От любви до ненависти и обратно

Тоня Ивановская, 2020

Что делать, если лучший друг стал врагом? А если девушка, которую любишь больше жизни, виновна в смерти родителей? На эти вопросы придется ответить молодому оборотню, мечтающему вернуть славу своему роду. И избалованной герцогине, которая в одночасье потеряла все: семью, титул, власть, дом, магию и даже последнее платье.Верн долго шел к трону, Грета всеми силами пыталась скрыться от Короны. В итоге они обречены друг на друга, а страна на самую несовместимую королевскую чету.

Глава 4

Грета стояла на вершине смотровой башни и наблюдала, как по белому снегу приближается отряд западников.

— Какого черта! Почему так быстро?

— Не знаю, Ваша Светлость, — робко ответил начальник стражи. — Должно быть, оборотни передвигаются быстрей, чем мы думали.

— Глупости. У нас тоже есть оборотни. И если донесения верны, они не могли добраться до Флидабурга так быстро. Если только…

Грета задумалась.

“Неужели у него не столько людей, сколько докладывали? Обманул, дрянь. Пустил слухи, чтобы ужаса навести заранее?”

— Что это? — она вглядывалась в черные знамена князя запада. — Там что… Триллиумы?

Грета подошла ближе к краю башни и стала рассматривать символы на подъехавших к воротам всадниках.

— Почему триллиумы? — она гневно посмотрела на притихшего начальника. — Почему триллиумы в огне?

— Не знаю, Ваша Светлость, — еле выговорил военный и поспешил покинуть герцогиню.

Надо сказать, боялись ее теперь больше захватчиков. После смерти матери, а потом вести о гибели герцога, и без того строгая Грета совсем обезумела. К тому же жажда мести явно усилила ее магию. Так, по крайней мере, думали люди и сама Грета. Колдунья она стала лютая, все улицы города ловушками засеяла. Страшный морок навела, крыши гадами заполнила. Бесновалась герцогиня, желала испепелить князя, который виноват в смерти родителей.

— Брен! Триллиумы ― это цветы запада? — окликнула Грета одного из советников. — Их растет там много? Почему триллиумы?

— Не знаю, моя леди. Говорят, это любимые цветы князя.

— Прелестно, — ухмыльнулась герцогиня. — Что ж он сжигает их на своем знамени?

Брен пожал плечами, и, бросив взгляд на отряд, ожидающий у ворот города, спросил:

— Говорить с ними будете?

— Зачем?

— Король приказал, вроде как.

— К черту короля! Этот олух сбежал, вот пусть и катится.

— Это ведь измена, — потупил глаза Брен, — говорить такое.

— Говорить буду то, что думаю.

— Хорошо, — выдохнул советник. — Но прошу, спуститесь к переговорщикам. Мы не в том положении…

— И тебя к черту! — прикрикнула Грета и пошла прочь из башни.

Конечно, Брен поспешил ее догонять и уговаривать. Герцогиня, честно, совсем не понимала, зачем ему это нужно. Ведь ясно, что не с миром пришли, а сдавать столицу она не намерена. Несмотря на то, что правителя по факту уже несколько дней не было. За поступок такой ее никто бы не осудил, да и поддержка у князя была в регионах страны. Некоторые даже откровенно радовались, что придет на трон настоящий воин. Сильный. С победами. С новыми землями. Грету от таких разговоров выворачивало, оттого после нескольких перепалок с вельможами — а колдунья она сейчас могущественная — при ней Черного князя не хвалили и на мировую с ним пойти не предлагали.

Разбежались все. Кто мог, заручился “ненападением” у западников и отправился в свою провинцию; кто не мог — по большей части жители — спешил к нестоличным родственникам. Пуще князя боялись люди колдовских умертвий, что подняла герцогиня с кладбища. Разгуливали они теперь по улицам. Смирные, но как чума ужасные. Боялись люди, что ослушаются создательницу и нападут на живых, сколько бы она их на солдат чужих ни натравливала.

Кто остался, того герцогиня в подземелье отправить рассчитывала. Солдаты ходы разобрали и факелами все заставили. Наводнила она туннели змеями, а места для людей мороком спрятала. Жутко было в городе. Пустынно и холодно.

