Тайна дома Гленнон-Хайтс

Эйриэнн Корриган, 2019

Оливия уверена: люди, переезжающие на Олкотт, 16, что-то скрывают. Последняя семья съехала глубокой ночью, а новые жильцы, Донахью, понятия не имеют, почему. И только Оливии удается подружиться с Джейни Донахью, как она становится свидетелем странных событий. А начинается все с загадочного письма от Часового, который утверждает: если семья Донахью «не прекратит вторжение» и не покинет дом, в комнатах скоро запахнет смертью…

Глава 3

До того как в Гленнон-Хайтс приехали Донахью — до того, собственно, как они решили купить этот дом — на Олкотт, 16 жили Лэнсомы. Но я узнала о том, что они переезжают, еще до того, как дом выставили на продажу.

Моя мама и тетя Джиллиан засели на крытой веранде, устроив свои традиционные посиделки под названием «сангрия по субботам». Сангрия — это просто сок, смешанный с алкоголем, так что каждый раз, когда они это затевают, кончается тем, что тетя Джиллиан ночует в гостевой комнате. А в тот день она была в особенно расстроенных чувствах, потому что рассчитывала, что Лэнсомы обратятся к ней. Они с мамой учились в одном классе с доктором Лэнсомом и миссис Лэнсом, которую тогда звали Хелена Дейвенпорт. Девчонкой она круглые сутки торчала в доме у моих бабушки и дедушки.

Тетя Джиллиан работает в агентстве «Хаус Макс Риэлторс», но Лэнсомы обратились в другое место.

— В «Харрингтонс»! — фыркнула тетя Джиллиан.

— Ну, это весьма хороший участок. — Мама откинулась в кресле-качалке.

— Как будто наше агентство не занимается хорошими участками.

Мама приподнялась:

— Я не имела в виду, что…

— Мы же в Гленнон-Хайтс. Тут тонна хороших участков.

— И многие из них продаются через «Харрингтонс». Я бы не стала воспринимать это на свой счет, Джилл.

Тетя Джиллиан все на свете принимает на свой счет. Может, она даже саму свадьбу Лэнсомов так восприняла. Доктор Лэнсом довольно красив — широкоплечий и выглядит как герой мыльной оперы. Он хирург. А миссис Лэнсом — загорелая модница, вечно хохочущая над тем, как ее трое сыновей много едят и быстро снашивают одежду.

Их младший сын, Тэтчер, учится в старшей школе. Он такой красавчик, что даже немного слишком, у него словно на лице написано: «родители возят меня на сборы по водному поло». Я была потрясена, узнав, что они собираются переехать ровно в тот момент, когда он идет в выпускной класс.

Я постаралась произнести нарочито скучным голосом, словно участие в разговоре было для меня тяжкой обязанностью:

— С чего они вообще собрались переезжать?

Но мама с тетей Джиллиан продолжали болтать, словно не слышали меня. Тетя Джиллиан жаловалась, а мама ее утешала и одновременно старалась напомнить, что ее существование — не единственная причина, по которой вращается земля или принимаются имущественные решения Лэнсомов.

Терпеть не могу «сангрию по субботам». Во-первых, я не могу позвать никого в гости, потому что тетя Джиллиан, спотыкаясь, слоняется по веранде. Но моя мама об этом не упоминает — она говорит, что ей, как и мне, хочется проводить время с подругами, а когда в доме слишком много гостей, становится шумно. Мне хочется ответить, что, конечно, будет шумно, особенно если один из гостей пьян в стельку, — но я не произношу этого вслух. Как и того, что у моей мамы на самом деле нет подруг — у нее есть только сестра.

Как-то раз мама сама слегка расклеилась и принялась серьезно и с чувством извиняться передо мной за то, что у меня нет сестры:

— Твой отец всегда твердо заявлял, что хочет только одного ребенка, но мне стоило быть настойчивее…

Я довольно быстро свернула тему, но вечером, лежа на своей высокой кровати с лестницей, представила на нижнем ярусе еще одну кровать. Я была бы более спокойной, более практичной, как моя мама. А сестра была бы смешливой, яркой, всегда готовой рассказать забавную историю. С другой стороны, если бы у меня и правда была такая сестра, это бы выматывало. Я бы полностью терялась на ее фоне.

