Все реки петляют. Москва и Московия

Сергей Калашников, 2023

Сознание нашего соотечественника и современника попадает в ребёнка, живущего в Англии в конце семнадцатого века. Героиня с родителями и группой учеников созданной её трудами школы добралась до Архангельска, где выяснилось, что планы по созданию речной империи оказались чересчур смелыми: иноземцам по землям Московии свободно перемещаться нельзя. Ей дозволено только привозить и увозить товары в Архангельск, а внутрь страны соваться категорически не рекомендовано. Так что Софье Джонатановне предстоит решить непростую задачу – подготовить местных жителей к созданию речного флота и наладить движение по рекам и через волоки, а самой сидеть на месте и не высовываться. Это в то время, когда неугомонную героиню неудержимо тянет везде побывать и всё увидеть. Однако везёт тому, кто везёт. Софи категорически не готова к тому, чтобы упустить даже малейший шанс добиться своего.

Глава 9. Трудно работать царём

Приход царского струга наделал на корабельном дворе большого переполоха. После того как безупречно сработала причальная команда, все, кто наблюдал происходящее, сначала оторопели, а потом принялись носиться. Хотя некоторые стояли, замерев. Наконец весть донесли до Силы Андреича, который, выйдя на крыльцо, ничего лучшего не придумал, как бухнуться в ноги. Не здесь, на пирсе, а прямо там — на крыльце. Метрах в пятидесяти от того, кого столь восторженно приветствовал.

Тут из кузницы появился вытирающий руки тряпицей Билл с Дальних Вязов и, увидев меня, направился в нашу сторону.

— Это царь, — подсказал кто-то из челяди, пытаясь удержать парня от возможной неучтивости.

— Очень приятно, Царь. Меня зовут Билл. Здрава будь, Софья Джонатановна. Привет, Лиззи. Моё почтение остальной компании, — оглядел он свиту.

Лиза невольно фыркнула, а Пётр залился смехом: похоже, юмор ситуации ему понятен.

— Билл! Царь — это не имя, а профессия, — поспешил вклиниться я. — Пётр Алексеевич как раз сейчас проходит обучение этому ремеслу и уже достиг определённых успехов. Не меньше чем до подмастерья дорос.

— По-английски слово «царь» значит «король», — подсказала Лиза.

— Наследный принц? — Билл принял озадаченный вид. — Ты будешь великим правителем, потому что учиться есть правильно. — Русским он пока овладел не в совершенстве.

— Не наследная принцесса Софья Алексеевна заботится о том, чтобы брат её получил образование, достойное столь протяжённой державы. — А это уже вброс в исполнении Лизаветы для, несомненно, присутствующих в свите засланцев от Нарышкиных и Милославских.

— Да, сестрица проявляет обо мне всяческую заботу, — немедленно включился в спектакль будущий император.

Кажется, фрейлина Уокер оказывает на него благотворное влияние. Только вот не слышу я в голосе Петра особого энтузиазма.

— Билл! Покажи своему новому знакомому царю… ну, о чем там в кузнице стучат. Вась, слупи с государя кафтан. Дим, дежурную тужурку из машинного и фартук, — распорядилась Софи, уже уловившая канву происходящего. — Дядя Сила! Вели подавать обед для гостей дорогих.

Как всегда в напряжённый момент, эта юная леди сработала на опережение, отделяя главное действующее лицо от путающейся под ногами разряженной в пух и прах шушеры.

Команды капитана Корн, как и рекомендации профессора Корн здесь выполняют охотно. Свитские как-то замешкались, и только один прошёл вслед за государем в кузницу. Не помню, старше был Меншиков или ровесник, но этот слишком молодой — точно не Александр Данилович.

— Не перегрей!

— Ровней держи!

— Сгибай, просовывай, добивай! — начало доноситься из распахнутых дверей, чередуясь со звуками ударов.

— А почему фрейлина Уокер не сопровождает Петра Алексеича? — послышался ехидный голос какого-то челядинца.

— Не люблю ковать, — отрезала Лиза.

Свита проследовала в трапезную, двери которой гостеприимно распахнул Сила Андреич. Народ, толпившийся во дворе, расступился, образовав проход.

