Такая разная любовь

Татьяна Окоменюк

Сборник рассказов «Такая разная любовь» повествует о Любви. Любви разной: глубокой, искренней, светлой, как слеза ребенка, и порочной, вульгарной, как надпись на заборе. Такой, от которой вырастают крылья, и такой, которая камнем тянет в омут. В любом случае, человек должен кого-то любить. Если же в его сердце любви нет, он мертв и живым только притворяется.

Иерихонская роза

Розе Анатольевне Воскресенской исполнилось пятьдесят лет. Ужасная для женщины дата. Особенно для женщины одинокой, у которой — ни мужа, ни детей, ни внуков. Даже кошки у Розы не было. Зато были классное руководство, куча тетрадок с сочинениями балбесов, педсоветы и родительские собрания. Замуж она не сходила ни разу. Не потому, что не хотела — не брали. Думаете, она уродлива, толста, неряшлива? Ничего подобного! Вполне себе симпатичная, ухоженная женщина с неплохой фигурой.

Все дело в том, что Воскресенская была «правильной», одно слово — учительница. Пока ее подруги методом проб и ошибок нащупывали «своего» мужчину, выходили замуж, рожали детей, разводились, проклинали супругов бывших и знакомились с будущими, ругали своих бестолковых отпрысков и заводили новых, Роза Анатольевна не могла себе позволить ни пофлиртовать, ни пококетничать. Она боялась потерять лицо и унизиться, «предложив себя» на сайтах знакомств. Как и героиня известного романа Чернышевского, Воскресенская придерживалась правила: «Умри, но не давай поцелуя без любви». А последняя все не являлась и не являлась, даже вспышкой — на короткое мгновение.

Во время своих любовных неурядиц подруги шли к Розе за советом, как к мудрой Сове. Она говорила им правильные вещи, почерпнутые из классической литературы, но сама представления не имела о нюансах отношений с противоположным полом. Воскресенская жила в ожидании любви, даже не любви, а идеального мужчины, в которого стоило бы влюбиться. Учитывая ситуацию на брачном рынке России, поиски идеала привели женщину к печальному результату — одиночеству.

В сорок лет Воскресенская окончательно махнула рукой на создание семьи, считая, что с женщинами ее возраста мужчины знакомятся исключительно для того, чтобы впутать их в финансовую аферу. Из имущества у нее была лишь однокомнатная квартира на окраине города, доставшаяся ей в наследство от родителей, но и на эти семнадцать квадратов «мог позариться какой-нибудь проходимец». Поэтому вопрос брака она для себя закрыла. Так и жила, проверяя тетрадки да гоняя чаи с зашедшими в гости подружками.

Отмечать свой полувековой юбилей Роза не собиралась. «Тоже мне праздник! — рассудила она. — Пятьдесят лет — это тот возраст, когда

Пора снимать янтарь,

Пора менять словарь,

Пора гасить фонарь

Наддверный¹».

В гости она никого не приглашала, но, на всякий случай, купила низкокалорийный торт и бутылку своего любимого вина «Букет Молдавии» — вдруг Маринка с Катькой заявятся.

И они заявились, шумные, хохочущие, оживленно жестикулирующие. Обе уже были бабушками, но все еще крутили романы, страдали от неразделенной любви, искали «настоящего полковника». Они принесли в подарок подруге роскошную кашемировую шаль, а, вместо цветов, какой-то странный крупный орех.

— Это — иерихонская роза или селагинелла чешуелистная, — с заговорщицким видом сообщила юбилярше Катька. — Растет в пустынях Центральной Америки. В сухой сезон ее клетки теряют влагу, роза высыхает и выглядит, как коричневый шарик. В таком виде она ждет дождя, пусть даже несколько лет. Когда на растение попадает вода, оно зеленеет и расправляется — оживает. Клетки впитывают влагу так эффективно, что роза «воскресает» прямо на глазах. В засушенном виде селагинелла не гниет. И если поместить ее в емкость с водой, то уже минут через тридцать она распускается, а если ее снова засушить, то опять сворачивается в небольшой шарик. Поэтому ее продают по всему миру как олицетворение воскрешения. Неси сюда вазу!

После водружения растения в воду слово взяла Маринка.

— Думаю, Воскресенская, ты уже догадалась, что иерихонская роза — олицетворение тебя. Стоит тебе попасть в надежные мужские руки, и ты возродишься к жизни, как эта селагинелла. Встряхнешься, расцветешь и запахнешь французскими духами. К тому же, считается, что дом, где живет это растение, становится благословленным. Короче, с праздником тебя, наша дорогая подружка!

