Все реки петляют. Москва и Московия

Сергей Калашников, 2023

Сознание нашего соотечественника и современника попадает в ребёнка, живущего в Англии в конце семнадцатого века. Героиня с родителями и группой учеников созданной её трудами школы добралась до Архангельска, где выяснилось, что планы по созданию речной империи оказались чересчур смелыми: иноземцам по землям Московии свободно перемещаться нельзя. Ей дозволено только привозить и увозить товары в Архангельск, а внутрь страны соваться категорически не рекомендовано. Так что Софье Джонатановне предстоит решить непростую задачу – подготовить местных жителей к созданию речного флота и наладить движение по рекам и через волоки, а самой сидеть на месте и не высовываться. Это в то время, когда неугомонную героиню неудержимо тянет везде побывать и всё увидеть. Однако везёт тому, кто везёт. Софи категорически не готова к тому, чтобы упустить даже малейший шанс добиться своего.

Глава 11. Сумбурная

Принимать царя оказалось не столько хлопотно, сколько тяжело психологически. Не хлопотно потому, что в быту он придерживался спартанских привычек. До какой-то меры, естественно. А тяжело из-за того, что он сам себя считал «Золушкой» — униженным и оскорблённым сиротой, шпыняемым сестрой Софьей, по праву сильного завладевшей его «хрустальной туфелькой» — скипетром и державой. Шесть лет материнских комментариев сначала для ребёнка, потом подростка, а теперь уже юноши сделали Петра злой «Золушкой».

Доводы разума, которые неустанно приводила Лизавета, он слышал. Но гнев обиженного юнца пылал в его сердце. Быть «младшим» царём! И как только додумались до этого! Притом что «старший» царь вял и безразличен: хворый он. Да и сама Софья Алексеевна тоже хороша — присвоила себе титул самодержицы, явно метя и далее править.

Юный государь не глуп. Уж я-то знаю, что человек он жестокий, что ненавидит и боится стрельцов, однако особо сильного пристрастия ко всему иноземному пока не проявляет. Это и понятно: не побывав на уютных улочках Амстердама, он лишь понаслышке представляет себе, сколь иначе живут в Европе. Не то чтобы я был приверженцем всего европейского, но мощёные мостовые лучше раскисшей земли под ногами. Да и спокойствие, с которым держатся свободные люди, воспринимается приятней, чем раболепство холопов и крепостных.

С другой стороны, вымостить или заасфальтировать бесконечные дороги необъятной страны просто немыслимо, а изменить психологию миллионов людей — дело медленное, требующее смены не одного поколения. Делается это, в принципе, просто — за счёт просвещения. Однако просвещать — адская работа. Я этого сполна вкусил. Люди с педагогическим даром на деревьях не растут. Тот же Дин стал для меня неожиданным и очень приятным открытием.

* * *

Уговорить царя покинуть, наконец, мастерские удалось только после примерки первой строящейся на лодочном дворе баржи к количеству помещающихся в неё бойцов. На четырёх продольно расположенных лавках поместились ровно сорок четыре рыла, повернувшихся лицами друг к другу. В принципе, можно было бы и плотнее набить, но людям ведь здесь несколько суток ехать. А так получилось в меру тесно. Про просторность тут даже заикаться не следует, нету её и в помине.

Поняв, как разместятся его потешные, Пётр более-менее успокоился. Получил заверения в том, что двадцать пять таких судёнышек у нас к следующему лету будут, и продолжил поездку в Архангельск, как и планировалась первоначально.

Рулить он попробовал и быстро освоил это немудрёное дело. Но не все же семьсот вёрст править ходом лодки! Жизнь на идущем по маршруту судне довольно однообразна. К счастью, вниз по течению да на хорошей скорости до конечного пункта добрались мы буквально за считаные дни, сделав пару остановок для ночлега на берегу, где идущие вместе с нами на двух моторных карбасах придворные сполна обслужили и государя, и остальных присутствующих.

Завернули в Холмогоры, где балом правил воевода, не перебравшийся пока в Архангельск. Осмотрели строящийся кирпичный собор. К остальным разговорам о здешних достижениях и великих свершениях ни я, ни Софи не стремились, да и не звал нас никто.

В Архангельске узнали, что Фёдор в Мангазею пока не ушёл: рано ещё для этого, потому что льды вряд ли отошли от берегов или растаяли. Посоветовали ему поостеречься соваться туда, а то нас предупредили, чтобы не вздумали. То есть, судя по всему, приглядывают тут за тем, кто куда ходит. Потом — осмотр корабельного двора, поездка на «Энтони» до Соловков, знакомство с монастырём. Для меня это была просто познавательная экскурсия, а с Петром отцы святые крепко поговорили. О чём, не ведаю.

