Парни в бронежилетах

Сергей Самаров, 2004

Жизнь уже сталкивала их на узкой тропе. Оба служили в Иностранном легионе плечом к плечу. Бербер по кличке Термидор дезертировал из армии, подстерег русского Сергея Ангелова, который шел по следу, и смертельно ранил его. Теперь этот зверь в человеческом обличии появился в Москве, чтобы устраивать теракты по приказу международной террористической организации. И теракты коварные по своей простоте. Террористы будут убивать людей по случайному выбору и без всякой причины. А это значит, что их практически невозможно предугадать и предотвратить. Но Термидор не знает, что Сергей Ангелов «воскрес» и снова охотится за ним...

ГЛАВА 2

1

Солнце, попадая в оконные стекла соседнего дома, отражается в них и бьет в глаза. Пулат жмурится, но не отворачивается. Он любит солнце. Тобако стоит к отраженному солнцу спиной, смотрит себе под ноги.

— Что скажешь?

— А что я могу сказать? Хреново…

— Шайтанов Сергей Алексеевич… Ангел показывал фотографию сына?

— Да. Он всегда в бумажнике носит… Там Серега еще курсант… Выпускной курс…

Тобако пожимает плечами и садится в свой «БМВ». Уезжает вслед за «Мицубиси Лансер». Пулат вздыхает и поднимается пешком на третий этаж. Звонит. Ангел открывает дверь не сразу. А когда открывает, на руках у него видны свежие следы краски. Сразу, без вздохов, взялся за работу. За работой проблемы переносятся легче.

— Пожалуй, я помогу тебе сегодня… Только соседке позвоню, чтобы кошку покормила.

— Кажется, твоя соседка через три остановки живет?

— По московским масштабам — все равно соседка… Я уж привык по-московски мыслить… Может, в магазин сбегать?

— Не надо. Поезжай домой. Отдохни…

— Но…

— Я сам… — Ладно… Негостеприимный ты хозяин… Только ты все равно последних новостей не знаешь. И тебе придется меня выслушать. Шайтанов — это тот человек…

Ангел кивает:

— Я знаю. Мне Басаргин звонил. И понимаю, что черт и ангел, как ты говоришь, всегда ходят рядом. Тем более если Черт — сын Ангела… Александр сделал запрос на Ангелова Сергея Алексеевича. В Интерпол. По поводу службы в Джибути…

— И что ты собираешься делать?

— Я собираюсь разобраться в ситуации. Но разбираться в ней должен я сам. Понимаешь?..

«Маленький капитан» вздыхает. Как такое не понять… Но когда друг рядом, все-таки легче бывает… Ангел, к сожалению, этого понять не хочет. Его дело…

Они прощаются. Ангел закрывает за Виталием дверь и возвращается на кухню к банке с краской. Кисточка ходит по панели вверх и вниз, вверх и вниз, и так очень долго… Так долго, что Ангел сам наконец замечает — он не панель красит, а размазывает краску по одному месту.

Он вздыхает и откладывает кисточку на табурет, рядом с банкой, открывает бутылку с растворителем и моет над раковиной руки. И уже с чистыми руками идет в комнату, где оставил на подоконнике трубку сотового телефона. Снова набирает номер, который врезался ему в память.

На сей раз отвечает не компьютер, а приятный женский голос.

— Я хотел бы с Сережей поговорить…

— Извините, это не его номер. Он здесь больше не бывает…

— А вы кто? — спрашивает Ангел.

— Я? Знакомая… Бывшая. Всего хорошего…

Ангел долго слушает короткие гудки, наконец, складывает трубку. И тут же трубка сама дает о себе знать. Он смотрит на мониторчик с надеждой, что это звонит сын или хотя бы та женщина, с которой он только что разговаривал, желает сообщить, где и как Сережу можно найти, но это, оказывается, Басаргин.

— Как дела, Алексей?

А голос настороженный, словно боится проявить небрежность в теме, которая может больно отдаваться в сердце сослуживца. Ангел не любит такого тона по отношению к себе. Он сам человек жесткий и всегда хочет, чтобы с ним разговаривали жестко, напрямую.

— Ремонт в полном разгаре.

Басаргин вздыхает:

— Прерваться можешь?

— Есть необходимость?

— Да. Приезжай…

— Еду…

Он говорит это даже радостно, потому как уже сам пожалел, что отослал Пулата. Все-таки при общении не лезут в голову мысли о том, чего не можешь знать. Предположения тем и чреваты, что они всегда стремятся к крайним ситуациям, хотя в действительности никаких крайностей может и не быть. Все в итоге оказывается просто, а ты терзаешь себя загодя, представляя самое худшее.

