Удачный день

Хён Чжингон

Хён Чжингон (1900–1943) – признанный классик современной корейской литературы начала XX века, по праву считается мастером малой прозы. За яркий слог, емкость и глубину некоторые критики называют Хён Чжингона "корейским Чеховым". В предлагаемый сборник вошли семь наиболее ярких рассказов писателя на русском и корейском языках, относящихся к раннему и среднему периодам его творчества. Издание адресовано любителям корейской литературы и культуры, а также изучающим корейский язык и призвано поближе познакомить российского читателя с истоками корейской современной литературы.

Любовные письма госпожи Б

О произведении

«Любовные письма госпожи Б» (февраль 1925 г.)

Этот небольшой, но довольно интересный рассказ рисует яркую картину парадоксальности и двойственности человеческой натуры, доводя ее до комического эффекта. Правильнее будет рассматривать его не как описание простого противоречия между внутренним миром желаний и внешними проявлениями в поведении главной героини, а как иронию внутренней трагедии человеческой души. Написанный в духе простой детективной истории, рассказ легко читается, но при этом затрагивает серьезные проблемы человеческой психологии.

Госпожа Б работала учителем в женской школе и одновременно выполняла роль коменданта общежития при ней. Больше всего она славилась своей истовой религиозностью, крутым нравом и тем, что проживала свои дни в гордом одиночестве. На усыпанном веснушками лице этой уверенно приближающейся к сорокалетию дамы было трудно найти признаки хоть какой-то женственности, как ни старайся, а ее увядшая, сухая и грубая с желтизной кожа сильно напоминала покрытую плесенью чешую рыбы.

Весь ее облик говорил о быстро приближающейся старости, будь то морщинистый лоб, на котором уже почти не осталось гладкой и чистой кожи, или волосы, которые поредели так сильно, что уже и не росли в правильном направлении. Их невозможно было собрать даже в простой хвостик, поэтому госпожа Б просто закалывала их на затылке в неаккуратный пучок, напоминавший коровью лепешку. Юные ученицы в школе ежились и невольно сжимались в размерах от ее леденящего взгляда из-под очков для чтения и всегда плотно сжатых острых губ. От нее веяло строгостью и сухостью.

Больше всего на свете госпожа Б ненавидела любовные письма. Просто до икоты. Разумеется, любовные письма от поклонников школьницам в женском общежитии — вещь довольно частая, да и школа их была известной и славилась своими красавицами, поэтому каждый день сюда обязательно приносили по нескольку писем со страстными признаниями в любви. Вся почта, доставляемая в общежитие, всегда подвергалась тщательной проверке, и любовная переписка ее обитательниц тоже не являлась исключением, неизменно попадая на стол к госпоже Б. От слащавого тона этих писем она приходила в дикую ярость и с красным лицом и дрожащими от гнева руками трясла этими письмами перед лицом учениц.

Особенно доставалось девушкам, которые получали такие письма без какой-либо видимой причины и которые ранее не были замечены в связях с мужским полом. Сразу же после окончания занятий в школе их вызывали в кабинет к строгой преподавательнице. В ожидании очередной жертвы госпожа Б мерила шагами свой кабинет, как тигр в клетке, всем своим видом показывая, что терпеть такое безобразие больше просто невозможно. Как только девушка осторожно входила в кабинет, госпожа Б хищно глядела ей прямо в глаза, медленно приближалась и останавливалась, только когда их лица почти соприкасались друг с другом. Не понимая, что могло вызвать столь сильный гнев, но уже заранее трясясь от страха, бедная девушка невольно переходила на комариный писк.

— Вы меня вызывали?

— Вызывала! Да!

Говорила, как ножом резала. С грохотом пододвигая стул и демонстративно на него усаживаясь, госпожа Б грозно смотрела из-под очков на все еще стоящую ученицу.

— Чего замерла как статуя? Быстро села!

Ее голос повышался до крика. Некоторое время учительница и ученица без слов смотрели друг на друга через стол, в глазах госпожи Б словно читался немой вопрос: «Понимаешь ведь, зачем я тебя позвала?» Через какое-то время она доставала любовное письмо из ящика стола, трясла им перед лицом девушки и начинала допрос.

— Как думаешь, кому пришло это письмо?

Так как на конверте крупными буквами было выведено имя девушки, отпираться было бесполезно.

— Мне…

За этим незамедлительно следовал вопрос об отправителе. Ни адреса, ни имени отправителя на таких письмах почти никогда не стояло, и понять, от кого оно пришло было сложно, поэтому, как только девушка робко заикалась о том, что она и знать не знает, кто мог его прислать, госпожа Б тут же язвительно переспрашивала:

— То есть письмо пришло тебе, а ты даже не подозреваешь от кого оно?

