Градус любви или любовь по шкале Лайкерта

Тианна Ридак, 2021

Что может сделать человека счастливым? Да всё что угодно, в том числе и любовь. Любовь к чему или к кому? Каждый из героев книги может дать своё определение этому слову. Это может быть любовь к искусству, в частности к балету или живописи; или же к ювелирному делу и коллекционированию драгоценных камней. Один из главных героев Мирослав, к примеру, пишет любовные романы с пометкой 18+, и для полноты ощущений, как и для творческого вдохновения, выбирает каждый раз себе новую девушку. Познакомившись случайно с юной Лидой, он всё так же продолжает применять шкалу Лайкерта, по которой долгие годы пытается вычислить и определить точное понятие любви. Мирослав понимает, что пришло время сделать окончательный вывод или оставить эту безумную затею. Удастся ли девушке ему помочь или она ещё больше всё запутает?…

Глава 5

К обеду резко похолодало и пошёл снег. Мирослав безуспешно набирал номер Лиды и решал, что ему делать до вечера. На кухне закипел чайник. В дверном замке послышался скрежет и кто-то вошёл в прихожую.

— Миро, ты дома? — послышался высокий женский голос.

— Чёрт! Марина! — выругался Мирослав войдя на кухню. — Я тут! Иди сюда!

— О, я как раз к чаю…

Стройная молодая девушка, лет двадцати пяти, в обтягивающем мини платье появилась в проёме двери. Выставив ножку вперёд, так, чтобы был виден ажур края чулок, она послала ему воздушный поцелуй.

— Надеюсь я вовремя? Привет!

— Здравствуй. Пока не знаю… Если честно, то я тебя не ждал, и вообще забыл, что у тебя ключи есть.

— По-моему ты вообще забыл о моём существовании, Мирославчик? Но вот за что я тебя люблю, так это за честность.

— Значит в любви для тебя честность на одном из первых мест? — он показал ей рукой на табурет, чтобы она присела, и продолжил. — Помнишь, я рассказывал тебе про тест по шкале Лайкерта?

Марина кивнула и присела, слегка вздрогнула. Поверхность табуретки оказалась холодной. Мирослав не обратил на это внимание, он заваривал чай.

— Ты поставишь честности наивысший бал? — спросил он.

— Опять ты со своей шкалой, — Марина надула и без того пухлые губки и задумалась. Её выразительные карие глаза, в обрамление густых, от природы, ресниц, смотрели в упор на Мирослава, когда тот к ней повернулся. — А какие ещё варианты есть в твоей шкале?

— Да любые! Всё, что хочешь, можешь назвать! Что для тебя важно в любви, а что второстепенно, но относится к этому чувству? Страсть, секс, богатство, власть, Бог, искренность, уважение…

— Ммм… Бог, говоришь. Ну, если только он носит твоё имя, — добавила Марина. — Я там в коридоре, на тумбочке, пирожные оставила, принеси, пожалуйста. А я пока подумаю, — хотя это ей сейчас меньше всего хотелось делать. Мирослав, действительно, был для неё богом в постели и если бы в его «шкале любви» была позиция с именами, то ему бы досталась наивысшая оценка.

— Значит в любви для тебя важен секс?! Хорошо, ещё что? — он вернулся на кухню и сел напротив. — Чай будешь или тебе, как всегда, шампанского?

— А у тебя есть?

— Нет, но…

— Ладно, чай давай. И тарелки… Будем мою фигуру портить!

— Тебе это не грозит, моя хорошая, тем более, что до вечера ещё далеко.

— Спасибо, что хоть это ты заметил, а то я уже подумала, может в следующий раз в костюме слона прийти?

— Ага, значит любовь для тебя это игра? — вполне серьёзно спросил Мирослав, успев откусить от хрустящей трубочки с кремом большой кусок и с наслаждением жуя.

