Компрессия

Сергей Малицкий, 2007

Когда герой осознает, что его движениями руководит невидимый кукловод, он должен или оборвать нити, или сам стать кукловодом для скрытых во тьме рук. Главное – не забывать, что попавшему в паутину резкие движения противопоказаны.

12

Билл оказался отличным парнем. Сиф тут же начала какой-то изысканный кулинарный обряд, окуривая собравшихся невообразимыми ароматами. Стиай и Миха принялись наперебой вспоминать курьезные случаи из университетского прошлого, то и дело втягивая воздух и сокрушенно вздыхая. Билл прислушивался к разговору, смеялся громче всех, то и дело поторапливал дочь и нашептывал комплименты на ухо Монике.

— Почему такой дом? — спросила она, подняв глаза на укрепленную на тонких шестах громаду.

— Да вот, такой дом! — довольно шевельнулся под пледом Билл. — Строители отказались возводить башню, сказали, что здесь, несмотря на все мои пожелания и положенные льготы, запрещены капитальные сооружения, только временные постройки. Природоохранная зона! И так пошли навстречу, что позволили вонзить стальные шипы в плоть материковой породы. Так что теоретически это передвижной домик, в котором довольно страшновато, когда океан сердится, но безопасно! Кстати! Ни одного жилья нет в радиусе полусотни километров! Только коттеджи егерей, но те не пользуются даже купе! Они передвигаются на лошадях!

— Хотел бы я посмотреть на всадников. — Кидди заставил себя оторвать взгляд от ладной фигурки Сиф. — Я правильно понял, что и полеты над побережьем запрещены? Автопилот Михи выражал отчетливое недовольство, когда мы миновали обжитые зоны.

— К счастью, Миха не рискнул подлететь к изящной крепости Билла вплотную, ведь он еще не получил допуск от корпорации! — пробормотал развалившийся в шезлонге Стиай.

— Я аккуратен! — вызвав общий смех, напрягся рассеянный Миха. — В самом деле, не вижу ничего смешного! Я привык скрупулезно относиться к инструкциям! Пусть у меня нет допуска от корпорации, но пролет в природоохранную зону я оформил по всем правилам и оставил купе на положенном расстоянии!

— Почему именно здесь? — Моника смотрела на старика с интересом. — Не страшит одиночество? Насколько я понимаю, Пасифея навещает вас не слишком часто? Вы так… далеко забрались.

— Одиночество? — удивился Билл, пощелкивая сухими пальцами. — Это не одиночество, дорогая моя! Алчущее знаний и открытий уединение, благотворно перемежаемое встречами с интересными людьми! И вы, Моника, интереснее всех прочих моих гостей! Надеюсь, ваш спутник не обидится на меня за искренность?

— Он не обидчив, — оглянулась Моника на запнувшегося Миху.

— Да и Сиф не дает мне скучать! — добавил Билл. — Мы все-таки часто с ней… видимся!

— Почему башня? — не понял Кидди. — Я мог бы спросить, отчего берег, но меня интересует именно башня.

— А одно без другого смысла особого не имеет, — ухмыльнулся старик, сверля Кидди хитрым взглядом. — У каждого человека должна быть мечта. Пусть даже нелепая или невыполнимая. Башня — удел мудрых. Сочетание простора и неприступности, воздуха и надежности. Что касается берега… Где же еще строить башню, как не на берегу океана? Медитация над водой превращается в медитацию над огромной массой воды. Опять же маяк! Зажгу когда-нибудь огонек для всех, кому путь в темноте указать надо будет! Нет, я вовсе не оставил мечту о башне! Правда, здесь, в этом замечательном месте, где так легко дышится в любое время года, мне ее построить не удалось. Но есть еще множество других… мест.

