Желание

Трейси Вульф, 2021

«Желание» – третья часть серии, продолжение бестселлеров «Жажда» и «Искушение» Трейси Вульф. Серия-бестселлер № 1 New York Times. Выбор Amazon в категории «Лучшая YA-книга месяца». Самая популярная вампирская сага 2022 года. Для поклонников «Сумерек» и «Дневников вампиров». Наверное, я достигла поворотной точки. Статус моих отношений превратился из запутанного в настоящую катастрофу. Как будто попытка окончить академию была недостаточно сложным для меня уровнем. Ах да, еще Кровопускательница решила сбросить на всех нас бомбу невероятных размеров… С другой стороны, разве в Кэтмире бывает хоть один спокойный день? Джексон стал холоднее зимы на Аляске. Круг расколот из-за моей предстоящей коронации. Ордер на арест за наши с Хадсоном предполагаемые преступления, вероятно, означает пожизненное тюремное заключение со смертельным нерушимым проклятием. Нужно принять слишком много непростых решений. И я боюсь, что выживут не все. Трейси Вульф – американская писательница, автор 64 книг в разных жанрах, некоторые из них стали бестселлерами по версии New York Times и USA Today. В прошлом преподавала английский язык и литературу, сейчас полностью посвятила себя писательству. Любит создавать загадочные и романтические истории с непростыми героями и крутыми героинями. Обожает вампиров, драконов и всяких жутких ночных тварей. Все свои книги написала в своем доме в Остине, Техас, где живет по сей день вместе со своей семьей.

Глава 17. Противоречивые сигналы

Три часа спустя я все так же смотрю на потолок над моей кроватью, думая о словах Хадсона насчет того, что я всякий раз стараюсь уходить от конфликтов.

Я хочу, чтобы он был неправ, правда, хочу. Но чем дольше я лежу на ярко-розовом стеганом одеяле, которое мне не нравится — и никогда не нравилось, — тем больше мне кажется, что он прав. Особенно когда, перевернувшись на живот, я утыкаюсь лицом в ярко-розовую декоративную подушку.

Я делаю глубокий вдох.

И впервые позволяю тем вопросам, которые я игнорировала несколько месяцев, заполнить мою голову, подобно рою рассерженных пчел.

Каким образом Лия узнала, что я пара Джексона, еще до того, как я услышала о таком месте, как Кэтмир? До того, как мы с Джексоном коснулись друг друга? Ведь считается, что узы сопряжения возникают только после такого соприкосновения? Если уж на то пошло, то как она могла узнать, где меня искать?

Каким образом я смогла унести Хадсона из нашего мира и оказаться запертой вместе с ним в каком-то другом измерении? И почему там узы моего сопряжения с Джексоном исчезли?

Почему узы моего сопряжения с Джексоном были двух цветов, а не одного, почему они представляли собой переплетение зеленого и черного вместо того, чтобы иметь один цвет, четкий и яркий?

Откуда Кровопускательница узнала, как их можно разорвать? Как она поняла, что их вообще можно разорвать, если прежде никто этого не делал?

Как получилось, что в конце концов я оказалась сопряжена с Хадсоном? Одно дело обнаружить, что твои узы сопряжения разорваны — хотя считается, что это невозможно. И совсем другое — в тот же самый день получить новые узы сопряжения, узы сопряжения с другим человеком, ведь такое, по идее, еще более невозможно, не так ли?

Чувствуя, как во мне поднимается волна паники — такая знакомая, — я злюсь на Хадсона за то, что он заставил меня заглянуть в себя. Это было нечестно — ведь сам-то он понятия не имеет, каково это — терпеть панические атаки.

Нельзя сказать, что я вообще никогда не задумывалась над этими вопросами. Разумеется, я думала о них — много раз. И всякий раз тут же запирала их в стальной ящик. Но можно ли меня за это винить? Я готова на все, лишь бы избежать панической атаки. Утратить контроль над собой настолько, что я не могу управлять даже своим собственным дыханием, — это ужасно. Хорошо, ладно, возможно, мой способ борьбы с этими атаками и ущербен, но это не значит, что кто-то имеет право осуждать меня, и уж подавно такого права нет у Хадсона, которому из всего спектра эмоций доступен один только сарказм.

