Я переиграю тебя. Реванш

Тори Майрон (2024)

Боль ощущается особенно сильно, если ее причиняют в момент, когда ты чувствуешь себя самой счастливой на свете. Мне это мастерски доказал мой будущий муж. Дмитрий Титов — образец искусного лжеца и безжалостного убийцы. Он заставил меня поверить, что в нашем лицемерном мире возможно найти нечто искреннее, а потом за миг разбил мою веру. Я ненавижу мерзавца, но должна выйти за него замуж, чтобы уберечь свою семью от краха. Сейчас как никогда прежде нужно сохранить наши земли, власть и союзников, чтобы суметь отыскать членов вражеского альянса и доказать их вину в череде недавних происшествий. Враги поставили себе цель — уничтожить моего брата, который намерен разрушить нынешнюю систему правления. И Титов может ему в этом помочь. Но станет ли? Неизвестно. И смогу ли я правильно сыграть свою партию в этой опасной игре? Особенно когда признаюсь самой себе, что несмотря на ненависть и нашу бесконечную борьбу, по-прежнему люблю мужчину, который ежедневно разбивает мне сердце.

Глава 12

Каролина

Злость всегда была неотъемлемой частью моей жизни. Она срослась со мной с самого детства, когда я осознала, что брат пытается контролировать каждый мой шаг. Но теперь я понимаю, что злость на Влада и война с ним — цветочки. Словно лайтовая подготовка к тому, что происходит сейчас. И нужно сказать: чертовски плохая подготовка, раз я не способна стойко выдержать столкновения с Титовым. Точно так же, как не могла победить его в боксе, — сколько ни маши руками и ногами, нанести удар невозможно. Жалкими попытками только себя доведу до изнеможения. И ничего больше.

Теперь я точно понимаю, что Влад, как и Ден, поддавался мне во многом. Позволял верить, что я сильная и на что-то способная, а мои выходки помогают мне одержать победу и выбить хоть немного свободы. Очередная ложь. Иллюзия, которую Влад даровал мне по каким-то своим непонятным причинам.

Я снова облажалась. Снова взорвалась, спалив спальню Титова, надеясь вывести его из себя так же, как он постоянно выводит меня. И вроде бы у меня получилось: он разозлился, да только, как всегда, быстро взял себя в руки, лишив меня возможности как следует позлорадствовать. А потом и вовсе умело надавил на мою кровоточащую рану и приставил ко мне охранников, которые в прямом смысле до самого сна ни на секунду не спускали с меня глаз.

И кому, спрашивается, я сделала хуже? Только себе. Опять. Пока я находилась несколько часов под пристальным надзором псов, все мое удовлетворение от импульсивной выходки скатилось к нулю, а грызущая боль в груди возрастала с каждым вдохом.

«Быстро ты, однако, пережила смерть Андрея.»

Не правда! Ничего я не пережила и вряд ли хоть когда-нибудь смогу это сделать полностью. Я ни на миг не прекращаю думать об Андрее, Егоре и других парнях. И о том, в каком пламенном аду они погибли. Именно поэтому вчера даже не смогла полюбоваться огненными всполохами. Стоило облить всю спальню Титова алкоголем и чиркнуть спичкой, как меня одолела паника. Вид огня — словно кнопка запуска кинопленки — мгновенно прокрутила перед глазами кадры взрыва в аэропорту, и невыносимая боль захлестнула меня. Я тут же выбежала из спальни и еще несколько минут пыталась прийти в чувство. Даже не могла набраться смелости приоткрыть дверь, чтобы проверить, удалось ли что-либо поджечь. Лишь темный дым, поваливший из-под дверной щели, дал понять, что моя цель достигнута.

Да уж… Достигнута. Так обалденно, что, боюсь, теперь я и шага ступить не смогу без прицела посторонних глаз.

Молодец, Кара. Дай самой себе пять! А лучше головой об стенку стукнись. Может, это хоть немного поможет тебе вправить мозги.

