Дневник мамы неудобного ребенка

Тоня Третьякова (2024)

«У вашего ребенка диабет, он что, ел много сладкого?» «Мы хотели пригласить вашу дочь на день рождение, но не можем — там же чаепитие будет» «А правда, что от диабета можно ослепнуть, и еще ноги ампутируют?» Все, о чем спрашивают диа-родителей и еще то, о чем молчат — в этой книге. Это книга-друг для тех мам, которые устали бояться, что они все сделают не так, потому что их дети отличаются от остальных. Дневник реальной мамы, живущей с диабетом своего ребенка вот уже почти 5 лет, а заодно с двумя другими детьми и мужем, который любит, чтобы все было по правилам. В нем вы узнаете, что делать, если от вашего ангелочка рыдает физрук, буфетчица подкармливает ее хлебом, а половина класса пытается измерить сахар одним-единственным глюкометром.

Глава 4

Первого сентября мы старательно наряжаемся. Дане очень нравятся школьная блузка и новые туфельки, я в кои-то веки надеваю платье — оно темно-синее, в тон школьной форме дочерей, и я чувствую себя на одной волне с ними. Как будто тоже иду учиться в школу, не в первый класс, конечно, но, к примеру, в одиннадцатый. Там ждут подружки и мальчик, который тебе нравился, и есть ощущение всеобщей, сбивающей с ног надежды — этот год будет интересным, хорошим, добрым.

Майя наводит невообразимую красоту, отобрав у меня остатки косметики. У старшей дочери гораздо больше тюбиков, флакончиков и коробочек: я практически не пользуюсь ни тенями, ни тушью, ни помадой — все прихватизировала дочь. На мой вкус, ее юное лицо во всей этой куче декоративных средств не нуждается, в отличие от некоторых мам, но я еще не настолько деградировала, чтобы не понимать: стоять между подростком и его боевой раскраской — чревато.

Сначала мы идем на линейку к Дане, а потом Майя нас бросает и отправляется на свой собственный первый звонок.

— В шестом классе уже не думаешь об этой мишуре, — учит она сестру, тщательно прокрашивая ресницы. — У нас уже другие увлечения.

Дана восхищенно смотрит ей в рот. В буквальном смысле слова: во время нанесения туши Майя всегда складывает губы в виде буквы «О». Дана старательно гримасничает, повторяя.

— Нам пора! Опаздываем! Почему, если живешь далеко от школы, то всегда приходишь заранее, а если в двух шагах — вечно опаздываешь? — риторически вопрошаю я, хватая сразу три букета.

Совсем не помню, как вела Майю в первый класс. Мне кажется, было иначе: мы знали хоть кого-то в толпе новых учеников, стояли вместе с Лешкой в первых рядах. В будущем Данином классе мы с ней не знаем никого, даже учительницу. А нет, уже знаем — вот она стоит с табличкой 1 «А». Женщина выдающихся достоинств — не факт, что я бы обхватила ее в бедрах обеими руками, это настоящая валькирия, увенчанная тяжелыми косами.

Валькирия, видимо, на раз просекла мои теоретические измерения и сделала шаг назад.

— Здравствуйте, мы — Борохова. То есть вот она — Борохова. Дана.

— Очень приятно. Сейчас пройдем на торжественную линейку — вон туда, за угол надо повернуть.

— Спасибо.

Мы озирались, пытаясь заякориться хоть за что-то в толпе бантов, букетов и острых локтей.

— Вы тоже первый «А»? — к нам обратилась изящная дама с не менее эльфийской на вид дочкой: светлые косы сложнейшего плетения, дорогие ленты с серебряным напылением.

— Да. И вы? Это Дана.

— Мария.

Майя фыркнула и загарцевала на своих новых туфлях-копытах.

— Это моя старшая, — извиняющимся тоном пояснила я. — Она в шестой класс пошла.

— Что вы говорите? У меня сын тоже. А младшему четыре года.

— И моему младшему четыре.

Мы засмеялись и неторопливо подрейфовали к площадке, где должна была состояться линейка. Мама Марии мне нравилась, но девочки вряд ли подружатся: вон как идут — каждая по своей дорожке, опасливо меряя соседку взглядами. Почему-то приятные мамы и приятные дети редко совпадают. Если мне хочется общаться и дружить с мамой, то моим детям не нравятся ее отпрыски, и наоборот, родителей тех, кто становится друзьями моих непосед, я бы никогда не выбрала для общения.

Гимн гимназии. Речь почетного гостя. Речь представителя администрации. Речь директора. Первоклашки стояли плотно, почти упирая опостылевшие букеты в землю. Я быстро обежала толпу с другой стороны, чтобы увидеть Дану. Не упал ли сахар? Или, наоборот, поднялся? Как бы померить? Не бежать же через всю площадь, расталкивая учителей и директора. Раньше линейка не казалась настолько изнурительной. Зачем малышам, вчерашним детсадовцам, рассуждения заместителя мэра о реформах образования? Но это ничего-ничего. Просто мне, взрослой циничной тетке, речи навязли в зубах, а первоклашкам, наверно, интересно пихаться букетами и смотреть на неуклюжее вальсирование старшеклассниц.

О! Вот наша учительница. Как ее зовут? Акулина Акинфеевна? Анастасия Андреевна? А, вот, на бейджике указано — Александра Алексеевна. Надо законодательно запретить учителям со сложными именами преподавать в младших классах. Хотя вот у моей однокурсницы сын обожал двух своих садиковских воспитательниц: одну звали Алина Рамисовна, а вторую — Алена Мударисовна.

— Добрый день еще раз! А я мама Даны Бороховой. Просто хотела напомнить, что у Даны диабет, — заискивающе улыбаюсь я.

— Конечно, я помню, — снисходительно качает короной кос валькирия.

— Если что — вы мне сразу звоните. Может быть, Дане надо будет конфету съесть или, наоборот, инсулин вколоть. Она так-то все сама делает, но присмотр нужен.

Учительница забивает мой номер в мобильный, терпеливо выслушивая, как я уговариваю ее посадить Дану на первую парту, не давать ей есть, вовремя проверять, не упал ли сахар, отпускать в туалет и вообще. Что именно вообще, не знаю даже я сама. Быть вообще максимально внимательной к ребенку? Вообще все ей позволять? Вообще все запрещать?

Наконец валькирия спасается от нас в вестибюле школы, и мы идем домой. Дана прихрамывает: новые туфельки нежно-розового цвета неожиданно натерли пятку. Я двигаю лопатками, как аллигатор в линьку, — совсем забыла, почему не носила синее платье столько времени: оно кусается.

Дома счастливая Дана валится на диван, а я затеваю систематический обзвон. Почти вся моя семья и половина друзей имеют к первому сентября какое-либо отношение, и всех надо поздравить или, если не успеешь первой, выслушать поздравления самой. Почему все так любят поздравлять с первым сентября? По-моему, большинство причастных не радуются этому дню: учителя со вздохом волокут домой охапки ненужных цветов, школьники предвкушают неизбежную рутину, родители — разборки по поводу оценок. Может быть, все дело в магии смены сезона? Недаром раньше новый год начинали считать с сентября — это почти то же самое чувство безосновательной надежды на лучшее, которое кто-то заботливый и мудрый непременно насыплет тебе на голову просто потому, что начинается новый период. Ноль. Точка отсчета. Разве можно не верить, что отсчитывать придется победы и достижения, а не что-то противоположное?