Каверна

Тенгиз Юрьевич Маржохов (2024)

Книга — терапия. Книга — реабилитация. Реабилитация как от хронической болезни, так и социальная. Каверна — как буквальный диагноз, так и социальный слой, где происходят события. Здесь представлен пейзаж провинциальной жизни не только Кавказа, но и всей России.Автор прошел суровую жизненную школу, побывал на самом дне, но не сломался, не разложился, не опустился. И подобно тому, как в домне вместе с рудой переплавляют металлолом в новый созидательный материал, переплавил в своей душе все невзгоды, злоключения и страдания, сохранил цельность натуры, поднялся в рост, обретя бесценный опыт и желание поведать о людях, встреченных на жизненном пути. Главный герой романа борется с хронической болезнью и встречает любовь, такую же неказистую, как его судьба. Она помогает ему, и в награду за это её жизнь налаживается. Сюжетной линией романа стала история любви, куда вплетены зарисовки того мира, куда не заглядывал ни рядовой обыватель, ни прозорливый интеллектуал.

4

Вообще-то я отошёл от темы, пора пойти дальше.

С моим распорядком вырисовывалась такая картина: будни я находился в больнице, на выходные ездил домой, к маме. Так поступали многие, кроме тех, кому ездить было далековато или некуда. За неделю надоедало, и дома я отдыхал от больницы, а в больнице от дома.

Приезжая, я делился с мамой новостями и впечатлениями. Она (инженер и ветеран труда на пенсии) внимательно выслушав, давала советы. Поучала меня с позиции прожитой жизни и опыта. А я понимал: родители в таком возрасте, что большая часть их энергии — в детях, благодаря нам они не стоят на месте. И нельзя их ограничивать в этом из-за наших комплексов. Все конфликты в семьях из-за непонимания между поколениями. Недаром говорят — старики, как дети.

Да, они требуют внимания. Так зачем их обделять вниманием? Детям мы дарим внимание, потому что это наше будущее, мы их любим.

А старики, как отработанный материал что ли?

Я так не считаю, и подхожу к этому, извлекая немало пользы. Одна голова хорошо — две лучше; мама всегда даст совет или хотя бы направит, и потом, рассказывая, я проговариваю, учусь правильно выражать мысли. Делаю это так, как сам бы хотел слышать от своих детей. А дети, в свою очередь, воспитываются на примере.

Племянник болтает ножками под столом и перенимает манеры — как я разговариваю с мамой, его бабушкой. Потом и он не допускает небрежности, становится коммуникабельным с бабулей. Делится каждой эмоцией через небольшой запас речи, массу мимики и артикуляции.

Как-то я вернулся из дома после выходных. Володя сказал:

— В субботу Мариночка несколько раз заглядывала. Тебя спрашивала.

— Зачем? — удивился я.

— Жохов… Где Жохов? — попытался передразнить её Володя и засмеялся тому, как у него это получилось. — Не знаю, что она хотела.

Я был заинтригован и начал воображать: «Нашла повод, чтобы… померить температуру или давление. Почему я уехал?» — Думал про себя с укором. — «А откуда я мог знать? Ладно, если она… это проявится, прочитаю по глазам, будет знак». Я подсчитал смены, день, когда она снова заступит, и ждал этого дня, как свидание. Но ловил себя на мысли, что не видел толком лица Марины, и этим интрига только усиливалась, я интуитивно чувствовал в ней сюрприз. Ух, Дженнифер Лопес!

Ещё польза от поездок домой была в поддерживаемой чистоте и опрятности. В палате можно было побриться худо-бедно, а вот душ… на всю пятиэтажную больницу только на втором этаже; да и то, такой душ — туберкулёз подмолаживать. Холодно и сквозняк из всех щелей. И кроме выходных, пришлось добавить поездки домой среди недели. Благо Нальчик небольшой городок и из одного конца в другой можно доехать на троллейбусе за полчаса.

Я приезжал домой после полудня, принимал душ и дожидался маму с работы. Она была вынуждена устроиться нянькой, чтобы как-то прокормить меня, что на одну пенсию не представлялось возможным, и возвращалась к пяти — шести часам вечера.

— Ты должен хорошо питаться, — говорила мама и подкладывала добавку. — Что врачи говорят? Побольше белковой пищи. Может творог купить? Будешь творог кушать?

— Буду, — соглашался я. — Иногда.