— Скоро их будет становиться все меньше и меньше. — Стиай приподнялся и жадно втянул аромат мяса. — Правительство утвердило закон о детехнологизированных зонах, хотя многие называют их резервациями для умалишенных. Там не только башню, но и такой домик поставить не дадут. Хотя, если задобрить какого-нибудь местного из-под земли появившегося князька, башню одобрят. Только, попомни мои слова, Билл, рано или поздно этот же князек, шериф, староста, как бы он ни назывался, соберет своих подопечных и пойдет на штурм твоей башни. Ненавижу убожество, прикрывающее собственную мерзость криками о недостатке свободы!

— Не скажи, дорогой Сти! — укоризненно покачал головой Билл. — Всякое человеческое существо имеет право на отторжение насильственно вменяемого ему образа жизни. Или ты думаешь, что эти несогласные способны покорить города? А знаешь ли ты, что именно потенциальные почвенники составляют большинство среди колонистов на Марсе, на спутниках? Не все способны смириться с уплотнением жизни. Это главное, а не недостаток свободы, который и ощущается, и содержится внутри человека. Да возьми хоть меня. Я вовсе не считаю города муравейниками, прекрасно понимаю, что одиночество в городе — штука гораздо более частая, чем в какой-нибудь почвенной деревеньке на двадцать дворов. При некотором ухищрении даже и уединение в городе устроить несложно, сам проработал добрых три десятка лет в таких условиях, но от напряжения не избавишься. От ощущения, словно ты живешь среди миллионов электромагнитных излучателей и сам ты такой же излучатель и, сколько ни заземляйся, волей или неволей будешь впитывать и впитывать в себя чужие эманации. Для всякой чувствительной натуры это невыносимо! Количество суицидов в городе, Кидди, вас не удручает? Ведь вы, как я понял, работаете в системе опекунства? Сколько опекунов Земли принимает ежедневно экстренных сигналов? И сколько из них действительно обернутся смертями, если отключить поголовный контроль? — Билл раздраженно щелкнул чиппером на запястье. — Безопасность землян все больше обращается паутиной, из которой невозможно выбраться! Не удивительно, что даже идиоты из правительства все-таки пришли к мысли об узаконивании почвенничества! Человечество должно иметь возможность хотя бы пассивно защититься от самого себя! Кстати, если бы не технологии, которыми набито мое жилище, я бы вполне мог считаться достойным представителем почвенников!

— Избавь меня бог от начальника-почвенника! — хмыкнул Стиай. — И все-таки наслышан я о жестких нравах в их поселениях! Куда только система опекунства смотрит?

— Система опекунства не контролирует всю территорию Земли, — покачал головой Кидди. — Другой вопрос, что никакой опекун не имеет права нарушать свободу воли землян.

— Вот она свобода воли! — вновь щелкнул чиппером Билл. — Сбросил этот браслетик, отошел в сторону, и ты уже свободен. Правда, в городе эта свобода эфемерна, но, к примеру, здесь, на берегу океана, может оказаться вполне осязаемой.

— Если не подходить к контрольным буям, — мотнул головой в сторону известковых холмов Стиай. — Я слышал, что на почвеннических территориях даже их нет? Надеюсь, хотя бы спутниковый мониторинг за местностью там сохранен? Интересно, какие ставки берут страховщики за гарантии для безумцев? Или там нет страховки? К счастью, Билл, чиппер на твоей руке меня успокаивает. Миха, не волнуйся, в нашей корпорации твое пристрастие к технике не должно пострадать, тебя не заставят работать молотком и лопатой.

— Ну прямым-то шефом Михи будешь именно ты, Сти, — улыбнулся Билл. — Этот проект — целиком твой. А ты уж вовсе лишен каких бы то ни было недостатков!

— Опять теребим тему работы? Стоило ли из-за этого лететь к океану?

Сиф наконец поставила на стол блюдо исходящего ароматом мяса и раскрыла сумку с пузырями пенистого тоника.

