Тайна дома Гленнон-Хайтс

Эйриэнн Корриган, 2019

Оливия уверена: люди, переезжающие на Олкотт, 16, что-то скрывают. Последняя семья съехала глубокой ночью, а новые жильцы, Донахью, понятия не имеют, почему. И только Оливии удается подружиться с Джейни Донахью, как она становится свидетелем странных событий. А начинается все с загадочного письма от Часового, который утверждает: если семья Донахью «не прекратит вторжение» и не покинет дом, в комнатах скоро запахнет смертью…

Глава 6

Мы успели пройти только один дом, как моя мать перешла в атаку.

— Не стоит проводить столько времени в особняке Лэнсомов, — она говорила медленнее, чем шла, и каждое слово было словно новый кирпич в стене между мной и Джейни.

— Ты хочешь сказать, особняке Донахью?

— Ты знаешь, что я хочу сказать. Джейни может приходить к нам в гости, вы можете сколько угодно ходить в бассейн, но нужно дать ее семье немного отдохнуть. Наладить жизнь и хозяйство в таком большом доме и так непросто, особенно когда у тебя под ногами путаются посторонние дети.

— Мам, это чушь.

— Разве? Скажи мне, когда в последний раз ты просила меня забрать тебя из гостей?

— Никогда. Просто я испугалась. Но больше не буду так делать, потому что ты наказываешь меня за то, что я попросила тебя о помощи.

Такое обвинение сработает. Мы обе это знали. Теперь все зависело лишь от того, как долго мы сможем притворяться, что мама не обратила внимания на эту фразу.

— Лив, я и не ожидаю, что ты поймешь…

— Да? Тогда хорошо, потому что я и правда не понимаю! Джейни не виновата, что какой-то сумасшедший подсунул угрозы им в ящик.

— Это наименьшая из проблем этой семьи, Оливия. — Мама понизила голос почти до шепота, хотя мы были уже во дворе собственного дома и Донахью никак бы нас отсюда не услышали. — Ты просто не замечаешь. Иногда на поверхности все хорошо, но внутри кроется гниль.

Она открыла дверь с сеткой, пропуская меня вперед, и мне пришлось войти внутрь, хотя я мечтала остаться на ступеньках, наблюдая за домом на Олкотт, 16. В качестве компромисса я плюхнулась на чересчур туго набитый диван на террасе и уставилась на видневшиеся в отдалении башенки дома.

Гниль — это довольно сильное слово. Было приятно, когда отец Джейни пригласил меня поучаствовать в собрании, словно я тоже часть семьи. Я наслаждалась постоянной суетой, царившей в их доме, беготней вверх-вниз по ступенькам. И даже спор за ужином доставил мне удовольствие. У нас дома все было слишком спокойно. И мы почти никогда не обсуждали за столом что-либо важное. Обычно мы говорили о цифрах: о моих спортивных достижениях, пробеге одной из отцовских машин, о том, сколько мама потратила на тот кусок мяса, который дымился сейчас у нас в тарелках… Конечно, мне было неловко, когда мистер и миссис Донахью начали ссориться — но они, по крайней мере, разговаривали друг с другом. Я задумалась и не смогла вспомнить, когда мнение кого-то из моих родителей было настолько важным для другого, чтобы начать спорить.

* * *

На следующее утро я собралась на пробежку и увидела, что за кухонным островком восседает тетя Джиллиан, мама разбирает посудомойку, а отец читает газету.

— Ты не можешь просто запретить ей туда ходить, — говорила тетя. Я попятилась вверх по ступенькам и мысленно принялась ее подбадривать.

— Конечно, могу. Я ее мать. Часть моих обязанностей заключается в том, чтобы запрещать.

— Ты мать подростка, запрет только настроит ее против тебя. Можешь просто сразу начинать платить соседям за то, что Оливия к ним переедет.

Я услышала шуршание бумаги, и мой отец вздохнул:

— Вообще не понимаю проблемы.

— Просто предчувствие, Брэд. Я не могу толком объяснить. — И отец, и тетя Джиллиан стали возражать. — Да знаю я, знаю. Но я доверяю своим инстинктам. Этот Донахью такой вкрадчивый, как лис. Все время было такое чувство, что он пытается мне что-то продать. Что-то с ним не так. Да и вообще странная история. Ладно непонятное письмо, но вокруг него накрутили столько драмы! Она собиралась звонить в полицию из-за этой злосчастной бумажки.