* * *

К своему удивлению, Ангел застает в офисе всю команду в сборе. Даже Пулат отправился, оказывается, не на вокзал, а в свое любимое глубокое кресло рядом с входной дверью, где Александра постоянно кладет несколько свежих журналов из мира искусства — чтобы Пулату было что полистать. Любит он журналы, которые надо только листать, но не читать, и все об этом знают.

— Что-то случилось? — спрашивает Ангел.

— Прочитай для начала вот это… — Басаргин протягивает ему тот лист принтерной распечатки, что он зачитывал по телефону генералу Астахову. Ангел садится за стол, на привычное место Тобако, и включает настольную лампу. Но не потому, что на улице стало темнеть, хотя и в самом деле вечерний сумрак уже начинает мягко сгущаться, а потому, что включенная лампа создает магический круг. Даже днем, когда читаешь какой-то документ под светом настольной лампы, этот круг очерчивает пространство твоего внимания и отгораживает от всего остального.

Отложив прочитанный лист, Ангел вздыхает:

— Пока это только подозрения. Доказательств его вины я не вижу.

Он серьезен и категоричен. Он готов сейчас защищать сына от чужих слов и от собственных мыслей, потому что знает, больше некому того защищать. И готов делать это до тех пор, пока не убедится в своей неправоте. Однако никто и не настаивает на вине Сергея.

— Это не протокол, — говорит Басаргин. — Это только информация… Запрос сделан по просьбе генерала Астахова. А теперь ответ на запрос по твоей просьбе…

Он подсовывает в магический круг настольной лампы новый лист принтерной распечатки.

Ангел читает, скрипит зубами и сжимает кулаки. Словно жалеет, что его самого не оказалось на месте происшествия в нужный момент. Другие с этим текстом уже ознакомились.

Легионер Сергей Алексеевич Ангелов был на хорошем счету у командования, за три года службы нареканий и взысканий не имел. В один из вечеров, отправившись вместе с другими легионерами из Джибути на Чертов остров^[12] в Аденском заливе — традиционное место отдыха солдат легиона, — подвергся нападению неизвестных лиц, был кем-то жестоко избит и подобран уже утром в состоянии клинической смерти. Врачам с трудом удалось спасти жизнь Ангелова. Множество ножевых ранений — один из ножей едва-едва не коснулся сердца — и сложных переломов, большая потеря крови, отрублен указательный палец правой руки. Легионер не помнил, что с ним произошло. Как сам говорил, был в момент нападения сильно пьян. Однако экспертиза показала незначительное содержание алкоголя в крови. Наркотиков и наркосодержащих веществ, кроме «экстази», используемого в легионе на тренировках, при анализе не обнаружено. У командования легиона и у следствия сложилось мнение, что Ангелов не пожелал назвать виновных.

Сложность расследования обстоятельств покушения была обусловлена еще и тем, что в ночь нападения на легионера Ангелова из батальона дезертировали семь легионеров-арабов. Сначала высказывалось предположение, что они тоже подверглись нападению и убиты, а тела выброшены в Аденский залив, кишащий акулами. Впоследствии эта версия отпала, поскольку легионеры забрали с собой малогабаритные личные вещи и все письма. Следователь военной жандармерии, проводивший расследование, пытался связать бегство дезертиров с покушением на убийство Ангелова и обвинить беглецов дополнительно и в этом преступлении, но сам Ангелов такую версию категорически отрицал. Утверждал, что был в компании каких-то гражданских лиц, которых не помнит. Только через три месяца Ангелов был выписан из госпиталя, но заключение медицинской комиссии не позволило ему продолжить службу. Некоторое время вращался в кругу криминальных русских бизнесменов, часто ездил в США. По данным, и там имел контакты с криминальными элементами.

В дальнейшем след Сергея Алексеевича Ангелова потерялся. Интерпол не располагает данными о его местонахождении в настоящий момент.

Ангел откладывает прочитанный лист в сторону и осматривает поочередно всех.

— Я понимаю, что начинается какое-то расследование… И я, очевидно, не должен принимать в нем участие как лицо заинтересованное? — спрашивает он с напряжением в голосе.