После этого она заставляла учениц читать письмо вслух прямо при ней. Дрожащим голоском девушки декламировали сладкие, как мед, строчки, отчего гнев госпожи Б только рос, как и ее твердое желание докопаться до истины и узнать отправителя. И все робкие заверения молодых учениц, что все это — проделки совершенно неизвестных им особ, о которых они ничего и слыхом не слыхали, и оправдания, что их вины тут нет совсем, разбивались о стену неверия и праведного гнева. На головы девушек обрушивались настоящие потоки угроз и увещеваний: скажи лучше по-хорошему, а то ведь так и до исключения из школы недалеко, да разве будет кто-то писать письма, если он даже адресата лично не знает, не дай бог случилось что-то непристойное, раз пишет, значит, где-то встречались, рассказывай, где, когда и как это произошло… Если девушка делала робкое предположение, что, возможно, это кто-то, с кем она познакомилась во время концерта, прошедшего недавно в школе, или, может быть, на ярмарке в деревне кто был, то госпожа Б тут же с дотошностью полицейского вгрызалась в мельчайшие подробности этих возможных сценариев: кто это был? Как он на тебя посмотрел? Что сказал? С каким выражением лица? После такого допроса девушки выходили из кабинета и чувствовали себя, словно у них только что отняли лет десять жизни, не меньше.

После пары часов допроса начинались наставления и нравоучения: и что мужчинам ни в коем случае нельзя верить, и что они созданы исключительно для того, чтобы сбивать нас, женщин, с пути истинного, и что все эти россказни о свободе и священном таинстве любви — все это от лукавого… После этой проповеди госпожа Б заставляла девушек становиться на колени прямо на немытый пол (а пол был грязный, потому что спала она на кровати, а не на полу) и истово молиться. Поминая имя Всевышнего к месту и не к месту чуть ли не после каждого слова, до красноты в глазах с фанатичной рьяностью она просила Его о спасении заблудшей души бедной овечки и ограждении ее от соблазнов, которые ниспослал на нее дьявол.

Следующим после любовных писем ненавистным делом для госпожи Б были посещения общежития представителями мужского пола. И тут в ход шли любые отговорки, лишь бы не пропустить никого внутрь. Исключений не делалось ни для кого, будь то даже родной отец или брат. Всех их разворачивали назад со словами, что правила общежития не допускают, школьницы на уроках, все заняты… и так далее и тому подобное. Даже директор школы несколько раз делала госпоже Б замечания, что, мол, может, не стоит так уж строго, но на ситуацию это никак не повлияло: абсолютно все посетители мужского пола всегда уходили из общежития ни с чем.

Но вот с осени этого года в общежитии начали твориться странные дела. Точнее даже не «начали твориться», а «вылезли наружу», потому что никто точно не знает, когда на самом деле все началось.

А происходило вот что: как только опускалась ночь и все обитательницы общежития погружались в глубокий и сладкий сон, откуда-то начинали доноситься звуки едва различимого хихиканья и тихого перешептывания. И случалось это не раз, и не два; тихие и журчащие, как ручеек, звуки слышались ученицам в общежитии часто. И непонятно было, сон это или явь, доносятся ли звуки с гор, окружавших общежитие, сквозь шелест деревьев и слабые взмахи птичьих крыльев в глубокой тиши ночи или источник их находится прямо в здании общежития. Ничем другим, кроме как происками нечистой силы, объяснить сей феномен было невозможно. Случалось, что какая-нибудь девушка просыпалась посреди ночи, вслушивалась в эти странные звуки и, дрожа от страха, пыталась разбудить соседку, которая, как назло, спала в тот момент так крепко, что не добудиться ее было. Звуки то становились четче, словно приближаясь, то снова исчезали вдали. То ли ясная и тихая ночь доносила их из соседней деревни, то ли это кто-то бормотал во сне на другом этаже общежития, но в конце концов девушка снова засыпала под этот монотонный и убаюкивающий шелест голосов, успокоившись, что ничего страшного не происходит.

Наконец, пришло время для ответа и на эту загадку. В одну из ночей случайно проснулись три ученицы, спавшие в одной комнате. Одна из них встала для того, чтобы сходить в туалет, и, услышав тихие и странные звуки, тут же разбудила своих соседок по комнате.

— Ого, это еще что за звуки? Да еще и среди ночи? — округлились от страха глаза у первой девушки.

— Я тоже вчера ночью их слышала! Уж не домовой ли у нас завелся? — потирая глаза, ответила вторая девушка.

Третья девушка, будучи самой старшей из всех (хотя и ей было всего восемнадцать) и самой озорной и смешливой, молча прислушивалась к звукам, будто не слыша своих соседок.

— Действительно странно. Кажись, я тоже слышала эти звуки раньше. Может, это кто-то разговаривает в другой комнате?

В этот момент сквозь ночную тишину до них донесся ясный и звонкий девичий смех. Все три школьницы одновременно вздрогнули и навострили уши. В полной тишине и спокойствии глубокой ночи этот звук был слышен особенно отчетливо.

— Ах, ну что же вы, ей-богу… — девичий голос где-то неподалеку дрожал от истомы.

— Ради вас, сударыня, я готов на все! Ну теперь-то вам открылась вся глубина той любви к вам, что пылает у меня в груди? — юношеский голос перехватывало от бушующей в нем страсти.