— Отправьте кого-нибудь еще, — отмахнулась от очередной просьбы Грета. — Я лучше пойду в храм молиться.

— Никак нельзя, — подбежал к ним взмыленный начальник стражи. — Просят герцогиню, — он наклонился и тихо продолжил. — Говорят, сам князь с ней поговорить желает.

Грета остановилась: “А не придушить ли его плетью по такому поводу?”

— Пойдете? — умоляюще смотрел на герцогиню Брен.

— А пойду, — коварно улыбнулась Грета и направилась к городским воротам.

Когда Грета поднялась на одну из небольших приворотных башен, ей сразу бросился в глаза высокий рыцарь на вороном коне. Он стоял поодаль и ничем не отличался от прочих в отряде, но было в нем что-то притягивающее внимание. Доспехи неприметные. Чуть крупнее среднего — был в отряде и гигантский оборотень, — а глаза так и смотрели на мужчину в сторонке.

“И шлем не снял. А не князь ли это скрывается?”

— Леди Триллиум, — поклонился высокий брюнет. — Меня зовут Оберон. Я родом с Междуречья запада. Вы, скорее всего, не слышали. Ну да неважно. У Черного князя к вам предложение.

— И какое же? — равнодушно спросила Грета, а сама все на рыцаря поглядывала.

— Он просит вашей руки.

Грета потеряла дар речи. Смотрела на Оберона яростным взглядом, а стражники на башне стали нервно перетаптываться.

— Так что передать, леди Триллиум?

— Моей руки хочет? — ухмыльнулась герцогиня.

Она притянула лук магией и выстрелила в скрытого рыцаря. Тот перехватил ее, но стрела обернулась гадюкой и, просочившись мороком, впилась в шею.

— Вот же, гадина! — зашипел Верн, избавляясь от твари.

Сняв шлем, он посмотрел на колдунью и миролюбиво улыбнулся.

— Сдавай город, Грета! И пойдем в молебную рощу.

— Явился? Обещал убить всех и сдержал слово.

Никогда прежде она себя так не чувствовала. Изумление, ненависть, сожаление. Все смешалось в крови и ударило в голову.

— На кой черт тебе свадьба?

— Королем стать без кровопролития. Никого ведь там нет. Только ты осталась. Что ты можешь? Одна. Сдавай город, объединим семьи, все будет по правилам.

— Получишь мою руку, когда отрубишь ее на площади. Чтобы я, последняя из Триллиумов, пустила на трон животное?!

Сползла с лица улыбка у оборотня. Полыхнули гневом глаза зеленые.

— Животное, значит, — процедил сквозь зубы Верн. — Будь по-твоему.

Он надел шлем и помчался в сторону своего лагеря. Гнев переполнял Верна. Уж было успокоился, решил, что прошла его дикая ненависть — желание сравнять с землей особняк Триллиумов. Встретил ведь герцога, ничего к нему не почувствовал. А тут девчонка. Увидел ее фигурку тонкую — как ветром не унесло, неизвестно — так и захотелось устроить пепелище на месте храма главного. Еле вытерпел взгляд ее безжалостный.

“Как была высокомерной, так и осталась. Еще и выстрелить посмела, гадина!”

— Животное… — повторил Верн, ощущая весь яд ее заносчивости. — Отрублю стерве голову.

— Что прикажешь? — поравнялся с ним Оберон.

— Поймать эту тварь живой и притащить в мой дворец.

Как и предупреждал Оберон, им катастрофически не хватало людей. Верн сам тысячу раз пожалел, что так некстати поддался жалости и распустил наемников. Не готов он был воевать с коварной магией столицы: с хитроумными иллюзиями, ведущими его оборотней в ловушки; с ядовитыми тварями, поджидающими в подземельях; зубастыми трупами, нападающими на всех, кто родом не из города. Как ни жаждал Верн взять Флидабург без потерь, все внутри жаждало крови его воинов. Шептала магия голосом Триллиумов, разносилась среди домов, обволакивая его армию гибелью.

— Чертова ведьма! — проклинал герцогиню оборотень, разрубая очередное умертвие.