— Завтра утром, — говорит Басаргин официально, — наших представителей приглашает генерал Астахов. Маркировка на упаковке нитрата аммония, похищенного в Онфлере, совпадает с маркировкой, найденной на взорвавшейся вчера даче. На даче работали два студента-химика, наркоманы. Наверное, руки неверные, разлили серную кислоту или еще что-то такое же… На встречу пойдут, естественно, Тобако, как крупный специалист по связям с «Альфой», и… и Ангел… У нас, Алексей Викторович, нет оснований не доверять тебе… И еще… Алексей, просьба… Единственная фотография твоего сына, то есть лже-Шайтанова Сергея Алексеевича, у тебя… Ее необходимо размножить для оперативной работы. Не переживай раньше времени. Это не розыск. Это только оперативная необходимость… Кстати, настоящий Шайтанов Сергей Алексеевич проживает в Самарканде, как правильно указано в паспорте лже-Шайтанова, и никуда не выезжал за пределы республики в течение последних семи лет. У него свой ресторанный бизнес, довольно процветающий. Это данные из управления антитеррора. Астахов быстро работает, когда ему надо…

2

На первый привал останавливаются недалеко от границы с Дагестаном.

Смешно… Россия считает Чечню своей территорией и назойливо это твердит, но держит пограничников между Дагестаном и Чечней. Значит, сами не верят в то, что говорят… Скоро Россия еще меньше будет верить самой себе. Термидор для того и призван, чтобы сделать это… Потом, по его примеру и под его общим руководством, также тайно пойдут другие. В разные страны. Куда направит совет… В первую очередь — в развитые страны. Там слишком хорошо живут в то время, когда миллионы детей в мире голодают. И почему голодать должны дети в тех странах, где правит ислам? Это несправедливо…

— Привал…

В этом большом деле Термидору труднее всех. Первым всегда труднее. Они нарабатывают опыт. Потом этот опыт будет изучаться. Для этого уже все готово. Изучаться в первую очередь будет реакция государства по средствам массовой информации. Выписаны газеты. Заготовлены адреса разнообразных интернетовских сайтов. Все, что будет нести информацию о деятельности группы Термидора и о реакции общества на эту деятельность. А самое главное, что они всегда будут уходить и останутся людьми тайны. Будет страх, произведенный его «фабрикой», но причина этого страха останется тайной. Они будут действовать молниеносно. С предельной жестокостью. Они будут сеять панику. Более страшную панику, чем нью-йоркская… Взорванные небоскребы не сумели разрушить основу. А надо разрушить именно основу. Национальную основу… Надо сделать так, чтобы сосед боялся соседа…

Термидор бросает свой рюкзак на землю и осматривается. У него цепкий взгляд. И всегда настороженный. Потому он и остается жить там, где погибают менее настороженные. Шесть его товарищей по легиону погибли, потому что не хотели быть настороженными всегда. Не умели такими быть. А он умеет. Он насторожен даже во сне. Такое внутреннее напряжение утомляет. Усталость накапливается. Когда-то придется искать способ эту усталость сбросить. Но пока еще силы есть. И надо эти силы тратить без остатка. Без расчета на завтрашний день. Только тогда получается все, что хочешь. А когда получится, тогда и отдохнешь… Отдых будет вполне заслуженным…

Они прошли сюда без остановки после бессонной ночи, когда была пробная «охота». День без остановки… В высоком темпе… Обедали на ходу. Холодными консервами. В график уложились. Термидор сам график рассчитывал. В соответствии со своими силами. Боялся, не все сразу втянутся. Нет… Ни одной жалобы не услышал. Марш держат нормально. Подготовка есть… С этими людьми можно дело делать…

— Костер разводить?

— Никаких костров…

— А если в яме?.. Никто не заметит…

Возражение Термидору не нравится. Он не любит возражений. Команда есть команда. Даже если командир не прав, выполнять следует беспрекословно. Но это он объяснит вскоре. Сначала надо мягче…

— Никаких костров. Ветер… Дымок… Запах… Пограничники… Слишком много в вас вложено. Риск необоснован…

Он умышленно говорит короткими рублеными фразами. Так лучше доходит. По себе знает. И приучает не возражать. Только в первое время желающие возразить находятся. Потом привыкают.

Когда-то, семь с половиной лет назад, он пришел вербоваться в иностранный легион. Без паспорта. Данные записывали со слов. Он назвал вымышленное имя, потому что имел неприятности с полицией. Но дату рождения назвал свою. Полковник-щепка со взглядом занозы говорил именно так. Коротко и конкретно. И это не настраивало на возражения.

— Теперь тебя зовут Термидор.

— Почему Термидор?

