Кормилица по контракту

Татьяна Бочарова, 2023

Окончив школу, Валя приехала покорять Москву. Девушка поселилась у дальней родственницы и устроилась работать в супермаркет. Там она познакомилась с сыном хозяина, и у них закрутился страстный роман. Но когда Валя забеременела, парень по настоянию отца решил отказаться от нее… От расстройства у Вали начались преждевременные роды, она экстренно попала в больницу, но спасти ребенка не удалось. Тогда-то к ней и обратилась медсестра с предложением покормить ребенка, оставшегося без матери. Так Валя оказалась в доме бизнесмена Вадима в качестве няньки и кормилицы его новорожденного сына, еще не подозревая, что ее там ждет… Детективные мелодрамы Татьяны Бочаровой из серии «Детектив сильных страстей» – увлекательные остросюжетные романы, где действительность узнаваема, в героях можно увидеть себя и своих близких, прописаны традиционные ценности, добро в финале побеждает зло и справедливость торжествует.

6

Утром Евгения Гавриловна таки отчитала ее за вчерашнее опоздание, но, против ее ожиданий, сделала это без особой злости. Валя молча выслушала, покивала и убежала в магазин.

В отделе никто с ней больше не нянчился, Зоя Васильевна сразу же поставила ее на прежнее место, между Мариной и Верой, и спокойно удалилась по своим делам. Валя поглядывала на Веру — как она после пережитой бурной ночи, — однако та лишь лукаво ухмылялась.

Покупатели текли рекой, общаться почти не получалось. К обеду Валя уже зверски хотела есть. Сегодня она взяла деньги и, купив здесь же, в универсаме, пачку лапши и пирожок с капустой, уплела и то, и другое за обе щеки.

К концу дня Валя успела поссориться и помириться с Альбиной, получить похвалу от менеджера за высокий темп обслуживания, утешить плачущую Марину и договориться с Верой снова провести вечер в баре. Она уже не чувствовала себя смертельно уставшей, наоборот, работа приносила ей удовлетворение и бодрость.

Через день Валя съездила в поликлинику, обошла всех специалистов, сдала анализы и торжественно вручила заполненную медкнижку секретарше.

Так потекла столичная жизнь. С первого аванса Валя накупила сестрам подарков, отослала по почте, отложила денег на самое скромное питание и вместо блузки приобрела себе симпатичный джемперок за гораздо меньшую стоимость.

Нареканий со стороны администрации не было, отношения с сослуживицами сложились хорошие. Она уже привыкла, что Маринка вечно пребывает в дурном расположении духа, Альбина почти все время молчит, а Верка только и говорит, что об очередных кавалерах. Были в отделе и другие продавщицы: смазливая, черноглазая Танька, тихая как мышка Олеся и бойкая, смешливая Лада. В какие-то дни некоторые из девушек переходили в соседний мясной отдел, взвешивали и упаковывали фарш и полуфабрикаты. Распоряжались этими перестановками Зоя Васильевна и все та же Галина, дочка секретарши. Валю они не трогали — слишком уж ловко она управлялась с машинкой, щелкая покупателей, как семечки.

В общем, все складывалось весьма удачно. Даже тетка постепенно перестала ворчать и смирилась с тем, что ближайшие полгода-год у нее в квартире будет жить постоялица.

Лето закончилось, за окнами стоял дождливый сентябрь. Валя все чаще, выходя утром из дому, раскрывала над головой старенький темно-зеленый зонтик. Кроссовки прохудились и пропускали воду, но до получки было еще далеко. Приходя в универсам, Валя переобувалась в туфли, а кроссовки пристраивала в комнате отдыха у включенного обогревателя — сезон отопления пока не начался.

Ногам в потрепанных, изношенных лодочках было холодно. В конце концов сердобольная Зоя Васильевна принесла ей из дому свои старые войлочные ботинки. Они оказались Вале в самый раз. Пребывая в отличном настроении, она нарезала батон докторской, тихонько напевая под нос любимую мелодию с «Фабрики», как вдруг почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Валя закончила работу и обернулась.