— Ну, по правде сказать, письмо и правда довольно пугающее, — заметила тетя Джиллиан.

— Да, но устраивать из-за него истерику? А он все спрашивал, «из этих» ли наш район. Мне все хотелось уточнить, из каких еще «этих».

— Послушай голос разума: это не та ситуация, в которой стоит ложиться костьми. — Я услышала, как мой отец сложил газету. — И кстати, насчет платы за аренду: Джилл, когда ждать чек? Если я правильно понял, наш дом теперь — твоя официальная резиденция.

— А что, найдется для меня местечко, Брэд?

Конечно, они оба шутили, но, как и всегда между моей тетей и моим отцом, в этих шутках было двойное дно.

— Так, хватит. — Внимание моей мамы переключилось с семейных проблем Донахью на свои собственные. Но сейчас они меня мало занимали. Я встала и нарочито громко пошла вниз по лестнице. Когда я легко промчалась сквозь кухню, все были чем-то заняты, делая вид, что вовсе не сплетничали только что о Донахью, как семиклассницы на пижамной вечеринке.

— Ты на пробежку? — неестественно веселым тоном спросила тетя Джиллиан.

— Угу. — Как будто шорты и кроссовки нужны для чего-то другого.

— А потом? — снова задала вопрос тетя Джиллиан, но ответ был нужен моей матери.

— Не знаю. — Я попила воды, закрыла холодильник и посмотрела на нее в упор.

— Если пойдешь к Джейни… — начала она и умолкла. Повисла звенящая тишина, словно все затаили дыхание в ожидании продолжения. — Если пойдешь к Джейни, позаботься о том, чтобы телефон был включен. И время от времени сообщай, как дела.

— Можно я буду просто пинговать?

Это означало, что можно ничего не писать, а просто отправлять слово «пинг» — и станет ясно, что я жива, все в порядке, меня не нужно спасать.

— Конечно.

Мама и папа обменялись взглядами — дружескими, словно они выступали за одну команду и мама только что показала отличное время.

— Ладно, — сказала я и добавила: — Я вас люблю.

Я обращалась ко всем сразу и в тот момент действительно так чувствовала. Отец не предложил пойти со мной, чтобы засекать время, и я была не против. Я сделала несколько глубоких вздохов, встряхнулась, чтобы расслабиться, и побежала.

Топая по району, я заново прокрутила в голове все, что знала о Донахью. Каждую неожиданную грань каждого из них, которая мне открылась, каждый свой незаданный вопрос. И как ни тяжело было это признать, в словах мамы было зерно истины. Мистер Донахью производил впечатление человека, стремившегося добиться успеха во всем, за что бы ни брался. Как будто он мечтал покорить весь мир. На ежегодном корпоративе в компании, где работала моя мама, начальник всегда приглашал фокусника, чтобы тот ходил по залу и развлекал детей. Но он так старательно исполнял свои номера и так часто ошибался, что в итоге все пытались очень увлеченно смотреть в свои тарелки, чтобы фокусник к ним не подходил. Вот и мистер Донахью производил похожее впечатление.

Миссис Донахью казалась более искренней — до того как уселась напротив своего мужа тем вечером. Или, может, она просто лучше маскировалась. Я вспомнила о схемах распределения работы по дому, которые она составляла, и о том, как сдержанно она разговаривала с детьми. Интересно, позволяет ли она себе хоть иногда расслабиться. Если бы у моей мамы было больше терпения, они бы даже могли подружиться.

Люси — резкая, озлобленная и в постоянном напряжении. Она меня пугала — такое чувство, что ее вообще ничем не пронять. Джейни говорила, что Люси будет притворяться, что хорошо ко мне относится, и иногда она действительно это делала. Но в остальное время было очевидно, что Люси на самом деле всех ненавидит и постоянно в одном шаге от того, чтобы объявить об этом во всеуслышание.

Я ускорила бег и призналась себе, что отношение Бена волнует меня больше, чем стоило бы. Прошлым вечером, отпуская шуточки, которые должны были заставить Люси и Джейни завопить от возмущения, он поглядывал на меня. Он не считал меня пустым местом.