— Родился в первый день термидора^[13]. Свободен… Следующий…

И никаких формальностей, никакого обсуждения. Термидор никому не сказал, как назвал его полковник, но все это уже знали и звали его именно так. И до сих пор зовут… Ему нравится — звучно… А свое настоящее имя он давно забыл. Намеренно, чтобы оно не мешало и никого на него не навело… Только один человек настоящее имя знает и произносит с любовью. Только с ней вместе оно существует…

* * *

Четыре часа сна… Короткое время…

Тем не менее Термидор просыпается несколько раз. Не показывая этого, поглядывает, не спит ли дежурный, который должен вовремя отправлять смену на посты и давать пинка тому, кто храпит. Термидор предупредил — никаких обид. Храпишь и не любишь пинки — нечего тебе делать в группе… Значит, ты покойник…

Те, кто на постах, спят на марше по два часа. Дежурный тоже два часа. Потом его сменяет другой.

Два часа — минимальная норма. Четыре часа — оптимальная. Если группа будет отдыхать пять часов, люди встанут разбитыми и уставшими — проверено. Точно так же, как после трех часов отдыха. Никто не знает, что такое в действительности число «четыре». Магическое число, способное творить чудеса. Только при температуре в четыре градуса трансформируется вода — холодная поднимается к поверхности, теплая опускается ко дну. Ни при какой другой температуре такого не происходит, потому что это против правил природы. И не родился ученый, который может это понять и объяснить. И еще куча чудес связана с числом четыре. Четыре часа сна дают возможность выспаться и сохранить бодрость. Лучше, если всегда спать по четыре часа… Не каждый это, к сожалению, может… Но на марше это норма…

* * *

Следующий день становится точным повторением дня предыдущего. Все светлое время в пути. Точно, как и рассчитал Термидор. Они выходят к деревне, когда солнце садится за дальний хребет где-то там, в Чечне. Но теперь позади уже почти весь Дагестан.

— С Россия прощаться будем? — спрашивает Пын. Лицо добродушное, наивное.

— Как? — сухо спрашивает Термидор.

— Деревня… Жителя много-много… Пальцев много-много…

Он шевелит своим указательным пальцем. Вошел китаец во вкус…

— Здесь живут правоверные мусульмане. Пусть себе живут…

Они сидят на опушке леса. За лесом — перевал, прикрываемый пограничниками. А от деревни в их сторону идет человек.

— Хочешь, я спрошу дорогу? — опять пристает Пын к командиру. — Моя умеет спрашивать, как надо…

— Он сам скажет. Я тоже умею спрашивать.

И Термидор выходит из-за деревьев. Делает человеку знак. Тот идет быстрее. Это проводник, который должен был прибыть на место точно в условленный час. Он и прибывает. И не удивляется, что его ждут. Проводник не знает, сколько километров пришлось преодолеть этим людям. Он даже не понимает, насколько это необычные люди. Но ему вовсе не нужно всего этого знать и понимать. Он — только маленький винтик в громадной машине, которая создана большими людьми. Винтик в машине мирового масштаба. Но каждый винтик необходим. Иначе механизм может дать сбой…

Дождавшись полной темноты, они выходят в сторону перевала. Проводник ходил здесь много раз, знает каждую тропинку, знает, в какое время и где находятся наряды пограничников. И сейчас он идет первым, задавая темп. Термидора предупредили, что проводник немолод. И потому, составляя график движения, он снизил скорость передвижения группы на этом участке вдвое. В действительности они идут еще медленнее. Проводник часто останавливается и прислушивается. Термидор молчит. Здесь не он хозяин и потому не командует, не торопит. Потом как-то незаметно, не ожидая этого, они выходят на дорогу. Проводник останавливается.

— Все. Мы в Азербайджане. Через три километра отсюда, сразу за поворотом, вас ждет грузовик. Через километр встретитесь с патрулем. Это пограничники. Азербайджанцы. Им заплачено. Не забудьте поздороваться. Пограничники любят, чтобы их уважали… Проблем не будет…

И он поворачивается, чтобы уйти. Термидор смотрит ему вслед. Хорошо бы сейчас послать Пына, пусть попрощается с Россией. Но кто знает, когда может понадобиться в следующий раз этот человек, даже если он свидетель. Но — свидетель чего? Перехода через границу? Ну и что… Хоть не сезон, и в это время обычно ходят с другой стороны — наемники пробиваются к отрядам боевиков… Но мало ли… Контракт кончился… Воевать надоело… Если бы это был свидетель того, как они возвращаются в Россию, тогда следовало бы послать Пына…

3

Тобако приходится дожидаться, пока Ангелу оформят пропуск в здание. Ему самому давно уже восстановили постоянный пропуск. У Ангела же с этим зданием связаны неприятные воспоминания^[14], и он не любит его посещать. Тем не менее это дело касается его напрямую, и для выяснения обстоятельств он готов идти куда угодно, даже туда, где его готовы принимать не с распростертыми объятиями.

