Другая жизнь

Татьяна Васильевна Гаврилова, 2016

Жизнь Лены, наполненная любовью и планами на будущее, меняется в один момент, пожар сжигает родительский дом, заменяет свет мраком, радость – болью, общение – одиночеством. Согласившись на эксперимент, Лена оказывается в Другой Жизни, не имея представления о том, кто она такая. По странному стечению обстоятельств, она занимает место незнакомой ей девочки, потому, что она на нее необыкновенно похожа. Несколько дней проходят в попытках доказать, что это ошибка. Не зная о себе ничего, она пытается найти родителей и место в мире, в то время как в экспериментальном городе Антон, не сумев справиться со своим чувством, отправляется на поиски Лены.

Воплощение

Она шла. Погода была солнечная и немного морозная. Она шла быстро, стараясь как можно скорее достичь цели. Вот он дом, за которым пути останется лишь минута. Все такой же старый, облупленный, с суровыми серыми стенами и козырьком над подъездом, почему-то покрашенным в красный цвет.

Ветер немного холодил затылок и уши, но она спешила. Дойдя до угла дома, она не обнаружила там привычного пейзажа и остановилась. За домом начинался глухой и длинный бетонный забор.

«Наверно я здесь давно не была,» — легко подумалось ей, и она пошагала вдоль забора.

Мимо сновали машины, люди, мелькали вывески, а забор все не кончался. Казалось, он был длинным, как сама жизнь. Она все шла и шла, торопясь к цели. Она очень обрадовалась, когда увидела его границу, и почти побежала. Но забор перешел в ажурную ограду, за которой были маленькие и большие дома, будки охранников и мерно гуляющие люди.

«Господи, когда же это закончится!» — почти вскрикнула она.

Успокаивало только то, что несколько человек, идущих перед ней не меняли маршрута, а очень уверенно шли вперед.

«Странное какое место…»

Ажурная решетка кончилась, и за ней начиналась невысокая ограда, за которой стояли машины, и были совсем незнакомые ей дома.

«Как же все изменилось!» — удивилась она.

Она шла и шла вперед. Теперь уже целью стало дойти до конца ограды, обойти это препятствие и уж точно выйти к знакомым местам. Ведь тот серый дом был ей хорошо знаком.

Внезапно ограда сменилась глухим забором, за которым попросту было невозможно ничего рассмотреть. Но она же решила дойти до конца! И шла. Людей впереди становилось все меньше и меньше. Кто-то сворачивал, открывая нужные калитки или звоня в двери, встроенные в глухой забор. Кто-то переговаривался с охраной. Даже когда они входили в эти странные двери, она могла видеть только будку охранника и ничего больше.

Внезапно забор закончился, и она оказалась на широком перекрестке, светлом от солнца, сияющим стеклами проезжающих машин и инеем на траве. Она замерла. Этого места она определенно не знала. За серым домом должны были быть…должны быть… И она задумалась.

«Куда она шла? Почему так спешила?» — она не смогла вспомнить и замерла на месте.

Замерла так внезапно, что идущий за ней прохожий, наткнулся на нее и, недовольно бурча, обошел вокруг, все оглядываясь и оглядываясь в ее сторону. А она так и стояла, уже не замечая, что мешает другим идти, и что те, другие, тоже с изумлением на нее смотрят.

Куда же она спешила?

Где-то из глубины памяти всплыло, что если вернуться на то же самое место, то можно вспомнить свою цель.

«А на какое место? — подумалось ей. — К серому дому?… Как далеко идти!»

И тут же пришла мысль: «А почему к серому дому? Почему не домой?»

И она окончательно растерялась.

— Девочка, уйди с дороги, ты загородила проход, — обратился к кому-то недовольный старческий голос.

Она обернулась, немного выплыв из размышлений и намереваясь спросить «где тут…». Но тут же поняла, что не знает, что спросить, и увидела, что старушка смотрит прямо на нее, фактически отталкивая ее локтем в сторону от снующих людей.

Куда она спешила? Она не могла сказать. Ощутив себя в огромном городе совершенно чужой, без понятия, что это за город и где ее дом, она ударилась в панику.

