Пепельный блондин

Татьяна Веденская, 2013

Первое впечатление может быть обманчиво. Но что делать, если и при второй встрече Он остается прекрасным мужчиной с ангельским лицом, с фигурой Аполлона и манерами аристократа. Мужчина-ангел стоит рядом и хочет вас поцеловать. Одна проблема – вы немножко замужем. Но муж не выдерживает никакой конкуренции рядом с этим влюбленным без памяти красавчиком! Что же делать? Не торопитесь уходить от супруга! Возможно, что его «недостатки» куда лучше «достоинств» идеального принца!

Глава 5

Сила искусства

Я этого не хотела. Я стояла на тротуаре, присыпанном солью, и всерьез подумывала о том, чтобы сбежать. Плевать на все: на Дикинга, на приличия, на то, что обещала и что он будет меня ждать. Можно уйти и сказать потом, что что-то случилось, что-то изменилось, кто-то позвонил, и пришлось срочно лететь, возвращаться, на ходу менять планы. Может, у меня кто-то умер? Или родился! Или кого-нибудь переехало трамваем. Всякое может произойти — мы же в Москве. Можно позвонить и извиниться, но для этого всего нужно набрать его номер и услышать его голос, а это очень трудно сделать. Когда я слышу его голос, моя воля моментально слабеет, а в голове рождаются ненужные мысли.

Можно уйти просто так, а потом сказать, что села батарейка в телефоне. Да? Только как тогда меня вызвали туда, куда мне пришлось лететь и бежать? Позвонили — и батарейка умерла? Можно послать СМС. Это совершенно неприлично и вульгарно, но на крайний случай можно сделать так. Лишь бы что-то сделать. И как только Колька мог меня так подставить! Я была зла как черт. Но стояла и не двигалась, словно превратилась в соляной столп. Паралич воли и разума в чистом виде. Пять минут назад все было иначе.

— Привет, ты как? Ты скоро? — спрашивала я Николая еще пять минут назад с сердцем, полным надежд. Несколько дней я мечтала о том, как буду тихонько рассматривать Владимира, прикрываясь широкой спиной собственного мужа.

— Я перезвоню позже, — коротко и емко ответил Николай.

— В каком смысле? Ты где-то едешь? Далеко? — уточнила я, хотя сердце и ушло в пятки, надежда еще теплилась.

— Да бл…дь! — вдруг выкрикнул он громко и зло. И отключился.

Я перезвонила, смутно понимая, что не стоит он в пробке. Хотя… может, его полиция остановила. Обматерить полицию? Запросто!

— Оля, ты шутишь да? У меня тут ЧП на КПП! Маркет грабануть пытались, чего тебе надо, а? Дома поговорим! — и снова отключился.

Я постояла в раздумье, но решила все-таки еще раз рискнуть здоровьем. Хотя надежды уже не было все равно. Коля не приедет. Он не собирался. Забыл. А уж если что-то случилось на объекте, то у него и отмазка есть. А у меня ее нет, к сожалению. На мою непокрытую голову падал снежок.

— Коля! Ты забыл? Выставка. Соседи. Дикинга!

Долгая пауза. После нее нечленораздельный мат, смысл которого в переводе: «Ты совсем свихнулась, какая, к чертям, выставка! Извинись там за меня перед Володькой, и идите все в жопу. Не трогайте меня НИКОГДА!»

— Ну, класс! — ответила я в пустоту.

Надо было бежать, но сдвинуться с места у меня не получалось. Проблема была в том, что я всю неделю ждала этой встречи. Владимир улетал куда-то, и в его доме всю неделю не было света. Я хотела его увидеть. Хотела пару часов побыть в обществе человека, который вряд ли станет кого-то посылать в жопу, какими бы ни были обстоятельства.

Мужчина, которого я люблю и с которым живу столько лет, куда меня только не посылал за время нашей совместной жизни. Потом извинялся, конечно. Говорил, что у него стресс, ЧП, похмелье, машина сломалась посреди МКАД, бухгалтер уволился посреди отчетного периода… Я же должна понимать, бл…дь!