Генерала Астахова они застают в кабинете, за распахнутой настежь дверью. Рабочий стол завален бумагами, папками с документами, фотографиями. Вокруг стола столпились офицеры подразделения, большинство из которых привычно носят гражданскую одежду.

— Проходите, — делает Владимир Васильевич жест. — У нас тут маленький переполох. При профилактических мероприятиях всегда переполоха больше, чем при боевых… Сами, наверное, знаете…

Он поднимается из-за стола, чтобы пожать пришедшим руки. Тобако в управлении частый гость и уважаемый ветеран. Ангелова генерал едва знает. Только пару раз виделись.

— Еще что-то случилось? — спрашивает Тобако.

— Не случилось, а запуталось… Или ваши коллеги в Лионе напутали…

— Обычно они бывают точными… Что не «вяжется»?

Астахов берет со стола очки, но не надевает их на нос, а только прикладывает к лицу, заглядывая в какую-то бумагу. Убирает ее в сторону, рассматривает вторую.

— Вот это… — но бумагу в руки интерполовцам не отдает. — Дело в том, что совпадение маркировки дает нам определенный след, по которому можно проводить активные оперативные мероприятия, а вот химический анализ, сделанный лабораторией, этот след отвергает. И мы просто в недоумении, по какому следу нам стоит двигаться… Время терять не просто жалко, а опасно…

— Ничего не понял… — мотает головой Тобако.

Он пытается заглянуть в лист, что генерал держит в руках, но тот бумагу отодвигает, должно быть, в ней еще что-то, не предназначенное для посторонних глаз.

— Что ж тут непонятного… У нитрата аммония, зарегистрированного в Онфлере, чуть-чуть иной химический анализ, в отличие от нашего, ставшего предметом расследования. Следовательно, может быть несколько вариантов. Как я понял из сообщения штаб-квартиры Интерпола, анализ партии был прислан с завода-изготовителя, поскольку в контейнере отправлялось всего пятьсот килограммов, которые и были похищены. На месте не осталось ни одного мешка, чтобы можно было провести анализ там же.

— Это понятно, — кивает Тобако.

Ангел угрюмо молчит и смотрит исподлобья. Это ему сейчас малоинтересно. Он ждет разговора о Шайтанове Сергее Алексеевиче, поскольку генерал уже знает, что Шайтанов и Сергей Алексеевич Ангелов — это одно лицо. И потому Ангел предполагает, что в его адрес могут быть высказаны претензии. Более того, наверняка будут задаваться вопросы по биографии сына. Это необходимо, Ангел согласен, но неприятно. Словно кто-то копается в его грязном белье…

— Есть вариант, — предполагает генерал, — что на заводе что-то спутали и прислали анализ другой партии. Поэтому попрошу вас сделать повторный запрос. Есть и другие сомнения… Уже оперативно-следственного характера…

Он делает впечатляющую паузу и смотрит поочередно на своих гостей, словно проверяя их готовность к принятию новой версии. Они молча ждут.

— Все остатки взорвавшегося дачного домика носят следы нитрата аммония и серной кислоты. Это и есть та самая взрывоопасная смесь… Был большой одновременный выброс… Кислота просто превратилась во взвесь. Следовательно, готовилось мощное взрывное устройство. Очень мощное… Части кровли разнесло в радиусе двух километров. Представляете, что это такое?.. И недалеко от домика разорванная упаковка. Полиэтиленовый мешок с маркировкой. Мешок слегка оплавлен, словно его выбросило из домика вместе со всем остальным, но отбросило недалеко, поскольку сам он весит не так много. Оплавиться мешок имел возможность только во время взрыва. Но… Но на стенках мешка есть остатки нитрата аммония, однако отсутствуют остатки взвеси серной кислоты. То есть мешок, предположительно, был выброшен раньше, следовательно, не имел возможности оплавиться и чем-то был прикрыт, что защитило его от взвеси кислоты, разбрызганной по всему участку и даже по соседним. На листья растений попало, а на мешок нет. Или…

— Или мешок оказался на месте происшествия после взрыва, — за генерала досказывает Ангел.