«Надо бежать» — только подумала она и сразу побежала.

Ветер обжигал щеки и развевал волосы, а она так и не узнавала места. Выдохнувшись, она остановилась. Только тут ей пришло в голову, что она не представляет, кто она. Вернее, ей казалось, что она все о себе знает, как обычный человек, который выходя на улицу или приходя на работу, просто знает, что он есть он, у него есть семья и живет он в доме около метро, например. Ему не надо повторять, что он Алеша или Слава или… Он не говорит себе всю дорогу, кто он и сколько ему лет, это зашито в его памяти, сознании, чувствах. И если его об этом спросить, он удивится, потому что такие вопросы задают только в официальных конторах врачи или адвокаты, а окружающие тебя люди всегда и так знают, кто ты и что из себя представляешь.

И она сказала себе: «Я…». И не смогла продолжить, кто «Я». Она не могла понять, почему ее назвали девочкой, не смогла вспомнить, сколько ей лет. Казалось, что эта информация была прямо здесь, около ее головы, около губ, но ухватить ее, считать и осознать у нее не было никаких возможностей.

Она продолжала стоять, уже посторонившись, не мешая другим, и приходя в себя от спонтанного бега. Кто она? Она не знает. Где она живет? Похоже, она не знает тоже.

Кто ее родители? Сколько ей лет? Да, господи, какого цвета у нее глаза и волосы, она тоже не знает! Казалось, что сердце перестало биться, так ей стало обидно и страшно. Единственное решение, которое она способна была принять — подойти к стеклянной витрине и посмотреть в отражение. Ничего утешительного там не было. Мало того, что она с трудом могла различить там себя, но даже на этом этапе она совершенно определенно знала, что не помнит такую себя.

Витрина, в которую она смотрелась, оказалась магазином одежды, и она, пугаясь каждого своего движения, вошла внутрь. Сразу при входе стояли стойки с платьями, а на торцах стоек висели большие зеркала. Из зеркал на нее смотрела испуганная белобрысая девочка лет тринадцати, с серыми глазами и коротенькой стрижкой на прямых волосах.

— Девочка, ты кого-то ищещь? — окликнули ее из недр торгового зала.

Она еще раз мельком взглянула на свое отражение и быстро вышла на улицу. Если бы она была мудрее и взрослее, то наверно бы ответила, что ищет себя. Но она не знала, что ответить. Ее цель. Она же куда-то бежала. После этого серого дома она должна была… Нет. Она не помнила. Теперь даже тот дом казался миражом.

Она медленно побрела по улице. Яркое солнце слепило глаза и делало ее безнадежность обнадеживающей. По крайней мере ей так казалось. Поэтому она попыталась войти в калитку между домами, но та была заперта. Тогда она пошла дальше высматривая, куда сворачивали прохожие, как открывали двери, как попадали внутрь. Вывод был неутешительным — у всех свои ключи. У нее же нет ключа, да и ничего, чтобы подсказало ей, кто она такая и куда ей держать путь.

Она решила идти за мамой с малышом. Женщина открыла калитку во двор многоэтажного многоподъезного дома, а она прошмыгнула с ними, стараясь не привлечь к себе внимания. Если она здесь без ключей и всяческих вещей, то наверняка живет где-то рядом, просто забыла, подумалось ей.

Мама с малышом остались гулять во дворе, а ей совершенно не хотелось быть там. Она подошла к воротам, и дежурный в будке без всяких вопросов открыл их.

«Так, — подумала она, — значит, выйти можно легко, а зайти только с ключом.»

И она побрела дальше, ища другую калитку, в которую можно рискнуть зайти. Но, везде нужен был ключ или код. В подъезд, который она приметила, чтобы немного там посидеть и погреться, войти она не смогла, в другой тоже. Все двери были на замках. Те, кто подходил к ним, приложив что-то, совсем не похожее на ключ, быстро проскальзывали внутрь. Брелки с такими странными ключами были даже у маленьких детей, гуляющих самостоятельно.

