Под солнцем Африки. Военные и охотничьи приключения, описания туземных племен

Уильям Ансордж

В данной книге автор повествует о тревожном для британцев начальном периоде колонизации Кении и Уганды. Ему приходилось командовать фортами, участвовать в сражениях с разбойными племенами и пособниками работорговцев, конвоировать свергнутого короля Уганды с его гаремом, организовать эвакуацию оружия и боеприпасов из охваченных мятежами фортов. Наряду с этим Ансордж с юмором описывает комические ситуации в его встречах с правителями Восточной Африки и простыми туземцами.

ГЛАВА III. КАРАВАННАЯ ЖИЗНЬ

Перемещение в караване по Африке — это здоровый образ жизни благодаря постоянным упражнениям на открытом воздухе и умеренному питанию. Это идеальная жизнь для человека, способного довольствоваться тем, что он ведет более или менее одинокое существование, любит спорт и способен получать удовольствие от даров Природы, которые щедрое Провидение предоставляет на его пути. Если, кроме того, у путешественника есть подходящая одежда и хорошо организованное транспортное обслуживание, проблемы, с которыми он, вероятно, столкнется, будут сведены к минимуму. Конечно, то, что подходит одному человеку, не устраивает всех. В качестве простой иллюстрации возьмите вопрос питания. Некоторые путешественники могут устроить себе очень сытный завтрак утром перед тем, как начать марш. Я, например, не могу принять тяжелую пищу в очень ранний час; тарелка с кашей — это все, что мне нужно, и это мне подходит лучше всего.

Я предпочитаю относиться к вьючным и гужевым животным каравана, как к людям, несущим тяжелые грузы и занимающимся тяжелой работой; Поэтому я всегда даю им полчаса отдыха во время марша, если возможно, рядом с проточной водой, где они могут освежиться. В полдень — перерыв в марше на обед, который состоит из холодных остатков ужина прошлого вечера. Это экономия труда для повара, который должен идти вместе с караваном, как и все мы.

При хорошей погоде, ручейками с небольшими интервалами вдоль марша, хорошей дороге, отсутствием больных в караване и хорошем запасе провизии, марш — это просто удовольствие.

Охота «для обеда» добавляет дополнительное удовольствие. Цесарки и другие птицы довольно часто встречаются и являются очень вкусным и приемлемым дополнением к рациону.

Негры-носильщики очень любят мясо зебры. Некоторые путешественники имеют естественный предрассудок, что есть животное, принадлежащее к лошадиным видам, нельзя; но первый стейк из зебры, который я попробовал, был довольно хорош; возможно, животное, которого я застрелил, не было старым. Жесткий старый жеребец, конечно, не очень привлекательное блюдо.

Однажды на равнинах Ати (ныне национальный парк Найроби) я увидел стадо зебр, которое, должно быть, насчитывало более ста тысяч особей; ибо, насколько мог охватить взор, они представляли плотную непрерывную фалангу. Я никогда не встречал ни одного другого вида зебр, кроме той, которая известна как зебра Берчелла. В одну лунную ночь в Кампии-Симбе было почти невозможно спать, из-за непрекращающихся звуков (не похожих ни на ржание лошади, ни на крики осла), издаваемых зебрами, время от времени перебиваемых приглушенным рычанием львов, очевидно, преследовавших их. Однажды на равнинах Ати я наткнулся на мертвую зебру с двумя гиенами пожирающими ее.

Хихиканье гиен каждый путешественник обязательно услышит, если будет проезжать вдоль стада зебр. Я слышал их уже на острове Момбаса, недалеко от больницы. Негры-носильщики ненавидят гиен и нередко боятся их так же сильно, как львов. У гиены очень мощные челюсти и она может нанести очень серьезную рану. Иногда гиены достаточно смелы, чтобы рискнуть проникнуть в караванный лагерь и схватить одного из спящих носильщиков. Нескольких моих людей пытались вытащить таким образом, но из-за криков и поднятого всеобщего шума гиены бросали свою потенциальную жертву. Кажется не случайным совпадением, что захваченные таким образом мужчины неизменно были самыми немощными и изможденными в караване. У меня есть личные счеты с гиенами, так как они ранили некоторых из моих носильщиков.

Зебра Берчелла

Три с половиной года назад я подстрелил в Гильгиле (50 км к северо-западу от Найроби) великолепную дрофу, довольно отличающуюся от обычных больших дроф, которые постоянно встречался между Макакосом и Муани. Эта огромная дрофа, должно быть, была редкой птицей, так как я никогда не встречался ни с одним другим подобным экземпляром. У нее был огромный красноватый воротник вокруг шеи, и после страуса это была самая оперенная плюмажем птица, из всех, которых я видел. Я подстрелил ее пулей Мартини удачным выстрелом в шею с расстояния 200 ярдов. Птица от кончика клюва до когтей на ногах была почти в два раза длиннее любого виденного мной до этого экземпляра дрофы. Я оставил шкуру птицы на ночь на верхней части ящиков под навесом моей палатки, чтобы затем сделать из нее чучело. Ночью я проснулся, услышав шум рядом с собой, но слишком поздно; какая-то гиена унесла мою птицу, хотя часовой находился на расстоянии нескольких ярдов от палатки. Не было никакого утешения, в том, что эта гиена, должно быть, отведала свою последнюю еду, так как я использовал мышьяковое мыло при приготовлении кожи.