К тому же что бы я стала делать с ответами на эти вопросы, если бы даже смогла их получить? Разве это что-нибудь изменило бы? Или же это, наоборот, только все осложнит? Если за последние полгода я что-то и узнала, то это сводится вот к чему — всякий раз, когда я начинаю думать, что дела идут хорошо, всякий раз, когда мне кажется, что я решила какую-то проблему, на меня обрушивается новая проблема, еще более трудная, чем предыдущая.

Да что Хадсон вообще может знать о моей жизни? Я начинаю раздувать в себе праведный гнев, и весь он направлен на Хадсона.

После гибели моих родителей прошло всего полгода — полгода. К тому же более половины этого времени я провела в камне в обществе Хадсона. Но и за оставшиеся два месяца на меня свалилось столько напастей, что, не переживи я их все сама, я бы не смогла себе представить, что такое возможно.

Не хочу драматизировать, но после всего этого стоит ли удивляться тому, что теперь панические атаки случаются у меня по два раза на дню?

После гибели моих родителей я переехала в край, находящийся в тысячах миль от моего дома. Я нашла свою пару, узнала, что я горгулья, обзавелась изрядным количеством врагов, с боем завоевала себе место в совете, о существовании которого я еще недавно даже не подозревала, обнаружила, что единственное другое существо моего вида сидит на цепи в пещере, в которой я, ко всему прочему, еще и потеряла одного из своих друзей, затем я лишилась своей пары, едва не умерла от укуса одного из своих новообретенных врагов — и нашла себе новую пару. И все это происходило, пока я пыталась закончить старшую школу.

Хадсон может сколько угодно рассказывать, что я прячусь от своих проблем, но не лучше ли посмотреть на это с моей точки зрения? По-моему, проблемы находят меня сами, и совершенно не важно, прячусь я от них или нет.

Но тут я начинаю думать о том, что Хадсон сказал про ящик, в который засовывают счета, пока он не наполняется до отказа. Начинаю думать о гибели Зевьера, о том, что Джексон порвал со мной, о Коуле, которому, как я надеюсь, приходится сейчас несладко. О том, что Хадсону настолько не хочется быть сопряженным со мной, что по вечерам он ищет информацию о том, как можно было бы разорвать узы нашего сопряжения.

Последнее заставляет меня задуматься. И проглотить мой праведный гнев.

Из-за моего страха Хадсон был вынужден пытаться решить наши с ним проблемы в одиночку. Может быть, я не могу найти решение всех вопросов, но я могу попытаться отыскать ответ по крайней мере на один из них.

Но с какого начать?

И тут я начинаю думать о Кровопускательнице. И думаю долго и о ней, и о том заклинании, которое она откуда-то узнала и дала Джексону, чтобы он разорвал узы нашего сопряжения.

Если кто-то был готов пойти на такое — на то, чтобы нанести урон узам моего сопряжения с Джексоном… то что еще этот человек может сделать со мной? С Джексоном? С Хадсоном? И внезапно все эти вопросы вызывают у меня не паническую атаку, а злость. Если она знала, как разлучить Джексона и меня… то она обязана дать нам такое заклинание, которое все исправит. А также ответы на вопросы.

— Ты все время ворочаешься, — сонно говорит Мэйси. — Что случилось?

— Извини. Я не хотела тебя разбудить.

— Не парься. Теперь я вообще плохо сплю. — Слышится шуршание одеяла, затем загорается ночник с радужным абажуром. — В чем дело? Я заметила, что в последнее время ты почти не общаешься с Джексоном… Да и с Хадсоном, если уж на то пошло.

Я делаю глубокий вдох и срываю с раны пластырь.

— На прошлой неделе Джексон расстался со мной.

Мэйси ничего не говорит, а просто лежит в полумраке несколько минут, и я слышу ее ровное дыхание. Она не спрашивает меня, почему я не сказала ей об этом раньше, и за это я люблю ее еще больше. Затем она поворачивается ко мне, смотрит мне в глаза и говорит только одно:

— Мне так жаль.

