Остров предательства

Струан Мюррей, 2021

Сиф и Элли бежали. Оставив позади мрачный город-остров, где им грозила неминуемая гибель, они переплыли море в поисках нового дома. И нашли его на прекрасном острове, залитом солнцем и пропитанном ароматами экзотических плодов. Но действительно ли Сиф и Элли теперь в безопасности? Или однажды черные корабли города-острова возникнут на горизонте?

2. Воздадим Ей хвалу

Час за часом остров сидел на горизонте. Он словно и не приближался, просто делался больше, и Элли сомневалась, достигнут ли они его вообще. Она вытащила из кармана бушлата подзорную трубу, протёрла линзу большим пальцем и сощурилась в окуляр.

— Из этого острова что-то растёт.

— Гора? — предположил Сиф.

Элли нахмурилась.

— Нет. Форма слишком правильная. Как будто созданная людьми. — Она передала ему подзорную трубу. — Это вроде как похоже на…

— Корабль, — сказал Сиф.

— Ага, — согласилась Элли. — Огромный корабль.

— Но что корабль делает на макушке острова?

— Я не знаю. Может, он сел на мель? Но как… — У Элли зазудели ладони. — Постой! Сиф, быть может, это Ковчег. Один из тех четырёх громадных кораблей, на которых люди избегли Потопления!

По мере продвижения плота солнце поднималось, окрашивая восточный край неба в бледно-оранжевый, размывая черноту массивной структуры, покоящейся на вершине острова. Она была такой изогнутой серповидной формы, что казалось, будто сама луна обрушилась с небес. Элли и Сиф переглянулись — без сомнения, это был Ковчег.

Сам остров был окутан туманом, из мглы проступала только одна сторона, где набекрень торчал вулкан. И даже он терялся радом с Ковчегом, что дыбился и вырастал, заполоняя кругозор вспухнувшей тенью. Плот скользил сквозь влажную завесу, оставлявшую горячую испарину на их лицах.

Затем появились дома.

Поначалу Элли думала, что они вопреки всякому вероятию плывут над водой. Но когда туман рассеялся, она поняла, что они были подняты на сваях — деревня деревянных хижин с соломенными крышами, соединённых между собой шаткими мостиками и узкими настилами. Туман разошёлся, и солнечный свет залил деревню, явив яркое многоцветье красок: вишнёво-красных и васильково-голубых, и жёлтых, как яичный желток, а ещё аляповатые резные фигуры китов и рыб и акул, торчащие по углам крыш и с ухмылкой глядящие в море.

Женщина открыла дверь под мелодичный перестук «музыки ветра»^[1] и вышла на мостки.

— Доброе утро, Алистер, — окликнула она старика, сидевшего в кресле-качалке на крыльце. — Похоже, славный будет денёк.

— Да, верно. Воздадим Ей хвалу.

— Воздадим Ей хвалу, — улыбнулась женщина. Взгляд её скользнул по Элли и Сифу, чей плот проплывал внизу под настилом. — И на что вы только похожи, — весело проговорила она.

— Да неужто вы на этом приплыли аж с острова Ингарфа?

— Ох, — промямлила Элли. — Ну, то есть э…

— Да, — напряжённо ответил Сиф. — Мы приплыли… с острова Ингурфа.

— Надеюсь, вам есть где остановиться, — сказала женщина. — Вы только посмотрите на себя, вам не помешает хорошенько помыться.

— Да, уж это точно, — сказала Элли с деланым смешком. — Это, наверное, всё наша грязь с острова Ингарфа.

— А тебе и хорошенько поесть, худышка, — сказала женщина Элли. — Впрочем, похоже, вы привели завтрак с собой.

Элли проследила, куда она указывает, и увидела ковёр поблёскивающей рыбы, тянущийся за их плотом, — как будто многие тысячи осколков голубого хрусталя.

— Немало воды утекло с тех пор, как я видел такой большой косяк и так близко к острову. Быть может, удача наша переменилась, да возблагодарим Божество, — провозгласил мужчина. — Воздадим Ей хвалу.

— Воздадим Ей хвалу, — эхом отозвалась женщина.

— Воздадим Ей хвалу, — сказала Элли, чувствуя, что так будет правильно.

Плот медленно несло между затянутыми водорослями сваями, под помостами и верёвочными мостами. Сиф сидел на корточках, упираясь ладонями, глаза его бегали от одного дома к другому.

— Не надо нам было выбрасывать то копьё, — сказал он.

— Всё в порядке, — сказала Элли. — Нам просто нужно вести себя так, словно мы местные.

Увидев проходящий мимо косяк, старуха вытянула ловушку из-под своего дома и захихикала — сколько же рыбы билось внутри. Заметив Элли и Сифа, она сузила глаза. Сиф оберегающе заслонил Элли рукой, но Элли отмахнулась от него.