— Да, иногда — часто и не получится. Творог подорожал… — и она призадумывалась с половником в руках.

Посидев дома ещё немного, я возвращался в больницу под вечер.

Как-то раз, в один из таких вечеров, я встретил Володю и Нырова Юрчика. Они были поддатые и что-то шумно обсуждали между собой. Увидев меня, они обрадовались и весело завалились в палату. Я начал переодеваться с дороги, а они наперебой пытались что-то рассказать. Глядя на чистый, прибранный стол, я подумал: «Бухали у Юрчика».

Юрчик как будто сильнее хотел рассказать новости и тараторил беспрерывно. Володя, хорошо подпитый, смотрел в пол и временами перебивал Юрчика, тот махал на него рукой.

— Приколись, Тенгиз, гы-гы-гы! — смеялся Юрчик в нос и продолжал тараторить.

— Юрчик, купи пиво, — вдруг заявил Володя.

— Пошёл на хуй! — ответил задорно Юрчик.

Володя довольно долго удивлённо смотрел на обидчика. Показалось, он пропустил это мимо ушей, потому как мимику его лица хмель поменял несколько раз. Но не тут-то было…

Володя встал, подошёл к Юрчику, поднял за грудки и начал трясти.

— Ты кому это сказал?! Кому сказал?!

Юрчик был мал ростом, поджар, похож на мексиканца, разница в весе с Володей составляла примерно двадцать килограммов. Володя, держа его одной рукой, стал наносить удары, но, будучи пьяным, не мог попасть. Юрчик так увлёкся, что продолжал улыбаться и выплевывать слова, пока первые кулаки пролетали мимо. Только когда голова сотряслась от удара, угодившего в нос, он понял, что происходит и начал давать сдачи.

Они неуклюже дрались, задевая стол, стулья, падая на койки. Могло показаться, что пьяные приятели, кружась в объятьях, разучивают танец.

Я подскочил разнимать их. В голове промелькнуло: «Почему я притягиваю таких типов? Зачем мне этот спектакль?»

Вдруг дверь палаты открылась, на пороге появились две медсестры и уборщица. Первая была Жанна, горластая, стала кричать:

— Хаев!.. Ныров!.. Хаев, отойди от него! Ныров, выходи отсюда! — Она решительно прошла в палату, будто хотела помочь разнимать, но, заметив кровь по стенке и на полу, сдала назад и завопила ещё сильнее. — Ныров! — выругала его по-кабардински на предмет того, что он позорит тётю (старшую медсестру). А Володе пригрозила, что всё расскажет матери при встрече (они были из одного посёлка). И пообещав скорейшую выписку обоим, перебросившись с подругами парой фраз в полтона, начала смеяться. — Ныров! Он тебя прибьёт! Мыдэ къакIуэ! (Иди сюда!) Хаев! — опять сделала строгое лицо. — Отцепись от него! Жохов, кхъыIэ (пожалуйста), разними их! — бойко и весело командовала Жанна и её звонкий голос разносился по коридору.

Помаленьку запал прошёл, и я смог разнять драчунов. Володю усадил на койку. А Нырова увели медсестры. Володя тяжело дышал и что-то искал глазами, пока я читал ему нравоучение. Появился Ныров, не прошло и пяти минут; на умытом лице красовались ещё не успевшие налиться синяки. Он держался бодро и даже бравировал. Я отослал его спать, от греха подальше… По коридору, обозначая присутствие, курсировали медсёстры.

Утром я продолжил начатое вчера нравоучение, уже серьёзней. Хмель из Володи вышел, и он должен был понимать — хотя, чёрт знает, что понимают такие люди… Лекция была на тему: «Неприемлемость хулиганских поступков в больнице». Володя виновато смотрел и оправдывался.

— Я бы не начал, если бы он не послал меня.

— Нечего пить со всякими… Если ты допускаешь садиться за стол в такой компании, то должен знать. Сам виноват.

— А ты бы как поступил?

— Я бы не попал в такую ситуацию.

Володя не понимал фантастичности рассуждений — как можно отказаться от выпивки на халяву? Но ответить не мог и просто посулил, что впредь такого не повторится.

Я пошёл на прогулку.

Хорошо, Юрчик был человек не гнилой, да и слабости имел те же, поэтому сделал вид, будто ничего не произошло. Жанна оказалась порядочной женщиной. Короче говоря, инцидент (драка пьяных туберкулёзников) прошёл без последствий, попросту замялся.