С тех пор я никогда не оставлял ничего более-менее съедобного в местах, доступных для голодных гиен; для которых пищей могут служить и седло и упряжь. Ту гиену, которую вы видите на снимке, я поймал, установив ловушку. Ловушка делается легко. Привяжите приманку к винтовке перед самым дулом. Для приманки достаточно использовать кусок субпродукта, например, немного очень пахучей козьей шкуры. Следует обратить внимание на то, чтобы разместить приманку таким образом, чтобы гиена не могла схватить ее сбоку, но должна приблизиться головой к дулу. Привяжите спусковой крючок веревкой к дереву или кусту позади него; теперь, если гиена потянет винтовку с привязанной приманкой вперед, и, если ловушка находится в хорошем рабочем состоянии, спусковой крючок сработает. В таком положении пуля почти наверняка поразит мозг. Необходимо только предупредить о ловушке каждого в караване и направить ствол винтовки в сторону от лагеря.

Гиена, убитая с помощью ловушки

Большинство путешественников вместе со своим караваном ведут несколько коз или овец на случай невозможности настрелять дичь или купить мясо у туземцев. Животных следует тщательно запирать в прочном защитном ограждении, называемом на языке суахили «бома». Во время моего второго путешествия мы купили овец и коз в Кикуйю в ожидании продолжения нашего марша на следующее утро.

Животных поместили на ночь в обычный загон за пределами форта. На следующее утро мы обнаружили, что гиены унесли двух овец, сильно порвав третью, которую нам пришлось убить на месте. Один такой случай служит пожизненным уроком, чтобы не оставлять без внимания вероятность ночного посещения этих мародеров.

Одним из удовольствий караванной жизни является возможность собирать редкие цветы и растения, возможно неизвестные науке. Некоторые люди, как выразился исследователь Телеки, имеют «удачную руку». Однажды на марше он собрал, более или менее случайно, несколько растений, большинство из которых были до этого неизвестны. Но не обязательно быть ботаником, чтобы любоваться деревьями и цветами тропической Африки.

Возьмем, к примеру, дерево эуфорбии, встречающееся довольно часто на караванном маршруте. Образец, показанный на иллюстрации, вырос на обочине между Китава и Киберо. Его величественные размеры можно оценить, взглянув на группу людей, укрывающихся под ней. Весь мой караван поместился под этим деревом, хотя многие были спрятаны травой, которая была высотой от шести до восьми футов. В некоторых частях Протектората эуфорбия является единственным видом дров, который можно добыть, как скоро это узнает каждый путешественник через западные части Кавирондо. Это плохой вид топлива, и если он и предлагается для продажи, то только из-за нехватки любых других дров.

Дерево эуфорбия

В целом на караванном маршруте обычно есть хороший запас дров, помимо правительственных станций, где их нужно покупать у туземцев, которые привозят дрова в лагерь или на назначенный рынок. Кроме того, путешественник в лагере отправляет определенное количество своих носильщиков, чтобы собрать дрова. Люди, естественно, собирают только сухую древесину, упавшие или мертвые ветви, и, таким образом, никакой вред кустарнику или лесу не причиняют. Защитный забор для скота снабжается шипами.

Отсутствие пальм по пути каравана — довольно редкое явление. Какао-ореховые пальмы Занзибара и Момбасы, а также береговой линии в Дар-эс-Саламе, Килве и Мозамбике, подчеркиваю живописную особенность тропического пейзажа.

Когда путешественник покидает Момбасу и побережье, он не увидит больше какао-ореха в течение следующей тысячи миль вглубь страны; но есть некоторые другие виды пальм, с которыми он обязательно встретится. Например веерная пальма в Уньоро.

Это величественное дерево достигает значительной высоты. В некоторых частях мира дешевые вентиляторы изготавливаются из плетеных листьев этой пальмы. Каждый европеец любящий природу пытается защитить такие красивые деревья от бессмысленного разрушения от рук дикарей.

Веерные пальмы в Уньоро

Веерные пальмы Африки

Некоторые путешественники описали опасность нападения пчел, когда маршрут каравана проходит мимо дерева, укрывающего рой. Я никогда не испытывал такого несчастья, в моей биографии была пара укусов африканских пчел. Но я сомневаюсь, что есть путешественник, который был в Уганде, не будучи раздражаемым другими мучителями. Это муравьи. Есть крошечные желтоватые муравьи почти микроскопического размера, настоящие карлики в мире муравьев. Есть огромные черные, длинные, настоящие гиганты, по сравнению с обычным размером муравьев. Существует дружелюбное племя, которое пробегает по руке или лицу и не пытается укусить, а лишь в поисках мертвых насекомых. Существует воинственный вид, который атакует, если кто-то непреднамеренно вторгается в их область; и есть убийственный, кровожадный вид муравьев, склонных причинять боль, пока в их теле остается хоть искра жизни. Существует также белый муравей (термит), весьма разрушительный для имущества путешественника.