— Это, кстати, отдельный вопрос, — прищурился Стиай. — Я опять не понял, как ты сюда добралась? Где оставила купе? Такси бы не полетело на этот берег.

— Пришла пешком, — холодно улыбнулась Сиф.

— Оставь ее, Сти! — замахал руками Билл. — Когда же ты поймешь, что у всякой женщины должен быть секрет?

— Давно уже понял, — грустно развел руками Стиай. — Вот только никак не могу смириться с тем, что этот самый секрет доставил Сиф к океану и теперь дожидается ее где-нибудь за холмами. И это в то время, когда столько отличных парней жаждут ее внимания? Посмотри, Сиф, — Сти ударил себя кулаком в грудь. — Я, мой друг Кидди! Мы лучше!

— Я не должна тебе ничего объяснять, — повторила улыбку Сиф.

— Разве я жду объяснений? — разочарованно откинулся в кресло Стиай. — Привычка соединять все в логические цепочки покоя не дает. Допуска к управлению купе у Сиф нет, а на автопилоте сюда не добраться. Нет, лучше уж говорить о работе, чем ломать голову.

— Это секрет? — Кидди понял, что Сиф поймала взгляд, направленный на ее бедра, и, к собственному удивлению, смутился. — О работе говорить нельзя?

— Это секрет, пап? — Сиф протянула один из пузырей Биллу.

— Секрет заключается в частностях, — пробормотал Билл, отрывая сосок. — Если кто-то придумает что-то заслуживающее засекречивания целиком, я сочту такого исследователя гением. Что касается… рядовых талантливых исследователей или даже молодых и перспективных руководителей, — старик погрозил пальцем ухмыляющемуся Стиаю, — то они всегда найдут способ сохранить существо секрета в частностях. Пусть и не навсегда.

— Мясо исключительное! — причмокнул сальными губами Стиай.

Сиф не ответила ему. Она внимательно смотрела на Кидди. Так внимательно, что он замер в недоумении.

— Неплохо, — подтвердил Билл, вытирая пальцы исчезающей салфеткой, целую пачку которых пытался выдуть из прозрачного зажима на столе влажный ветер. — Хотя искусственное мясо ничем не отличается от настоящего. Точнее, отличается в лучшую сторону. Эти твои почвенники, Стиай, явно позарились не на естественную пищу. Иначе многие из них мгновенно побежали бы обратно к покинутой ими цивилизации, чтобы только питаться так, как раньше. Те же из них, кто устоит перед соблазном, побегут позже, когда выяснится, что главное, чем одарил их прогресс, — это не современное жилище, не обильная и качественная пища, не развлечения, а возможность поддерживать здоровье. Искусственно продленная жизнь. Медицина, обратившаяся в абсолют физического здравомыслия.

— Я бы уж точно побежал, — кивнул Миха и повернулся к притихшей Монике. — Особенно, если бы это касалось близкого человека. Особенно ребенка.

— А папа был бы в третьей группе, — подала голос Сиф, заставив Кидди вздрогнуть. — В той самой, которая не побежит никуда и ни при каких обстоятельствах. Билл, отчего сам не торопишься воспользоваться курсом омоложения?

— Не хочу, — закашлялся старик, оторвавшись от пузыря. — Не хочу играть с судьбой. Достаточно, что я не отказываюсь от контроля опекуна за моим жалким тельцем. Пока не закончил исследования, не отказываюсь. Я, дорогие мои, уже в том возрасте, когда начинаешь верить в Бога не только по внутреннему озарению, но и во избежание возможных последствий неверия. Так что простите мне эту слабость. Бог-творец, судя по всему, зачем-то измыслил меня таким, каков я есть. Определил мне такой срок жизни, какой определил. Стукнул по голове, отнял ноги, чтобы исполнить непонятные мне извивы божественного промысла. Я не могу понять его замысел в полной мере, поэтому не могу взять на себя смелость препятствовать этому замыслу. Кстати, не эту ли мысль проповедуют столь упорные в собственных заблуждениях почвенники?