— За короткий промежуток между самим взрывом и прибытием следственной бригады, — уточняет Тобако.

— Вот именно… — Астахов пришлепывает ладонью лист бумаги, словно ставит печать.

— Соседей много собралось?

— Конечно. Дачный сезон. Сразу сбежалась толпа. Со всех участков, в том числе и дальних.

— Они знают друг друга?

— Не все. Только близкие соседи… Кроме того, многие дачи снимают внаем… На все лето… Но, мне кажется, вы мыслите в правильном направлении. Именно поэтому мы не можем пройти мимо очевидного, на наш взгляд, факта. Вы уж извините, Алексей Викторович, — генерал смотрит на Ангела в упор, — но это оперативная необходимость.

— Появление Сергея Ангелова в момент кражи в порту Онфлер и его же появление в Москве в момент взрыва… — Ангел за генерала заканчивает мысль. — Я вас понимаю и не имею ничего против…

— Фотография, — напоминает генерал. — И давайте пока будем называть этого человека Сергеем Шайтановым, как он сам представился, хотя нам уже пришла фотография настоящего Шайтанова, жителя Самарканда. Это маленький, кругленький и лысый толстячок, не имеющий ничего общего с этим человеком, каким он представлен по словесному портрету. Думаю, фотография с дискеты подтвердит это же…

— Подтвердит… — Ангел молча протягивает дискету. Доктор Смерть отсканировал фотографию загодя, в присутствии самого Ангела, чтобы не отдавать оригинал в чужие руки. — Прошу учесть, что снимок сделан восемь лет назад, когда Сергей только заканчивал новосибирское училище спецназа. Маленькому толстячку трудно пришлось бы во французском иностранном легионе, даже если предположить, что его туда возьмут… Там даже подготовленному бойцу, судя по всему, пришлось несладко…

Генерал передает дискету своему офицеру:

— На распечатку и сразу в работу… Немедленно…

Ангел несколько секунд сомневается, смотрит на Астахова.

— Вы хотите еще что-то сообщить?

— Вот… — он протягивает картонный прямоугольник с телефонным номером. — Сейчас там отвечает какая-то женщина. Сергей, похоже, жил у нее… И пользовался ее телефоном. Свой номер он нигде не оставляет. Вчера он мне звонил на мобильник до того, как меня подключили к «прослушке» через спутник. Но определитель не сработал… Это или специальная трубка с ААОНом^[15], или какой-то сбой связи… Мы имеем право предположить первое…

Генерал смотрит Ангелу в глаза и видит, как сузились у интерполовца зрачки. Тому физически больно работать против собственного сына, хотя он не воспитывает его с двенадцати лет, с тех пор как развелся с матерью Сергея. Астахов хорошо знает биографию Ангела, как, впрочем, и биографии остальных членов команды Басаргина. Навести такие справки — это служебная необходимость. Надо знать, с кем работаешь плечом к плечу и чего следует ждать от каждого сотрудника смежного международного ведомства. Более того, надо знать, кому доверяешь, потому что без доверия у них совместной работы может не получиться. В сейфах штаба «Альфы» даже хранится досье на Ангелова, собранное отделом генерала Легкоступова^[16]. Астахов ознакомил с этим досье и Басаргина, но тот пожал плечами и сказал, что доверяет Ангелову полностью. Это Астахова слегка успокоило. И сейчас он ждал от отставного спецназовца сопротивления, а встречает понимание и сотрудничество, хотя заметно, что Ангелу такое сотрудничество дается нелегко.

— Что мы должны сделать?

— Вы имеете возможность поговорить с этой женщиной. С моей стороны такой шаг стал бы «расконсервацией». Только прошу, если можно… аккуратно…

— Мы постараемся проявить корректность, — кивает Владимир Васильевич.

— Хотя я вполне допускаю, что это ничего не даст, — говорит Ангел. — Если он в остальном осторожен, то и в этом не сделает промашки. Боюсь, это просто случайно используемый телефон…

Примечания

12

Чертов остров — остров в Аденском заливе Аравийского моря, недалеко от бухты Гаджура.

13

Термидор (буквально, дарящий тепло) — одиннадцатый месяц французского республиканского календаря, действовавшего в 1793—1805 гг., с 20 июля по 18 августа.

14

Действие романов «На войне как на войне» и «Операция „Зомби“.

15

ААОН — антиопределитель номера звонившего.

16

Романы «На войне как на войне» и «Операция „Зомби“.