«Ну как же я забыла это!» — подумала она в отчаянье, хотя, и не знала, где забыла, когда забыла и какую дверь им открывать.

Она брела по улице, покуда не увидела мрачное серое здание, куда входило много народу и двери этого здания не были закрыты. Она прошла внутрь с одним из прохожих, который тащил папки с бумагами и был чем-то страшно раздосадован. Внутри толпилось так много людей, что сначала это ее перепугало. Длинный коридор, заполненный мужчинами и женщинами с тоскливым выражением ожидания на лицах, тянулся бесконечно. И комнаты, комнаты… И духота. Все стояли, потому что сесть было негде. Разве только несколько стульев, прислоненных к стене, создавали видимость комфорта. Коридор со множеством дверей заканчивался тоже дверью, к которой стояло еще больше народу. Она повернулась и пошла назад. Хрупкая, она с трудом протискивалась между их костюмами, папками, сумками, а люди практически не шевелились и не делали ни единого движения, чтобы облегчить ей путь. На улице она начала замерзать, а здесь было так душно, что кружилась голова и хотелось сесть. Она прислонилась к стене.

— Девочка, а ты зачем тут? Ты с мамой? — поинтересовался старушечий голос.

Ох, и везенье у нее сегодня на бабулек. Она подняла голову и вежливо кивнула, отойдя от стены и уходя из этого, заполоненного безликими людьми, коридора в холл с окошками, за которыми сидели служащие. К окошкам тоже стояло много народу. У каждого в руках была стопка бумаг и усталый вид.

— Сколько стоим? — послышался еще бодрый голос вновь подошедшего.

— Да уж часа полтора как и еще столько же, похоже, стоять. — был унылый ответ.

Она удивилась странной манере речи и тому, что никто в очереди не улыбнулся и не проявил никакого интереса ко вновь вошедшему. Над всем залом стоял гул голосов, понижающийся или возрастающий до максимума, с визгливыми выкриками отдельных очередников. Но в целом казалось, что вся эта толпа неподвижна, а очередь — лишь выдумка стоящих здесь людей. На самом деле у них не было никакой цели. Как, собственно, и у нее.

Она прислонилась к стене. Здесь ею никто не интересовался. Господи, как на устала! Какой длинный день! И она маленькими шажочками, продвигаясь вдоль стены, чтобы оставаться никем не замеченной, дошла до угла и присела на корточки. А потом совершенно неожиданно для себя уснула.

Проснулась от тишины. Над ней склонились лица, которых она раньше никогда не видела.

— Девочка, где твои родители? Ты откуда? — Она слышала эти вопросы уже несколько минут. Сначала ее трясли за плечо и повторяли: «Девочка, девочка…».

И эта тряска пришла в сон, разбудила и, вернув в действительность, не прояснила ничего больше, чем она знала о себе до этого.

— Где твоя мама? — вопрошали хором голоса.

Где ее мама? Конечно же она не знает, как не знает, где она живет, сколько ей лет, как ее зовут, и куда она бежала ранним утром.

Она окончательно проснулась, но все еще молчала, разглядывая склоненные над ней лица.

Холл был пуст. За номерными окошками никого не было.

— Девочка, вставай! Вставай, девочка! — настойчиво потребовал женский голос. И ее поставили на ноги.

В этот момент она почувствовала такую слабость, что снова закрыла глаза и провалилась в сон. Она не могла слышать суеты взрослых разговоров. Обсуждения, куда им звонить в милицию или «Скорую Помощь». Она не знала, к какому решению они пришли. Сквозь сон и невозможность разлепить веки врывались их отдельные слова, смысла которых она не стремилась понять, их прикосновения, которые были ей безразличны, и взгляды, которые она не могла видеть, а только чувствовала.

×××××

Ослепительный свет вырвал ее из сна. Она открыла глаза — высокий потолок, крашенная дверь, большое окно и узкая кровать, одиноко стоящая в крохотной комнатке, огороженной стенами матового стекла.

«Больница?» — подумала она и осторожно пошевелилась. Ничего нигде не болело, на душе было спокойно, а голова была чистой и ясной.