— Отчего вы не допускаете, что возможности медицины для продления человеческой жизни тоже являются частью божественного промысла? — внимательно посмотрел на Билла Миха. — Отчего не допускаете, что все происходящее с нами производное от его воли?

— Допускаю, — кивнул Билл и потянулся за следующим куском мяса. — Я, кроме всего прочего, еще и допускаю, что частью божественного промысла является не только сам факт существования моей персоны, но и то дело, которому я служу! Именно поэтому и работаю, и ломаю старую больную голову, привлекаю к проекту таких людей, как Стиай, ты, Миха, многих других. Претворяю и одновременно пытаюсь в какой-то степени разгадать этот замысел…

— Так вы занимаетесь поисками Бога? — прищурился Кидди.

— Просто поисками, — прикрыл веки Билл. — Поисками, которые могут привести к самым неожиданным находкам. Как и всякий исследователь, я расширяю границы.

— Границы чего? — нервно попробовала пошутить Моника. — Миха — техник-психосенсорик, а не пограничник или таможенник! Или речь идет о пограничных состояниях и изменениях психики? Тогда необходим Рокки. Он один из самых перспективных биотехнологов в университете!

— Да! — рассмеялся Билл. — Я знаю, кто такой Миха и кто такой Рокки. Именно поэтому и пригласил их в корпорацию. Рокки уже работает, он был здесь несколько дней назад. Не знаю, как я ему, но он мне очень понравился. Нечасто встретишь человека, на которого можно положиться больше, чем на самого себя. Больше скажу, благодаря Стиаю, я наслышан обо всей знаменитой пятерке. О лучших выпускниках академии госслужбы. Стиай пытался и вашего друга Брюстера подключить к проекту, но тот слишком хороший врач, чтобы удалось вырвать его из цепких лап медицинской академии. Да он и сам, как я понял, не любитель перемен в жизни. Впрочем, над моим проектом работают сотни людей. Чтобы не затеряться среди них, потребуются серьезные усилия. Даже таким специалистам, как ты, Миха.

— Я понимаю, — твердо ответил Миха.

— Итак — границы, — задумался Билл.

Старик с трудом повернулся в кресле, бросил взгляд на океан, ухмыльнулся, озорно облизал пальцы и с интересом уставился на Кидди.

— Вот вы, Кидди, могли бы оказаться прекрасным тестировщиком моего открытия. Не теперь, оно еще по большей части вот здесь, — Билл выразительно постучал себя по голове сухим пальцем, — но в будущем, весьма близком будущем — несомненно. Сиф никогда не ошибается, но так и я кое-что вижу. Напрасно, Сти, ты говорил, что Кидди меня не заинтересует.

— Я скорее говорил, что ты, Билл, не заинтересуешь Кидди, — добродушно проворчал Стиай.

— Кидди, — старик словно не услышал Стиая, — вы часто видите кошмары во сне?

— Никогда, — твердо ответил Кидди.

— Неужели вам снятся только пасторальные пейзажи? — изобразил удивление Билл.

— Нет, — усмехнулся Кидди. — Я вообще не вижу снов. Ни теперь, ни в прошлом. Никогда не видел.

— О как! — поднял палец Билл. — Неужели? А что, если я смогу убедить вас в обратном? Ну не спорьте, не спорьте со мной. Пока не спорьте. Сейчас меня как раз вы больше интересуете в бодрствующем состоянии. В вас, как мне кажется, сочетаются скептицизм, трезвость, расчетливость и в то же время редкие качества вроде осознанной трусости, нерешительности, опаски, замешанных на изрядной доле самолюбия.

— Что-что? — не понял Кидди.