Но у него явно был какой-то скелет в шкафу. Что-то, случившееся в Нортхэмптоне. Это словно на лбу написано. И его родители обращались с ним осторожно, словно он был хрупким цветком. Или гранатой, готовой вот-вот взорваться.

И, конечно, Джейни. Вся окутанная тайнами, самая настоящая русалочка. Она постоянно что-то набирала на телефоне, когда думала, что я не вижу, но никогда не рассказывала о друзьях на старом месте. Я знала ее, но словно бы не могла преодолеть завесу тайны. Так что я просто бежала. Бежала, несмотря на боль в боку и в груди, несмотря на резь в мышцах.

Пробегая через парк, я вдруг заметила Джейни на скамейке, словно призвала ее своими размышлениями. Пришлось сойти с дистанции и замедлить бег. Джейни сидела расслабленно, сегодня ее темные волосы были собраны в косу, а светлые прядки поблескивали на солнце.

— Можешь не останавливаться ради меня, — сказала она, когда я поравнялась с ней. — Я просто сижу.

— Мне все равно надо передохнуть, — тяжело дыша, сказала я. — Что ты тут делаешь?

Джейни огляделась:

— Отдыхаю в парке.

— Ну да, просто… — я успела поймать себя за язык раньше, чем произнесла что-то вроде «Но это мой парк».

Но Джейни все равно это поняла.

— Я не обязана везде ходить с тобой.

— Я люблю сюда приходить.

— Но это не твой личный парк.

— Ничего себе. — Я чуть было не спросила что-то в духе «Что на тебя нашло», но на самом деле и так это знала. Это была естественная реакция на мое проявление собственничества.

Джейни тоже взяла себя в руки.

— Извини, — сказала она. — Просто… понимаешь, иногда очень хочется перестать чувствовать себя гостьей. В парке, в бассейне, даже в собственном доме.

Я села с ней рядом и уперлась ногами в сетчатую ограду.

— Ты испугалась? Получилось заснуть?

— Да, я спала. — Джейни наблюдала, как я потягиваюсь. — А что говорит твоя мама?

Что бы такого ей сказать, чтобы не стало еще хуже.

— Она считает, что это тупая шутка. Возможно, дети.

— Мы тоже дети.

— Ну, ясное дело, она не имела в виду нас.

— Ну да. Вот скажи, тебе бы такое могло прийти в голову?

— Нет, конечно.

— Именно. Я не думаю, что это сделали дети.

— А кто тогда? Думаешь, кто-то правда настолько сходит с ума по этому дому, что столетиями следил за его жителями? Серьезно? Над вами просто подшутили. И мне очень жаль, правда. Это мерзко, и вы этого не заслужили. Этого никто не заслуживает. — Я встала. — Слушай, мне надо в душ. Хочешь, потом пойдем в бассейн? Можешь взять маму, чтобы она вас всех записала. И тогда ты будешь меньше чувствовать себя гостьей. Или давай попросим Люси пойти в школу и…

— Мне нужно домой, — сказала Джейни равнодушным голосом. Раньше я не слышала, чтобы она так говорила. — Мама хочет, чтобы мы все были дома. У нее встреча с риелтором.

— Джейни, ты в порядке?

— У тебя когда-нибудь бывало чувство, что ты не можешь что-то обогнать? — Она посмотрела на меня, и на мгновение мне показалось, что сейчас она заплачет. Но она захихикала — поначалу несколько истерично, но потом, наконец, стала похожа на саму себя — ну или, по крайней мере, на ту себя, с которой я была знакома уже целых пять дней.

— Извини, — сказала она. — Стоило посмотреть на тебя. — Она показала на мои кроссовки и спортивную одежду. — Ты тренируешься специально для того, чтобы обогнать кого угодно.

Она засмеялась еще громче, я попыталась к ней присоединиться — но на самом деле все это не казалось мне особенно смешным. Это был довольно странный вопрос, в особенности из уст четырнадцатилетней девочки, и во мне зашевелилось неприятное чувство, что мама, возможно, права.

Может, в семье Донахью и правда есть какая-то гниль.

Впрочем, это не удержало меня от того, чтобы пойти к ним сразу после душа. Я написала Джейни: «Тебе что-нибудь нужно?» Она ответила: «Ты имеешь в виду оружие?» — и это дало мне некоторое представление о том, чего ожидать. Она написала: «Просто заходи внутрь», но вламываться в чужой дом по-прежнему было неловко, так что я подошла к задней двери и слегка постучала, надеясь, что она в кухне. Но дверь открыл мистер Донахью; он говорил по телефону, так что поздоровался со мной одними губами и трижды показал наверх — я расшифровала это как «иди на третий этаж».

