Семь дней до сакуры

Светлана Лаврова, 2023

Инна на время школьных каникул летит к троюродной сестре Ксюхе в Екатеринбург. И дело не только в родственных связях и обязательном общении с семьей: в Екатеринбурге есть необычное место, которое Инна очень хочет увидеть, – Япония эпохи Эдо! Два мира соприкоснулись в одной точке, на улице Громова, и теперь туристы со всей страны съезжаются посмотреть на это чудо. Ксюха и Инна не просто заглядывают в Японию – они спасают самурая! Акихиро бежит от преследователей: отца признали изменником, и теперь вся его семья в опасности. В Стране Демонов – в Екатеринбурге – он неожиданно находит поддержку: случайно встреченные девочки прячут юного воина. Однако он не может вечно оставаться в XXI веке. Сможет ли Акихиро вернуться домой, не попав в руки преследователей? Светлана Лаврова – детский писатель, автор более 70 художественных и научно-популярных книг. Ее произведения не раз становились лауреатами и победителями таких конкурсов и премий, как «Книгуру» и «Заветная мечта», а ее фантастическая повесть «Куда скачет петушиная лошадь?», изданная в «КомпасГиде» в 2014 году, выиграла премию «Книга года». В повести «Семь дней до сакуры» под притягивающей взгляд обложкой Анастасии Хилькевич органично соединяются магия и реальность, современный Екатеринбург и Япония XVII–XIX веков, увлекательный сюжет и важные мысли о красоте, жизненном цикле и восприятии мира.

Глава третья

Зеркала и сантиметры

(понедельник, второй день каникул)

Бабушка оказалась дома!

— Это катастрофа, — прошептала Ксюха. — Сейчас нас будут торжественно кормить.

Нет, Ксюха любила поесть, но торжественное кормление гостей обычно растягивалось надолго, а хотелось поскорее похвастаться Японией.

— Действительно катастрофа, — погрустнела гостья. — Я рассчитывала у вас похудеть.

— Это ещё почему? — оскорбилась бабушка. — Твоя мать думала, что я тебя кормить не буду?

— Нет, мама рассказывала, что в вашем городе всегда было плохо с продуктами. И в детстве они посылали посылки из Питера с сыром, конфетами и копчёной колбасой.

— Ой, так то когда было! Тогда Питер был Ленинградом, Россия — Советским Союзом, а Екатеринбург — Свердловском. Всё мимолётно и изменчиво, как цветы сакуры. Особенно еда. Сейчас еды много, — и бабушка обвела широким жестом стол, на котором громоздились салаты, пироги, колбасы, пирожные, апельсины и только что не маринованные павлиньи язычки. На плите в непарадной кастрюльке скромно исходила паром картошка с мясом.

— Ой! — пискнула Инка. — Я не могу столько! Я же толстая, не то что некоторые!

— Ты?! — удивились хором бабушка и Ксюха.

— Ну да, у меня вон какое пузо, это ужасно для женщины, — и Инна звучно хлопнула себя ладошками по тому месту, которое у человека обычно называется живот.

— Кто тебе сказал такую глупость?

— Я сама вижу. В зеркале.

— Возможно, у вас кривое зеркало. — И Ксюха поволокла Инну в мамину комнату к трюмо.

Обе сестры встали перед трюмо и хором хмыкнули — Инна озадаченно, Ксюха весело. В стекле отражались девчонки с совершенно одинаковыми фигурами. Только Инна чуть-чуть пониже.

— Так… — зловеще протянула Ксюха. — Ты, значит, толстая. А я, значит, худая. Бабуля, где у тебя сантиметр?

Измерили талии. У Ксюхи талия оказалась на полтора сантиметра толще.

— Ну-ну, — сказала Ксюха. — А я, между прочим, вторая красавица в классе. И только потому вторая, что Лерка ходит на курсы манекенщиц, а то я была бы первая. И за мной бегает треть мальчишек. Вторая треть бегает за Леркой. А третья треть — застенчивые, они обожают издалека. Поэтому непонятно кого.

— А за мной никто не бегает, — вздохнула Инна. — Я толстая. И у меня ноги короткие.

— Про то, какая ты толстая, мы уже выяснили, — фыркнула Ксюха. — Теперь с ногами разберёмся.