— Есть только дни рождения у женщин, годов рождения у женщин нет! — выкрикнула Катька, и гостьи бросились целовать именинницу.

— Ой, девчонки, спасибо вам, — расчувствовалась Роза. — Да только где эти надежные руки взять? Мужчины нашего возраста стадами уходят в «могилевскую губернию». Короток век мужика русского. Да и я уже далеко не персик.

— Пусть не персик, но еще-таки не курага, — заметила Марина. — Нам ровно столько лет, насколько у нас наглости хватает. Кстати, Роз, у моего Саныча приятель один возник из небытия. Пока — наездами, в командировки, но в перспективе намерен перебраться в наш славный город. На свои пятьдесят пять выглядит шикарно — ни лысины, ни пуза и все зубы — свои.

— Женат, небось, как и твой Саныч, — усмехнулась Воскресенская.

— Спорт зарядке не помеха, — согласилась женщина с предположением подруги. — Но… во-первых, жена — не стена, может и подвинуться. Во-вторых, живет она за тридевять земель и, по словам Саныча, с такой каргой давно пора гарем заиметь. А, в-третьих, тебе что, детей с ним крестить? Пусть поухаживает, подарит цветы, поводит по ресторанам. Какое-никакое разнообразие, почувствуешь себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой. Вот что ты в своей жизни видишь, кроме стопок тетрадей?

— Мариш, не беси меня, хотя бы в день праздника, — зазвучал металлом голос Воскресенской. — Мое отношение к прелюбодеям ты знаешь.

— Тут ты, Розочка, таки не права, — мягко заметила Катька, таращась на уже начинающую зеленеть селагинеллу чешуелистную. — Непьющих, зарабатывающих и сексуально активных среди холостяков нашего возраста нет вообще. Отбрасываем психически ненормальных, зеков и голубых. Остаются женатые. По статистике, сорок процентов незамужних женщин именно с ними и крутят романы. Лучше чужой, чем совсем никакого.

— Крутить роман с женатым — все равно, что надевать на себя чужое нижнее белье, — резюмировала Роза Анатольевна. — Тема с повестки дня снимается, идем пить чай. Мне мои дети на День учителя, чудный чай подарили.

Этой ночью Розе не спалось. В голове все время вертелась фраза, брошенная Катькой: «Лучше чужой, чем совсем никакого». Согласиться с этим она, конечно, не могла, но желание «побыть прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой» покоя не давало. Женщина стала внимательно присматриваться к окружающим ее мужчинам. Вдруг, и правда, ее сердце еще может пронзить стрела Амура, а жизнь засверкать новыми красками?

Поскольку нигде, кроме школы, Воскресенская не бывала, предметом ее внимания стали отцы ее учеников и коллеги. Что касается первых, то на родительские собрания приходили исключительно мамы и бабушки, а среди тех нескольких папаш, которые раз в год появлялись в школе, вдовцов и разведенных не наблюдалось. Впрочем, даже если б они и были, им бы и в голову не пришло приударить за пятидесятилетней училкой своего отпрыска. Родители побаивались Розу Анатольевну не меньше, чем их наследники.

Если же говорить о коллегах, то мужчин среди педагогов было критично мало: пьющий трудовик пенсионного возраста, дурковатый балагур-физкультурник, странный и очень неопрятный физик, информатик-молокосос, англичанин со всеми признаками голубизны и глубоко женатый историк, он же директор.

И тут Воскресенская увидела школьного завхоза, лысоватого, слегка прихрамывающего мужчину ее возраста со смешной фамилией Добрыйвечер. От пристального взгляда филологини завхоз споткнулся и едва не растянулся на бетонном полу школьного коридора.

— Что случилось, Роза Анатольевна? Опять карниз упал или мел закончился? — поинтересовался заместитель директора по хозяйственной части, как он сам себя называл.

— Нет-нет, в кабинете все в порядке, — замотала головой Воскресенская. — У меня дома проблема — треснуло стекло в окне. Я в подобных вопросах совершенно беспомощна… Не знаю, где можно новое купить и кого попросить его поставить. Вот вас увидела и решила проконсультироваться.

Олег Петрович выдохнул с облегчением. Вопросы, входящие в его компетенцию, мужчину не напрягали. Он боялся, что его, недавно брошенного женой, сердобольные училки начнут пристраивать к своим одиноким родственницам и подругам, а новый брак — последнее, что было нужно ему на данном жизненном этапе.

