Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

Светлана Гребенникова

Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.

Глава 219. Награда…

Думая каждая о своем, мы шагнули в дымный полумрак салона. На маленькой импровизированной сцене за столиком сидел Петр и внимательно изучал разложенные перед ним листки. Присутствующие в зале дамы с замиранием сердца смотрели на него в ожидании новых творений. Это позволило мне пройти в зал незамеченной, и мы с Настей сели в дальнем углу. Юный поэт зажег свечу, и она осветила его лицо.

Первое, на что я обратила внимание: он был гладко выбрит. «Наконец-то ты избавился от этой смешной растительности». Я также отметила, что он возмужал, приобрел некую статность, и лицо его выглядело гораздо старше.

Петр покопался в разложенных листах, встал, поклонился и, выждав паузу, принялся читать совершенно занудное, не отмеченное печатью гениальности стихотворение. Он что-то плел о полях со взошедшей на них пшеницей… Такую ужасную муть, что я даже на время забыла, что передо мной стоит тот, ради которого я на свой страх и риск убежала из дома. Я поднялась с места и, протянув к нему руку, спросила:

— Помилуйте, автор! Сколько же можно мучить высокородных барышень этакой чушью?

Петр, услышав мой голос, замер и не отрываясь смотрел на меня, а я, как завороженная, — на него.

Петр сошел со сцены и начал медленно обходить столики, а я так и осталась стоять, точно приросла к месту. На нас устремились взоры всех присутствующих, они с интересом ждали, что произойдет дальше. Не дойдя буквально двух метров, он вдруг замер, словно прежде никогда меня не видел.

— Уж не оптический ли это обман? Вас ли я лицезрею, несравненная… — Он осекся, не произнеся моего имени.

Я не смогла вымолвить ни слова. Сев на свое место, попыталась вжаться в кресло так, словно меня тут не было. Повисла многозначительная пауза. Настя, не выдержав, дернула меня за рукав и зашептала:

— Ну чего ты голову-то спрятала как страус? Да и он столбом застыл. Ишь, спектаклю тут устроили. Все эти дуры пялятся на вас, в слух превратившись. Коли пришла, так иди, нечего теперь за меня прятаться.

— Настя, отстань, — бросила я в ответ.

Она резко встала и, обреченно махнув в нашу сторону, вышла из залы.

Я наконец пришла в себя и, подбежав к Петру, схватила его за руку.

— Пойдем отсюда!

Петр, ни слова не говоря, покорно двинулся за мной. Уже у двери, обернувшись, я оглядела присутствующих. Барышни, открыв рот, во все глаза смотрели нам вслед. Не дав им опомниться, я громко крикнула:

— Ну, чего расселись?! Спектакля окончена, можете расходиться! — дернула Петра за руку и плотно затворила дверь. Я уже знала, где кабинет Насти, и потащила его туда.

Настя сидела на диване и, увидев нас, округлила глаза.

— Настя, ты позволишь? Нам необходимо поговорить…

Она в сердцах вскочила и гаркнула:

— Да разбирайтесь вы тут как хотите! Паразиты, всю душу вымотали!

После этого ее восклицания я поняла, что Петр тоже донимал Настю расспросами обо мне. В ее голосе была и обида, и ревность… Она стремительно вышла, громко хлопнув дверью.

Оставшись вдвоем, мы какое-то время молча смотрели друг на друга, не смея подойти ближе. Наконец я решилась и сделала первый шаг в его сторону.

— Я не напугала тебя? — робко спросила я.

— Нет, — просто ответил Петр. — Скажем так, я несколько удивлен…

Я пристально рассматривала каждую черточку его лица. От него веяло спокойствием. И пусть он ничего не говорил мне, я чувствовала, что в его сердце расцветают такие же сказочные сады, как и в моем…

Прервав мои раздумья, Петр нежно провел рукой по моим волосам.

— Ты такая же взбалмошная, как и прежде, — улыбнулся он.

— Это плохо?

— В этом вся ты, — снова улыбнулся он. — Расскажи мне, что привело тебя сюда вновь? Ты хотела навестить свою подругу?

— Я к тебе пришла, тебя увидеть стремилась. Ты моя награда, — вырвалось у меня.

Он никак не ожидал услышать подобный ответ и искренне удивился:

— Я твоя — что?

— Ты моя награда.