Я качаю головой, пытаясь сдержать слезы. Я не могу говорить об этом сейчас. Я слишком измучена, чтобы вести разговор по душам с моей кузиной. И она, видимо, чувствует это, поскольку спрашивает:

— Ты собираешься что-то с этим делать?

Да, собираюсь, и в моей голове начинает брезжить мысль.

— Как ты думаешь, я могла бы как-то договориться о встрече с Кровопускательницей?

— С Кровопускательницей? — В голосе Мэйси звучит удивление, но она, видимо, быстро понимает, что у меня на уме, поскольку добавляет: — Не знаю насчет «договориться», но уверена, что ты могла бы убедить Джексона доставить тебя к ней.

— А что, если он не согласится? Я понятия не имею, как мне попасть туда без его помощи.

— Он доставит тебя туда. — В ее голосе звучит куда больше уверенности, чем есть у меня после того разговора с Хадсоном. — Ведь узы вашего сопряжения важны не только для тебя, но и для него.

— На прошлой неделе я бы согласилась с тобой, но теперь… — Я думаю о холодности в его глазах, когда он говорил о разрыве. — Теперь я уже не так в этом уверена.

— Ну а я уверена настолько, что моей уверенности хватит и на тебя, и на него. Напиши ему и попроси доставить тебя туда в эти выходные. Она обязана дать вам объяснение.

По-моему, она обязана сделать для нас намного больше, ведь это ее заклинание разрушило мою жизнь. Впрочем, возможно, только мою…

Я поворачиваюсь на бок и беру свой телефон. Но вместо того, чтобы написать Джексону, я пишу Хадсону.

Я: Привет, ты не хочешь кое-куда прогуляться со мной на этих выходных?

Ответа нет, и до меня доходит, что час поздний; вероятно, он уже лег спать. Но тут на экране появляются три точки, означающие, что он пишет ответ, и я ничего не могу с собой поделать — мое сердце начинает биться быстрее.

Хадсон: Кое-куда — это куда?

Я улыбаюсь. Ну конечно. Только так он и мог ответить.

Я: А это важно?

Хадсон: Если ты задумала совершить государственный переворот в какой-нибудь небольшой стране, то да. Если ты хочешь поваляться на снегу, то нет.

Я: Извини. Никакого переворота.

Я: Я хочу встретиться с Кровопускательницей.

Нет ответа. Я заставляю себя смотреть на экран, пока на нем опять не возникают три точки.

Хадсон: Я сейчас свободен…

Ну, конечно. Весьма оскорбительно, что ему настолько не терпится разорвать узы нашего сопряжения, что он ради этого готов бросить все.

Я: В субботу.

Хадсон: Или сейчас.

Я посылаю ему эмодзи, где человечек закатывает глаза.

Я: Я не передумаю.

Я: Я приглашу и Джексона.

Хадсон: Может, ты все-таки просто поваляешься в снегу?

Я не могу удержаться от смеха.

Я: Увидимся на уроке.

Хадсон: Как сказал Достоевский, «страдание и боль обязательны для широкого сознания и глубокого сердца».

Я: Мне казалось, что «Преступление и наказание» для тебя чересчур легкое чтение.

Хадсон: Похоже, сейчас у меня прилив оптимизма.

Я: Спокойной ночи.

Хадсон: Спокойной ночи, Грейс.

Я держу телефон в руке еще несколько секунд, чтобы посмотреть, не напишет ли Хадсон что-то еще. Когда он этого не делает, я начинаю думать о том, чтобы написать Джексону и поставить его в известность, но затем решаю, что смогу просто поговорить с ним завтра на уроке. Отправить парню сообщение через неделю после того, как он бросил тебя, слишком похоже на акт отчаяния, особенно после полуночи.

— Судя по твоей улыбке, он согласился, — говорит Мэйси.

Она думает, что я писала Джексону. Я понимаю, что мне следовало бы поправить ее, но, по правде говоря, сейчас я не нахожу в себе сил объяснять ей, что не только Джексон, но и Хадсон хочет порвать со мной.