Самые маленькие муравьи обычно совершают самоубийство сотнями, смешиваясь с пищей путешественника. Воинственная разновидность светло-красного цвета на суахили называется «маджо-мото», что означает «кипящая вода». Их гнезда состоят из множества листьев, скрепленных вместе какой-то паутиной. Эти гнезда в кустарниках нависают над неглубокими ручьями или болотами. Неосторожный человек может встряхнуть такую ветку, проходя под ней. Сразу же он получает душ из этих воинственных насекомых. Их укус ощущается как острый ожог, и тому, на кого они нападают, лучше быстро отступить. Как правило, эти муравьи оставляют врага в покое, как только тот удаляется. Но тот, кого на суахили зовут «сиафу», не отступит и не отпускает врага, пока сам не будет убит. Их челюсти все еще цепляются за жертву, даже когда их головы оторваны от тела. «Сиафу» движется в миллионных колоннах. Только огонь сможет удерживать эту армию от направления, которое муравьи выбрали для похода; и я знаю не один случай, когда человек случайно сжигал свою хижину, пытаясь отразить атаку «сиафу». Мне приходилось убегать от этого крошечного вредителя.

Гигантские муравьи обычно встречаются небольшими колониями, скрываясь в свои подземные туннелях и вылезая из них. Они никогда не атакуют людей и животных.

Известный белый муравей — термит строит огромные пирамиды. Термитники является неотъемлемой чертой африканского ландшафта. Один из них лежал вдоль пути каравана по Синьо.

Как и у пчел, у термитов есть королева, от благосостояния которой зависит благосостояние сообщества. Следовательно, чтобы освободиться от термитов возле деревянного здания, надо попытаться найти королеву и уничтожить ее. Она совершенно беспомощна, ее жирное тело длиной почти два дюйма. Ее внимательные подданные обычно держат ее в какой-то куполообразной камере, вход в которую они блокируют и закрывают при любом приближении опасности. Действительно разрушительное существо среди термитов — это крошечный «рабочий». Среди «рабочих» можно увидеть некоторые особи вооруженные парой клещей. Это «воины», которые мчатся к поврежденному месту термитника и будут яростно атаковать все и всех на своем пути.

Любопытный член этого сообщества — большой черный крылатый термит длиной около одного дюйма, который в определенные сезоны вылетает из термитника миллионами. Крылатый термит является частью туземной пищи. В Кавирондо я видел туземцев вокруг такого роя термитов, негры ловили насекомых горстями и ели их живыми. В Уганде туземцы размещают своего рода камышовую рамку над термитником и прикрывают ее тканью, оставив отверстие открытым и выкопав возле него яму, в которую муравьи падают сотнями. Любопытно видеть, как эти крылатые муравьи теряли свои крылья, как только они касались земли. Белые муравьи высушиваются и являются торговой статьей. На марше через Буламвези у меня был шанс попробовать приготовленное из них жареное блюдо. Это совсем не плохой продукт и дополняет рацион там, где ощущается нехватка мяса. Главным недостатком этих жареных муравьев является их жирный вкус, хотя это и есть то, что так цениться среди туземцев. Хрустящие тела жареных муравьев имеют удаленное сходство с креветками.

Цвет термитника зависит от почвы местности. Я видел серовато-белые бугорки, где в почве была белая глина, но чаще холм образован красной землей. Недавно построенный термитник обычно имеет более темный цвет и сам влажный и мягкий; но затем он затвердевает настолько, что тяжелая антилопа гну может стоять на нем, не нанося урона строению. Старые или заброшенные термитники зарастают травой, и очень часто на вершине их растет дерево или куст. Разнообразная форма этих холмов показывает, что они построены очень нерегулярно, без математической точности, которая так характерна для пчел. Термиты, обитающие в Уганде, сильно отличаются от тех, что я видел на Маврикии. Маврикийские разновидности не строят высокие термитники, обычно это черная шарообразная масса вокруг какого-то дерева. Крылатые мавританские насекомые, которое роилось в определенные сезоны, было маленькими, белыми и мягкими, вместо того, чтобы быть крупными, черными и хрустящими, как африканцы. Птицы поедают маленьких мавританских крылатых насекомых так же жадно, как и туземцы термитов черного африканского сорта. Змеи и другие существа иногда находят убежище в воздушных проходах, которые пересекают термитник; белка, которую я преследовал возле Кинани, убежала от меня, нырнув в один из этих туннелей.

Для путешественника абсолютно необходимо иметь хороших слуг. Благополучие путешественника зависит от тех слуг, которых он привлекает; они должны быть честными, исполнительными, трезвыми и здоровыми. Если в 800 или 1000 милях от побережья слуга уволен, его практически невозможно заменить.

На иллюстрации показана моя последняя партия слуг или «боев», как их обычно называют; и хотя, в целом, мне необычайно везло с моими «боями», эти четверо были лучшими из всех, кто у меня был.

Трое принадлежали к народностям: мнямвези, вахима и суахили, а один был арабом. Поскольку у меня было две винтовки и два ружья, каждый «бой» должен был носить их на марше. Араб-бригадир отвечал за мой полевой бинокль, револьвер и сумку, в которых содержалось множество мелких предметов, таких как спички, сигареты, консервный нож, шпагат, ножницы, нож и т. д. Мнямвези обычно нес мою водонепроницаемую сумку на голове и коробку для шлема, привязанную к винтовке. Тропический шлем, который я обычно ношу, становится таким же тяжелым, как кусок свинца, если он подвергается воздействию хорошего ливня; поэтому он помещается внутри коробки при первом предупреждении о ливне, а на голову надевается промасляная кожа.