— За что?

Я вздохнула, не зная, как ему это объяснить.

— За беды мои, прошлые и будущие…

— Беды? Награда? Наташа, я ничего не понимаю.

Он держался немного отстраненно, я бы даже сказала, был холоден. Не выдержав, я сама бросилась к нему на шею, покрыла поцелуями его лицо. Я даже встала на цыпочки, пытаясь дотянуться до него с высоты своего небольшого роста. Он робко отвечал мне, но совсем не по-мужски. Мы словно поменялись ролями… Мне так хотелось, чтобы он страстно заключил меня в объятия, а он вел себя как нецелованная красна девица. Я страстно желала его, и меня обижала его отстраненность.

С трудом оторвавшись от него, я спросила:

— Я тебе совсем-совсем не нравлюсь? Не нужна больше? Так ты скажи… я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь. Но только не оскорбляй меня, не обижай своей холодностью.

— Разве тебе недостаточно замужества? Разве этот твой поступок не блажь взбалмошной женщины, желающей получить «награду»?

— Ах, это… Ты совсем неправильно меня понял.

— А как тебя понять, Наташа?

— Мое замужество потерпело fiasco. Я вышла за монстра, у меня в доме происходят невероятные, странные, жуткие вещи, — со вздохом выпалила я. — Он населен людьми, от которых на улице я бежала бы прочь без оглядки. Но мне приходится жить с ними бок о бок, и улыбаться им каждое утро, и желать доброго дня. Моя жизнь настолько трудна…

— Трудна… Но разве ты не сама выбрала эту жизнь для себя? Не ты ли дважды меня оттолкнула?

В его глазах я увидела колючие льдинки. Смысл прозвучавших слов был частично скрыт от меня: я не понимала, почему «дважды». Меня задели за живое и его тон, и взгляд, и ответ… Не такого я ожидала.

— Ну что ж, коли я решилась прийти сюда, не испугаюсь и ответить тебе честно и открыто. А потом уйду! Да, ты прав, я сама выбрала свою жизнь. Видно, я была глупа и молода и не предполагала, во что это выльется… Все вокруг твердили, что мое замужество к добру не приведет, но я упрямо не хотела никого слушать, считала, что моя любовь может творить чудеса… Увы и ах, — этого не произошло. Мое эфемерное счастье, которое я сама себе нарисовала, разбилось вдребезги, и его острые осколки больно ранят мою плоть и душу. Папа безнадежно болен, я теряю его… У меня есть маленькая дочка, которую я очень люблю, но и она не может заполнить пустоту, образовавшуюся вокруг меня. Мне не хватает любви и тепла… — и я тихо добавила: — Мне не хватает тебя… Теперь я всё сказала и могу уйти, потому как навязываться тебе не намерена.

Я решительно направилась к двери, но Петр, схватив за руку, резко притянул меня к себе и впился поцелуем мне в губы. Он сжимал меня в объятиях так сильно и так страстно, что я сразу поняла — я очень ему нужна! Он готов взять меня со всеми моими проблемами, маленькой дочкой и умирающим отцом. Он даже готов вступить в схватку с монстром-мужем и совершенно ничего не боится — так мне в тот момент казалось. И в то же время он целовал меня так, как будто это последний поцелуй, и эта встреча тоже последняя! Он словно хотел запомнить всё-всё: мой запах, вкус губ, цвет и блеск моих глаз… Он ни на секунду не закрыл глаза, он неотрывно смотрел на меня, страстно целуя, и это было странно.

Наконец он крепко прижал меня к груди, сдерживая мой трепет: я дрожала всем телом, как осенний лист на ветру. Я подняла к нему лицо и спросила:

— А почему ты не закрываешь глаза?

Его голос был взволнованным, он смотрел на меня очень нежно, и вместо льдинок в его глазах блестели слёзы.

— Я боюсь, что, как только я их закрою, ты исчезнешь. И не будет больше передо мной твоего лица… Я очень боюсь снова потерять тебя.

— Как же мне хорошо с тобой, на душе так тихо и спокойно. Нет этой сумасшедшей страсти, но сколько добра и тепла, — и я снова упала в его объятия. Нежно прильнув, я отогревалась душой в его руках, гладила его, трепала его шелковистые волосы. А он улыбался и ласково журил меня:

Конец ознакомительного фрагмента.