— Трусости, — спокойно повторил Билл под довольный хохот Стиая. — Расслабьтесь. Это не та трусость, которая заставляет в панике бежать от любой опасности. Не та трусость, которая гонит жертву навстречу гибели, маскируясь отчаянной храбростью. Это другая трусость, которая холодом струится в сосудах. Это трусость, которой наделен тот, кто чувствует! Я бы назвал ее чувством бездны. Или чувством смерти. Опасный дар! Для всякого опасный, но не для вас! Не удивляйтесь, я обладаю некоторыми… способностями, поэтому вижу. Пусть и не так, как Сиф, но вижу. Чувство бездны, это ощущение безумия, но не безумия личности, а безумия окружающего нас мира. Замысла Творца, если хотите. Боязнь высоты, которая не оставляет даже на плоскости. Это чувство всем нам знакомо, хотя редкий человек способен испытывать его постоянно. Не так ли? — Билл внимательно вгляделся в лицо оторопевшего Кидди, затем довольно завертел головой. — Не правда ли, каждый на мгновение почувствовал его, когда на лекциях по космогонии понял принцип ограниченности Вселенной? Каждый его почувствовал, когда столкнулся с понятием предела Кельма?

— Вы говорите о невозможности исследований нематериальных сущностей? — нахмурилась Моника.

— Я говорю именно о пределе Кельма! — отрезал Билл. — Рик Кельм был не первым ученым в истории человечества, который отдал на заклание науке собственную жизнь! И до него находились смельчаки, которые перед лицом смерти продолжали служить знанию. Но именно Рик Кельм попытался протиснуться вместе с атрибутами исследователя за грань бытия.

— Я помню, — хмуро бросил Кидди. — Он сомкнул собственный мозг с биоматрицей и попытался провести эксперимент по контролю тоннельного перехода. Теперь эти исследования запрещены. Но это было еще до моего рождения!

— Изъясняйтесь яснее! — поморщился Билл. — Простота и доходчивость! Он попытался проконтролировать собственную смерть. Когда его дряхлое тело было уже готово расстаться с его неувядаемой сущностью, Рик Кельм изготовил силок для собственной бессмертной души, надеясь воплотить ее в искусственном вместилище или хотя бы проследить ее дальнейший путь! Этого его ассистентам сделать не удалось, хотя приборы фиксировали нематериальную сущность, отделяющуюся от его тела, вплоть до определенного момента. Этот момент и есть предел Кельма.

— Иначе говоря, смерть, — пожал плечами Стиай. — Окончательная и бесповоротная. Что бы там ни говорили, но теперь мы можем фиксировать это мгновение достаточно точно.

— Не спеши, — отмахнулся Билл. — Простота не предполагает упрощение. Предел Кельма — это предел нашему познанию самих себя, установленный Творцом. Ограниченность Вселенной — это предел познания пространства, установленный Творцом.

— Или природой, — заметил Миха.

— Если угодно, — кивнул Билл. — Постоянное и подавляющее ощущение присутствия Творца, которое познается прежде всего через границы, им установленные, одной из которых и является смерть, и есть чувство бездны.

— Так каждый чувствует это… — начал Стиай.

— Нет, — покачал головой Билл. — Почти каждый знает. Но чувствуют единицы. Вот Кидди чувствует.

— Но почему страх? — не поняла Моника. — Почему не любовь? Если вы говорите о Боге…

— Может быть, и любовь, — в прерываемой порывами ветра и криками чаек тишине рассмеялся Билл. — Вы прелесть, Моника. Незамутненное существо. Незамутненное грязью, конечно. Может быть, и любовь. Но кто же знает, какой видится любовь бесконечной сущности конечному крошечному существу? Что, если она и служит причиной страха? Да и в самом деле, за что любить любого из нас? Даже хоть и Кидди! Я о внутренних сомнениях говорю, о внутренних!

Кидди невольно поежился. Моника смотрела на него с тревогой, Миха с любопытством, Стиай с усмешкой. Только Сиф вовсе отвернулась в сторону волн.