— Ольга! Добрый день! Давно ждете? Эти пробки — никогда не знаешь, на каком последнем светофоре перед поворотом встанешь на пятнадцать минут! Иногда кажется, что это такое буддистское испытание для просветленных — Московская дорожно-транспортная система. Терпение на века. А где Николай? Тоже в пробке?

— Николай не смог приехать, — пробормотала я.

Владимир улыбался, чуть щурился в лучах неожиданно выглянувшего солнца и искрился, как бенгальская свеча. Темно-зеленое пальто, бежевый кашемировый шарф. Высокий мужчина и красивый, как черт-те что. И главное — никакой Серой Мыши. Даже и хвоста нет. За что ты испытываешь меня, господи!

— Мне очень жаль, — сказал он так, что было совершенно ясно, насколько ему ни на секундочку не жаль. — Лена тоже не смогла.

— Лена?.. — я запоздало сообразила, что Лена — это Серая Мышь. А она-то почему не смогла?

— Она вообще-то не очень любит выбираться куда-либо. Мне приходится вечно везде ходить одному.

— Коля вообще говорит, что все стоящее так или иначе все равно покажут по телевизору, — выдала я, пытаясь спрятать глупую и совершенно неуместную улыбку. — А я обожаю куда-нибудь ходить. Мне так редко это удается.

— Да? Ну, давайте я буду вас вытаскивать в город почаще. В Москве столько интересного происходит. Недавно во МХТе давали шикарный спектакль. Ведущие актеры приезжали аж из Питера, чтобы сыграть. А я так и не нашел, с кем бы выбраться, — Владимир развел руками и улыбнулся немного растерянно, как ребенок.

Я почувствовала, что не могу дышать.

— Давайте вы будете меня вытаскивать, — кивнула я. — Поверить не могу, что вы любите театр.

— Очень люблю, — кивнул он, задерживая взгляд на моих губах. С ума сошел, что ли?

— Владимир, я должна сказать, вы первый мужчина в моей жизни, который вот так, в открытую, говорит об этом. Смотрите, доиграетесь! Это опасно, все мужчины решат, что вы недостаточно мужественны.

— Это не им решать. — Он рассмеялся и кивнул, открывая передо мной дверь в выставочный комплекс.

Большое помещение с высокими белыми потолками было почти пустым — в будни тут не так и много людей. Владимир купил билеты, элегантно отмахнувшись от моей кредитки. Сказал, что у него есть скидочная карта, по которой мой билет ему дадут практически бесплатно.

— Чем хорош этот комплекс, что тут можно сразу на несколько выставок попасть. Но мы все же сначала доберемся до Дикинга, а уж потом посмотрим, на что еще останутся силы, — сказал он, помогая мне снять шубу.

Коля тоже иногда пытался вести себя так. Открыть двери перед женщиной, принять, подать руку. Платил Коля за всех и всегда, это да. В остальном он воспринимал все эти мелочи как некую надстройку, которую стоит вытаскивать на свет только в особых случаях — в Большом театре или на приеме у английской королевы. А пока мы в «Макдоналдсе» или в «Перекрестке», нечего выделываться перед своими ребятами. Кладите куртки на сиденье.

— Осторожно, тут высокие ступеньки, — Владимир подхватил меня под локоть, когда я чуть не споткнулась. Он делал все это — все жесты простой вежливости — столь естественно и непринужденно, будто был рожден с этим особым талантом.

— Спасибо. — Я старалась делать вид, что смотрю на фотографии, а не на него. Хотя фотографии стоили того, чтобы уделить им побольше внимания. Дикинг действительно обладал и чутьем, и собственным видением. У него был особый талант, позволявший создать произведение искусства даже из волн на песке. Но настоящее произведение искусства — живое, с горящими серыми глазами — было рядом со мной.

— Вам нравится? — поминутно спрашивал Владимир, заставляя меня улыбаться и краснеть. И радовался, как ребенок, когда видел хоть какую-то реакцию с моей стороны.

Мне нравилось. Я этого не хотела. Я была бы рада, если бы кто-то позвонил мне и выбил бы меня из колеи, заставил бы задуматься хоть на секунду о том, что я творю. Никто не звонил.