— Соглашусь. Но осталось недолго, — крикнул ему Оберон. — Герцогиня в храме. Я отправил туда людей, прервать молитвы и чтобы не успела натворить глупостей.

— Ты о чем?

— Мало ли как мать…

Верн не стал дослушивать. Обернулся лигром и рванул в сторону храма, не отдавая себе отчета в глупости поступка. Ввалился в святилище и замер. Грета стояла на коленях и молилась.

Как хороша она была. Чарующая колдунья с терпким голосом. Ничего, кроме приказов, не отдавала им. Властная, строптивая. Блики от лампадок играли на тугих косах, оплетенных золотом. Траурное платье подчеркивало грацию. Такой осанки не видел он у захолустных девушек, не видел кожи выбеленной у вольных оборотней. Ничто не вызывало в нем столько раздражения, сколько вызывала спесивая владычица города. Тело хрупкое и влекущее, а внутри идеала коварная ведьма гнездится, чьим шепотом прямо сейчас гибнет его армия. Оторвать бы твари голову, да только единственное, чего хочется — под ногами стелиться у гадины.

— Будь ты проклята, — прошептал Верн в человеческом образе.

Грета обернулась, встретив взгляд его пламенный. Ухмыльнулась и продолжила мольбы о милосердии к мирным жителям, о гибели всем захватчикам. Верн смотрел и думал, что дал промаху. Отвернулся от ненавистницы и ушел, лишь бы не видеть ее улыбку ядовитую.

***

Грету арестовали, к ее удивлению, вежливо. Принесли шубу из особняка Триллиумов. Руки не вязали и грубости не высказывали. Может, потому, что Оберон заведовал этим действом? Брюнет ей, несмотря ни на что, нравился. Особенно глаза медовые колдунье приглянулись. Была в Обероне добрая бочка обаяния, при других обстоятельствах могли бы и подружиться. Шла, поглядывала на западника и размышляла:

“Человек или оборотень?”

Привычной магии Грета в нем не чувствовала, но ощущала какую-то туманную силу. К тому же вряд ли Верн приблизил бы к себе обычного человека. Не в том дело, что он презирал людей, просто не смогли бы они на равных общаться. В первую же попойку переломал бы оборотень человеку косточки. Не со зла, из-за мужской дружественности. А брюнет все еще цел и невредим. Вот и в битве с башни за ним наблюдала. Слишком быстрый, слишком ловкий.

“Не человек. Но и не оборотень”.

— Вы ничего спросить не желаете? — поинтересовался западник.

— Уже решил, как казнить меня будет? Сожжет или через повешенье? — ухмыльнулась Грета. — Или честь окажет? Отрубит голову, в уважение роду благородному.

Оберон очаровательно улыбнулся.

“Какой же чудной он. Совсем не чувствую дурные эмоции?”

В это время они вышли из храма и оказались на площади.

— Много вы потеряли воинов, — позлорадствовала герцогиня.

— Ваша Светлость сильная колдунья.

Еще до нападения горожане спустились в убежище, и Грета по полной развернулась на улицах Флидабурга. Не помогли людям Верна ни знание улиц, ни отсутствие сопротивляющейся армии. Солдаты у Греты были, только мало. Потому она отправила всех на защиту подземелья с жителями и немного стрелков на башнях поставила. В общем, воевать пришлось захватчикам с ее магическими выкрутасами и поднятой нежитью. Сил герцогиня потратила много. Зато действенно. Еще бы неделю ей времени ― и пропали бы западники в ведьмовском лабиринте ужаса.

— Князь просил привести вас во дворец.

— Просил? — съехидничала Грета.

— Если быть точным, велел вас туда притащить. Мне стоит выполнить его пожелание?

Грета не ответила. Ей было все равно. Она молча радовалась тому, что победители не проявляли жестокости к мирным жителям. И так же молча тревожилась, не сожжет ли Верн храм ее матери. Не могла она этого допустить, а потому больше не за себя переживала, а солдат возле храма рассматривала, читая по губам, не обсуждают ли они его уничтожение. Солдатам пока было все равно на святилище. Это в целом радовало.

— Садитесь, — Оберон подвел ее к лошади. — Не хочу вас тащить. Но и сбежать не думайте. Некуда вам. Короля уже выследили, так что…

— Плевала я на короля! — огрызнулась Грета.

