Пророк с планеты Карандаш

Сергей Валерьевич Галактионов (2024)

Планета Карандаш вращается в космосе вокруг двух солнц. Счастливые обитатели планеты — разумные враны, ведущие свое происхождение с Земли. На Карандаше почти все хорошо, если не считать свирепых ураганов. Но у вранов есть пророки, способные вовремя уводить стаи в подземелья, чтобы пережидать разгул стихии в безопасности. А еще у них есть магический кристалл, который стоит в центре Голубого леса и питает их энергией. И надо же такому случиться: сначала умирает пророк, потом тухнет кристалл, а следом за этим на поверхность планеты выбрасываются гигантские слизняки… Счет идет не на дни, а на часы, когда голодные и агрессивные уродцы захватят планету! Но не все готовы сдаться и погибнуть: среди птиц находятся смельчаки, готовые побороться за жизнь и свободу.

4

Враны не так просто стали жителями планеты Карандаш. Их далекие предки, сосуществуя с приматами, проходили через так называемое бутылочное горлышко на Земле. Но эта история была кратковременной. Они быстро восстановили популяцию, после чего стали меняться и в плане способностей, и во внешнем виде.

Претерпели изменения и во́роны, и воро́ны, и грачи — все виды врановых за редкими исключениями. Разменяв несколько тысячелетий, врановые подняли интеллект и способности до действительно приличного уровня. С интеллектом и крыльями уже сам бог велел им подняться в космос и заселить другую планету.

Вообще-то в потомках ворон, а конкретно у красноклювов имелась и часть крови приматов, но незначительная: меньше трех процентов. Приматы и вороны в прошлом равнялись по уровню интеллекта, но сближения во внешнем виде не произошло.

Пожалуй, привет вымершему виду могли передать только развившиеся на крыльях врановых пальцы, почти как у приматов. В остальном внешний вид менялся у врановых внутривидово. Например, размеры птиц от головы до кончика хвоста в зависимости от вида составляли от двенадцати до двадцати вершков. Кроме черных и серых, появились красные и желтые птицы, были и смешанные варианты, но, как правило, враны из одной стаи предпочитали не смешиваться с вранами других стай.

Другие различия: клювы уменьшились, а конечности, напротив, стали толще; когти незначительно уменьшились; форма и размер глаз увеличились из-за необходимости ориентирования в условиях с недостатком света, но цвет глаз приобрел большое разнообразие — появились желтые, зеленые, розовые, оранжевые глаза.

Но самые необычные и нестандартные среди вранов — красные глаза. Таких птиц побаивались. Впрочем, они рождались крайне редко. И во всем Голубом лесу вряд ли можно было найти хотя бы пару красноглазых птиц. Не альбиносов, чьи глаза только казались красными, а именно красноглазых.

Тогда как приматы самоуничтожились, враны оказались живучи, как тараканы. Тараканы тоже выжили, но остались такими же маленькими и не претендующими на что-то великое насекомыми. Пусть и исчезнув, приматы все же оказали значительное цивилизационное влияние на вранов в эпоху Безвременья, которая продолжалась приблизительно сто тысяч лет. К ее концу приматы уже окончательно вымерли. А враны, напротив, поумнели во много раз и всячески укрепились. Продолжительность жизни выросла за счет изменений во внутреннем метаболизме. Теперь враны стали медлительными. Жили по пятьдесят лет и продлевали возраст с помощью хитрости.

Враны, как и тысячелетия назад, были поразительно целеустремлены, приспособлены к тяжелым условиям и очень разумны. И не случайно они заняли место приматов. Так произошло, потому что вороны изначально были склонны к запоминанию сложных последовательностей действий, к логическим умозаключениям и абстрактному мышлению. Все это позволило им создать уникальную формацию.

Принимая во внимание, что земных приматов погубил неодухотворенный технический прогресс, врановые все больше ориентировались на внутренний, а не на внешний мир. На невидимую идею, а не на материю. У них всегда процветала идея, магия, мистика. Каждый вран ходил к своему карологу или к толкователю сновидений.

Имена у вранов все имели частицу «кар», и не только имена, а все слова в их диалектах, которые отличались сложностью и богатством интонаций. Одно слово в зависимости от интонации имело от пяти до десяти значений. Говорили враны на планете Карандаш на множестве диалектов; словарный запас среднего уровня составлял до десяти тысяч слов, но в повседневной речи использовались три тысячи.

Однако не все птицы говорили «кар». Самая последняя разновидность — стая серебритов — уже не каркала и называла птенцов именами, не привязанными к популярной частице. Где-то неподалеку от гнезда толкователей сновидений находилось жилище Горгенатопа и Силинессы — пары серебритов, у которых давно выросли дети, гнездившиеся отдельно.