— Не вопрос, Роза Анатольевна! — вынул завхоз руки из карманов своего синего рабочего халата. — Давайте после уроков зайдем к вам и произведем замеры. А завтра… хотя нет, послезавтра вечером я заскочу к вам и поставлю новое стекло.

— Почему вечером? — насторожилась вдруг Вокресенская.

— Потому что стекло — казенное, и тащить его со склада к автомобилю на глазах у второй смены — поступок опрометчивый.

— Конечно-конечно! — поспешно согласилась женщина. — Спасибо вам, Олег Петрович. Вы — очень отзывчивый человек.

Машина у завхоза была не новая, но вполне приличная и очень ухоженная. Садиться в нее Розе Анатольевне было приятно, тем более что Добрыйвечер предупредительно открыл перед ней дверцу. Еще больше Вокресенская удивилась, когда он стал поддерживать ее за локоть, когда они поднимались по скользкой после дождя лестнице, ведущей к ее подъезду. Это было какое-то новое ощущение — не привыкла она к вниманию мужчин.

— Я думал, сейчас уже во всех домах — стеклопакеты, — задумчиво произнес Олег Петрович, делая рулеткой замеры.

— Какое там! — вздохнула женщина. — Домишко еще сталинской постройки, балкон вот-вот рухнет — на одном честном слове держится, устала уже сигнализировать. Зашевелятся только тогда, когда он обвалится и убьет кого-нибудь из прохожих.

Добрыйвечер сочувственно вздохнул. Помочь Воскресенской с ремонтом балкона он точно не мог.

— Какое интересное растение у вас на подоконнике, — заметил он вдруг. — Я раньше такого никогда не видел.

— Это — иерихонская роза, символ воскрешения, возрождения жизни. Мне ее вчера подруги подарили на ю… день рождения. Решили, что это — моя тезка. Кстати, у меня остался кусок очень вкусного торта. Давайте пить чай.

— Ой, неудобно как! — застеснялся завхоз. — Знал бы, что вы — именинница, обязательно купил бы цветы.

— Никаких церемоний! — произнесла Роза тоном, не терпящим возражений. — Садитесь за стол. Мы с вами уже столько лет работаем в одном учреждении, а до сих пор даже сто грамм вместе не выпили.

— Не, ребята-демократы, только чай! — выставил перед собой руку Добрыйвечер. — Когда я за рулем, я не употребляю даже наперстка пива. Жизненный принцип.

Воскресенская уважала чужие принципы и настаивать не стала. Пили ароматный чай с тортом и беседовали о жизни. Олег Петрович рассказал Розе, что год назад его бросила жена — влюбилась в финна, приезжавшего в город по делам своей фирмы, и укатила вместе с ним в Турку.

— Я ее понимаю. Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Детей у нас нет. Любви особой тоже не было. Ленке нужна была прописка — она из Тверской области сюда приехала. Вот я в ее сети и попался со своей двушкой в центре города. Спасибо, хоть квартиру мою делить не стала, а ведь могла бы. Сейчас таких историй — тьма тьмущая. Так что, Роза Ан…

— Давай просто Роза, — предложила мужчине Вокресенская.

— Давайте… давай, — согласился Олег Петрович. — Так вот, Роза, не везет мне с женщинами. Хронически. Ленка — уже третья жена, которая от меня сбегает. Первая влюбилась в кавказца и усвистала к нему в Тбилиси. Я с ней всего год прожил в студенческие годы.

— У тебя есть высшее образование?

— Ну да. Я после службы в армии педагогический закончил, факультет общетехнических дисциплин. Одно время работал учителем труда. Второй моей жене это не нравилось. Она считала, что настоящий мужик не может работать в школе и получать копейки. Говорила, что ей стыдно кому-нибудь признаться, что ее муж — трудовик. Сама она была главным бухгалтером в крупной строительной фирме. Хотела и меня туда пристроить, но передумала, так как закрутила роман со своим шефом. Я об этом узнал и развелся с ней. Три года зализывал раны. Потом опять женился. И снова — не слава богу. Видно, проклял меня кто-то. Не суждено мне быть семейным человеком. Я притягиваю к себе женщин определенного типа…

— Да ладно тебе! — махнула рукой Роза. — Хочешь я тебе погадаю?

— Хочу! — вскинулся Добрыйвечер, которому очень хотелось услышать что-нибудь утешительное.

— Называй дату рождения.

— Двадцать первое февраля тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Вокресенская начертила прямоугольную систему координат. На оси абсцисс она отметила шесть одинаковых отрезков, пометив первый цифрой «четырнадцать». «Именно с этого возраста и начинается судьбоносный отсчет, остальные отрезки — по возрастанию на единицу, — комментировала женщина. — После шестого отрезка, которому соответствует возраст девятнадцать лет, числа прожитых лет выстраиваются столбиком под верхними — под „14 лет“ — ставим „20“, под „15“ — „21“, под „19“ — „25“, и снова — вниз. И так — до твоего актуального возраста».