Оберон посмотрел на нее с удивлением.

— И зачем тогда вы все это устроили?

— Никогда не прощу ему смерть родителей.

— Как у вас с Верном много общего, — задумался западник и поехал вперед.

Когда добрались до дворца, в глаза бросились знамена с триллиумами.

“Вот же. Чтоб его! Точно сожжет. Буду к нему по ночам являться и душить. С моей силой, призраком я буду злобным и могущественным”.

— Ждите здесь, — прервал ее размышления Оберон и зашел в тронный зал.

“Дорвался до трона. Принц оборотней. Еще посмотрим, сколько ты на нем продержишься”.

— Герцогиня Триллиум, — объявил ее Оберон, и Грета вошла в зал.

Верн сидел на троне в окружении своих людей. Людей ли? Грета прикинула, что некоторые из них определенно люди. Куда без оборотней? Большая часть они. А вот двое были такие же, как Оберон. Странно, она не слышала, чтобы на западе жили какие-то магические сущности. Но сейчас стояли перед ней. И явно не слабые.

— На колени, Грета! — приказал Верн.

Сказал грубо, а сам до дрожи впечатлился ее обликом. Как же хороша она была в мехе заячьем. Белизной оттенял он румянец легкомысленно. И такая непроглядная Грета была, непостижимая. Словно бархат ночи, метелицей отуманенный.

Грета тоже Верна рассматривала. Вымахал ее “котик” в бравого рыцаря. Воистину, верно в детстве предугадывала. В благородном окружении не затеряется, так и хочется роже такой величественной подвиги приписывать.

“Хорош черт, — рассердилась герцогиня. — Слаженно с троном смотрится. Будет трудно его оттуда вытащить”.

Смерила презрительным взглядом, отчего Верн тотчас пришел в ярость. Как мог, скрывал, но она-то уж видела. Молчала. Все равно сожжет, хоть последние минуты полюбуется на взбешенного оборотня.

— Леди, вам стоит… — пытался спасти ситуацию Оберон.

— Никогда еще не преклоняла колени перед торговцами.

— Э, — растерялся Оберон, явственно чувствуя, как Верн готов разорвать ее на части. — Ваша Светлость, не мне вам рассказывать, что наш король…

— Уже король? С десяток шагов назад князем был, — подцепила западника Грета и перевела взгляд на Верна. — Думаешь, забрался на красивый стул ― королем сделался? Тешь себя иллюзиями.

— За гордыню свою и поплатишься, — мягко ответил оборотень, всеми силами пытаясь не показывать, насколько сложно гнев сдерживать.

— Жду с нетерпением! — с вызовом сказала Грета. — На закате костер запалишь?

Вдруг Верн засмеялся.

— Нет, я тебя не убью. Не дождешься.

Это для Греты действительно стало неожиданностью. Что он делать собрался, неизвестно. Но какая разница? Она размышляла: раз жива останется, то еще пожалеет о своей глупости оборотень.

— Знаю, что ты присягнуть королю не успела. Мне клятву верности дашь?

— Издеваешься?

— Это чтобы записали, что ты отказалась, — мотнул он головой в сторону писаря.

Только сейчас Грета заметила, что действительно беседу-то их документируют.

“Что за дьявольскую игру он затеял?”

Только об этом подумала, как в зал вошел человек с небольшой плоской коробочкой. Передал ее Верну, а оборотень довольно улыбнулся и открыл.

— У меня для тебя, Грета, подарок. Сюрприз. Помню, любишь сюрпризы.

Он достал из коробки медное кольцо со знаками Зверя. Грета моргнуть не успела — не то что оттолкнуть Верна магией — как тот защелкнул украшение на ее шее.

Кожу обожгло хищным пламенем, Грета сразу поняла, что медь зачарована. Попыталась вырваться, только сила не слушалась. Будто крылья вырвали бабочке, трепыхалась в руках оборотня, совершенно беспомощная. А Верн не отпускал ее, сжимал пальцы на белоснежной шеи и в глаза смотрел безжалостно. От глаз его пронизывающих мороз прошел по коже, а оборотень возвышался над добычей долгожданной и почему-то медлил, сам не осознавал окончательно.