Низкорослый вахима-бой отвечал за мой сачок для ловли насекомых и коробку с образцами; он и мнямвези носили также алюминиевую бутылку с водой. Это была обычная обязанность вахима-боя следить за тем, чтобы одна из этих бутылок была наполнена свежим чаем перед началом марша.

Караваны следуют одной коолонной за «киангози» или проводником. Теперь, когда есть открытая дорога из Момбасы в Кампалу, проводник больше не требуется; но в моих первом и втором путешествиях «киангози» был важным персонажем. Все, однако, зависит от начальника каравана. Если впереди опасность, он должен быть передовым, а если где-то враг лежит в засаде, чтобы вырезать караван, начапьник должен быть последним и не допустить, чтобы отстающие отделились от основной колонны.

В моем четвертом путешествии мы с трудом избежали пленения людьми Мбарука *, повстанческого араба, который на какое-то время сделал дорогу между Нди и Имазерой небезопасной. В указанное время правительством был отправлен вооруженный эскорт, чтобы встречать караваны, и мы только что пропустили день прибытия такого эскорта. Мы шли день и ночь до тех пор, пока носильщики не устали до полусмерти, и, наконец, я должен был позволить им лечь на какое-то время. Они мгновенно заснули посреди дороги рядом со своими грузами. Но, будучи лидером каравана, ответственным за общую безопасность, я не мог позволить себе спать, поэтому сидел с заряженной винтовкой и пальцем на спусковом крючке, проведя на таком дежурстве тревожные часы, так как я не мог доверить это никому из моих людей. Это длилось всего пару часов, но каждая минута, казалось, тянулась вечно. Затем я разбудил людей, и мы поспешили дальше. Спустя полчаса отряды Мбарука прошли через то самое место, где я был вынужден дать каравану и отдохнуть и немного поспать.

* Мбару́к (Mbaruk) Бин Рашид Бин Салим аль-Мазруи (годы рождения и смерти неизвестны). Правитель султаната Гази на восточно-африканском побережье во второй половине XIX века, руководитель вооруженного выступления против английского колониального вторжения в 1895—1896 г. г. Мбарук принадлежал к арабской династии аль-Мазруи, которая в XVIII — XIX веках формально находилась в вассальной зависимости от султанов Занзибара и многие десятилетия вела борьбу за полную самостоятельность. С переходом в 1890 г. Занзибара под британский протекторат эта борьба обострилась. После создания Восточноафриканского протектората в 1895 году британские власти объявили Мбарука мятежником и послали против него карательную экспедицию. Избегая столкновений с англичанами, Мбарук начал партизанскую войну. Только после прибытия значительных подкреплений из Индии англичанам удалось разбить основные силы Мбарука. В апреле 1896 года остатки его войска перешли на территорию Германской Восточной Африки и сдались немецким властям. — Примечание переводчика

Негры в караване — самые беспечные существа, и даже уверенность в том, что коварный враг может прятаться в кустарнике, не заставит их бодрствовать, выставленные часовые беззаботно засыпают. Один из миссионерских караванов, таким образом, подвергся нападению. Это было в 1895 году, и я был тогда в Мумии в Кавирондо. Ночные стражи, которым было поручено дежурить, заснули. Враждебные дикари внезапно бросились с копьями на заснувших и убили большинство из них на месте. Несколько выживших сбежали и добрались до Мумии. Мне пришлось перевязывать их раны. У одного человека был снят скальп, и его лоскут свисал, у него также была глубокая колотая рана в затылке, его бедро пронзило копье, а его рука была глубоко порезана в нескольких местах. У других были раны от копьий и порезы на теле. Я полагаю, что около двадцати носильщиков погибли, из-за их безрассудства и пренебрежения общей безопасностью.

Лагерная кухня примитивна до крайности и разворачивается на открытом воздухе; в дождливую погоду грубая хижина из травы может служить кухней. Очень сложно отменить устоявшийся обычай караванов, согласно которому повар освобождается от переноски чего-либо, кроме лагерного чайника. Носильщик, который должен нести горшки в качестве «помощника повара», действует на стоянке, как мойщик посуды и буфетчик, и приобретает своего рода право наследовать должность повара. Повар сидит и руководит. Как бы мало он ни работал, он всегда ожидает, что его будут снабжать одним или несколькими помощниками, которые будут чистить овощи, ощипывать птицу, кипятить воду и т. д.

Если помощник повара немного умен, он скоро постигает кулинарные секреты, поскольку повар заставляет его выполнять всю работу; и если у помощника есть какие-то способности, он вовремя узнает дополнительные рецепты от других поваров. Однажды судья в Кампале обнаружил, что его повар никогда не и не готовил еду; все делалось помощником повара, повар, оставил за собой только право снимать пробу. Сняв пробу, повар не только наслаждался безделием до конца дня, но и менял монотонность своего существования, напиваясь, как свинья.