— Странная логика. Иногда я тебя совсем не понимаю, — при этом Марина последовала его примеру, только сделала это более сексуально. Сахарная пудра, обильно присыпанная сверху пирожного, посыпалась на платье. Она потянулась за салфеткой и задела чашку с чаем. Немного пролилось в блюдце, пришлось подложить салфетку под чашку. Марина начала нервничать. Она не за этим пришла к Мирославу, чай можно было и дома попить, одной. А он вечно со своими психологическими тестами к ней лезет. Она начала нервно стряхивать сахарную пудру с платья. — Ты, если не рад меня видеть, так и скажи! Зачем эти дурацкие тесты задавать?

— А для тебя секс, это дурацкое занятие, Мариша?

Она тут же оживилась и заулыбалась, не совсем понимая к чему он клонит.

— Не-ет, секс — это наслаждение, здоровье, спорт в конце концов! Надо получать удовольствие, пока ты молод.

— Ну, а почему тогда ты называешь тест дурацким занятием, если для меня это тоже своего рода: наслаждение, здоровье и разминка для ума?! Или то, что для тебя не является интересным, то глупость и дурачество?

Марина шмыгнула носом и опустила голову, потом посмотрела обиженно на Мирослава и встала.

— Я домой! Ключи оставлю на тумбочке, — и она гордо обошла стол, чтобы выйти из кухни. Мирослав преградил ей путь рукой и силой усадил к себе на колени. Прошёлся взглядом по внешней стороне бедра, талии, поднялся к груди, посмотрел на губы и страстно впился в них своими. Потом повторил рукой движение взгляда и нежно схватил её за шею, второй рукой придерживая за талию.

— Ты забыла надеть нижнее бельё, моя маленькая развратница, — шепнул он ей с придыханием.

— Я очень торопилась к тебе… нашла только чулки…

— Я так и понял. Иди сюда, сумасшедшая…

***

В гостиной царил полумрак. Догорающие дрова в камине пылали жаром вспыхивая рубиновым светом. Один язычок пламени пробился снизу и пытался разжечь и без того раскалённые головешки, «облизывая» одну из них более усердно. Взгляд Виталия Заломского был рассеян и блуждал по комнате. Он любил смотреть на огонь, но после звонка главного редактора журнала «WaY», ему расхотелось и это. Визит фотографа не стал для него неожиданностью, очень хотелось увидеть модель, ради которой вся эта каша заварилась. Возможно это его долгожданная Одиллия, а он просто не там искал?

Марк вошёл один. Сестёр предусмотрительно оставили в холле, где им предложили кофе и сладости. Заломский всех принимал, как почётных гостей, аристократизм был у него в крови. Эстетика была даже в мелочах, вплоть до дверных замков и стёклышек в витражах, на башенках дома.

— Присаживайтесь, — показал он Марку на огромное кресло, когда тот протянул руку для рукопожатия. Заломский руки не подал. Он понимал, с какой целью фотограф тут и не приветствовал его намерения распоряжаться чужими жизнями за счёт поправки своего материального положения. А в случае Марка, это была неудачная попытка спасти свою шкуру. То, что галерист продавал за баснословные деньги своих бывших балерин за границу — считалось им за благо, — они ещё полны сил. А ведь танцуя в театре, к тридцати пяти годам, а то и раньше, организм девушек изнашивается до такой степени, что возраст запросто можно увеличить вдвое. Возраст выхода на пенсию для балерин в среднем это тридцать пять лет, а с ним в придачу стандартный букет болезней: грыжи межпозвоночных дисков, атеросклероз, нарушение менструального цикла и сердечно-сосудистой системы. Так и хочется прыгать от радости на изуродованных от вечных нагрузок и пуантов ногах, а Заломский желал каждой продлить жизнь и отпускал лет на десять раньше. Но при этом он содержал и семьи девочек, и каждой обеспечивал безбедное существование в будущем. Что уж там с ними было потом его не интересовало. Он считал, что раз они нашли в себе силы пройти балетную школу, то и роль жены для них должна была оказаться несложной. У плиты их никто не заставлял стоять и драить полы, и работать с утра до ночи на трёх работах. Все женихи были из богатых семей и получали в невесты неиспорченных другими мужчинами девушек. Статус «бывшая балерина» возносил новоиспечённых невест на пару ступеней выше всех остальных претенденток из ближайшего окружения иностранцев у себя на родине.