Мы смеялись и придумывали дурацкие названия к прекрасным работам. Мы обошли весь десяток залов два раза, так как ни один из нас не хотел уходить и мучительно искал повод остаться еще ненадолго. Мы вышли, когда на улице стало уже совсем темно, но вместо того, чтобы остаться, решили зайти в какое-нибудь кафе и выпить чай с пирогами. Мы проголодались, но это был голод другого рода. Владимир вел себя безупречно, отчего я окончательно потеряла голову. Он вел себя настолько правильно, что я вдруг плюнула на все свои страхи и предоставила ему следить за нашей нравственностью и держать происходящее под контролем. У него это куда лучше получалось. Возможно, потому, что его-то не трясло при одном только моем приближении. Он-то действительно пришел сюда, чтобы посмотреть на Дикинга. В отличие от некоторых.

— Никогда не думала, что за снимки камней и деревьев могут платить миллионы долларов!

— Не стоит упрощать. Кадры со скалами в предрассветном тумане не так-то легко сделать.

— Зато интересно! — отвечала я, уплетая купленную Владимиром пиццу. Я даже не собиралась смотреть на часы. Пусть Колька подергается.

— Это да. Как бы я хотел зарабатывать на жизнь чем-то столь же прекрасным. Ездить по миру, искать красоту и страсть, разговаривать с людьми.

Владимир посмотрел в окно, взгляд его потемнел. В грусти он был ничуть не менее прекрасен. Он сидел так близко, что я могла видеть его морщинки, прочертившие тонкие линии возле его глаз.

— Неужели вы тоже занимаетесь чем-то, что вам не нравится? Вы выглядите человеком, довольным жизнью.

— Я произвожу такое впечатление? — удивился он. — Забавно. Нет, я ничего не могу сказать плохого о том, чем я занимаюсь. По меньшей мере это прибыльно. Искусство — удел везунчиков, но элемент творчества можно внести даже в металлургию. А вы, Оля? Вы довольны своей жизнью? Я имею в виду — у вас есть это все: прекрасная дочь, дом — полная чаша, муж, который вас обожает…

— Ну-у… это сложно, — протянула я. «Оля, бл…дь, я на работе! Какого хрена ты звонишь мне на работу!» Обожает, да.

— Почему все всегда сложно? — спросил он, глядя мне прямо в глаза.

И я поняла, что там, за этим роскошным фасадом, тоже есть место страданиям, переживаниям и боли. В это трудно поверить, когда перед тобой картинка из модного журнала. Но в этот момент я окончательно поняла, что Владимир мне нравится до одури, что я готова буквально на все, чтобы только прикоснуться к его широким плечам. И мне не нужно никаких обещаний, никакого будущего — дайте мне только кусочек настоящего. Господи, уведи меня отсюда! Сама я по своей воле не уйду.

— А у вас с Еленой есть дети? — спросила я, чтобы как-то сменить тему. Напомнить самой себе, что у Владимира есть жена. И моральные обязательства. Взгляд его потемнел, и он отвел глаза.

— Что-то не так? — испугалась я. — Извините, если я расстроила вас.

— Все в порядке. — Он покачал головой и замолчал, сделав вид, что пьет чай, которого уже не было в чашке.

— Я не хотела…

— Вы тут ни при чем, Оля. Просто Лена… У нас не может быть детей. У нее есть проблемы со здоровьем. Но это ничего. Это ведь случается, да? — Он улыбнулся снова, беззащитной улыбкой ребенка, бесконечно доверяющего всем вокруг и не подозревающего о существовании зла.

Мне захотелось расплакаться и прижать его к груди. Ну почему так! Почему другим все, а мне ничего? Серая Мышь, у которой не может быть детей, — чем она его взяла? Гадкие мысли заполняли меня, словно грязь селевого потока, ползущего с гор.

