче. В прямом и переносном смысле.

Потому что сейчас я не берусь сказать, что на самом деле является причиной «звездочек» перед глазами. Поднимаю на него взгляд и тут же попадаю в бездонный омут ореховых глаз. Демид часто дышит, будто бежал сюда, хотя я прекрасно понимаю, что он бы не успел. Он уже был рядом. Вышел за мной на крышу, когда увидел, как я сражаюсь с баннером.

По коже растекается липкая испарина, и я бы могла соврать, что виною всему страх, но это все он… чертов Демид Вяземский. Вязну в его взгляде и без зазрения совести наслаждаюсь тем, как его дыхание горячей волной обжигает мои скулы.

Меня жутко раздражает то, как тело реагирует на него. На его запах. Его голос. Его присутствие. Он слишком близко. Его пальцы до сих пор сжимают мои плечи, и от этого меня накрывает каким-то странным чувством. Мне не должно это нравиться. Я не должна этим наслаждаться. Но тем не менее адреналин растекается ручейками по венам, заставляя сердце натужно тарабанить и облизывать пересохшие губы. Вяземский сосредоточенно осматривает мое лицо, задерживаясь дольше, чем надо, на губах. Его рот слегка приоткрывается, будто он прикладывает неимоверные усилия, чтобы сдержать язык за зубами. И нет, не потому, что боится сказать что-то лишнее… Лишнее он боится сделать.

Не знаю, сколько длится этот момент. Мы будто застываем в густом облаке, сотканном из сексуального напряжения и раздражения. Меня злит, что Демид меня спас и я теперь перед ним в долгу. Он наверняка злится по тому же поводу. Не удивлюсь, если действовал на автомате и сейчас мысленно корит себя, что если бы не такая быстрая реакция, то одной проблемой в его жизни стало бы меньше.

Но в то же время было бы глупо отрицать и другие эмоции, которые, словно молнии, прорезают воздух между нами.

И если бешеную гонку крови по венам я могу объяснить всплеском адреналина, то что делать с приятной тяжестью внизу живота — я не знаю… Одно дело — насмехаться над его глумливыми взглядами и дразнить его в полотенце, и совсем другое — чувствовать, как желание мягкими вибрирующими волнами растекается по всему телу. Это явно не входило в мои планы. До сих пор не входит. Но… всегда есть гребаное пресловутое но.

И пусть хоть на несколько секунд, но я позволяю себе эту слабость. Не отталкиваю его, снабдив это действие парочкой крепких словечек, а наоборот, льну к нему еще ближе и бесстыдно втягиваю носом его запах.

Сейчас от него веет не только нахальной самоуверенностью, но и мужественностью, адреналином… возбуждением.

О да, кажется, в этой пикантной ситуации нет паука, мы оба глупые мухи, попавшие в липкую паутину.

Пытаясь игнорировать неистовые удары молота в ушах, я выдавливаю из себя тихое «спасибо». Вряд ли Вяземский услышал меня, но, если учесть, что его взгляд все еще касается моих губ, думаю, он меня понял. По крайней мере, выражение его лица приобретает хоть какую-то осмысленность, и, мотнув головой пару раз, он уверенно тащит меня внутрь.

— О чем ты только думала? — едва подошвы моих туфель касаются паркета в приемной, гнев Демида обрушивается на меня. — Мало нам слухов о дохлых утках в озере, ты решила добавить сюда пару сенсаций в желтых газетенках о том, что наши работники с крыши бросаются? Не удивлюсь, если бы твою смерть связали с тем, что совесть замучила из-за утечки и урона экологии.

— Это единственное, что тебя волнует? — злобно парирую, пытаясь буксовать каблуками, но это абсолютно не мешает ему тащить меня в свой кабинет. Все работники, которые еще каких-то полчаса назад приветливо нам улыбались, сейчас таращат на нас испуганные глаза и боятся вмешаться. — Как моя смерть отразилась бы на репутации компании?

— Что тебя удивляет? — усмехается он. — Я здесь именно за этим — обелить репутацию завода, а не закопать его еще больше!

— Я, между прочим, тоже! — напоминаю ему и топаю ногой для усиления эффекта.

— Мой отец совершил ошибку, когда нанял тебя, — зло выплевывает он.

— О да, кажется, я это уже слышала. Как ты там сказал? Твой брат польстился на мой прелестный зад? Что насчёт отца? Какую часть тела выберем для него? — Воинственно хмурюсь и выпячиваю вперёд грудь. Не то чтобы я всерьез думала, что мой гнев хоть как-то подействует на него, но, судя по всему, мои слова возымели обратный эффект.

Кажется, Демид расценивает это как прямое приглашение поиметь меня взглядом — жадно сканирует мое тело, будто всерьез раздумывает, что именно могло заинтересовать его отца. Нахально. Беспардонно. С каким-то голодом.

— Откажись, пока не поздно, и проваливай обратно в свою Европу, — шипит он.

— Не дождёшься, — злобно бросаю. — Ты мне не босс!

— Это мы ещё посмотрим! — нагло заявляет он и посылает мне такую улыбку, от которой трясутся коленки и кровь стынет в жилах.

И да, уверена, будь на моем месте застенчивая барышня, она бы уже на всех парах бежала собирать чемодан. Вот только я не из робкого десятка, поэтому посылаю ему свою лучшую улыбку и бросаю:

— Отъявись от меня, Вяземский!

— Что ты сказала? — закипает он. Глаза наливаются кровью, а ноздри раздуваются и белеют.

— Отъявись от меня, — повторяю как ни в чем не бывало. — Сказки читал? Там обычно, если очень хотят, чтобы кто-то пришел, говорят: «Явись передо мной, как лист перед травой». Следовательно, отъявись — это когда очень хочется, чтобы кто-то исчез. Как, например, в нашем случае.

— Знаешь, что я сделаю с твоим грязным ртом? — глухо рычит он.

— Вымоешь с мылом? — закатываю глаза от такой банальности. Не думала, что у Демида и моей бабули есть что-то общее. Та тоже постоянно угрожала мне этим. Что поделать, я с детства в карман за словом не лезла.

— Оттрахаю его по самые гланды, — заявляет он и угрожающе надвигается на меня.