— Петя с Софьей как кошка с собакой лаются и шипят друг на друга, — тихонько пояснила для меня Рисовальщица. — Но на людях держатся корректно и твердят одно и то же. Вообще-то ему не так уж хочется заниматься скучными государственными делами, больше тянет сделать что-то осязаемое — да хоть бы табуретку. Сдаётся мне, что ему сейчас нужны приключения, новые места, общение с интересными людьми, а то у него в этом Преображенском дворце всё время происходит одно и то же, и словно по заколдованному кругу крутятся повторяющиеся события — маршировка и пальба из пушек. Мне кажется, он просто убегает от этого однообразия то в мастерские, то ко мне.

— А к тебе-то зачем?

— Про Амстердам слушает, про Англию, про Архангельск, который я совсем мало знаю. И про бой в гирле Белого моря, хотя я же тогда просто снаряды в ствол пушки закладывала. Вот и видела одно это жерло да ящик зарядный. Иногда Петя смотрит, как я учусь на гитаре играть.

— Учишься?

— Твоя мама дала мне несколько уроков и показала упражнения.

После этих Лизиных слов Сонька обрадовалась:

— Консуэллка не раньше чем завтра в Архангельск уходит с харчами для шхуны. Соберёмся вечерком, пощиплем струны.

— На карбасе моторном уходит?

— На чём же ещё? За квашеной капустой приходила и за зелёной гречкой, — вспомнил я. — Может, ещё у местных бруснику отыскала или клюкву. Я её сегодня не видела. — Тут вклинилась Сонька: — Так царь на шхуне кататься едет?

— Ну да. Как раз к началу навигации хочет угадать.

— До Амстердама пойдёт? Или сделает кружок по морю и обратно воротится?

— Собирался по морю с тобой, Софья Джонатановна, до Соловков проехать на «Энтони». А теперь уже и не знаю.

— В чинах мы равных, Лиз, давай по именам и без величаний. Ты фрейлина, и я фрейлина. А чего ты не знаешь?

— Ой, Сонь! Бояре-то царевне ещё четырёх фрейлин навязали. Как нетрудно догадаться, две из партии Милославских и две — из группировки Нарышкиных. Софья Алексеевна не знает, чем их занять. Так я подсказала организовать из них Бабский приказ и личную переписку самодержицы в порядке хранить — послания от неё Петру и обратно. То есть как приставили их для надзора, так пущай и надзирают. Петрушины-то письма я сочиняю, так что там всё по плану. А от неё к нему они под диктовку пишут да потом перебеливают. Но настоящие вопросы я на словах передаю. То есть полк потешный до тысячи человек комплектуют, мушкеты им самые лучшие и прочая амуниция. Учения лодочные на это лето спланированы.

— Не поняла, — врубился в этот щебет я. — Пётр и Софья заодно или как кошка с собакой?

— Притираются. И искрят. Петруша вылазку к Азову тайком от неё планирует. Он думает, что тайком, а она споспешествует, делая вид, что потакает капризам юнца. Так сможешь ты его войско быстро доставить от Преображенского до Азова?

— Готовимся, — улыбнулась Софи.

* * *

В лунном сиянье снег серебрится,

Вдоль по дороженьке троечка мчится.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Колокольчик звенит.

Этот звон, этот звон о любви говорит.

В лунном сиянье ранней весною

Помнишь ли встречи, друг мой, с тобою.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Колокольчик звенит.

Этот звон, этот звон о любви говорит.

Вспомнился зал мне с шумной толпою,

Личико милое с белой фатою.

Динь-динь-динь, динь-динь-динь —

Звон бокалов звучит.

С молодою женой мой любимый стоит.

Вот что спела Софочка под аккомпанемент гитары за вечерней трапезой, чтобы потешить высоких гостей. Слова, конечно, переставила, да я и не уверен, что помнил их все без погрешностей.

А потом был разговор с князем Фёдором Юрьевичем.

— А ну, говори мне, фрейлина Корн, что вы с Лизкой учинить собираетесь? — без излишней деликатности обратился ко мне человек телом крупный и лицом неприветливый. Это типа аудиенции, но с парой плечистых молодцев за нашей с Софи спиной.