Все собрались в комнате башни. Люси сидела на кровати, подогнув под себя ноги, на коленях лежал айпад. Джейни сидела на краешке обитого мехом табурета перед старинным туалетным столиком. А Бен развалился в меховом кресле-мешке.

Если комната Джейни была калейдоскопом ярких цветов и пестрых узоров, комната Люси выдавала в ее обитательнице убежденную перфекционистку. Кровать, книжные полки, стулья, ковры — все сияло безупречной белизной. Мне даже стало страшно садиться. Выходя из дома, я захватила со стола черничный маффин — а вдруг какая-нибудь злосчастная крошка прилипла к ноге?

Из-за закругленных стен комната была теснее обычного. Люси напихала внутрь столько белых подушек, легких одеял и пушистых ковров, что было такое чувство, словно нас засунули в середину рулона бумажных полотенец. Было тесно, но не сказать чтобы неудобно — все очень мягкое и приятное на ощупь.

— Добро пожаловать в Операционный центр, — сказал Бен и выпрямился. Я услышала, как частицы набивки заскрипели под его весом.

Люси указала на другой конец своей кровати:

— Садись.

— У тебя очень красиво, — сказала я, аккуратно садясь на край белого покрывала.

— Она имеет в виду «нелепо», — прокомментировал Бен. — Сколько белых медведей погибли ради того, чтобы ты могла обставить свой дворец Снежной королевы?

Джейни повернулась в мою сторону на стуле:

— Мы разрабатываем план нападения?

Ее голос прозвучал так, словно это вопрос, и она бросила взгляд на Люси, словно ожидая подтверждения. В присутствии старших брата и сестры она словно казалась младше. Но, может, во всех семьях так происходит.

— Записка у вас? — спросила я. Все трое помотали головой.

— Мама оставила ее себе, — сообщила Джейни. — Хочет показать риелтору.

— Зачем? — удивилась я, и все трое пожали плечами.

Люси скучающим тоном произнесла:

— Я помню ее наизусть.

Джейни сказала:

— Мы составляем список подозреваемых.

— Ясно, — кивнула я, и, не успев остановиться, глянула на экран. Он был белым и пустым, как и все остальное в комнате.

— Ты в него не входишь, — ободряюще сообщила мне Джейни.

Бен взглянул на меня:

— По этому поводу мы не пришли к согласию.

Я решила, что он пошутил.

— Если бы я писала письмо с угрозами, оно было бы адресовано лично тебе, — вдруг вырвалось у меня.

— О нет, Оливия выпустила когти! — вскричал Бен. Я заметила, что Люси и Джейни переглянулись.

— Простите. Значит, я не вхожу в список. А кто входит?

— Это ты нам расскажи. — Люси взяла стилус.

А Джейни добавила:

— Мы подумали, что ты знаешь всех, кто живет по соседству. Кто-нибудь приходит на ум? Может, кто-нибудь немного… того?

— Нет! Ну то есть, я хочу сказать, что ничего не приходит в голову.

— Да ну, это бред. В любом районе есть ребята со странностями. — Бен хлопнул ладонью по полу. Помните мистера Кадди? Он не разрешал парковаться напротив его дома.

— Угрожал, что будет оттаскивать на буксире, — сказала Джейни.

Люси добавила:

— Наших бабушку с дедушкой и правда это постигло рождественским утром.

— Он был слегка со странностями.

— Да он был просто чокнутый!

— Ну, здесь таких нет. — Потом я задумалась. — Папа говорит, что мистер Парк злится, что люди не выпалывают одуванчики. — Джейни выглядела непонимающе, и я пояснила: — Семена разносит ветром, и они распространяются. А как-то раз он пытался собрать всех, чтобы вместе поехать в супермаркет и купить одну и ту же жидкость против сорняков. Но идея как-то не «взлетела».

— В записке ничего не было про сорняки, — заметил Бен.

— Ну да.

— А женщина на углу? Которая живет в желтом доме?

— Мисс Эббот?

— Я не знаю, как ее зовут. Она похожа на Анну Винтур, только старше.