«Или все-таки я заболела и мне просто приснилось, что я бежала и не могла вспомнить куда? А на самом деле я была больна? Бредила?» — размышляла она, глядя в потолок.

Она встала с кровати и подошла к окну. Большие дома, солнце, город. Она смотрела из окна, находящегося на самом высоком этаже здания, так ей казалось, потому что могла видеть крыши домов, уходящие рядами вдаль, и машины, казавшиеся игрушечными. Она прижалась лбом к стеклу и, почти оторвав ноги от пола, повисла на руках, пытаясь разглядеть улицу под окнами.

«Незнакомое место. Где я? — и внезапно похолодела от этого вопроса, потому что вслед за ним пришел другой — Кто я?»

Она опять не знала ответа. Зато она смогла узнать место. Это был все тот же перекресток, на котором она вчера поняла, что не знает куда и зачем бежит. В момент, когда отчаяние готово было выплеснуться на глаза, дверь открылась, и мужской мягкий голос окликнул: «Лена! Леночка!». Что-то было знакомое и в звуках этих слов, которые по-видимому относились к ней, и в этом голосе, что она резко обернулась, почти упав на пол, спрыгнула с подоконника, и, пока неуверенно, поспешила навстречу.

— Ну что же ты нас пугаешь! — сказал появившийся в дверях дядька.

Его она не знала. Она точно его не знала! Поэтому застыла, как вкопанная, и почти попятилась, когда в комнатушку влетела яркая белокурая женщина. Если бы в этом странном помещении с почти прозрачными стенами что-то стояло, то можно было бы смело сказать, что она влетела, сметая все на своем пути. Но так как единственная кровать осталась у окна, а дядька посторонился, то эта женщина смерчем поднеслась к ней, не успевшей отскочить, и заключила ее в объятия.

— Лена, Леночка, как ты всех нас перепугала! — ревела и смеялась женщина одновременно.

«Лена» застыла в ее руках, не зная, что предпринять. Ее явно с кем-то путали. Для нее было совершенно очевидно, что и эту женщину она не знала тоже. Хотя пока ее никто об этом не спрашивал.

«Вот это да, — думала она. — Неужели я все-все забыла?»

А женщина-смерч ее крутила, распрашивала, заключала в объятия, плакала, снова распрашивала, гладила по голове, называя Леночкой, Ленусей, совсем не замечая, что «Лена» никак не реагирует на то, что происходит.

Она могла сопереживать этой женщине, могла радоваться вместе с ней, но только если бы что-нибудь понимала во всей этой истории.

— Успокойтесь, Ирина Андреевна. Девочке нужен отдых, — сказал дядька. — Видите, какая она вялая.

И, подойдя к Ирине Андреевне, взял ее за плечо и начал тянуть назад.

Объятия ослабли и «Лена» смогла свободно вздохнуть. Но женщина-смерч все еще не выпускала ее из рук.

— Дайте девочке немного времени, она пережила стресс. Мы еще даже не знаем, что она пережила. Дайте ей время, дайте придти в себя, — говорил нежно «мягкий голос», расцепляя руки и уводя мучительницу в сторону двери.

— Она никуда не денется… мы должны… все будет… не…

Дверь закрылась. Она опять осталась одна.

Значит, она Лена. Л-Е-Н-А… ЛЕ-НА… Пусть будет так. По крайней мере, имя это ей нравится и, кажется, все-таки имеет к ней отношение, решила она и снова поплелась к окну.

Куда же она все-таки бежала? Она смогла забраться на подоконник с ногами и, согнув их в коленях и положив на них голову, принялась размышлять.

Пусть даже она не помнит, куда бежала, но откуда она бежала ей надо постараться вспомнить. Может быть тогда она вспомнит, и куда бежала и все остальное. Она смотрела сверху на широкую улицу и пыталась мысленно пройти назад свой вчерашний путь. Но «пройти» получалось только до бетонного забора.

Дальше был полный провал в памяти, темнота. Она пробовала снова и снова, но результат был неизменен — бетонный забор, люди впереди и ничего больше…