А у Джейни были и брат, и сестра. Но, поскольку Люси и Бен были двойняшками, это совсем другая история.

— Даже когда они ссорятся, они все равно остаются в замкнутой системе, — рассказывала Джейни. — И их взаимная ненависть не выходит за ее пределы.

Это тоже было в те первые дни, когда она только поселилась по соседству.

В тот момент я не стала спрашивать, почему они ссорятся — не хотела перебивать Джейни. Она продолжала:

— Когда люди говорят о нашей семье, то обычно мы — это «близнецы и их младшая сестра». Как будто без них меня вообще не существует.

— Но ведь вы с Люси — сестры! — я произнесла это слово с придыханием, как всегда говорила моя мама.

— Люси так не работает. По сути, она жесткий диск в человеческом обличье. — Но тут голос Джейни стал мягче. — Впрочем, не всегда. Просто детство в одной упряжке с Беном разрушило ее жизнь. И, честно говоря, сложно винить ее за нежелание подстраиваться.

В каком смысле разрушило ее жизнь?

Джейни поерзала и принялась ковырять отошедшую краску на ступеньках заднего крыльца, где мы сидели. Затем наконец произнесла:

— Просто они полные противоположности. Люси не понимает, зачем вообще жить, если ты не идеальная. Ты еще увидишь. Ей всегда нужны самые лучшие оценки и первые места. Но помимо этого, она хочет, чтобы все по-настоящему ее любили. Это она еще не обратила на тебя свои смертельные чары. Скоро Люси выучит названия всех твоих любимых групп и будет помогать с домашней работой. Все, что угодно — лишь бы больше тебе нравиться.

— Больше чем что?

— Чем я.

— Бред какой-то.

Но разве у меня не было схожего желания спрятать Джейни от остальных? Будто она исчезнет, если познакомится с кем-то еще. Как только мама узнала, что мы подружились, то сразу предложила устроить вечеринку с ночевкой у нас дома. «Пригласи всю банду, заодно и познакомишь с ними Джейни», — сказала она. Но я не стала. Да, это было бы правильно и вполне ожидаемо, но казалось, от этого что-то разрушится. Рассеются чары, которые мы с Джейни друг на друга наложили.

Через четыре дня после приезда Донахью мы все-таки выбрались в кофейню, и я позвала Кайю и Брук к нам присоединиться. Было, в общем, нормально. Не считая того, что на Брук напала жажда соперничества, когда она узнала, что Джейни занимается плаванием, а Кайя устроила свое обычное представление — когда она хочет всем показать, что самая крутая, то начинает отпускать грубые комментарии об окружающих. Мы просидели час за столиком в углу, и большую часть времени я раздумывала, как вышло, что эти люди — мои друзья. Как я вообще выживала все эти годы?

Джейни им понравилась, тут других вариантов и не было. Но гораздо больше их интересовал ее дом.

— Просто невероятно, что ты живешь в бывшем доме Лэнсомов! — вздохнула Кайя, поедая свой бейгл, сдобренный неприкрытой завистью.

— Ты уже узнала какие-нибудь грязные тайны Тэтчера Лэнсома? — захихикала Брук, спрятавшись за своей чашкой большого латте, и ее брови театрально задвигались.

Словно по сигналу суфлера, Кайя вздохнула:

— Брук!

— Кто такой Тэтчер Лэнсом? — поинтересовалась Джейни.

— Он красавчик. Старшеклассник. И красавчик. И играет в лакросс, но это неважно, потому что он красавчик.

— А что не так с лакроссом? — спросила Джейни.

Я попыталась ей объяснить:

— В него играют одни мажоры.

— Бен тоже играет в лакросс, — сообщила Джейни. — Это мой брат. И тоже старшеклассник.

Вдруг Кайя посмотрела мимо нас в сторону кассы, и ее глаза округлились. Она начала непонимающе мотать головой.