Неподалеку от прилавка стоял парень явно кавказской внешности и рассматривал ее в упор. Валя недовольно повела бровью, однако кавказец не двинулся с места, продолжая пялиться на нее во все глаза. Тогда она отдала покупателю нарезку, уперла руки в боки и проговорила с суровостью в голосе:

— Чего вам, молодой человек?

— Ничего, — миролюбиво ответил парень с еле уловимым акцентом. — Просто гляжу. Красивая девушка, и работает красиво.

Валя пренебрежительно хмыкнула. Она недолюбливала и побаивалась южных мужчин. В Ульяновске их было гораздо меньше, чем в Москве, — здесь они попадались на каждом шагу, бросали на нее масляные взгляды, выразительно цокали языками вслед, а то и норовили откровенно облапать на ходу.

Однако незнакомец чем-то неуловимо отличался от остальных. Создавая его, природа-матушка явно не поскупилась. Внешность у парня была дай бог всякому: стройный, гибкий, на точеном лице глаза-вишни, грустные и загадочные, тонкий, орлиный нос, яркие, четко обрисованные губы. И выражение лица не самодовольно-надменное, а мягкое, но серьезное. А еще копна волос цвета воронова крыла и приятный запах дорогого одеколона, долетавший за прилавок даже с приличного расстояния.

Все это Валя не преминула отметить про себя, вслух же с холодной вежливостью произнесла:

— Пожалуйста, будьте так добры, не мешайте.

Кавказец покачал головой и улыбнулся — не нахально, а с искренним добродушием и теплотой.

— Суровая девушка. Такая красавица, а неласковая. Я ж ничего не делаю, только смотрю.

— В музей идите, — колко проговорила Валя. — Там картин много. Любую выбирайте и смотрите на здоровье. А здесь магазин. — Она демонстративно перекинула косу за спину и, заметив подошедшего к прилавку старичка, с улыбкой обратилась к нему:

— Что желаете?

Старичок желал триста граммов любительской. Валя с утроенным рвением принялась за дело.

Парень постоял еще немного, вздохнул и исчез.

— Лихо ты его отбрила, — шепнула на ушко Вале Вера. — Не всякая бы отважилась.

— Почему это? — искренне изумилась Валя.

Вера, взвешивающая буженину, даже руки опустила.

— Разве ты не в курсе, кто он?

— Нет.

— Это же Тенгизка, сын хозяина. Чудо хлопец, верно? Кобель только жуткий, но с его внешностью другим и не будешь.

Верка мечтательно закатила глаза и, решительно пришлепнув на лоток этикетку, вручила буженину покупательнице, громко брякнув:

— Приятного аппетита!

Женщина молча сунула покупку в корзину и, покосившись на девчонок, отошла. Валя задумчиво теребила в руках целлофановую оболочку от колбасы.

— Девушка! — тихонько окликнул старичок. — Вы уснули?

— Ой, простите. — Она швырнула шкуру в ведро и стала отрезать от батона нужный кусок.

Ей одновременно было и приятно, и как-то не по себе. Ишь, черт чернявый, вылупил свои фишки! А глазища-то, ну прямо в пол-лица, отродясь таких не встречала. И подумать только — у старого, брюхастого Муртаза Аббасовича такой красавчик-сынок. Ну, как он теперь разозлится на Валю да пожалуется папеньке? Вдруг тот уволит ее или наложит какой-нибудь штраф? А что, очень даже запросто, хозяин — барин.

Валя тут же отогнала от себя глупые мысли. В самом деле, где это видано, чтобы штрафовать за нежелание разговаривать? Да и наверняка этот Тенгизка к каждой новой девушке точно так же подъезжает, все небось привыкли давно, никто внимания не обращает.

Она не заметила, как щеки у нее разгорелись, ей стало жарко, будто на ногах были не войлочные сапожки, а настоящие валенки.

— Чего пылаешь? — ехидно поинтересовалась Верка. — Глянулся, видать, мальчишка?

— Заткнись, — грубо оборвала ее Валя и сама себе удивилась — чего это она?

— Заткнусь, — невозмутимо согласилась Верка, — только учти, запросто от него не отделаешься. Ты не смотри, что он весь из себя культурненький — что надо, то и возьмет.