Злая, расстроенная и морально измотанная после бессонной ночи, я отключилась на диване, даже несмотря на рой мыслей в голове и двух амбалов, находящихся поблизости. А проснулась, абсолютно неотдохнувшей, и неизвестно сколько времени спустя, но, судя по ярким лучам солнца за окном, день в самом разгаре.

Занимаю сидячее положение и разминаю затекшую шею. Поясница негодует от того, что я сегодня предпочла сон на диване вместо привычного удобного матраса. Но мне негде было больше спать. Дима занял единственную спальню гостевого дома, а я, само собой, не собиралась спать с ним в одной постели. Мне хватило и раза, чтобы зарубить себе на носу, — поход в Димину спальню, когда он там, чреват последствиями, которые не принесут мне ничего, кроме отвращения к самой себе.

Оглядываюсь по сторонам, ожидая увидеть хмурые физиономии охранников, но никого не вижу. В гостиной я нахожусь одна. Неожиданно, но радостно. Вытягиваюсь и направляюсь в душ, предварительно постучав на всякий случай. Мало ли там Титов. Мне только не хватало столкнуться с ним лицом к лицу, пока он голый. Хватит с меня его обнаженного тела. Лучше, конечно, вообще с ним больше не встречаться, но о таком я могу только мечтать.

Поняв, что в ванной комнате никого нет, я вхожу и умываюсь. Своих принадлежностей у меня тут нет, все осталось в комнате на вилле, поэтому просто чищу зубы, ополаскиваю лицо и, распустив съехавший на бок хвост, прочесываю волосы пальцами. А после собираюсь пойти на разведку, но в этом отпадает необходимость, как только слышу со стороны террасы смех. Мужской и женский. Первый я узнаю сразу же — каждый полутон давно въелся в подкорку сознания. А для распознания смеющейся женщины мне приходится открыть раздвижные двери и выйти на улицу.

— Дмитрий, прекрати меня смешить, я же сейчас кофе на тебя пролью, — сквозь смех проговаривает Мария, держа в руках керамический кофейник.

Титов тоже улыбается от уха до уха и сидит за столом весь такой красивенький и свежий. Лицо отдохнувшее и имеет здоровый цвет, чуть влажные волосы аккуратно уложены, а вместо солидного костюма на нем сегодня белая льняная рубашка и такие же брюки. Прямо-таки ангелочек, черт его дери. На фоне Димы я еще сильнее чувствую себя выжатым лимоном. И помятый желтый домашний костюм идеально олицетворяет мое состояние.

Настроение предсказуемо портится от вида Титова и созерцания веселой сцены на террасе. Не хочу, чтобы он улыбался. И не хочу, чтобы хоть кто-то считал его смешным и забавным. Дима — мерзкое, подлое зло, скрываемое под маской обворожительного мужчины. Все должны знать об этом, однако Мария явно считает Титова аленьким цветочком. И я не могу винить женщину за это. Когда-то и я повелась на его веселье, дружелюбие и понимание. Но сейчас я смотреть на это не желаю.

Поворачиваюсь и норовлю уйти обратно в гостиную, но увы, Титов замечает меня раньше и твердо произносит:

— Ты позавтракаешь со мной, Каролина.

Тихо выдыхаю, призывая себя к спокойствию, и неохотно устремляю на него взгляд.

— Спасибо за приглашение, но я позавтракаю на кухне, — язвительным тоном проговариваю я.

— Я не приглашал, — следует короткий уверенный ответ, от которого гнев воспламеняет всю кровь в теле. Одному Богу известно, чего мне стоит удержать себя от крика.

— Я позавтракаю на кухне, — повторяю я, на сей раз обращаясь к Марии, и тут же осознаю, что в этом нет никакого смысла.

Мое слово имеет для нее вес только тогда, когда рядом нет Титова или когда оно не противоречит приказу босса. А сейчас два в одном. Но ничего. Я и сама смогу приготовить себе завтрак. Не безрукая.