Сантиметром измерили длину ног от бедра до тапочек. Оказалось, что на полсантиметра ноги у Инны действительно короче, чем у Ксюхи. Но Инна ниже, так что относительная длина вышла такая же и даже больше.

— Ничего не понимаю, — растерянно сказала Инна, глядя на сантиметровую ленту. — Может, меня лицо портит? Слишком круглое?

Сравнили лица. Обе девочки были похожи — сразу видно, что родня. Только у Ксюхи — круглая среднестатистическая мордашка, такая обычная на Урале, с отнюдь не впалыми щёчками и славным, совсем не голливудским румянцем. А у Инны лицо тоже округлое, но поуже и подлиннее, черты тоньше, носик поострее — сказалась отцовская питерская порода. И волосы у Инны другие — тонкие, длинные, почти белые, с крупными завитками на висках. А у Ксюхи — толстые, прямые, непонятного коричневого цвета, небрежно забранные в хвост, чтобы не мешались.

— Мы здорово похожи, — подвела итоги Ксюха. — Только волосы разные. А если обе выкрасимся, например, в зелёный, то вообще не отличить будет. И если я считаюсь красавицей, то и ты тоже должна считаться красавицей.

— У нас в классе на меня вообще никто не смотрит, — призналась Инна.

— Всё ясно, ты учишься в школе для слепых, — сказала Ксюха. — Ничего, мы это исправим. Переодевайся наконец в домашнее, и пошли есть. А это что? Хорошенькая какая подвесочка.

Инна сняла джемпер, и на шее стала видна подвеска — на чёрном шнурке небольшая жемчужинка. Наверное, китайская, искусственно выращенная.

— Это мы с мамой летом в Китае были. Там всякие талисманы продавали: на здоровье, на долголетие, на любовь.

— Этот, конечно, на любовь? — понимающе уточнила Ксюха. — Нормально. Не люблю, когда много брюликов-стразиков, а тут строго: белая жемчужина на чёрном шнурке. А почему не помогает? Ну, насчет любви.

— Не знаю, — вздохнула Инна и тронула пальцем белый шарик. — Может, фальшивая. Я её всё время ношу — и хоть бы какая завалященькая любовь приключилась.

— Девчонки, хватит перед зеркалом вертеться, пироги уже покрылись льдом! — крикнула из кухни бабушка.

И ничего не покрылись, пироги по-прежнему были горячие и вкусные. Инна их уплетала, утешенная тем, что её талия на полтора сантиметра тоньше сестричкиной, Ксюха по мере сил не отставала. И тут на кухню пришла О-Цюру. Она спала в бабушкиной комнате и не сразу заметила, что на кухне что-то происходит. Как? Гостью кормят, а её нет?!

— Мя-а-а-а!

— Ой, какая кошечка! — обрадовалась Инка и погладила О-Цюру. Та сразу заурчала и решила, что гостья — порядочный человек. — А можно я ей дам немножко начинки из пирога? — попросила Инка. — Это же мясо, ей понравится.

— Ещё бы ей не понравился мой пирог! — почти оскорбилась бабушка. — О-Цюру, тебе крупно повезло. В честь гостей тебя обкормят вусмерть.

Инна дала О-Цюру немного начинки. О-Цюру заурчала ещё громче и решила, что гостья — не просто порядочный, а на редкость порядочный человек.

— Я люблю кошек, а у мамы аллергия, и мы не можем завести котёночка, — объяснила Инна и опять погладила О-Цюру. — Ты уже всё съела? Бедненькая голодная киска. Тебя никто никогда не кормит, да? Хочешь колбаски?

— А то! — почти по-человечески сказала О-Цюру и решила, что гостью любой ценой надо оставить в доме навсегда.

— А почему её так странно зовут? — спросила Инна, делясь с О-Цюру колбасой.

— О-Цюру — это по-японски журавушка, журавлик, — сказала бабушка. — Почему-то Ксюха её так орнитологически назвала, хотя лично я склонялась к Мурке.

— Ты лично к Мурзику склонялась, — возразила Ксюха. — Орнитологически — это как?