— Что такое? — Брук повернула голову.

— Не надо! — попыталась та ее остановить. — Не поворачивайся!

— Что вообще происхо… — она вдруг умолкла, потому что одновременно со мной увидела, в чем дело. — Ничего себе.

— Ничего не понимаю.

Джейни растерялась — бедняжка оглядывала кофейню, пытаясь понять причину внезапного возбуждения.

— Тэтчер Лэнсом — вон он, — объяснила я. — За кассой.

Брук издала смешок, и я пнула ее под столом. Джейни вытянула шею, чтобы его разглядеть.

— Не пялься, — рыкнула Кайя.

— Да что с вами такое?

— Видимо, теперь он тут работает.

— Не думаю, что он нас слышал.

— Да не в этом дело.

— А в чем тогда? Почему вам так смешно? — Казалось, Джейни сейчас расплачется. Я глубже вжалась в красные бархатные кресла, словно пытаясь укрыться от надвигающейся катастрофы. Наверное, Джейни теперь попросит родителей отсюда уехать.

Но только я открыла рот, чтобы как-то сгладить ситуацию, как Брук сказала:

— Такие, как Лэнсомы, не работают в кофейнях.

Тем не менее, Тэтчер стоял прямо перед нами и принимал смену. Было ясно как день, что он теперь тут работает — его фартук напоминал белый флаг, вывешенный перед объединенными силами сплетников нашего городка.

— Что за чушь, вы о чем вообще? — сказала Джейни.

— Просто это многое подтверждает, — с важностью сказала Брук. Она уже не могла остановиться. — Все думали, что они переезжают. Ну то есть, тогда в этом был бы хоть какой-то смысл. Потому что особняк Лэнсомов останется особняком Лэнсомов, кто бы в нем ни жил. Их предки построили его много поколений назад. Так что, когда Лэнсомы выставили его на продажу, было крайне странно. Особенно в год, когда Тэтчер должен пойти в выпускной класс. Кто вообще переезжает в такое важное время?

— Мы, например, — сказала Джейни с резкой ноткой в голосе. — Это сложно, конечно, но мы справляемся.

— Ну, по крайней мере, с домом вам повезло. А почему, кстати, вы переехали из…

— Нортхэмптона. Было много причин, — ее голос стал еще резче.

— Отца Джейни перевели… — сказала я, но она перебила меня:

— Было много причин.

Мне невыносимо захотелось сменить тему.

— Всякое бывает, — сказала я. — Мы же не знаем, может, доктора Лэнсома тоже перевели.

Разговор сошел с рельсов и несся куда-то под откос. Но Брук, казалось, стремилась довести все до катастрофы:

— Ничего подобного. Тэтчер же здесь. Просто теперь он моет наши чашки и протирает полы, что, как ни крути, не очень-то в стиле Лэнсомов. Интересно, а живет он где?

— Может, он решил остаться и закончить школу здесь, — предположила Брук. — Родители уехали, а он нет.

— И что? Устроился на работу, чтобы снимать жилье? — Брук покачала головой. — Нет, тут явно что-то не так. И, к счастью для Джейни, благодаря этому их семье удалось обрести новый дом.

— О да, мне так повезло, — холодно сказала та.

Брук ощетинилась:

— В смысле?

— В том смысле, что какая вам вообще разница? Может, им просто захотелось сменить обстановку. А этому парню просто захотелось поработать в кофейне. Вам-то до этого какое дело?

— Просто ты не знаешь, что они за люди, — попробовала я объяснить.

— Довольно высокомерные, — вставила Кайя.

Джейни посмотрела на меня в упор:

— Раньше ты по-другому говорила. Ты сказала, что они довольно приятные.

— Ну да, но знаешь, такие, отстраненные. Как будто они снисходят до нас, маленьких людишек.

— Оказывается, здесь так пекутся о деньгах.

— Неправда! — выкрикнули мы с Кайей одновременно, чуть не вскочив с места.