— Мой тебе совет: не трать ни мое, ни свое время на очередные споры. Ты позавтракаешь здесь, Каролина. Точка.

«Ты позавтракаешь здесь, Каролина. Точка» — в уме передразниваю фразу муженька жеманным голосом. В реале вспоминаю о всех его угрозах и побежденно вздыхаю. Подхожу к столу, с грохотом отодвигаю стул, падаю на него и скрещиваю руки на груди, стреляя в Диму ненавистным взглядом. Он же смотрит на меня с абсолютно нечитаемым выражением лица. Ни радости, ни злости. Ничего. Пустота.

— Тебе снова приготовить омлет? — вежливым голосом нарушает молчание Мария.

— Мне ничего не надо. Аппетит пропал.

— Приготовь ей омлет и свои фирменные оладьи. И принеси, пожалуйста, еще фруктов.

Мария покорно кивает и ретируется, а я продолжаю уничтожать Титова взглядом.

— Ты не слышал, что я сказала? У меня пропал аппетит.

— Он вернется сразу же, как ты попробуешь оладьи Марии.

— Не вернется. Рядом с тобой мне кусок в горло не залезет.

— Значит, затолкаешь силой.

— Ты и кормить меня насильно собираешься? — мои брови взлетают вместе со шкалой негодования.

— Если понадобится, то да. Ты должна начать нормально питаться. Выглядишь ужасно.

Усмехаюсь. Будто я сама не в курсе.

— Я выгляжу так, как и полагается выглядеть заключенной. Что-то не нравится, не смотри, — вальяжно откидываюсь на спинку стула, стойко выдерживая пристальный ледяной взгляд.

Дима замолкает ненадолго и отпивает из чашки кофе, продолжая изучающе смотреть на меня.

— Тебе еще не надоело строить из себя жертву и винить меня во всех своих бедах?

Его вопрос вынуждает меня опешить.

— Что, прости?

— Что слышала.

— Хочешь сказать, я сама себя заперла на вилле? И сама себя лишила средств связи с родными? Что-то я такого не припомню. Это сделал ты.

Титов снова замолкает. На сей раз почти на минуту, словно наждачкой проходясь по моим натянутым нервам. А затем ныряет рукой под стол, достает из кармана штанов телефон и кладет его на стеклянную столешницу.

Мой телефон.

Поджимаю губы и хмурюсь, глядя с недоумением то на гаджет, то на Титова.

— В моих планах никогда не было делать из тебя заключенную. Тебе следовало подождать всего один день, пока я решу важные дела, и я бы тебя выпустил, — заявляет он ровно, пробивая мое сердце радостью, которой я не позволяю проявиться на лице.

— А зачем ты забрал мой телефон?

— Я не забирал его. Ты сама забыла его на свадьбе.

— И ты возвращался на Морен, чтобы забрать его? — поражаюсь еще сильнее, не веря в такой ход событий. И правильно делаю.

— Это было ни к чему. Его привез на Корт мой человек.

Долго не думая, хватаю телефон со стола, боясь, что Дима сделает это раньше. Но он даже не двигается, а на лице не дергается ни один мускул.

Наверное, мне стоит поблагодарить его, однако я скорее язык себе отрежу, чем скажу ему «спасибо» хоть за что-либо.

— Я все равно не понимаю, зачем нужно было запирать меня в доме и приказывать прислуге не давать мне телефон, если в твоих планах не было держать меня в клетке?

— Потому что прежде, чем позволить тебе свободно гулять по Корту, я хотел с тобой поговорить.

— О чем?

— О том, о чем Влад должен был поговорить уже давным-давно.

— Ты имеешь в виду ваш договор? — фыркаю. — О да, ему стоило рассказать мне об этом еще восемь лет назад.

— Я говорю не о договоре, — голос Димы становится серьезнее и мрачнее.

Я непроизвольно напрягаюсь. Похоже, сделка на меня — не единственная новость, которую скрывал мой старший брат, и это пугает.