— Руки коротки, — сердито и смущенно буркнула Валя. Помолчала немного, а потом спросила, осторожно и нерешительно: — А что… он со многими тут… хороводился?

— Как тебе сказать? — неожиданно серьезным тоном проговорила Вера. — Не так чтоб уж и со многими, но были у него пассии. Ладка, например.

— И… чем все закончилось?

— Бросил он ее. Месяца через два. На Светку-кассиршу переключился. Потом на Майку.

— Это кто? — полюбопытствовала Валя.

— Работала у нас раньше администратором. Но она его сильно старше была, тоже более пары месяцев не продержалась.

— Вот негодяй! — с невольным восхищением проговорила Валя. — А смотрится таким барашком.

— Держись от него подальше, овечка! — засмеялась Вера.

Рядом возникла Зоя Васильевна.

— Девочки! — Обычно добродушное лицо выражало недовольство. — Потише. На вас покупатели смотрят. Хотите выговор схлопотать?

— Молчим, молчим, — с трудом сдерживая смех, пообещала Верка.

Валя ничего не сказала, выслушала очередной заказ и принялась завешивать карбонат.

— Зоя Васильевна, а вы что такая бледная? — поинтересовалась Верка, ловко нарезая батон сервелата. — На вас прямо лица нет.

Валя мельком покосилась на старшую продавщицу. Та действительно выглядела хуже некуда: губы серые, под глазами темные круги.

— Да с сердцем что-то, девчата. — Зоя Васильевна без сил опустилась на табурет. — Сегодня с утра сама не своя хожу. Уж и лекарство выпила, а все без толку.

— Домой вам надо, — посоветовала Вера, — а там врача вызвать. Может, инфаркт.

— Типун тебе на язык! — испугалась продавщица и, внезапно сморщившись от боли, приложила руку к груди. — Вот, опять. Ах, зараза!

— Нужно грелку теплую к ногам, — проговорила Валя, вспомнив Евгению Гавриловну. У той частенько вечерами прихватывало сердце, и она ложилась в постель, прикладывая к ступням бутылку с горячей водой.

— Где ж я здесь ее возьму, грелку-то? — через силу усмехнулась Зоя Васильевна. Лицо ее стало совсем белым, однако она попыталась встать. — Ладно, пойду. До вечера еще далеко, глядишь, расхожусь, пройдет. — Она сделала пару нетвердых шагов и вдруг начала оседать на пол.

Подоспевшая Верка едва успела подхватить ее под мышки.

— Валька, живо беги к Людмиле Ивановне! Пусть звонят в «неотложку»!

Валю и просить было не нужно — бросив нож, она понеслась из отдела в служебное помещение.

Вызвали «Скорую». Та ехала жутко долго. Все это время Зоя Васильевна лежала в комнате отдыха, куда ее перенесли грузчики, Валера и Артем.

Пожилая врачиха осмотрела обессилевшую, полуживую женщину, измерила ей давление и произнесла спокойно-равнодушным тоном:

— Инфаркта нет. Стенокардический приступ. Поедете в больницу? Если нет, то позвоните домой, пусть за вами приедут. И вызовите завтра с утра участкового, он даст больничный.

Примерно через час примчался муж Зои Васильевны, Виталий, осторожно подхватил жену на руки и отнес в машину. Вера и Валя выбежали на минутку на улицу, замахали руками.

— Поправляйтесь, Зоя Васильевна! Не волнуйтесь, все будет в порядке.

Обе чувствовали искреннюю жалость к старшей продавщице и от всей души хотели сказать ей что-нибудь ободряющее.

Неприятность с Зоей Васильевной вытеснила из головы все другие мысли. О южном красавчике Валя больше не вспоминала. Доработала на автопилоте остаток дня, отчиталась перед Галиной за товар и бегом в подсобку, переобуваться в кроссовки. Вышла — а он тут как тут.

Стоит у дверей, улыбается, в руках плитка шоколада.

— Для красивой девушки.

…И снова чувствует Валя, как жар заливает лицо. Хочет она сказать парню что-нибудь резкое и не может. Молча теребит кончик косы…

— Что же ты? Бери. — Тенгиз протянул ей плитку, сунул прямо в руку. Неудобно не взять, неловко.