Горгенатоп, старейшина стаи серебритов, пошел в свою комнату, где его никто не отвлекал. Комната была отделена стенами из ветвей хитиновых деревьев. Устроившись на голубой листве в удобном положении, Горгенатоп сосредоточился. Он включил миниатюрный проигрыватель, выполненный в виде ветки, и тот заиграл красивую мелодию. Выбранная музыка была медленной и спокойной.

Горгенатоп представлял себе понравившуюся картину природы. В его воображении она изображала и разнообразную растительность, и водоем, и небо. Он расслабился и созерцал. Так он спал — осознанно, контролируя сон от начала до конца. Музыка его не отвлекала — она создавала просто приятную атмосферу. Когда-то давно, когда он еще был молодым, ему в голову приходили посторонние мысли и чувства, долго учился он от них избавляться. Уже давно его это не беспокоило. Существовали только он и природа!

Постепенно он концентрировался на изображении, но не напрягался, был расслаблен и отрешен, понимая, что без концентрации внимания его разум не сможет войти в нужное для сновидения состояние.

Теперь он представил, как выглядела природа до момента, который он только что вообразил. Он путешествовал в прошлый момент, понимая, что прошлое и настоящее — это всего лишь условности. Ему было нетрудно сделать это, созерцая внутреннюю картину с закрытыми глазами.

В его сновидении происходило то же, что и обычно: шелестела листва в кронах деревьев, каркали птицы, ветер гнал облака. Он чувствовал живое дыхание природы и только наблюдал за ней. Он был не создателем этого прекрасного пейзажа, только наблюдателем, не вмешивающимся, созерцающим.

Наконец картина стала трансформироваться. Появились другие птицы — много разных птиц. Появились животные на поверхности земли — огромное разнообразие видов. Появилась богатая растительность, непохожая на ту, что была на планете Карандаш. А на небе сияло одно-единственное солнце. Вот так так! Это точно не Карандаш!

А потом появились приматы. Да-да, это были именно они! Ходили по желтому песку, каждый по своим делам. И один из приматов в странной одежде и с растрепанными волосами цвета черного крыла сидел в отдалении от всех и смотрел на каменную стелу перед собой. Потом встал и облокотился об нее.

Горгенатоп угадал на ней то ли знаки, то ли символы — смутные, затуманенные, они накладывались друг на друга, и он не смог прочитать их. Но в памяти запечатлелись подобные письмена — это был какой-то древний язык, которым пользовались приматы. Что там написано? Горгенатоп созерцал стелу с верхнего края до нижнего — двадцать или тридцать строк, которые виделись как в тумане.

Неожиданно примат отнял руки от стелы и посмотрел прямо на Горгенатопа.

Старейшину пробрала холодная дрожь. Впервые за все годы сновидений он почувствовал, что его обнаружили. Никто прежде не смотрел на него из снов! Да и как это возможно? Ведь там был только его дух, только его нематериальная оболочка…

Примат в странной одежде, явно обращаясь к нему, воздел руки и выкрикнул несколько фраз на неизвестном языке. Его фразы запечатлелись в сознании Горгенатопа. И тут изображение примата, стелы, других приматов, города и всего мира, который предстал перед его взором, начало мутнеть и блекнуть. Вскоре полностью ушло.

Горгенатоп открыл глаза.

Потрясенный, он поднялся с голубой листвы и пошел на кухню к жене.

— Силинесса, — сказал он, — я только что увидел довольно странный сон.

Она посмотрела на него непонимающим взглядом, отвлекшись от своего занятия. Только здесь Горгенатоп увидел, что она готовит на ужин каплевиков.

— Дорогой, разве для тебя в этом мире что-то представляется загадкой?

— Нет, милая, — ответил он. — В том-то и дело, что сон происходил в другом мире. Возможно, в каком-то древнем мире приматов. Извини, я очень взволнован.

— Ничего, ты меня не отвлекаешь, — сказала Силинесса, разрезая напополам каплевика и кладя его части в аккуратные формы. — Может, тебе слетать к толкователям?

— Наверное, да. Впрочем, я полечу сейчас. — И он пошел к выходу.

— Куда же ты?! — забеспокоилась Силинесса, побежав за ним.

Он остановился у выхода из гнезда.

— Я должен, не откладывая, рассказать свой сон. Иначе он забудется.

— У тебя же поразительная память!

— Да! Но даже я уже стар. Не переживай, я успею к ужину, — и с этими словами Горгенатоп потерся клювом о клюв жены, взмахнул крылом и полетел к толкователям.