— Ну, не так уж, — добавила я. Я обернулась и увидела, как Тэтчер улыбается из-за кассы женщине средних лет, отдавая сдачу. Та важно опускает ее в стаканчик для чаевых и монетки весело звенят, приземляясь на дно. — Просто Лэнсомы — это что-то вроде символа Гленнон-Хайтс.

— Ну, он живой человек, а не символ, — заметила Джейни.

— Может, подойдешь поздороваться? — сказала Брук. — Расскажи ему, где ты живешь. Вдруг он захочет зайти в гости, навестить свою старую комнату.

К моему огромному облегчению, Джейни рассмеялась.

— Ну уж нет. Лучше я подожду — пусть он сам гадает, кто я и откуда взялась. И кроме того, если он увидит, с кем я сижу, знакомства не выйдет.

Мы все рассмеялись, притворяясь, что Джейни просто пошутила. Я сделала вид, что не замечаю, как Брук и Кайя обменялись взглядами и закатили глаза. Джейни, возможно, сказала себе, что рано или поздно к нам привыкнет — мы наверняка лучше, чем сейчас кажемся.

А о чем думал Тэтчер Лэнсом?

Нам его лице не было ни единой хмурой морщинки, как на тщательно выглаженном фартуке. И я понятия не имела, что кроется за этой гладкостью.

* * *

Когда особняк Лэнсомов выставили на торги в «Харрингтонс», тетя Джиллиан решила, что теперь ее миссия — узнать все, что только можно, об их переезде. Через несколько дней она снова сидела у нас на кухне и рассказывала о результатах расследования.

Ей даже не пришлось особенно напрягаться, чтобы выяснить, что доктора Лэнсома никуда не переводили. Ему попросту запретили заниматься медициной, и никто толком не знал почему.

Тетя Джиллиан изобретала различные теории. Сперва она предположила, что его арестовали за вождение в нетрезвом виде, но потом выдумала целую историю, в которой, в частности, фигурировали исчезнувшие рецептурные бланки. Но, в любом случае, проступок был серьезный — ведь ему не просто вынесли предупреждение, а аннулировали врачебную лицензию.

— Бедняжка, — говорила тетя Джиллиан таким тоном, что моментально становилось ясно, что Хелену Лэнсом ей ни капельки не жалко. — Наверное, ей было так стыдно, что она просто не решилась обратиться ко мне по поводу дома. Как будто я стала бы ее осуждать!

Мама только кивала — обычно это заставляло ее сестру со временем утихомириться.

Согласно источникам тети Джиллиан, Лэнсомы планировали отправить Тэтчера в закрытую школу — на случай, если история попадет в прессу. Но тот не захотел уезжать — в этом году он должен был стать капитаном команды по лакроссу, да и от университетских агентов не было отбоя. Так что они переехали в двухкомнатную квартиру на другом конце городка.

— Это временно, — уверяла тетя Джиллиан мою маму, как будто кому-то из них было какое-то дело до того, куда переехала их бывшая подруга с опозоренным мужем и отчаявшимся сыном.

— Он по-прежнему надеется, что совет пересмотрит решение, но на самом деле просто не желает признавать очевидное в плену своих заблуждений — типичный хирург, все они считают себя непогрешимыми. А Хелена продолжает поддерживать его, несмотря на все.

— Ну, Джилл, люди не бросаются прочь из дома, чуть только трудности показались на горизонте, — тихо сказала моя мама. Я изо всех сих пялилась в книгу, притворяясь, что ни на что не обращаю внимания.

Та ночь была одной из самых жарких этим летом. В доме было влажно и душно, так что я вышла наружу и уселась на крыльце. Я думала о своей маме. Когда в ее жизнь пришли трудности и покинули ли они ее когда-нибудь? На лужайке сверкали огоньки светлячков. На некоторых домах горели фонари, собирая вокруг облака мошкары. На Олкотт, 16 было темно. Я попробовала вообразить, как доктор и миссис Лэнсом кричат друг на друга. Или Тэтчер лежит у себя в комнате, закрывая голову подушкой, чтобы ничего не слышать.

Я смотрела на особняк, и мне казалось, что тот смотрит на меня в ответ.

Он-то знает, что произошло.

А мне остается лишь догадываться.