Кажется, нет никаких причин, почему повара должны быть пьяницами, но это, к сожалению, правило, а не исключение. Мой повар Муса преуспел в этом точно так же, и, поскольку суданское виски в Кампале оказалось слишком большим соблазном для него, он отсутствовал три дня напиваясь до беспамятства. Когда Муса снова появился в моем лагере, он обнаружил, что Хамади Марзук, помощника повара, занял его место на постоянной основе.

Это напоминает мне аналогичный эпизод, который произошел с двумя дамами в гостях на Сейшельских островах. Их повар, освобожденный раб, доставленный с захваченного британским военным кораблем арабского рабовладельческого доу, часто отсутствовал в течение дня или более без разрешения. Добросердечные дамы, склонные быть вдвойне добрыми к одному из бывших рабов, слишком мягко возражали против его подобного поведения, после чего негр обнаглел настолько, что с негодованием возразил, что он уже не раб и может поступать, как ему вздумается. После чего он отбыл в установленный им самим длительный отпуск. Когда, наконец, он прогулял все свои сбережения и вернулся, то обнаружил, что кто-то еще уже нанят в качестве повара. Проворное, но безуспешное обращение его к судье для восстановления в должности потерпело неудачу. Решение судьи еще больше озлобило его по отношению ко всему англичанам — нации, которая, по его мнению, освобождает бедных рабов, а затем фактически не позволяет им уходить с работы, когда им нравится и на сколько им нравится. Чувство благодарности за освобождение от рабства и за предложение неплохо оплачиваемой работы у негров полностью отсутствует.

Глубоко привитая рабская природа негра не может быть уничтожена и изменена, как нельзя превратить клячу в скакуна, просто вытащив ее из оглобель телеги и положив на ее спину дорогое седло.

Туземные повара, если это не запрещено, считают наиболее удобным развести костер у подножия самого прекрасного дерева, как убежища от ветра. В результате в ходе приготовления пищи сжигается и само дерево. Я видел много очень красивых деревьев, уничтоженных таким образом. Для туземца непонятно, почему европейский путешественник, который никогда больше не придет сюда снова, заботится о благополучии простого дерева, хотя это и был лесной король, которому было несколько сотен лет.

Частым случаем из жизни каравана является визит дружественного вождя. Вождь обычно сопровождается толпой подданных. Разговор, естественно, ограничен взаимным непониманием языков собеседников; но время от времени он может оказаться очень интересным, как в случае с вождем, изображенным на фотографии. Этот вождь, обитавший на западном берегу озера Альберт, встречал Казати,* Эмин-пашу ** и других выдающихся путешественников; и он помнил, как пароходы Эмин-паши плавали по озеру.

* Гаэтано Казати (1838 — 1902) — итальянский путешественник. Был офицером берсальеров. В 1879 отправился в Африку в бассейн Бар-эль-Газаля, посетил земли Ням-Ням и Монбуту и в апреле 1883, вместе с доктором Юнкером, был гостеприимно был принят в Ладо Эмин-пашой, которому помогал в военных действиях против махдистов. 16 мая 1886 Казати появился в Униоро, где с ним, однако, обошлись не как с гостем, а как с пленным. Приговоренный к смерти, он, при известии о приближении Стэнли, был освобождён. Присоединясь к Стэнли и Эмин-паше он вместе с ними 3 декабря 1889 достиг берегов Багамойо. Его сообщения о политических, коммерческих и этнографических особенностях, о географии и метеорологии стран верхнего Нила были опубликованы в Милане в 1883—1888). — прим. переводчика

** Эмин-паша (Эдуард Шнитцер, 1840 — 1892) — немецкий колониальный деятель, путешественник и исследователь Африки. Выходец из еврейской семьи, Шнитцер изучал медицину и естественные науки в Германии, с 1865 года работал врачом в Македонии, Трапезунде, Янине и Константинополе. Находясь на службе Османской империи (в 1865—74 годах) принял ислам и имя Мухаммед аль-Эмин. В 1875 году приехал в Хартум и был назначен чиновником администрации губернатора Эква ториальной провинции (1876—78 гг.). Поступив на египетскую службу как Эмин-эффенди, он совершает в 1877 году экспе-дицию к Буньоро и Буганда (территория современных Руанды и Уганды). В 1878 году хедив Египта назначил Эмин-пашу вместо генерала Гордона губернато-ром Экваториальной провинции; в том же году ему был пожалован титул бея, а в 1888 году — паши. В 1877—88 годах Эмин-паша также совершает ряд экспедиций в верховья Белого Нила и район Великих Озёр, проводит многочисленные географи-ческие, зоологические, метеорологические и этнографические исследования в этих регионах, а также в Восточном Судане, подготавливает и отправляет в Европу ценные биологические и этнографические коллекции. Как губернатор Эмин-паша пытается реорганизовать местную систему управления, а также решительно борется с работорговлей. После вспыхнувшего в 1883 году в Судане восстания Махди, взятия махдистами в 1885 году Хартума и отхода англо-египетских войск из Северного Судана администрация Эмин-паши оказывается отрезанной от внешнего мира. Связь с Европой осуществлялась через В. В. Юнкера (российского путешественника). Экспедиции под руководством Генри Мортона Стэнли, отправленной в 1886 году ему на помощь, удалось 4 декабря 1889 года соединиться с отрядом Эмин-паши в Кингани на берегу озера Альберта. В том же месяце они вышли к восточному побережью Африки в районе Багамойо, севернее Дар-эс-Салама. В 1890 году Эмин-паша поступил на службу к германскому правительству и в том же году, совместно с Францем Штульманом (1863—1928), возглавил экспедицию, имевшую целью распространение влияния Германии на территории между Германской Восточной Африкой и Камеруном. Во время этого похода подчинил территории народов угого и уньямвези, поднял германский флаг над Таборой, основал на западном берегу озера Виктория город Букоба, откуда вернулся к озеру Альберта. Штульман же продолжил продвижение к побережью. Полуослепший Эмин-паша некоторое время спустя предпринял попытку пробиться к берегам реки Конго, но в пути был убит по наущению арабов, ненавидевших его за то, что Эмин-паша жестоко преследовал работорговлю. — прим. переводчика