— Орнитология — это наука о птицах, — пояснила бабушка. — О-Цюру подобрали уже большой, и как её раньше звали — никто не знал. Я решила, что она кот. Потому что у неё был по-мужски решительный вид. Вот и назвала Мурзиком. Красивое имя. Главное — редкое.

— А я тогда совсем маленькая была, — перебила Ксюха. — И я хотела дома держать большую птицу. Очень большую.

— Зачем? — поразилась Инна.

— Чтобы летать, конечно, — объяснила Ксюха. — Я понимала, что настоящий летательный самолёт дома держать не разрешат, а птицу — почему бы и нет? Вон в «Детях капитана Гранта» птица кондор унесла Роберта. И гуси-лебеди тоже кого-то катали. Гуси-лебеди — это враньё, это я понимала, а кондор — это по правде. Но бабушка почему-то отказалась держать дома кондора.

— Он в кухне не поместится, — пояснила бабушка. — Видишь, какая у нас кухня узкая. Курица не поместится, не то что кондор.

— Ну да, кондору в кухне тесно, орлу в туалете не понравится, лебедю в ванне неприятно плавать, особенно когда воду отключают на опрессовку, а аисты вообще детей приносят, и куда потом этих детей девать — непонятно, — сказала Ксюха. — Я теперь понимаю, что это просто были взрослые отговорки, и если бы мы даже жили в огромном японском замке Химедзи, бабушка всё равно не согласилась бы на кондора.

— Конечно, — подтвердила бабушка. — Ты бы стала на нём летать, свалилась бы и разбилась. Поэтому мы подобрали на улице бездомную драную кошку банальной серой окраски, и Ксюха назвала её Журкой. Потому что не Кондором же её называть и не Аистом. А по-японски Журавушка — О-Цюру, это мы в сказке прочитали. Вот и сделался наш Мурзик О-Цюру. А теперь она старенькая, капризная, крикливая. Мы же вроде про Японию собирались рассказать? Так вот: Японии раньше не было…

— Нет, ты не так рассказываешь, — перебила Ксюха. — Япония была всегда, но не здесь.

— Мяу! — тоже перебила О-Цюру. — Я уже всё съела, вы не заметили? Какие невнимательные.

Словом, бабушка, Ксюха и О-Цюру всё время перебивали друг друга, и получалось сумбурно. Вот примерно так.

Инна. Я в интернете прочитала, что у вас в Екатеринбурге есть портал прямо в Японию. Это сделали на вашем самом засекреченном заводе оборонной промышленности. Потому что у вас таких заводов много, а делать им сейчас нечего, потому что мир. Ужас до чего вкусный пирог с мясом.

Ксюха. С вишнями ещё вкуснее. Вишни были замороженные, а теперь в пироге разморозились.

Бабушка (в сторону зловещим шёпотом). Мир, ага. Оборонке делать нечего, ага.

Инна. И чтобы не простаивать, ваши заводы сделали такой портал. Это получился вид транспорта.

Бабушка (в сторону, ехидно). Ага, стоимость проезда до Японии 32 рубля. Билеты сохраняйте до конца маршрута — на линии работает контроль.

Ксюха. Ну, Инка, ты не верь всему, что в интернете пишут. Наши заводы, конечно, самые лучшие, но они ни при чём.

Бабушка (в сторону зловещим шёпотом). Самые лучшие, ага.

Ксюха (хватает бабушкину газету и разрывает её на две части). Вот сейчас я тебе объясню про Японию.

Бабушка. Я ещё газету не дочитала! Зачем рвать-то?

Ксюха. Бабуля, почитаешь в интернете. Газета — это пережиток. Тем более она позапозавчерашняя.

Бабушка. Это традиция, а не пережиток. Я специально газеты выдерживаю по три-четыре дня, чтобы не волноваться. Читаю про всякие катастрофы и думаю: всё уже было, всё уже прошло четыре дня назад, все уже умерли, всё хорошо.

О-Цюру. Мя-а-а-а! А рыбку?

Бабушка. О-Цюру, ты объешься, и у тебя заболит живот. И ты будешь орать всю ночь.

О-Цюру. Мур-р-р! Ну и что? Я хоть с животом, хоть без живота буду орать всю ночь. Так что дайте рыбку! Вон на столе красненькая, симпатичная такая, я же вижу, и не надо её от меня апельсином загораживать.