— Я попрошу счет, — пробормотал Владимир. Напряжение потихоньку ушло, мы снова принялись обсуждать выставку, фотоискусство в целом и мои жалкие поделки в частности. Владимир громко возмущался из-за того, что я недооцениваю себя. Он выбил из меня обещание показать ему все, что у меня есть. Сказал, что работы нужно перенести в Интернет, сделать сайт. Я смеялась и говорила, что в таком случае у этого сайта будет гарантированно высокий рейтинг — его посмотрят как минимум два человека. Он и я.

Мы ехали вместе домой на его машине. Он страшно удивился, узнав, что я приехала на метро. На самом деле в этом не было ничего странного, ведь я-то планировала обратно добираться с мужем на нашей машине. На машине моего любимого мужа. Я повторяла это как мантру. «БМВ» Владимиру удивительно подходил. Я бы даже сказала, шел к его глазам и к цвету его рубашки. Его руки уверенно лежали на руле, и я молила о том, чтобы пробка никогда не кончалась. Когда мы подъезжали к поселку, Владимир сказал, что ему давно не было так хорошо. И что он уезжает на пару недель, но, если я захочу еще куда-нибудь выбраться, мне достаточно только позвонить, и он немедленно что-нибудь придумает.

— Наконец-то я нашел кого-то, кто тоже любит театры и картины. Лена, к сожалению, любит только возиться в саду.

— Да уж, что за жалость, — кивнула я, подумав, что Лена может сколько влезет копаться в саду или даже закопаться в нем целиком и полностью, если пожелает. Мне на нее плевать.

Владимир открыл дверь машины и подал руку, помогая мне выйти. Ладонь его была горячей и шершавой. Он сжимал мои пальцы всего несколько мгновений, но они показались мне вечностью. В какой-то момент я вдруг подумала, что он может меня поцеловать. Глупая и абсурдная мысль заставила меня задержать дыхание и зажмуриться — так страшно мне стало.

Конечно, он не стал этого делать. Ему бы и в голову не пришло, какие демоны бушевали у меня в душе в тот момент. На какие вещи я была способна. Он выпустил мою ладонь и подождал, пока я открою калитку. Пожелал хорошего вечера и попросил передать привет Николаю. Сказал, что позвонит ему на днях.

Я шла домой на негнущихся ногах, испытывая что-то вроде лихорадки. Прежде чем зайти в дом, я провела минут десять на крыльце — курила Колины сигареты и смотрела на небо. Не думала ни о чем.

Николая не было дома. Его ЧП на КПП потребовало от него целой ночи. Возможно, за этими его словами крылось что-то еще. Никогда нельзя быть уверенной в том, что муж говорит тебе правду о том, почему его не было ночью дома. Возможно, он тоже испытывал потребность в новых эмоциях. Возможно, тоже давно уже перешел черту супружеской верности. Кто знает. Сейчас, выдыхая ядовитый дым и вдыхая морозный воздух, я была бы рада, если бы Коля тоже мне изменял.

Я не позвонила ему, чтобы узнать, когда он будет. Я провела весь вечер, лежа на полу в гостиной с закрытыми глазами. Я развела камин, открыла бутылку вина и позволила своим мыслям унести меня далеко-далеко. Я представляла себя и Владимира — нас вместе, представляла наши разговоры и смех, представляла, как расстегиваю пуговицы его рубашки, как целую его родинку на щеке…

— Устал, как собака, — сказал Николай, найдя меня спящей в нашей постели на следующее утро. — Эти придурки только и могут, что читать желтую прессу и кроссворды разгадывать. Черт-те что, а не охрана. Хорошо еще, что мы не охраняем президента. А то остались бы без президента, это точно.

— Многие бы этому только обрадовались, — пробормотала я, потягиваясь и зевая. Николай наклонился и чмокнул меня в нос. Принюхался и хихикнул.

— Пьянчужка, ты что, опять пила одна?

— Нет, что ты. Как ты мог подумать, — улыбнулась я и отметила, что чувствую себя невероятно отдохнувшей после вчерашнего.

— Как я мог подумать? Дай мне минутку. Что-то мне подсказало. Сердце? Или пустая бутылка с бокалом на полу. Жгла?

Конец ознакомительного фрагмента.