— Улыбайся, — прошелестела она, изобразив натужную улыбку. — Смотри подружелюбнее.

Сиф с такой силой схватился за край плота, что занозил руку.

— Ай!

— Сиф, успокойся. — Элли достала из бушлата щипчики. — Не переживай.

— А почему нет? Когда я в прошлый раз попал в новое место, все тамошние жители пытались меня убить.

— Все, кроме одного, — сказала Элли, вытаскивая занозу из ладони Сифа. Она улыбнулась ему, но он лишь потёр шрам на руке — след, оставленный при допросе особенно ярым Инквизитором по имени Харграт.

— Всё обойдётся, Сиф, — сказала ему Элли. — Мы вместе, мы справимся.

Плот несло дальше вглубь деревни. Над головами детей крались кошки, провожая глазами косяк рыбы и облизываясь. Какой-то мужчина на каноэ подгрёб к плоту сзади, держа наготове рыболовную сеть и полностью игнорируя мрачные взгляды Сифа.

Наконец в просветах между сваями показалась прибрежная полоса цвета жжёного сахара. Выше к острову лепились здания из золотистого песчаника, рядами взбиравшиеся к необъятной громаде Ковчега. Одни прижимались друг к дружке, как закадычные друзья, другие стояли наособицу, окружённые яркими цветами в горшках. И деревья — настоящие деревья — вымётывались из почвы, и не иссохшие и жалкие, как те, что росли в Городе, нет, это были пышные пальмы, склонявшиеся под тяжестью связок толстобоких волосатых кокосов. Они торчали между зданиями, а кое-где и сквозь здания, разметав черепичные крыши.

— Как красиво, — промолвила Элли.

— Это не значит, что здесь безопасно.

Плот прибило к берегу. Перед детьми стоял большой лаймово-зелёный дом. На ступенях крыльца сидела девчушка, жуя травинку.

— Вот видишь… здесь никто не хочет нас убить, — сказала Элли.

Сиф буркнул и уставился на девочку так, будто она могла припрятать гарпунное ружьё. Элли схватилась за мачту, чтобы подняться на ноги.

— Что будем делать с плотом?

— Я думаю, можно просто оставить его.

— Но что, если кто-нибудь его украдёт?

Они посмотрели на плот, в общем-то груду палок, перевязанных высохшими плетями винограда, и рассмеялись. Сложно было поверить, что они провели на злосчастной штуковине добрых три месяца. Они бросили Эллину подводную лодку, когда после первых же двух недель в море механизмы разъело солёной водой. Элли вздохнула, вспомнив о лодке, — это, вероятно, было её величайшее изобретение, пускай она и заработала только потому, что Враг починил её. Они оставили её на каменистом островке вместе с небольшой коллекцией инструментов и избранных книг, которые Элли захватила из Города. Теперь всё её имущество составляла надетая на ней одежда, содержимое карманов бушлата и сам бушлат: тускло-серые обноски, сшитые из лоскутов ткани и тюленьей шкуры. Несмотря на влажную жару, она натянула его, находя утешение в его привычной тяжести.

— Ты упаришься, — заметил Сиф.

Элли предостерегающе зыркнула на него, и Сиф понимающе кивнул. Надевая свой бушлат, Элли чувствовала себя практически изобретателем — как мать, а главное, это была броня между миром и тем страшным секретом, который она носила с собой повсюду.

— Вот, держи, — сказал Сиф, подбирая длинную отполированную деревянную жердь, которую они вытащили из штурвала подводной лодки. Элли недовольно уставилась на неё.

— Спасибо, — буркнула она, опираясь на трость, чтобы сойти с плота. Она повредила правую ногу в бегстве из Города три месяца тому назад. Нога никак не заживала, и Элли тревожилась мыслью, что это как-то связано с Врагом. Вскоре после того, как она поранилась, бог почти претворился внутри неё в свою материальную форму — а это убило бы её, не найди она способ остановить оного с помощью Сифа и своей верной подруги Анны.

Элли пересекла пляж следом за Сифом, загребая босыми ногами пушистый песок. Сиф оглядывал высокую деревянную статую женщины, что стояла около дома. У неё были пурпурные волосы до пояса, крупные жёлтые глаза и добрая улыбка. У ног её росла сирень, а на голове был надет венок из увядших маргариток.

— Как думаешь, кто это? — спросил Сиф.

— Может, это та женщина, которой все воздают хвалу, — заметила Элли, наклоняясь и восхищённо рассматривая резьбу.

— Вы неправильно делаете!

Малышка втиснулась между Элли и Сифом и встала на колени перед статуей.

— Благодарим тебя, Божественная Королева, что приносишь нам рыбу и цветы и хранишь наш остров. А ещё, пожалуйста, принеси мне новенького щеночка и почини бабушкино бедро.