— Спасибо. — Валя тоже улыбнулась, правда, немного исподлобья.

— Можно тебя куда-нибудь пригласить? В бар, например?

…Смотрит Валя на Тенгиза, смотрит, не оторвется. Разум подсказывает ей: откажись! Какие могут у них быть отношения? Разные они, как небо и земля: и национальности, и семьи, и жизненный уклад. Тенгиз — богач, она в сравнении с ним нищенка. Беда будет, если согласится на его ухаживания.

Но то разум. А сердце — оно иначе твердит. Бьется Валино сердце, как ни разу не билось за восемнадцать лет. Не хочет признавать, что Тенгиз ей чужой. Не чужой! Свой, родной, будто всю жизнь его знала.

И Валя решилась. Облизала пересохшие губы, едва заметно кивнула:

— Пригласи.

Тенгиз осторожно взял ее под руку и повел. Валя шла и вдыхала запах его парфюма. Ей казалось, она не по асфальту ступает, а по зыбким волнам: еще шаг — и упадет. Она невольно прижалась к его плечу, к мягкому ворсу красивого светло-серого свитера. Тенгиз обернул к ней бронзово-смуглое лицо.

— А имя свое мне скажешь?

— Валентина.

— Валя?

— Да, Валя.

— Валя-Валентина, — задумчиво полупроговорил-полупропел Тенгиз. — Знаешь, стих такой есть?

— Не знаю, — удивилась Валя, — какой стих?

Тенгиз остановился, не выпуская ее локтя, слегка наклонил голову и продекламировал все с тем же едва уловимым южным акцентом:

Валя-Валентина, что с тобой теперь?

Белая палата, крашеная дверь.

Тоньше паутины из-под кожи щек

Тлеет скарлатины смертный огонек…

Грустное стихотворение. Эдуард Багрицкий написал. Читала Багрицкого?

— Нет, — честно призналась Валя, изумленная такими познаниями в области русской литературы, — а ты читал, да?

— Я читал, — подтвердил Тенгиз. — Мне он нравится. А еще Маяковский и Блок.

Валя изумленно хлопала глазами.

— Какой ты… умный. Тебе лет-то сколько?

— Двадцать один.

— Учишься, работаешь?

— Учусь. В университете, на филфаке.

Что такое «филфак», Валя толком не знала, но догадывалась — это что-то очень крутое.

Они не спеша побрели дальше, дошли до бара, того самого, в котором любила сидеть вечерами Верка. Тенгиз галантно раскрыл перед Валей дверь.

— Прошу.

— Мерси, — сказала она и забеспокоилась: небось вид у нее! Чистая деревенщина, да еще в этих кроссовках. А Тенгиз… он такой стильный, тонкий, изысканный. Вот стыдоба!

— Какой столик выбираешь? Хочешь, вон тот, у окна?

— Не хочу. — Валя решительно замотала головой.

Там, у окна, они всегда сидели с Веркой. А сейчас — совсем другое. Новое. Прекрасное. Волшебное. И не будет она ни о чем беспокоиться: ни о том, что не читала Багрицкого и Маяковского, ни о том, что нет на ней вечернего платья, ни о том, что наверняка Тенгиз до нее водил сюда еще десятерых девушек. Плевать на это!

— Тогда выбирай сама, — покладисто проговорил он.

Валя, гордо выпрямившись и подняв голову, королевой прошествовала через зал, остановилась у того столика, что был ближе всех к стойке. Пусть бармен, который уже давно знает ее в лицо, посмотрит, с каким кавалером она сегодня пришла.

Тенгиз глядел на нее с нескрываемым восхищением.

— Какая ты красавица. А, главное, коса. Я такую косу никогда в жизни не видел. Можно ее потрогать?

— Трогай, — разрешила Валя.

Тенгиз осторожно погладил ее волосы кончиками пальцев.

— Как шелк. А щечки, как бархат. — Он, уже не спрашивая разрешения, коснулся ее лица.

И вновь она смолчала, хотя никогда и никому прежде не позволила бы такого нахальства. Они уселись рядышком, Тенгиз придвинул свой стул вплотную к Валиному, так, что их плечи опять соприкасались. Подошел официант.