И Титов лишь обостряет мой страх, когда делает очередную паузу, прежде чем заговорить:

— Несколько месяцев назад Влад перешел дорогу влиятельным и опасным людям, и на сей раз они решили не закрывать на это глаза. Я давно уже говорил Владу, что ему нужно рассказать вам обо всем. Но ты сама знаешь своего брата. Он не любит признавать свои ошибки во всеуслышание и ни за что не расскажет, что по его вине всей вашей семье угрожает опасность. Именно поэтому об этом тебе говорю я. Ты должна наконец узнать, что безопасные времена, когда тебе и твоим сестрам ничто и никто не угрожал, прошли. Враги Влада начали действовать — тайно и мастерски заметая следы. Наша с тобой автомобильная авария, инцидент с отравленным коктейлем в «Вельвете», слив конфиденциальной информации о договоре вместе с твоими видео и покушение на Арину, которое людям Лебединского удалось своевременно предотвратить, — их рук дело.

— Что?! — отрываюсь от спинки и сжимаю пальцами ручки стула. Из всей ошеломительной информации мой мозг цепляется только за последние слова. — На Арину покушались?

— Да.

— Когда?! Почему я об этом ничего не знаю?!

— Это случилось в день нашей свадьбы, когда Арина с Олегом ехали в аэропорт. По этой причине мы с Владом и Лебединским решили, что им лучше временно остаться на Таэле. Но тебе не о чем переживать. С ними обоими ничего не случилось.

— Как ты можешь просить меня не переживать после того, как сообщил, что мою сестру пытались убить? — мой голос повышает громкость и начинает дрожать. От ужаса сердце срывается в спринт, в ушах раздается назойливый писк. — Она, должно быть, напугана до смерти. Мне нужно к ней! Срочно!

Вскакиваю со стула, собираясь пулей лететь в аэропорт, но жесткий голос Титова останавливает:

— Сядь, успокойся и дослушай меня до конца.

— Не могу! Мне нужно к Арине.

— Я сказал: сядь и дослушай до конца! — резко повысившийся голос Димы, точно чугунная плита, придавливает меня назад к стулу.

Я продолжаю дрожать и переживать так, что желудок стягивает жгутами, но тем не менее сижу и жду, когда он продолжит:

— Тебе нельзя сейчас покидать Корт. И уж тем более ехать к Арине. Это опасно — как для тебя, так и для нее. Эти люди в любой момент могут нанести новый удар, и мы не имеем права облегчать им задачу.

— Почему вы их не посадите за решетку или не убьете? В чем проблема?

Мой нервный вопрос срывает недобрую усмешку с губ Титова.

— А ты, как я посмотрю, вообще перестала ценить человеческую жизнь.

— Те, кто пытаются убить меня или кого-то из моей семьи, для меня не люди. А Влад вообще не принимает никого за человека, так почему он уже давно не расправился с ними своим излюбленным способом?

— Не все так просто, Каролина. Эти люди — представители Золотых семей. Никто не имеет права убивать их без веских на то причин, избежав потом сурового наказания. Даже Влад. А как я тебе уже сказал, у нас нет неопровержимых доказательств, что именно они совершили перечисленные мной преступления. Только догадки.

— И что нам тогда делать? Просто продолжать сидеть сложа руки и ждать, когда они еще раз попытаются убить кого-то из нас?

— Никто не сидит сложа руки. Мои люди, а также люди Влада и Лебединского ведут следствие и ищут зацепки.

— Плохо ищут, значит!

— Они ищут, как надо.

— Тогда почему до сих пор не смогли доказать их вину? Влад всегда справлялся со всеми быстро. Никто никогда не смел ему угрожать и уж тем более покушаться на членов семьи.

— Твой брат не всесильный и не единственный влиятельный человек на Морене, пусть и хочет таким быть. И его вторая ошибка заключалась в том, что он внушил тебе и твоим сестрам мысль, что вы неприкосновенны для всего мира. Увы, это не так. Больше не так. Три могущественные Золотые семьи сплотились и начали вставлять Владу палки в колеса. На то, чтобы победить их, потребуется время. И, скорее всего, немало времени. Однако твоя помощь наверняка сможет ускорить процесс.