Девочка презрительно покосилась на них, травинка по-прежнему торчала у неё изо рта.

— Кто… — начала было Элли, но Сиф утянул её в сторону, закрыв ей рот рукой.

— Нам не стоит задавать очевидных вопросов, — зашептал он. — Если люди поймут, что мы нездешние, они могут посчитать нас опасными.

Элли наморщила нос.

— Она совсем кроха. И вообще, тот мужчина поинтересовался, не с острова ли мы Ингарфа. И его это ничуть не смутило, а?

— Шептаться невежливо, — заметила девочка. — Особенно перед Королевой.

— Извини, — сказала Элли. — Э, воздадим Ей хвалу, — прибавила она.

Личико девочки так и загорелось.

— Воздадим Ей хвалу, — поддержала она и наклонилась, чтобы выдернуть из песка пучок травы.

Элли и Сиф пошли вдоль берега, оглядываясь через плечо на девочку, которая опять встала перед статуей на колени.

— Так она королева? — сказал Сиф.

Элли кивнула.

— Но эта девочка молилась ей. У нас в Городе люди молились святым, но… а ты слышал, что сказал тот старик?

— «Воздадим Ей хвалу», — бросил Сиф, пожимая плечами.

— До этого. Он сказал: «Возблагодарим Божество».

Сиф скривился.

Элли огляделась, чтобы убедиться, что никто не слышит.

— А что, если Королева и есть Божество, как ты? — спросила она, мурашки возбуждения побежали у неё по затылку.

— И откуда нам знать, хорошо ли это? — поинтересовался Сиф, с мрачным видом рассматривая статую. Девчушка собирала маргаритки, вплетая их в новый венок, который она затем водрузила на голову статуи взамен старого.

Элли знала двух богов. Один спас ей жизнь, и она верила ему безоговорочно. Другой три года пытался уничтожить её.

— Которая же ты? — прошептала она.

Дневник Лейлы

4753 дня на борту «Возрождения»

Мне хочется плакать, но нельзя, сначала я должна записать всё это. Такое чувство, что это важно.

Голубоглазый был сам не свой этим утром. Тюлень проплыл у самой его пасти, а он даже не куснул, вот я и подумала, поглядим, что может сделать старая знахарка. Я упёрлась пятками и ругала Голубоглазого, пока тот не приплыл со мной обратно к Ковчегу — к той обдаваемой волнами платформе, что торчит из его бока. Я выдернула ноги из стремян и вылетела из седла.

— Позови Каргу! — проорала я, шлёпая по щиколотку в воде. Тимоти вытаращился на меня в ужасе. — НЕМЕДЛЕННО!

Он замельтешил по шатким лестницам к Небесной палубе. Я встала возле Голубоглазого на колени, чтобы осмотреть его. Чёрная кожа была в шрамах и буграх, как и обычно, но вот большущая белая отметина у него на боку стала цвета пожелтелой старой бумаги.

Заскрипела лестница, и, подняв голову, я увидела древнюю старуху — неистовое облако призрачно-чёрных волос и сто тысяч раз проморщиненное лицо. Вместо спины громадный горб, а глаза в переплетении морщин, прям как у высохшего грецкого ореха.

— Как ты так быстро пришла? — спросила я.

— Она уже спускалась вниз по лестнице! — возгласил Тимоти у неё за спиной.

— Мой кит болен, — сказала я Карге.

Она подковыляла ко мне, опираясь на костыль, сделанный из ветви дерева.

— Твой кит не болен, дитя.

— Ещё как болен. И не зови меня дитя — мне тринадцать лет и восемь дней, нечего звать меня дитя.

— Твой кит не болен, дитя.

— Тогда почему он не хочет охотиться?

— Потому что он стар. Слишком уж стар для кита своего вида.

— Прекрасно… ты целительница. Исцели его.

Карга цепко прикрыла глаза, слово спрятала какую-то тайну под веками.

— Старым тварям суждено умереть. А этой особенно.

— Нет! — прорычала я. — Мы повязаны — мы будем охотиться вместе, пока я не стану такой же древней и сморщенной, как ты! Он не умрёт!

— Дитя моё. Он уже умер.

— Вот и нет, он дышит, смотри! — я ткнула в его бок, который зримо поднимался и опадал.

— Это не он, — сказала Карга. — Грядёт новая жизнь. Нам должно помочь ей.

Двигалась она чересчур быстро для такой старухи. Я увидела всполох металла, затем густой красный разрез на боку Голубоглазого. Я подняла было кулак, чтобы врезать Карге, и тут заорала, увидев, что поднимается из нанесённой ею раны.

Рука.

Примечания

1

Музыка ветра — музыкальная подвеска-украшение из пластин дерева, или бамбука, или ракушек, которые, ударяясь друг о друга на ветру, издают негромкий перезвон.