— Кидди чувствует, — повторил Билл. — Хотя сам он не понимает ни черта, что это он такое чувствует, более того, он даже не понимает, что его эгоизм, который он считает чувством собственного достоинства и некоторой повышенной степенью рациональности и разумности, — это всего лишь скорлупа, которая защищает его от чувства бездны. Даже его работа в системе опекунства, которая, на мой взгляд, как и всякая статистическая деятельность, является скучнейшей из всех возможных высосанных из пальца дисциплин, — это тоже защита от чувства бездны!

— Привет тебе, Кидди! — ударил по плечу друга Стиай. — Верь Биллу, он видит любого насквозь!

— Предположим, — стараясь скрыть оторопь, Кидди аккуратно подбирал слова. — Предположим, что вы правы и я действительно имею среди сомнительных талантов некое чувство бездны… Предположим, что есть вещи, которые меня пугают. Как это выражается? Я должен… чувствовать что-то особенное? Согласитесь, те примеры, что вы привели, они удивительны, наверное, они способны разрушающе действовать на несформировавшуюся психику, но они… банальны. Они уже банальны. Банальны, как что-то, пусть и не до конца понятное, но привычное. Что для меня чувство бездны? Скрытое сумасшествие? Навязчивое состояние? Ночные кошмары? Что это? И как, в конце концов, это может помочь в изучении… границ?

— С границами пока полная неясность, туманность пока с границами, — улыбнулся Билл. — Да и к чему их изучать? Их нарушать следует, нарушать! Хотя о кошмарных снах к месту вы заговорили, к месту. Но говорить следует только о том, что испытал лично. Что касается чувств, то они именно что банальны! Вы просто-напросто должны ощущать взгляд.

— Чей взгляд? — не понял Кидди.

— Взгляд бездны! — рассмеялся Билл. — Прищур смерти. Взгляд безжалостной судьбы через оптический прицел рока!

— Бездна вглядывается в тебя, Кидди! — шутливо пробасил Миха. — Будь осторожен. Великие предупреждали о чем-то подобном!

— Не пугай будущее светило системы опекунства! — вновь опустил огромную ручищу на плечо Кидди Стиай. — Тем более мы-то не мистикой занимаемся!

— Нет! — замахал руками Билл. — Конечно нет! Мы предельно конкретны. И претворяем нашу конкретику в предметные технологии. Работа еще только начинается, но первые результаты уже есть. Надеюсь, — Билл подмигнул нахмурившейся Сиф, — что успеем закончить исследования и даже отработать технологии до того, как я впаду в маразм или в какое-нибудь подобное состояние. Так вот, о расширении или нарушении границ. Я далек от мысли, что человек просто так, без кардинального вмешательства в собственную физиологию, сможет, к примеру, или полететь, или задышать под водой, или естественным образом прожить значительно больше ста — ста пятидесяти лет. Да и нужно ли это? И все же, что есть в нас такого, что, безусловно, вложено Творцом, но не исследовано в достаточной мере, даже толком не расшифровано?

— Вероятно это то, до чего так и не смог добраться Рик Кельм? — воскликнул Миха.

— Подождите, — поморщился Билл. — Рик Кельм изобретал самолет, не имея колес для его разгона. Я был у него ассистентом, поэтому знаю, что говорю.

— Ноги, — внезапно догадался Кидди. — Ваши ноги! Я не помню имени, но смотрел отчеты…

— Вы любознательны, — досадливо поморщился Билл. — Да, я тот самый ассистент, что пострадал при опыте. Полез туда, куда не следовало. Это моя давняя беда.

— Почему? — наклонился вперед Кидди. — Почему Рик Кельм запрограммировал взрыв оборудования? Для чего было столько усилий, чтобы в итоге уничтожить все?

— Ну не все, — задумался Билл. — Ход опыта фиксировался. Существовали отдаленные измерители. Если бы уничтожилось все, мы ничего не знали бы об этом пределе познания.