— Моя? — с трудом справляясь со страхом и нервами, спрашиваю я. — А чем я могу помочь? Я же никто в ваших играх. Так, всего лишь мелкая пешка, которую можно съесть, чтобы показать Королю Морена, что его фигуры тоже можно выбить с шахматной доски.

— Ты привела идеальную аналогию, — соглашается Дима спокойным тоном. — Только не забывай, что любая пешка может стать ферзем. [Прим.автора: сильнейшая фигура в шахматной игре; королева.] И ты явно стала таковой, только, к сожалению, в команде противников.

Хмурюсь настолько, что голова начинает болеть. О чем он вообще говорит? Какой еще к черту ферзь? И как я могла переметнуться в чужую команду?

Дима отодвигает кружку в сторону и наклоняется, облокачиваясь на стол. Прищуривается, вглядываясь в мое лицо, словно пытается найти все ответы без слов, а затем произносит:

— Расскажи мне всю правду о вечере свадьбы Арины.

Тихий выдох, десять ударов моего сердца. Слишком быстро. Слишком опасно для жизни. В горле резко становится сухо, мысли, словно белка, прыгают с ветки на ветку, пытаясь связать всю полученную информацию. И когда это происходит, я прерывисто спрашиваю:

— Взрыв… в аэропорту… это тоже дело рук этих людей?

— Чтобы найти ответ на этот вопрос, ты должна рассказать мне всю правду, не утаивая ни одну малейшую деталь того вечера, чтобы я и Влад смогли поскорее разобраться во всем, — он сохраняет со мной прочный зрительный контакт, и мне становится тяжело дышать. Страх за себя и свою семью переплетается с нежеланием раскрывать все карты перед Димой.

Он ведь все поймет… Сложит два и два и поймет, почему я сбежала… Почему так поступила. Вся моя ложь, сказанная в аэропорту, превратится в жалкий лепет обиженной девочки с разбитым сердцем и растоптанной гордостью.

Я не хочу во всем сознаваться. Не хочу предоставлять ему исчерпывающие доказательства тому, что никогда с ним не притворялась. Все мои чувства были искренними, а он просто взял и окунул их в грязь. И меня вслед за ними — с головой, без возможности сделать спасательный вдох. Однако… Чем дольше я смотрю в холодные, пронзительные глаза, тем больше понимаю одну простую истину…

Титов и так знает, что я соврала. Без слов. Без чистосердечных признаний. Этот умник знает, что я влюбилась в него и до сих пор люблю. Даже когда я молчу, он считывает меня безошибочно. Продолжать врать и утаивать важную информацию — детская и чрезвычайно опасная позиция, которая может привести к смерти дорогих мне людей.

Проблема лишь в том, что…

— Я не знаю, что тебе сказать, — вполголоса произношу я спустя несколько десятков секунд, прервав наши накаленные гляделки. — Я не знаю, кто стоит за взрывом. И не знаю, кто организовал полет для ребят. Егор ничего не успел мне рассказать, — сглатываю, чтобы затолкнуть обратно подступающий комок слез. — Ты убил его прежде, чем он ответил, кто доложил ему о том, что я нахожусь на Южной Мираде.

Челюсть Титова едва заметно напрягается, глаза темнеют, немного открывая занавес, за которым скрывается его негодование.

— Расскажи. Мне. Все. Каролина, — медленно, но хлестко повторяет Титов.

Мне не нравится его тон. Очень. Но ситуация не располагает к тому, чтобы начать спорить и бунтовать. Наши перепалки сейчас неуместны, поэтому я прикрываю глаза, уничтожаю в себе желание огрызнуться и собираю все имеющие силы, чтобы снова погрузиться в сюжет того адового вечера и рассказать Диме все.