На некоторое время воцарилась тишина…

— Ах, перестаньте! Не затянулся ли наш поцелуй? А вдруг кто-то увидит? — послышался игривый женский голосок.

— Не кажется ли вам, что чем дольше, тем лучше? С вами даже поцелуй длиной в целую вечность не покажется мне долгим! Но если вы так настаиваете… — голос юноши, исполненный кипящего желания, потонул в звонком девичьем смехе.

И без всяких объяснений было ясно, что где-то рядом воркуют двое влюбленных. Но как такое было возможно в этом женском общежитии с его строжайшими запретами и почти армейским надзором? Три девушки в недоумении переглядывались между собой. Удивление и страх на их лицах постепенно сменились блеском любопытства в глазах. В головах всех трех начали рисоваться разные «романтические» сценарии: вот молодой юноша, сгорающий от полыхающего в его груди огня страсти, едва дождавшись ночной тишины и не в силах больше терпеть, тайком перелезает через стену, ограждающую женское общежитие от внешнего мира. Вот молодая девушка, дождавшись, пока во всем здании погаснут огни и все обитательницы погрузятся в сладостный сон, тихонько приоткрывает окно своей комнаты и взмахом белого как свет луны полотенца подает сигнал своему ночному визитеру. А затем, совсем как в кино, закрепив один конец импровизированного каната из сплетенных вместе занавесок, она легонько выкидывает другой конец в сад, где его тут же подхватывают страждущие руки, и юноша, словно тень, скользит по стене общежития, ловко и проворно забираясь внутрь через окно. А потом из комнаты доносятся тихие и исполненные страсти голоса двух воркующих влюбленных, лишь изредка нарушая тишину ночи…

Сладостное чувство окутало девушек, словно туман, и засверкало перед глазами, словно радуга. Их щеки ярко заалели, а глаза заблестели. Откуда-то снова донеслись звуки девичьего голоса.

— Ах, ну хватит, хватит уже! Вы мне не нравитесь…

На этот раз в голосе девушки послышались прохладные нотки.

— Мой ангел, мое небо, моя королева, моя жизнь, моя любовь, спасите же меня, помогите мне…

Голос молодого человека был полон нежности и жадной настойчивости.

— Может, сходим, посмотрим? — предложила самая старшая девушка, поднимаясь с кровати. Две другие неуверенно последовали за ней, обменявшись взглядами, в которых одновременно смешались сомнение, страх и любопытство, но в конце концов все трое тихонько приоткрыли дверь и выскользнули из комнаты. Тише муравьев темными тенями вдоль стен они легко заскользили по коридору в сторону доносящихся до них звуков.

Найти комнату, из которой слышались голоса, было не трудно, но перед дверью этой комнаты все трое резко замерли от удивления, словно высеченные из дерева фигуры. Они даже и представить себе не могли, что странные звуки могут проникать из-под двери в комнату смотрительницы общежития! Той самой госпожи Б, которая на словах так ненавидела всех представителей мужской половины человечества!

А из комнаты тем временем продолжали долетать звуки тихого мужского голоса, ласково, но настойчиво уговаривающего свою собеседницу.

— Мой ангел, мое небо, моя королева, моя жизнь, моя любовь, неужели вы позволите мне погибнуть без вашей любви? Неужели вы сможете причинить мне такую боль? Мое сердце — на ваших устах…

Старшая девушка легонько приоткрыла дверь на самый чуток, и три пары глаз с жадностью заглянули внутрь комнаты. Их взору открылось удивительное зрелище: в комнате все еще горел свет, а на кровати большими стопками лежали те самые любовные письма, адресованные обитательницам общежития. И прямо посреди этой горки из писем на кровати восседала госпожа Б — совершенно одна. Руки ее были вытянуты вперед, словно она обнимала кого-то невидимого, очки лежали рядом на кровати и близорукие глаза с истомой смотрели в пространство прямо перед собой, губы нежно вытянулись вперед в трубочку, а лицо слегка склонилось набок в томном ожидании поцелуя. Из ее горла раздавался тот самый «юношеский» голос, который слышали три девушки. Но почти сразу, без какого-либо предупреждения ее голос внезапно изменился на игриво-женский, она кокетливо оттолкнула невидимого гостя и с придыханием произнесла уже высоким девичьим голосом.

— Ах, ну хватит, хватит уже! Вы мне не нравитесь…

Засмеявшись высоким голосом, она схватила одно из писем, что были в беспорядке разбросаны по кровати, и поднесла его к своему лицу, глубоко втянув носом запах бумаги.

— Взаправду говорите? Любите меня так сильно? Больше жизни своей? Меня? Именно меня?

Ее голос дрожал, словно она вот-вот разразится плачем.

— Чего это с ней? — прошептала первая девушка.

— С ума, что ли, сошла? Одна посреди ночи, и такое! — подхватила вслед за ней вторая.

— Даже жалко ее как-то, — сказала третья девушка и смахнула непонятно откуда выступившую на глазах слезинку.