— Кушать будешь? — спросил Тенгиз. — Я закажу ужин.

— Спасибо, я не голодна.

— Я все равно закажу. Хочешь шашлык? Здесь отличный шашлык, настоящий, бараний. А к нему красное вино. каберне, например.

При упоминании о шашлыке Валя невольно сглотнула слюну. Сегодня в обед она снова ела лапшу и пила чай с сухарем, а сейчас ощутила мгновенный и острый приступ голода.

Тенгиз уже диктовал официанту:

— Пожалуйста, два шашлыка, салат из крабов, жюльен, бутылку каберне, две чашки кофе и десерт со взбитыми сливками.

— Ты что? — Валя в ужасе дернула его за рукав. — Кто это все будет есть?

— Мы.

Официант записал заказ, вежливо кивнул и удалился. Валя, скрестив руки на груди, сердито смотрела на Тенгиза. Щеки ее полыхали.

— О-о, какая строгая. — Он наконец зацокал-таки языком, как полагается кавказцу, но сделал это как-то по-особенному, без пошлости, а, скорее, с мягкой, необидной насмешкой. — Не злись, Валя-Валентина, я ж ничего плохого не сделал. Просто хочу тебя покормить.

— Ага, покормить! — не выдержала Валя. — А потом? Учти, я натурой платить не собираюсь. Вернее, не так сразу, в первый же вечер… — Она поняла, что сморозила глупость и замолчала, краснея еще больше.

Тенгиз, однако, сделал вид, что ничего не заметил.

— Кто тебе сказал, что мне нужна твоя натура? — Он обезоруживающе улыбнулся. — По-твоему, все мужчины подлецы?

— Конечно, — буркнула Валя, глядя в скатерть.

— Ай-ай-ай! — Тенгиз состроил уморительную физиономию. — Кто ж это тебя так настращал? Мама?

— Не маленькая, сама отлично знаю.

— Да что ты знаешь? Ну скажи честно, ты ведь из глубинки в Москву приехала? Так?

— Ну, так.

— Ты хоть раз в своем городе была с мужчиной в приличном кафе? Нет? А чего тогда говоришь?

— А вот и была! — выпалила Валя.

Она вспомнила, как Вовка однажды зазвал ее в молочный бар неподалеку от школы и купил ей сразу два фруктовых коктейля. Но то был Вовка! Его Валя, нисколько не смущаясь, могла шугануть, когда хотела, если бы он только посмел позволить себе лишнего. Да он и не позволял — сидел рядом, краснел, бледнел и заикался.

Нет, Вовка не Тенгиз. И он прав — никогда еще Валя не была на настоящем свидании со взрослым мужчиной.

Она не стала продолжать спор, тем более что официант принес и поставил на стол бутылку вина и два тонких, прозрачных бокала.

— Разлить? — спросил он у Тенгиза.

— Нет, спасибо, я сам.

Парень снова бесшумно исчез.

Тенгиз наполнил бокалы до самых краев.

— Давай выпьем за наше знакомство.

— Давай.

Вино было прохладным и терпким на вкус. После него пустота в желудке стала еще ощутимей.

— Сейчас принесут салат, а шашлык готовится чуть дольше, — сказал Тенгиз. — Ты пока расскажи о себе.

— А что рассказывать? — усмехнулась Валя. — Ты уже и сам обо всем догадался. Жила в Ульяновске, окончила школу, приехала сюда. Вот, к отцу твоему устроилась. Спасибо, что он берет приезжих.

— Мы сами приезжие, — серьезно проговорил Тенгиз. — Из Еревана. Когда перестройка началась, азербайджанцам худо стало, вот и уехали. Мне тогда лет восемь было. Мать в Москве через два года умерла. Давление у нее высокое было, инсульт случился. В больнице все денег хотели — и врачи, и сестры, а у нас их не было. Вот и не спасли ее. — Он посмотрел Вале в лицо огромными печальными глазами. — После ее смерти отец дело открыл. Сначала на рынке торговал, потом сколотил капитал, магазинчик приобрел. За ним другой. А в прошлом году этот супермаркет.