Если ваш туземный «собеседник» не имел какого-то общения с европейцами и не понимает языка суахили, который служит в Африке международным языком, как французский в Европе, вам понадобятся переводчики; иногда требуется несколько разных переводчиков. Я помню, в Хойме (восточное побережье озера Альберт в Уганде), мы использовали нескольких переводчиков, чтобы перевести английский на суахили, который нужно было перевести на арабский язык, а затем на язык народа ваньоро; насколько правильно дошла до нашего черного собеседника оригинальная речь, так и осталось тайной. Вразумительного ответа мы так и не получили.

Однажды я приказал моему «бою» попросить деревенского старосту продать мне два или три яйца. Я, к счастью, случайно услышал, как мое сообщение было переведено: «Ты должен сразу же принести три яйца, два цыпленка, спелые бананы и много местного пива, или вождь будет привязан к дереву и получит порку из двадцати ударов плетью из кожи бегемота. А теперь исполняй, как можно быстрее!». Я поспешил из палатки, и я позвал другого переводчика, чтобы заверить старосту деревни, что я только попросил купить несколько хороших яиц и что угроза порки была полной неправдой. Затем у меня было объяснение с моим «боем»! Он, похоже, был удивлен, что должен быть наказан за те распоряжения, которые он отдал. А что касается двадцати пяти ударов плетью из кожи гиппопотама, так это, как заявил «бой», было всего лишь необходимой фигурой речи, чтобы произвести впечатление на «washenzi» (то есть на «дикаря»), и вызвать уважение к «белому человеку!»

Дружественный вождь посещает наш лагерь

В Кавирондо (прибрежная территория залива Кавирондо на озере Виктория, см. карту) нужно купить пищу для каравана; но в Усоге и Уганде вождь или деревенский староста, ближайшей к лагерю деревни обычно предоставляет безвозмездную помощь в силу некоторых договоренностей с правительством. Обычно помощь состоит из пучков зеленых бананов. Как правило, вождь также приносит курицу, несколько спелых бананов и тыкву местного пива. Фотография ниже представляет собой типичную сцену в Уганде. Вождь, ведущий своих мужчин, женщин и детей, обнимает курицу, которую он намеревается предложить начальнику каравана. За ним стоит женщина с калебасом туземного пива. На головах негров пучки бананов тщательно обернутые в листья.

Вождь деревни принес провизию для каравана

Только в районах, охваченных волнениями, либо враждебных, либо недавно пострадавших от нападения врагов, можно встретить проблему с пополнением продовольствия. Я помню один раз в Касоква в Уньоро, предложение продуктов было настолько скудным, что у нас оставалось всего по три зеленых банана на человека за день. Еще один день в Уньоро * в короткой поездке между Масинди и Фовирой был даже хуже,. Мой спутник оставил вопрос выбора лагеря одному из своих сержантов-суданцев, в результате чего у нас был очень длинный марш, и в ходе этого марша мы не нашли никакой провизии для наших носильщиков. На следующий день этим несчастным носильщикам пришлось совершить еще один ужасно длинный марш в течение почти двенадцати часов, чтобы добраться до Фовиры, где им был роздан сладкий картофель. Мы прибыли в селение после захода солнца, когда уже наступила темнота, и эти сладкие картошки были первой пищей, которую носильщики получили в течение двух дней.

* Уньоро — страна в Восточной Африке, на западе Уганды и ограниченная с востока и севера рекой Виктория Нил. На западе Уньеро включает почти весь восточный берег озера Альберт Ньянза.

Уньоро на территории Уганды (отмечена красным)

Поездка в Уганду может быть сокращена путем пересечения озера Виктория Ньянза от Кавирондо (ныне Кисуму) до порта Алиса. Я когда-то пересек озеро на стальной парусной лодке церковной миссии. Нам потребовалось три дня для плавания из Сио Бэй (залив Кавирондо) в Порт-Алис (Уганда). Мы плыли вдоль северного берега озера только при дневном свете, а на ночь разбивали палатки и проводили всю ночь на берегу. Сделанная из стали маленькая каюта на лодке была невыносимо жаркой, так как на небе не было ни единого облака. Именно в этой поездке я случайно повредил правую руку, что вызвало заражение крови и потребовало нескольких операций, две из них были под хлороформом в исполнении временного врача миссии; но в конце-концов, я на всю жизнь остался с поврежденными суставами пальцев.