— Почему он взорвал себя? — упорствовал Кидди. — Что это за хитрая задумка по принесению самого себя в жертву?

— Он испугался, — утомленно откинулся на спинку кресла Билл. — Он был точно таким же трусом, как и вы, Кидди. Его неистребимое любопытство заставило заглянуть за край бытия, но его страх перед тем, что он может там увидеть, заставил уничтожить собственное тело. Точнее не тело, которое было уже мертво, а саму ловушку. Это была тщетная предосторожность. Он испугался, что его душа будет действительно поймана, и предусмотрел, чтобы изобретенная им клетка была уничтожена при любых обстоятельствах. Рик Кельм подобрался к пределу познания слишком близко. Он даже не подозревал, что огромные неисследованные области оставил за спиной.

— О чем вы? — невольно оглянулся Кидди.

— Ну что же вы? — всплеснул руками Билл. — Я намекаю изо всех сил. Разгадка рядом! А как же сны?

— Сны? — удивился Кидди. — Разве они не изучены?

— Изучены! — с готовностью согласился Билл. — Так же, как изучен древний бронзовый ключ, попавший в руки археолога. Он в совершенстве знает его размеры, состав металла, особенности выплавки, год производства, даже предполагаемую национальность кузнеца. Одно только как-то ушло от внимания этого археолога: что же за дверь отпирал этот ключ?

— И что же это за дверь? — подняла брови Моника.

— Дверь я уже вижу, — засмеялся Билл. — А вот чтобы превратить ее в широкий тоннель… придется еще повозиться несколько лет. С помощью Михи, Стиая, Рокки и многих других. Но я могу показать вам дверь. Даже нет. Я могу показать вам то, что скрывается за дверью. Приоткрыть ее и позволить сделать несколько шагов по невиданной стране!

— Где эта дверь? — оживленно оглянулась Моника.

— В наших снах, дорогая Моника, — улыбнулся Билл. — Я предлагаю нам всем поспать час или два. Вам в первую очередь, Кидди. Вот уж не думал, что среди моих гостей окажется… человек, которого я смогу осчастливить первым сновидением. Стиай, доставай наши ключики от волшебной двери. Да, все достаточно банально на первый взгляд, Кидди. Только приглядывайтесь к тому, что увидите, внимательнее. Кто его знает, может быть, вы заинтересуетесь моим проектом? Вы нужны мне, Кидди. Очень нужны! Не меньше, чем Миха и Рокки!

Стиай вытащил из кармана стопку прозрачных пакетиков и раздал их. Кидди сжал пальцами тонкую пленку и почувствовал, а затем и увидел внутри что-то напоминающее растительное волокно, изогнутый ризоид.

— Что это? — Он с подозрением уставился на Билла.

— Подручное средство! — довольно закашлялся Билл. — Пока только примитивное подручное средство. Приспособление. Купе для скоростных путешествий появится позже. Можете не волноваться, это не наркотик и даже не галлюциноген. Я называю препарат катализатором, но это мое личное определение. Он слишком сложен в производстве, поэтому — бесценен. В любом случае в дальнейшем мы попытаемся заменить его приборами, для этого собственно и собирается новая команда. И Миха здесь поэтому. Ну это… тоже потом. Сейчас я согласую наши чипперы. — Старик выудил из кармана капсулу симулятора и прищелкнул ее к браслету. — Все-таки некоторая польза от всеобщего контроля есть. Я бросаю линию всем, она всего лишь послужит подобием резонанса между нами. Не пугайтесь, Кидди, это не симулятор эротических наслаждений, это источник резонанса. Чтобы никто из вас не потерялся… там. Вам останется только положить волоконце катализатора под язык и заснуть. Он пропитан слабым снотворным. А там вы все увидите сами…

— Что увидим? — чувствуя, как портится у него настроение, поморщился Кидди.

— Нечто особенное.