В этой череде обязательных действий как-то потихоньку у нас с Софочкой начала складываться концепция военного корабля для охраны северных пределов России, то есть рассчитанного на какую-никакую ледовую обстановку — с корпусом полукруглого сечения, чтобы лёд при сжатии выталкивал его. Профиль срисовали с коча.

Тем временем в Архангельске «поспела» и восьмая баржа, на которой государя и отправили домой через сухой волок. Понятно, что ушла она без полезной нагрузки, с царём и свитой, да и то не все желающие в неё поместились. Разумеется, честь сопровождать честную компанию выпала «Лещу» и тем же двум моторным карбасам, куда поместились почти все сопровождающие царя лица.

Волок с деревянно-рельсовой двухколейкой Петру понравился. Он с интересом наблюдал за тем, как по наклонным направляющим из воды вытягивается на тележки пустая баржа. Сам принялся толкать её по суше и приближённых заставил: тут ведь полдороги вверх по склону. Даже задержался на целые сутки. Смотрел, как разгружают подошедшее с Нижнего Новгорода точно такое же судно, как лошадки возят тележки с мешками и тюками: одни — туда, другие — оттуда. Хлеб прошлогоднего урожая — в амбар, а тюки — на борт.

Далее был петляющий путь до Костромы, потом по Волге до реки Дубны, из неё в реку Сестру, а там и в Яхрому, вверх по которой и по её притоку мы добежали до волока, ведущего в Клязьму, откуда, говорят, можно перетащиться в Яузу, протекающую уже мимо Преображенского и Кукуя. Здесь делегацию ждали присланные из столицы лошади и экипажи, а «Лещ» и прошедшую ходовые испытания новую баржу отпустили восвояси.

Собственно баржа сразу двинулась в обратный путь к Волге, чтобы отправиться в Нижний Новгород за нефтью или взять другие грузы, какие найдёт, до Архангельска. А мы осмотрели волок, прикидывая, как его ловчее оборудовать: тут короткая дорога к столице, да и до Владимира можно добраться по Клязьме. Но особо задерживаться не стали. Возвращаясь по Яхроме, остановились в Дмитрове, где никакого попутного груза не отыскали. Так и побежали домой налегке. Зато сделали целых четыре обсервации: ясные дни и лунные ночи позволили нам чётко взять координаты волока в Клязьму, Дмитрова, устья Дубны и города Костромы, который мы с интересом осмотрели. В общем-то обычная, теряющая оборонительное значение крепость.

Май и июнь, таким образом, мы ухлопали. Зато в Архангельск вернулся папин флейт и привёз и отца, и матушку, и сестрицу Кэти. С ними прибыл и наш Пушкарь. Привезли они много рома, умеренно много нефти, часть пушек, хранившихся на дедушкиной гасиенде, и десятки бочек каучукового молочка.

На воду спустили девятую баржу: заложенный Иваном на просушку лес более-менее «дошёл», а процедура сборки этих немудрёных плоскодонок была отработана. Не скажу, что у нас наладился конвейер, но постройка речного флота шла ритмично и даже поддавалась планированию.

Вернулся караван из Соликамска и снова ушёл обратно с полным грузом в две тысячи сто пудов. Кажется, можно будет за навигацию делать и три рейса. Вернулся и «Энтони». Он теперь ходит под русским флагом: хитрюга Мэри подняла его, когда везла государя на Соловки, да так и оставила в постоянном пользовании. Хотя может и английский поднять, это смотря по обстоятельствам. Натура у неё творческая и предприимчивая. Поэтому она нынче побывала в Кадисе с тридцатью тоннами смолы. В роли хозяйки груза выступала Консуэлла, владеющая испанским. Сама эта смола у нас вытапливается из дров при выгонке скипидара, и накопилось её просто жуть как много.

На обратном пути капитан Коллинз заглянула в родные края, откуда привезла вести, что никаких особых происшествий в Англии не произошло, если не считать нарастающего недовольства деятельностью Якоба II. Привезла она Гарри Смита и Аптекаря с целой кучей склянок и томами рукописных трудов. Ещё с Аптекарем прибыла юная девушка, умеющая носить и брюки, и университетскую мантию. Оба молодых человека называли её просто «леди», не упоминая имени. Хорошо, что не «миледи».

Сумбурным выдалось это лето. Отец взял новый груз до Амстердама и снова отправился в рейс. Мэри приняла товары до Антверпена и ушла, увезя в Европу своего первого лейтенанта Ричарда Клейтона, отчего моя реципиентка взгрустнула. Здесь, в Архангельске, работники из местных собирали простенькие корытца по хорошо отработанному образцу и подобию. Лесопилка гнала километры лиственничных брусьев для использования в качестве рельсов. Кузница гвоздила гвозди и повторяла штука за штукой шестидюймовые моторы, где-то по одному в месяц.