Известие о страшной засухе на предполагаемом маршруте дошли до меня в Момбасе; и, предвидя, что придется нести дополнительную воду для каравана, я приобрел несколько пустых керосиновых банок. В Маджи Чумви (3°47’S 39°22’E) есть бассейн солоноватой воды. Но он был просто ядовит из-за засухи, носильщиков проходящих караванов, моющих в них свои язвы, а также из-за скопления грязи в целом. Я наполнил свои бутылки водой в предыдущем лагере. На следующий день мы достигли Самбуру. Здесь мы обнаружили, что ямы для воды абсолютно сухие. Мы отдыхали во время жаркого дня, а в 14.00 снова отправились в следующий лагерь, Тару. Пока мы ждали в Самбуру, некоторые туземные женщины с тыквами воды пересекали караванную дорогу; они несли какую-то неприятную солоноватую воду издалека, поэтому нелегко было уговорить их продать нам воду по огромной цене. Они знают ценность серебряных рупий и больше ничего не берут. У меня не хватало серебра, но, к счастью, мой староста смог одолжить мне. Я купил драгоценную воду и раздал ее крошечными порциями людям и животным. Некоторые из моих людей начали яростно спорить, обвиняя друг друга в том, что оппоненты взяли больше, чем положено этого грязного и тошнотворного напитка. Я должен был взять палку и бить без разбора этих комбатантов, чтобы предотвратить кровопролитие и убийство, так как некоторые из них вытащили ножи.

Залив Кавирондо (на северо-востоке озера Виктория)

Караваны обычно идут со скоростью 2,5 мили в час; а мы прошли 10,5 миль до Тару за четыре часа и пришли туда на закате. Там расположился большой караван, и поэтому его люди и шестьдесят ослов почти осушили знаменитые колодцы Тару. Я должен был спешить, чтобы наполнить наши керосиновые банки тем, что мы могли зачерпнуть — это была жидкость, густо смешанная с илом. Я тоже должен был или пить ее, или умереть от жажды. Мои люди были слишком измотаны, чтобы идти дальше. На следующий день я отправил несколько мужчин с банками за этой, так называемой водой в следующий лагерь, где снова не оказалось воды. Три человека, вооруженные винтовками, были оставлены охранять этот драгоценный колодец, от которого зависела жизнь каравана, в надежде, что эта яма постепенно наполнится. Следующей ночью мы прошли около двадцати миль и нашли наших часовых у колодца, который за это время успел наполниться некоторым количеством воды. Каждый человек и животное получили свою пинту. Я мог дать им отдохнуть только от 9 утра до 14.00 в самое жаркое время дня, а затем мы снова продолжили марш. Прежде чем мы стартовали, я раздал остальную воду. Мы достигли Маунгу (3°33’S 38°45’E, в 100 км к WNW от Момбасы), пройдя около десяти миль, и отдохнули три часа. Я не стал разбивать палатку, чтобы дать людям побольше отдохнуть, а бросился на кровать и спал, как бревно. Будучи разбуженными через три часа дежурным часовым, мы продолжили поход, и через двадцать миль подошли к реке Вой, что спасло нас от жажды. Я был рад, что мы не потеряли ни одной жизни; но последствия приема грязной воды ощущались мной несколько дней в виде боли в области почек. У туземцев и животных были только признаки усталости, но не боли. Засуха сопровождала нас без перерыва до реки Цаво, но без каких-либо дополнительных рисков для жизни.

Женщины банту в Кавирондо

Туземцы Кавирондо

Туземцы Кавирондо

Стальная лодка религиозной миссии на озере Виктория

Кибанда или дом из тростника с травяной крышей

В Цаво до реки Ати нас сопровождал непрерывный дождь, днем и ночью. Носильщики промокли насквозь, и я тоже, несмотря на макинтош и шлем. Во время стоянки палатку приходилось устанавливать на грязной земле в дождливую погоду. Все было влажным, липким и затхлым. Дождь шел всю ночь. На следующее утро мы шли по грязи при непрерывном ливне, как будто наступил второй потоп. Мы тащились вперед, забрызганные грязью, полуслепые от дождя и дрожа от холода, чтобы дойти до очередной стоянки и повторить опыт предыдущих дней. В караване разразилась лихорадка, диарея и дизентерия. В Mto-ya-Mawe мне удалось добраться до лагеря, но при яростной атаке лихорадки. На следующий день мы добрались до Алуани, и половина людей в моем караване заболели, я остановился на целый день, чтобы дать всем отдых; но пищевая проблема была настолько серьезной, что нам пришлось снова идти. Мы достигли реки Ати, где приветствовали прекращение дождя и появление солнечного света. Отсюда и до конца путешествия нас сопровождала хорошая погода, и только изредка были дождливые дни.

В Уганде путешественник иногда видит «кибанду» или хижину из травы соломы, что является очень приемлемым убежищем в дождливую погоду, потому что он может зажечь внутри огонь и сушить одежду. У «кибанды» есть дверь, но нет окон; там может быть или не быть тростникового экрана для закрытия двери. Хижины этого типа недолговечны и вскоре разрушаются, так как обычно, беспечные негры о них не заботятся. Есть здесь и необитаемые хижины, которые становятся прибежищем тараканов, крыс и летучих мышей.