Валя слушала Тенгиза молча, и ее охватывала жалость. Значит, он сирота. Даром что красивый и богатый — без матери какое счастье! Может, оттого и взгляд у него с грустинкой, и стихи мудреные любит о всяком нехорошем. Как там у этого Багрицкого? «Тлеет скарлатины смертный огонек». Бр-р!

Валя невольно поежилась. Тенгиз удивленно приподнял брови. Она испугалась, что он обидится.

— Это я так. Замерзла немножко.

— Давай согрею. — Тенгиз обнял ее за плечи, прижал к себе.

Валя не противилась, ей было приятно. Хотелось, чтобы он не отпускал ее подольше. Она даже о еде думать перестала и пожалела, когда появился официант с салатом на подносе.

— Ешь. — Тенгиз придвинул к Вале тарелку.

— А ты?

— Я салаты не люблю. Мяса дождусь. — Он вдруг усмехнулся и покачал головой.

— Чего ты? — удивилась она.

— Да так. Просил тебя рассказать о себе, а вместо этого сам начал.

— Хорошо, что рассказал, — серьезно проговорила Валя, — теперь я знаю, что ты не такой, как все.

— А какой же?

Она неопределенно пожала плечами и отвела взгляд. Не говорить же парню, что он ей откровенно нравится, а ведь так оно и есть! Тенгиз улыбнулся и ласково погладил ее руку.

— Спасибо тебе, Валя-Валентина.

— За что?

— За сочувствие. Я зоркий, все вижу. Ты ешь, не стесняйся.

Валя послушно взялась за вилку. Салат оказался таким нежным, что буквально таял во рту. Минут через пять принесли шашлык.

Они ели, поглядывая друг на дружку.

«Поцелую его сегодня! — решила Валя. — Нет, завтра. Сегодня пусть только обнимет на прощание. — И тут же испугалась: — А вдруг завтра он больше не придет? Сегодня поцелую!»

— Ты одна живешь? — будто прочитав ее мысли, спросил Тенгиз.

— С теткой. Вернее, у нее в квартире.

Он сочувственно покачал головой:

— Худо небось жить у чужих?

— Худо, — подтвердила Валя со вздохом и мельком глянула на часы. — Мне и домой пора. Уже десять.

— А если задержишься чуть-чуть? — Тенгиз с надеждой заглянул ей в лицо. Валя закусила губу.

— Не могу.

— Тогда давай вино допьем, и я тебя провожу.

Они посидели до половины одиннадцатого, допили вино, выпили кофе, Валя съела огромное, свежее воздушное пирожное. Ах, как ей не хотелось уходить! Сидеть бы здесь, в баре, всю ночь, благо он открыт, слушать бархатный, певучий голос Тенгиза, чуть заметно округляющего гласные, смотреть в его бездонные глаза. Но нельзя, нельзя.

Он довел ее до самого подъезда, и там у двери они еще постояли, переговариваясь тихонько, почти шепотом. К Валиному удивлению, Тенгиз вел себя точно примерный школьник — рук не распускал, не то что целоваться, даже и обниматься не полез, только поигрывал кончиком ее косы.

Перед тем как убежать, она сама чмокнула его: хотела в губы, да в темноте и спешке не рассчитала, получилось куда-то чуть ниже виска.

— Пока, Тенгизик.

— До свиданья, Валя-Валентина. Завтра после работы жди, я приду.

— Приходи. — Она юркнула в подъезд.

Сердце у нее в груди бешено колотилось, в голове был туман — как-никак, они бутылку целую на двоих уговорили. С трудом нашарив в сумочке ключ, Валя отперла дверь.

Евгения Гавриловна, по обыкновению, уже спала. Валя, не зажигая света, бесшумно, как мышка, проскользнула в ванную, оттуда в комнату, разобрала свою раскладушку, улеглась, и ну мечтать о завтрашнем дне.

…Все Веркины предостережения из головы вылетели, ничего она больше не боится. Видит Валя, ясно видит, что не только она от Тенгиза, но и он от нее без ума, а раз так, то удержит она его возле себя любой ценой, обязательно удержит, никому не отдаст.