Я наблюдала, как Люси записывает имя милой пожилой леди, которая всегда хвалила мой внешний вид, когда я шла в школу первого сентября.

— Мисс Эббот никогда бы не написала ничего подобного, — сказала я.

— Она постоянно смотрит в окно. Или сидит во дворике и смотрит на улицу. Наблюдает.

— Просто она курит.

— И что?

— Поэтому часто сидит во дворике.

— А окна?

— Ну так ведь затем они и нужны, чтобы в них смотреть.

— Это подозрительно. Она замужем? У нее есть дети или внуки?

— Вы же знаете, что именно так все начиналось в Салеме, правда?

Люси закатила глаза:

— Мы родом из Массачусетса, — сообщила она. — Так что мы прекрасно знаем, что произошло в Салеме.

— Ну тогда вы должны знать, что в колдовстве обвиняли женщин, живших в одиночестве, потому что они не могли рассчитывать на защиту семьи. А судьи просто хотели получить их землю.

— У нас есть своя земля, — сказала Люси.

— У нас даже башня есть. — Бен показал на потолок.

— Но нельзя же ни с того ни с сего начать подозревать пожилую леди, которая тут прожила всю жизнь!

— Так в этом же и смысл, — Люси заговорила громче, чтобы перекричать меня, и посмотрела на Джейни с выражением, на котором читалось «а я тебе говорила». — Ты же видела записку. Мы ее не придумали. Кто-то ведь ее написал. И там сказано «много лет назад». Ты не находишь, что к мисс Эббот это вполне могло бы относиться?

— Она курит.

— Ты уже это говорила.

— А записка пахла сигаретами? Хоть немного?

Люси вздохнула:

— Я ее не нюхала.

— Не пахла. — Мы все ошарашено посмотрели на Бена. — И не надо так на меня смотреть. Я просто использовал для анализа все органы чувств. Она пахла бумагой, ну, может, еще немного сыростью, как промокший картон.

— Полностью исключать ее не будем, — решила Люси, — но пока давайте двигаться дальше.

Все молчали, пока наконец не заговорила Джейни.

— Лив, только не становись в защитную стойку, ладно? — Долгое молчание. — Есть еще кое-кто, кого мы должны учесть. Некоторые люди. — Я ждала. Секунды шли одна за другой. Джейни глубоко вздохнула и произнесла: — Я не так уж хорошо их знаю, но из того, что мне все-таки известно… — Она растерялась и умолкла.

Я оглядела их всех, когда меня осенило:

— Ты что, имеешь в виду моих родителей?

— Что? Нет, конечно! Я говорю про Брук и Кайю. Не то чтобы я их осуждала, но Брук, по-моему, наслаждается интригами.

— Может, перестанешь уже извиняться и просто скажешь то, что думаешь? — Люси бросила стилус, и он оставил длинную извилистую линию рядом с неправильно написанным именем Брук. Она повернулась ко мне. — Судя по всему, твои подруги были не слишком рады появлению новенькой в их компании. Может, они злятся, что ты забросила их ради Джейни? Или это какое-то испытание, чтобы стать частью вашей «крутой» тусовки? Не может такого быть?

Наверное, это было предательством по отношению к Брук и Кайе, но я не разозлилась на Люси и Джейни за эту идею. Я в целом даже понимала, как Джейни могла прийти к такому умозаключению. Но это не похоже на правду.

— Все слишком хорошо продумано, — сказала я. — Если бы это были они, они бы обязательно перестарались. И еще они бы напечатали письмо — я ведь могу узнать их почерк.

— Прекрасный анализ, — сказал Бен, и я сделала над собой усилие, чтобы не дать его словам на меня воздействовать. — Но мы все игнорируем очевидное: бывших хозяев этого дома. Сами Лэнсомы или их дети — в зависимости от того, кто больше расстроен переездом.

— Доктор Лэнсом, говорят, не в себе. — Сказав это, я тут же пожалела, что вообще кому-то рассказала о подслушанных разговорах мамы с тетей Джиллиан.

Люси наклонилась ко мне:

— В каком смысле?

— Точно не знаю.

— Он с катушек съехал? — спросил Бен. — Он мог такое устроить?

— Я не знаю.

Люси записала: «Лэнсом»; потом аккуратно подчеркнула и добавила: «Д-р Лэнсом».

Конец ознакомительного фрагмента.