— Портфолио есть? — спросил Заломский, после того как им принесли кофе. До этого он молчал, ожидая, что Марк сам всё расскажет, но тот обалдел от обстановки вокруг и сидел молча, лишь изредка моргая.

— Я сейчас, вот! — он вытащил из рюкзака альбом и протянул галеристу, при этом рука у него дрожала. — Простите, Виталий Валерьевич, что мы как снег на голову, но…

— Не волнуйтесь! Мне звонили из журнала «WaY» и предупредили о вашем визите.

Марка прошиб холодный пот и ему показалось, что он, вместе с этим громадным креслом, провалился в преисподнюю. Плотные шторы в гостиной, несмотря на полдень, были наглухо закрыты. Под каждой картиной на стене имелась подсветка красной лампы, что придавало некую зловещность образам: где-то танцующих, где-то поправляющих тесьму на пуантах или просто созерцающих мир, балерин. А потрескивание дров в камине напоминало адское пламя костра преисподней у того самого Данте Алигьери, которого они вспоминали с сёстрами у ворот. Марк не ожидал такой прыти от главного редактора. Как он умудрился вывернуть всё наизнанку и остаться в выигрыше…

— Сколько копий вы сделали?

— Что, простите? — фотограф не сразу понял о чём идёт речь.

— Негативы при вас? — продолжил Заломский.

— А-а, вы об этом! Альбом с фотографиями в редакции, другой у Лиды… Ммм, ещё вот, у вас. Всё! Негативы в студии у меня, а что? Ой, простите, я не то хотел спросить… Я привезу завтра… сегодня! Когда скажите в общем…, — Марк не знал куда деть руки, он нервничал, ладони вспотели и он тёр их о колени. «Как спросить о деньгах, — думал он. — Хитрый главный редактор и тут постарался, представив его фотографом из журнала, а значит ни о каком гонораре от сделки и речь не может идти! Вот влип! И чего меня туда понесло с этой Лидой?» — он тяжело вздохнул.

Заломский захлопнул альбом и встал. Марка тут же, словно из катапульты, что-то вытолкнуло из кресла и он стал как вкопанный.

— Я… это… Ммм…

— Я понял вас. Ваш кредит в банке будет закрыт завтра. Ещё, могу предложить вам в аренду небольшое помещение недалеко от центра, по цене договоримся через неделю, оно как раз освободится. И вот ещё что… У нас выставка через три недели, мне нужен новый ракурс фотографий, так что я жду вас. А вот про казино на два года вы должны забыть, если ходите со мной работать! Договорились?

Марку, ещё в процессе оглашения всех благ и той манны небесной, что на него падала, хотелось встать на колени и целовать ноги этому благородному человеку.

— Всё как вы скажите, уважаемый Виталий Валерьевич, всё будет как вы хотите, — начал он, чуть ли не согнувшись пополам, видимо от тяжести того счастья, что свалилось ему на плечи. Заломский поспешил с ним попрощаться и попросил позвать обеих сестёр.

— Негативы привезёте завтра и больше никаких копий! Ясно?!

— Коне-е-ечно!

«Святой человек, он святой! — повторял про себя Марк выходя в холл. — Чтоб ты сдох там от жадности, вонючий редактор!… На тебе фигу! Сейчас масло пойду куплю и намажу её жирно так, чтобы тебе вкуснее было!…»

— Марик, ты чего? — к нему подбежала Влада

— Ничего, я всё уладил, вы остаётесь тут! Пока, мне пора!

— Обе? — воскликнула она.

— Да, идите быстрее, вас ждут! До встречи!