Затем Роза умножила год рождения гостя на число дня его рождения и, получив число 4143042, расставила каждую цифру точкой на оси ординат. Затем соединила координаты линией. Получился график, из которого было видно, что звезд с неба Олег Петрович не хватал ни в каком возрасте. Самой высокой точкой в его жизненном графике была четверка. Самой низкой, провальной, — ноль, цифра, которая встречается в графике далеко не у каждого. Этому нулю соответствовал возраст 17, 23, 29, 35, 41, 47 лет.

— Ну вот, вспоминай, какие проблемы у тебя были в годы, когда ангел-хранитель покидал тебя.

Добрыйвечер наморщил лоб, силясь восстановить картину своих жизненных неурядиц.

— В семнадцать лет я едва не погиб на спортивных соревнованиях по велоспорту. В двадцать три… женился на Верке. Той, которая удрала от меня с джигитом. В двадцать девять… вступил в брак с Настей-бухгалтершей. Той, которая со своим шефом загуляла. Ну, надо же, — покачал он растерянно головой, — в тридцать пять… погибли мои родители в автомобильной катастрофе.

Какое-то время Олег Петрович молчал. Ему не хотелось верить в предначертанность произошедших с ним событий. Куда проще было считать их случайностью, несчастным случаем.

— В сорок один у меня была тяжелая операция. Еле выкарабкался, — продолжил он после долгой паузы. — Вот хромаю с тех пор. А в сорок семь… я женился на Ленке. Той, которой нужна была прописка.

Сказать, что мужчина был ошеломлен, ничего не сказать. Он смотрел на Розу такими глазами, какие бывают у человека, увидевшего шаровую молнию.

— Откуда ты все это… — изумленно выдохнул завхоз.

— Уже не помню точно. Я в молодости интересовалась мистикой, эзотерикой, астрологией. Много книг читала на темы непознанного, пытаясь вычислить свою судьбу. Научилась «екатерининскому гаданию», гаданию по «Книге перемен» и картам Таро. Кое-что, как видишь, не забыла до сих пор. Кстати, этот год для тебя очень удачен. Любые твои начинания, планы и прожекты достигнут успеха. Ты находишься на высшей точке своего графика — четверке.

— А ты сейчас на какой?

— Я — на самой высокой своей отметке — девятке. Жду от судьбы обещанных перемен.

— Перемены — это хорошо, — мечтательно улыбнулся Добрыйвечер. — Даже если ты находишься — на последнем круге своей беговой дорожки. Ой, прости, это я исключительно — о себе.

На душе у мужчины было радостно и тепло, и от потрясающе вкусного чая, и от доверительного дружеского общения, и от радужных перспектив исполнения своих желаний. Ему очень не хотелось уходить, но причин задержаться у Вокресенской он не нашел.

— Спасибо вам… тебе, Роза, за угощение, за гадание и за поддержку. У меня после беседы с тобой прямо крылья выросли.

Прощаясь, он поцеловал женщине ручку, и она почувствовала себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой.

После ухода Олега Петровича Роза уселась перед зеркалом и стала придирчиво изучать свое отражение. «Пора сменить прическу, — решила она вдруг. — Подстригусь завтра под „каре“ с челкой. И цвет волос освежу мелированием. И ногти сделаю гелевые, не очень длинные, но стильные. С ними можно не бояться „поломки“ в самый неподходящий момент. Ну, и брови не помешало бы выделить татуажем, а то совсем неприметные, серенькие… А вместе с ними можно контур губ усилить, все равно завтра у меня — выходной».

Затем Роза отправилась к платяному шкафу делать ревизию имеющихся нарядов. Рассматривая свой гардероб, она ужаснулась: вещи неплохие, добротные, но цвета… Исключительно черный, коричневый и темно-синий. Да и фасончики еще те — длиннющие платья и юбки в пол. Объемные, широкие, туникообразные. Ничего нет в обтяжку, ничего — до середины колена. Все можно смело сложить в большую клетчатую сумку времен «челночества» и подарить супруге какого-нибудь небогатого священника.

«И как я раньше этого не замечала? — удивилась Вокресенская. — Завтра же заскочу в „Мир трикотажа“ и прикуплю парочку костюмов с юбками до колена и пиджаками, подчеркивающими грудь и талию».