— Что государь пожелает, то и учиню. Захочет пройти на паруснике по тесному Белому морю — прокачу. А прикажет показать ему просторы страны его необъятной — провезу по рекам. Говорят, Кама по весне величественна. А ещё впадает в неё Чусовая, что пересекает Уральский хребет. Опять же, Волга — мать русских рек — чудо как широка. Многие люди, по разным обычаям живущие, города старинные и новые. Рыбные ловы, коих ещё князь Александр Невский не чурался. Я и сама там не бывала, а увидеть охота. Я ведь, мистер Ромодановский, к хождению по водам с малолетства склонность питаю. Оттого и стремлюсь по рекам плавать. А с рек видно широко и двигаться по ним быстро.

— Ты мне про шарманки доложи. Сколь сделать можешь и в какой срок?

— Человека, способного шарманкой править, нужно семь лет учить. Англичане, что со мной приехали, столько лет науки и превозмогали, но таких и десятка нет, — решил я зайти от печки. — Школяры в Архангельске всего два года занимались, а в Котласе — одну зиму. Так что лет через пять-шесть появятся и здесь люди, способные со столь непростыми устройствами работать. А пока приходится доверять недоучкам, каждое их действие контролируя. Обождать придётся, Фёдор Юрьевич. Ведь даже если собрать вместе девять баб, за месяц они не родят. То же самое и с количеством шарманок. Если делать их наспех, неумелыми руками, то они будут плохо везти. Умельца же в три дня не выучишь. Но я пекусь и об этом. И тут тоже нужно несколько лет подождать. К той поре Пётр Алексеевич окончательно встанет на крыло и ужо покажет всем, куда Кузькина мать посылает раков зимовать. Возьмёт державу твёрдою рукой и позволит мне ходить по всем рекам и грузы возить.

— Зачем тебе грузы возить? Ведь и без того богата!

— Без дела скучно.

— А песню спела, чтобы Лизка в царицы не метила?

— Не метит она. Это чтобы Пётр Алексеевич к ней свататься не измыслил. В земле русской обычаи старинные блюсти надобно. — Это я вставил слово мудрое.

— Пушки, что ты поставила, те же, какими с англичанами в Белом море билась?

— Нет. Эти лучше. Легче и калибром крупнее.

— Тогда почто на шхуну свою такие не поставила?

— Под ту огнезапасу много наготовлено и лафет хитрый излажен. Переделывать дюже многодельно, а смысл невелик: у врагов и таких нет. Зачем бить молотом, если довольно и ладонью прихлопнуть?

— Ишь какая разумная! Даром что баба. Тогда расскажи мне: что забыла в Мангазее?

— А может, ты, Фёдор Юрьевич, разобъяснишь мне, где эта самая Мангазея была и отчего её не стало?

— Где она в точности, того не знаю. А не стало её потому, что в городе этом англичане торг вели беспошлинно, пользуясь данными им привилегиями. Та самая лондонская Московская компания богатела, а казна от этого не наполнялась.

— То есть что, англичане дотуда на морских судах доходили? — удивилась Софи.

— А чего бы им не доходить?

— Разве льды им не препятствовали?

— Про льды и пути не ведаю. Но обязательно выясню.

— Пожалуйста, Фёдор Юрьевич, миленький, разузнайте? Может, карты какие-то где-то сохранились? Так бы крепко они мне помогли! А вы, я знаю, всё-всё разузнать можете.

Ну да, припомнил я, что князь этот чем-то вроде контр разведки занимался. Или политическим сыском? То есть фигурой был очень сильной.

— Ты в своём ли уме, девка! Ты же и есть та самая англичанка, от которых эту дорогу закрыли. Наглость твоя просто немыслима. Жаль, что Пётр Алексеич к тебе пристрастен, а то бы мигом в железа заковали и в края холодные отвезли. Так что ни в Мангазею не суйся, ни в Чусовую. Этот путь нынче тоже для иноземцев запрещён. Даже если они фрейлины самодержицы.

Вот так одним плевком в душу этот дядечка и перечеркнул мне все планы на лето.