Ксюха (кладёт один лист газеты на стол, отодвигая Инкину тарелку). Вот на столе лежит лист бумаги, это плоскость, на которой Екатеринбург и всё остальное наше измерение. Возьмём второй лист бумаги — это другое измерение, и там как раз проецируется Япония эпохи Э́до. Эдо, прикинь! Не современная Япония, а лет 250–300 назад! Ваще круто! Приклеим его кончик к середине первого листка. Бабушка, почему у тебя на кухне клея нет! Вечно я должна обо всём думать. Ладно, вареньем приклеим. Теперь приподнимем второй лист так, чтобы совпадали только приклеенные места, а остальные части бумаги разошлись. Вот и будет модель соприкосновения двух миров одним небольшим фрагментом. Приклеенный уголок Японии находится в той же плоскости, что и наш Юго-Западный район. А остальная Япония вся вздрючена и поднята над ним.

Бабушка (в сторону, но не очень зловеще). И как теперь такую деформированную газету читать?

Инна (просовывая палец между тем листом газеты, который лежит на столе и изображает Екатеринбург, и тем, что поднят и изображает Японию). А если вот тут пройти?

Ксюха. Тут прикольно. Идёшь, и вся Япония над тобой. Похоже на низкое пёстрое облако. Но там в основном не ходят — боятся, что когда-нибудь всё обвалится. Там всякие нежилые дома типа складов и несколько дешёвых магазинов. И никто не живёт — потому что кто же захочет жить под Японией? Я, когда была маленькая, всё там ходила и голову задирала: ждала, что какой-нибудь японец сверху провалится или хотя бы его ноги сквозь дырку будут дрыгаться. Но никто не провалился. Дно у Японии прочное. Иногда корни деревьев прорастают и свисают прямо нам на голову. Деревья же не очень понимают про другое измерение.

Инна. А вы переговариваетесь как-нибудь? Ну, с японцами?

Ксюха. Да я вообще японский классно знаю! А бабушка нет!

Бабушка. В моём возрасте японский почему-то не запоминается и сильно смахивает на какой-нибудь ханты-мансийский. А молодёжь ничего, соображает. Сперва народ в основном по приключенческой книжке «Сёгун» японский учил, там много японских фраз написано.

Инна. А можно почитать?

Бабушка. Вон на полке стоит, вся обтрёпанная. Это взрослая книга, детям её нельзя читать. А потом в шестьдесят четвёртой, восемьдесят пятой и сто пятьдесят четвёртой школах ввели факультативы по японскому языку. А затем и в основной курс уроки японского вставили. Но наши японцы тоже стараются, «спасибо» выучили первым, потом легче пошло. Уже «Катюшу» поют на языке оригинала, только Л на Р заменяют.

Ксюха (шёпотом, чтобы бабушка не слышала). Там и про любовь здоровско.

Инна. Где, в «Катюше»?

Ксюха. Балда, в «Сёгуне». Ой, я забыла рассказать! Бабуля, прикинь: у нас на последней географии Данил сказал длину Волги в ри, а не в километрах! Ну, для прикола, не поленился вычислить. А учительница сказала, что это непатриотично. Мы аж офи… ой, то есть удивились: почему непатриотично? Оказалось, потому что в ри Волга получилась слишком короткая, всего девятьсот пять ри, а в километрах она длинная — три тыщи пятьсот тридцать километров. А длинная река, видимо, для страны лучше.

Инна. Ри — это что?

Ксюха. Ри — это древняя японская мера длины, вот в нашей Японии эпохи Эдо как раз в ри всё меряют. Ри — это три и девять десятых километра.

О-Цюру. Мя-а-а-а! Я наелась наконец! Теперь можно немножко покричать, это для пищеварения полезно. А потом вылизаться.

Бабушка. Когда гулять пойдёте, пирожков возьмите, может, Суми́ко встретите.

Нет, какая-то каша получается. Лучше в следующей главе автор тихо и спокойно расскажет про эту самую Японию посередине уральского города Екатеринбурга, а то герои очень мешают своей болтовнёй. Тем более автор живёт на той же улице Громова, что и герои, и всё про Уральскую Японию знает не хуже их.