Появившись после выходного на работе, женщина произвела в педколлективе фурор. В этот день с отвисшими челюстями ее встречали не только коллеги и ученики. Посмотреть на помолодевшую Розу Анатольевну к учительской стянулись уборщицы, поварихи из школьной столовой и, конечно же, Олег Петрович. Увидев, Воскресенскую, он едва не лишился дара речи. Со стильной стрижкой, осветленными волосами, макияжем, в ярко-бордовом платье и высоких сапогах на каблуке-щепке, она сбросила с себя лет пятнадцать.

— Ни дать ни взять — «Мисс школа №38»! — поцеловал ей руку Добрыйвечер.

И уже совсем тихо добавил:

— Как и договаривались, буду вечером.

Роза Анатольевна едва заметно кивнула головой.

Вечером завхоз явился не только со стеклом, но и с букетиком фиалок сорта «Голубая роза». Он поцеловал хозяйке ручку со свежим маникюром, поздравил ее с прошедшим днем рождения и достал из болтающейся на плече сумки подарок — покрытую аэрозольным лаком резную деревянную шкатулку.

Воскресенская ахнула. Вещица была красоты необыкновенной: ажурная, воздушная, оклеенная внутри красным бархатом, с навесным замочком и бутонами роз на крышке.

— Неужели сам сделал? — растрогалась неизбалованная подарками женщина.

— А что, сильно заметно? — покраснел Олег Петрович. — Я старался.

— Спасибо тебе огромное. Такого чуда мне еще никто не дарил.

В доме пахло свежесваренным борщом, пирогами и чем-то еще, очень вкусным, что проголодавшийся мужчина идентифицировать не смог.

Когда работа была закончена и битое стекло вынесено к мусорным контейнерам, приступили к трапезе. Такого вкусного и сытного ужина у мужчины не было давно — бывшая жена готовить не умела, и он питался в школьной столовой, а в выходные обходился сосисками, пельменями и яичницей. То, что Олег Петрович не смог идентифицировать, оказалось жарким из свинины с картошкой — вчерашний выходной Роза провела весьма продуктивно.

Пока женщина зашивала его свитер, пустивший петли на рукаве, Добрыйвечер пристальным взглядом изучал квартиру Воскресенской в надежде обеспечить себе дальнейший фронт работ. Как женщина, Роза ему очень нравилась, но рассчитывать на взаимность в этом плане он не мог — внешне не красавец, финансово — так себе, интеллектуалом и остроумцем он тоже не был, да и с удачливостью у него — не очень. Опять же, высота «полета» — не выше четверки. Куда ему до Розиной девятки… Зато у него меткий глаз технаря и «золотые» руки. Вон в ванной кран капает, не сильно, но все же. Плинтусы в кухне и коридоре пора заменить. Надо бы прикрыть уродливый счетчик в прихожей навесным деревянным шкафчиком без задней стенки. Уплотнитель между стеной и ванной следует поменять, как впрочем, и линолеум на кухне…

Свои мысли Олег Петрович озвучил растерявшейся хозяйке, которая даже не замечала всех этих «мелочей», считая свою квартиру вполне благоустроенной. «Все-таки Катька оказалась права: ощущение себя прекрасной дамой, а не забитой жизнью училкой, дорогого стоит», — думала Роза Анатольевна, давая мужчине добро на «дальнейшее улучшение качества жизни».

С этих пор Добрыйвечер стал регулярно устраивать в подшефной квартире «субботники», а заодно и питаться домашней пищей, по которой очень соскучился. И каждый раз он являлся в дом Воскресенской не с пустыми руками. Поначалу он приносил цветы, затем — фрукты и сладости, а чуть позже — пакеты с продуктами, поскольку по природе своей был человеком практичным.

После одного из своих визитов Олег Петрович остался у Розы «на ночевку», потом задержался на выходные, а там «пошло-поехало»…

Пара сделала в квартире Розы ремонт и, перебравшись в двушку Олега Петровича, сдала ее аренду. Живут Добрыйвечеры в мире и согласии. Роза Анатольевна, по-прежнему, выглядит исключительно: следит за модой, регулярно посещает салон красоты, по вечерам ходит вместе с супругом «на пробежки» в соседний парк.

Самое интересное, что с устройством личной жизни пошла вверх и ее карьера. Сначала она стала «Учителем года», затем завучем школы, потом — инспектором Управления образования администрации городского округа и, наконец, директором частного лицея «Личность».

Правду гласит народная мудрость: «Чтобы превратить посредственную женщину в женщину исключительную, достаточно ее полюбить».

Примечания

1

Марина Цветаева