Лишь схватил ее, мысли все развеялись. Чувствовал, как колотится в герцогине сердце ненавистное, ощущал запах ее колдовской и попытки вырваться неумелые. Как же хотелось вгрызться в ее голову.

— Это пожиратель магии, — хрипло оборвал их единение Оберон. — Древний амулет против колдовства. Мы…

— Она уже поняла, — отшвырнул Грету Верн и вернулся на трон.

Оберон помалкивал, как и все в зале. Герцогиня приходила в себя, пытаясь понять новые ощущения. А Верн прикрыл глаза и нахмурился.

— Сама виновата, — наконец тихо произнес оборотень. — Из-за упрямства твоего на улицах трупы валяются. Открыла бы ворота, сейчас на местах тех болтались бы перепившие на свадьбе счастливчики.

— Мерзавец, — шептала герцогиня, пытаясь стащить с себя украшение, которое ошейником стянуло горло. — Будь ты проклят, грязное животное!

— Опять животное, — сжал зубы Верн. — Я оборотень! И я твой король, нравится тебе это или нет.

— В таком королевстве я жить точно не намерена.

— О, нет, ты будешь. И я лишаю тебя титула.

Грета замерла, прожигая его взглядом.

— И земель. Все у тебя забираю, Триллиум. Все. Будешь жить долго, без привилегий и без магии. Посмотрим еще, долго ли гордыня у тебя, девка, продержится.

— Еще что отнимешь? — холодно спросила Грета.

Внутри у нее как будто все окаменело, а Верн пожал плечами.

— Я пойду? — спросила она с вызовом.

— Иди. Хотя нет, — Верн окатил ее триумфальным взглядом. — Не слишком ли роскошно платье для горожанки без имени?

— Что?

— И украшения благородные.

“Чтоб ты сдох, урод!”

Грета скинула с себя серьги, кольца и пояс драгоценный. Швырнула ему под ноги шубу. Начала расшнуровывать платье. Столько злости было в ней, что даже помощь не понадобилась. Чувствовала, как краснеет. Только не от стыда, от ярости. Не смотрела на других, только Верна душила своей ненавистью. Перешагнула через бархат черный и в оборотня с рыком бросила. Тот поймал, вроде как даже смутился. Грета стояла в тронном зале в тонкой рубашке чуть выше щиколоток и думала:

“Попросит снять, глаза ему выцарапаю”.

Не просил. Только сидел на своем троне и пялился. Торжествовал, должно быть, оборотень. Но по виду не сказать, о чем думает.

— Все? — вздернула она гордо голову.

— Нет! — прикрикнул на нее Верн. — Тесьму золотую забыла.

Стала расплетать волосы. Пальцы дрожали, получалось очень медленно. Прокляла его уже всеми бранными словами, которые за свою жизнь услышала. Выживет и отомстит, только это Грету успокаивало.

Бросила тесемки в застывшего оборотня. Скользнула взглядом по Оберону, который был белее снега на улице.

— Вы можете идти, ле… Грета, — тихо сказал брюнет.

— Поторопись, — ожил Верн. — До темноты еще найти приют нужно. А то мои солдаты о пылкости столичных ведьм наслышаны.

Грета бросила на него ядовитый взгляд и гордо зашагала к выходу. А когда хлопнула дверь, один из советников повернулся к своему оруженосцу и тихо сказал:

— Отправь людей, пусть перехватят прекрасную деву и отвезут в особняк, что я занял.

В тот же миг Верн сжал его горло.

— Если один из вас… Или один из ваших людей тронет ее хоть пальцем, в тот же час оторву ему голову!

— Но вы же… — прохрипел советник.

— Пусти его, Верн, — вступился Оберон. — Мы не обязаны предугадывать твое настроение. Особенно… такое.

Тот послушался и попытался успокоиться. Плохо выходило.

“Вспылил опять. Куда она пойдет без платья? Ведь холодно…”

— Мне отправить за ней? Передать шубу? — угадал его мысли Оберон.

— Нет, — рявкнул Верн. — Сдохнет, так ей и надо, гадине.