Если ты смеешься… Армейcкая повесть

Сергей Грачев

Повесть Сергея Грачева «Если ты смеешься…» дает возможность заглянуть в одну из казарм — армейскую «глубинку» эпохи начала перестройки, когда война в Афганистане заканчивалась, а о возможности других конфликтов никто всерьез не думал. Но уже в то время можно было увидеть, что Советская Армия больна, и не только по позорному факту посадки самолета немецкого пилота-любителя Матиаса Руста в центре Москвы. В этой повести о солдатах, есть и любовь, и разлука, и надежда на скорую встречу с любимой.

© Сергей Грачев, 2025

ISBN 978-5-0065-2005-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

История переломной эпохи Никитиной жизни началась с грустной ноты.

Могила его отца была прямо за воротами городского кладбища. Умер отец, можно сказать, скоропостижно, от прободной язвы: потерял сознание в автобусе и через три дня после операции оставил сына сиротой. Хорошо ещё, в больничную палату, где лежал умирающий, накануне допустили. Парня поразили тогда руки лежащего под капельницей отца: восковые пальцы с синюшными ногтями.

— Как дела? — спросил Никита.

— Подшиваются, — едва слышно сострил отец.

— Самочувствие?

— Исключительное, — отец едва пошевелил кистью руки, отрубая все остальные вопросы. Тут до их слуха и донёсся разговор, который надолго определил отношение Никиты к отечественной медицине. Говорили рядом с неплотно прикрытой дверью палаты:

— А здесь кто?

— Махнов, умирающий.

По серому лицу отца прошло едва заметное движение, и, слегка приоткрыв рот с ровным чистым рядом зубов (никогда не курил) отец спросил:

— Обо мне, да?

В ужасе от услышанного, от страха, вырвавшегося в коротком вопросе человека, ещё вчера доводившего всех до колик остротами по поводу сеансов очередного телемага, Никита залепетал нечто идиотское: там, мол, ещё один Махнов, в соседней палате, старик совсем…

Памятник успел Никита поставить отцу перед армией. А вот цветочницу уже некогда. Да и могила, признаться, не совсем осела, полгода и прошло.

Никита сидел на скамейке и смотрел на потускневшее от дождя изображение в чёрном мраморе. Скоро выглянет из-за тучи весеннее солнце, и высеченные черты лица посветлеют, неравномерно: вначале прямой нос, затем складки у рта… А пока отец строго смотрит из глубины камня, потемнел от обиды: давно не заходил, сынок.

Никак не забыть его страх: «Обо мне, да?». На памяти Никиты отец всего лишь раз так испугался. В Ялте плыли к буйку: отец и Никита на надувном круге. «А у меня круг спускает!» «Да?»

За шутку Никита получил на берегу приличного «леща». Те медсестры, за дверью палаты, видно «лещей» не получают.

Рядом с оградой лежали два швеллера, приготовленные Никитой для цветочницы. Спрятать бы их пока. При помощи схороненной в кустах бузины лопаты Никита принялся их закапывать. Вскоре он ощутил чье-то присутствие. На скамейке сидел крупный голубь-сизарь с белым перышком на правом крыле. Тот самый, что прилетел и в день установки памятника. Работая, Никита исподтишка наблюдал за птицей. Голубь обошел ограду, потом вошел через открытую дверцу, взобрался на подставу памятника.

— Что, батя, — спросил Никита, — оцениваешь?

Отец был дотошным человеком, любил, чтобы работа выполнялась на совесть. На памятнике — ювелирно высеченная берёзка с надломленной большой веткой, под ней — тропинка, уходящая через ельничек на поле до горизонта. Отцу бы понравилось.

— И покормить тебя нечем.

Голубь взлетел на ограду, потом устремился в небо.

— У тебя, батя, просто физическая мёртвость, не духовная. А вот у меня, — Никита вздохнул. — У меня армия впереди.

Диплом и армия — это для Никиты было чересчур. Военкомату, конечно, низкий поклон за вежливое ожидание того момента, когда вечерник Махнов выйдет из ворот института с корочкой специалиста по приборам точной механики. И в Афганистан на войну не предлагали.

Главное, чтобы теща помогла, хотя бы до окончания женой Анной медицинского училища. Без профессии никак нельзя. Вот только почему медицина? Как Анна способна общаться с сестрами-хозяйками и акушерками, Никита не понимал. Однажды заглянув в женины тетради, он немного обалдел, столкнувшись с балладой о стрептококках. Сплошные кокки по всему «полю видимости» — так пишут в анализах. Очень содержательные тетради!

Он старался думать о том, что надо книжных полок докупить, а над кроватью репродукцию повесить. «Гибель Помпеи», например. Квартирка-то неуютная, словно въехать въехали, а мебель не привезли. Есть в ней что-то от общежитской обездоленности. Конечно, когда стены голы, не до претензий по поводу безвкусицы — все строго, как в больничной палате.