* * *

— Говорят, будто тебе лоцманы речные потребны, — обратился к Софи средних лет дядечка. — А если со своей ватагой? И с баркой?

— Не знаю, не пробовала, — пожала плечами моя реципиентка. — Однако всё когда-нибудь случается в первый раз. Показывай ватагу и барку.

Судно и его команда нашлись у необорудованного берега чуть выше порта. Дюжие мужики и неладно скроенное, но крепко сшитое плоскодонное сооружение с высокими бортами и просторным чревом.

Софи поздоровалась с людьми и спросила, почему вдруг они решили прибиться к ней.

— Так падают цены на перевозки. Твои-то барки и везут быстрее, и берёте вы дешевле. А нам — хоть пропадай, — за всех ответил всё тот же лоцман, который явно тут верховодит.

Судя по всему, покачнули мы местный рынок транспортных услуг.

— Сколь груза вы за один раз перевозите? — спросил я, уже прикинув на глазок.

— Две тысячи пудов.

Так и есть, около тридцати тонн.

— Ждите здесь. Пришлю своего человека, он скажет, что делать.

Дело в том, что у нас имеется довольно мощный колёсный буксир, который к тасканию барок мы так и не применили. Предлагали спервоначалу таким же группам, гоняющим суда с товарами, за умеренную плату дотащить их до Вологды, но как-то в цене не сошлись. А тут отличный случай попробовать. Тем более что моторист на этом буксире опытный. Он же и рулевой изрядный: брёвна из Двины в нашу протоку таскает, а то и целые плоты, если они не чересчур велики.

Так и прибилась к нам ещё одна бурлацкая ватага, в первый раз с искусным судоводителем и знатоком реки. Потом и ещё две по похожему сценарию подтянулись: слухами земля полнится. Но и апологеты бурлацкой лямки сохранили свою независимость и традиционные приёмы труда. Зато нам удалось оставить на регулярных маршрутах по Двине — Сухоне — Вологде только одну остроносую самоходную баржу, которая теперь стала наполовину пассажирской, а тупоносую задействовать на пути через сухой волок с нашей, северной стороны.

* * *

Ажиотаж вокруг открывшейся возможности самим возить товары в Европу как-то поутих среди русского купечества, то есть возможности флейта и шхуны удовлетворили спрос на эту услугу. Сформировалась клиентура, наладились постоянные контакты, и устаканилась номенклатура товаров. Интерес, всколыхнувшись на какое-то время, успокоился. Словно болото, которое кто-то ненадолго взмутил. Люди ко всему привыкают.

Наши баржи множились и поочерёдно переходили в бассейн Волги, где возили что угодно по любым маршрутам. Место для их зимовки хотелось устроить в устье реки Белой — левого притока Камы. Построить слипы, возвести казармы. Нашим тонкостенным корытцам вмерзать в лёд противопоказано, и морозы на них действуют не благотворно. Любой, кто слышал, как трещат в лютые холода деревья, меня отлично поймёт. Структура древесины от этого повреждается, что создаёт предпосылки для образования гнили.

Как это не раз уже бывало, период уныния быстро прошёл: Софи отправилась в Соликамск искать проводника до этой реки. Припоминаю: красивейшие места. Крутые обрывы или участки низменного берега — там просто волшебные пейзажи, заслуживающие кисти лучшего художника. Нас бы устроил укромный мелководный затон в полудюжине вёрст от Камы.

— Там башкирские земли, — рассказал нам человек осведомлённый. — По договору с царём эта земля принадлежит им в обмен на службу в немирное время. Чужаков они не привечают, кроме купцов. Их пытались теснить острогами, слободами или храмы христианские возводить, так восставали те башкиры, да так сильно, что приходилось опять на уступки им идти.

Понятно, что без подготовки в подобные места соваться не следует. Поэтому выбор пал на окрестности города Мурома, что стоит на Оке. Поговаривают, будто на левом берегу там имеются просторные заводи, которые с реки не на виду. Речь ведь идёт о скрытном накоплении большого количества транспортных средств перед планируемой переброской войск к Азову.

Пока дошли от Соликамска до Мурома, сообразили, что собирать флотилию на Белой было бы чересчур далеко от места планируемых событий. Ни к чему будет эта лишняя тысяча вёрст. А потом нам с Софи пришлось серьёзно заняться комплектованием нового лодочного двора, предназначенного для зимнего хранения плавсредств и их поправления. Такие намерения мы декларировали у городского руководства, заодно показав и грамотку от царевны Софьи. Проблем не возникло.