В Кампале я жил в «кибанде» три месяца. Термиты почти уничтожили матрац моей койки, и мне пришлось держать другие вещи поднятыми над землей на высушенных на солнце кирпичах, муравьи не добирались до них. Что касается крыс, мой слуга однажды убил трех палкой, а ловушку для крыс, которую я привез из Англии, я считал одной из моих самых полезных вещей в походе. После того, как убил около десятка крыс, я отказался от их подсчета.

Покойный майор Трустон, когда командовал гарнизоном в Уньоро, построил в Фаджао травяной дом в суданском стиле, и очень любезно предоставлял его в распоряжение всех, кто посещал станцию. Поскольку он приказывал своим чернокожим слугам содержать хижину в чистоте и порядке, это было приятным сюрпризом для каждого посетителя. В погожие дни я обычно принимал пищу неизменно за дверью, под приятной тенью деревьев, и наблюдал, как зеленые белки резвятся между ветвями и слушал желтых птиц-ткачиков, ведущих свой шумный разговор.

Травяной дом для путешественников в Фаджао

У каждого каравана должен быть хороший староста или бригадир. Бригадиры теперь получают от 40 до 60 рупий в месяц, или от 2 фунтов 10 шиллингов до 4 фунтов. Им разрешено иметь, по крайней мере, одного и очень часто двух носильщиков для переноски палатки бригадира и его частных вещей, и бригадиры получают ежедневный двойной рацион, по сравнению с носильщиками. Обязанности бригадира важны и многообразны. Он следит за людьми, чтобы они не отлучались без разрешения или не уклонялись от своей работы, чтобы держались все вместе, чтобы не грабили дружелюбных туземцев, чтобы собирали дрова, а ночью поддерживали костры, чтобы вьючные животные были защишены от диких зверей и т. д. У бригадира есть, как правило, один или несколько помощников.

Аскари — это своего рода солдат эскорта. Он должен защищать караван в случае нападения, и по этой причине снабжен винтовкой и двадцатью патронами. Кроме того, в случае, если заболел кто-то из носильщиков должен взять на себя его груз. Аскари выплачивается 1 фунт в месяц, они должны нести свои собственные вещи сами.

Самый здоровый стиль путешествия — пешком. Мое первое путешествие в караване от озера Ньясса до Килвы целиком было пешим. Но в первом путешествии из Момбасы в Уганду я ехал почти всю дистанцию на осле. Те, кто может себе это позволить, едут на лошади. Некоторым очень везет в том, чтобы безопасно провести своих лошадей через районы, зараженные мухой цеце; большинству, как правило, не везет. Один человек потерял трех лошадей поряд, добираясь в Кавирондо. Лошадь требует хорошего конюха и постоянного ухода. Осел более прост и сам ищет себе еду.

Это очень выносливое животное, и не требует внимания. Белые ослы Маската в Момбасе довольно дороги; нередко они дороже лошадей. Осел, который лучше всего подходит моему кошельку и требованиям, был обычным серым масаи-ослом. Самый первый мой осел в один прекрасный день упал около Килунгу и вывихнул ногу, которая настолько опухла, что бедное животное не могло идти дальше. Его нужно было оставить, и он был передан одному дружественному вакамбе. В другом путешествии я потерял очень хорошего осла, пересекая реку Nzoia. Ему разрешалось плыть, рядом с туземным каноэ, его голова поддерживалась за уздечку человеком в лодке. Рядом с противоположным берегом глупый негр отпустил уздечку и ударил осла бамбуковой палкой. Течение было очень быстрым, а берег очень крутым для того, чтобы животное могло забраться на него без посторонней помощи. Осел был унесен течением и мы больше его не видели. Только однажды я потерял осла от мухи цеце.

Моим лучшим ослом был «Джек», моя последняя покупка. Я купил его в Момбасе за 75 рупий (5 фунтов); он сопровождал меня до озера Альберт и вернулся со мной в Момбасу, пройдя полторы тысячи миль. Он никогда не болел; и когда я уехал в Англию, продал его за ту же сумму, которую я заплатил за него. Сначала он был молодым серым ослом и очень пугливым, так как его еще не толком объездили. Малейший шум позади или рядом заставлял его выполнять внезапные гимнастические упражнения, в результате которых я с его спины перемещался на землю. Но потом все постепенно пошло на лад.

«Джек» стал чрезвычайно ручным и послушным; он всегда держался близко к лагерю и сразу же останавливался, если мы его звали. Ни один из моих бывших ослов не мог пройти и ярда, если перед ни не шел другой осел или человек, тянущий его за узду. Но «Джек» всегда с удовольствием путешествовал без осла-компаньона или погонщика. Только один раз он удалился из лагеря. Когда мы покинули Масинди и проходили через поселение суахили, «Джек» внезапно ощутил любовь с первого взгляда к туземной ослице и завоевал ответное чувство. Оба душераздирающе кричали, расставаясь друг с другом. Во время марша время от времени горе осла обнаруживалось в затяжном и скорбном крике. Прибыв в лагерь, он был предоставлен самому себе. Вскоре поднялось общее волнение. «Джек» исчез! Оказалось, что его любовь к «девушке, которую он оставил» преодолела двухлетнюю верность к хозяину, и он побежал назад. Мои «бои» вернулись в деревню и привели осла, в ближайшие два-три дня «Джек» шел в очень подавленном настроении.