Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной

Светлана Гребенникова

Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.

Глава 216. Меланья

Проснулась я от резкого храпа и с удивлением обнаружила лежащего рядом Федора. Впервые за долгое время он изволил започивать в нашей комнате, и от него противно пахло перегаром вчерашних возлияний. Он завалился на кровать, не раздеваясь, и это навело меня на мысль, что явился он, в сильном подпитии, уже под утро. Рулады, которые он выводил, раздражали меня, и я толкнула его в бок, но Федька, буркнув, захрапел еще сильнее.

Эта картина никак не вязалась с виденным мною во сне. Минуту я с пренебрежением взирала на своего мужа и вдруг отчетливо поняла, куда и зачем сегодня направлюсь.

— Ну и валяйся тут, как поросенок, мне это только на руку: так ты не сможешь помешать моим планам.

От принятого решения меня слегка потряхивало. Еще не зная зачем, я уже отчетливо понимала, что мне нужно сделать.

Надев домашнее платье и приведя в порядок лицо и волосы, я устремилась вниз. Нужно было быстро позавтракать, навестить дочку и папу и, отдав распоряжения прислуге, ехать в город — навстречу свежему ветру нового дня.

Время уже близилось к полудню, и я слышала, как мать Федора командует, что ей подать к обеду. Фекла вставала рано и, как правило, когда я только завтракала, она уже обедать изволила. «Освоилась бабушка, лихо приказания раздает», — усмехнулась я. И дабы не встречаться с ней в столовой, попросила подать мне завтрак в гостиную.

На столе уже стояла свежая выпечка. Я схватила булку и быстро сунула в рот. Будоражащие мое сознание мысли мешали наслаждаться вкусом пищи. Я думала о нём… о Петре.

Наспех позавтракав, я вскочила, обдумывая дальнейшие шаги. От волнения мне не сиделось на месте. Как только я опускалась на стул, меня тут же подбрасывало, и я начинала кружить по комнате, представляя себе то одно, то другое развитие событий с моим милым Петенькой, коего я так давно не видела, но всё еще помню. Я словно была опьянена радостью грядущей встречи. В тот момент я не могла даже помыслить, что мои чаяния не сбудутся, не позволяла себе обратить взор в иную сторону.

Поток радостных мыслей уносил меня к небесам: «Я обязательно найду его сегодня, даже если потребуется силой вытрясти из Насти его адрес! И она мне его скажет. Да что там скажет: сама отвезет ему записку! А он… узнав, что я жду его, непременно захочет меня увидеть!»

Но тут я услышала приближающиеся голоса и шаги. Двери раскрылись. Первой вошла Фекла, жестом приглашая следовать за собой девушку. Но та, по всей видимости, робела переступить порог и переминалась с ноги на ногу. Меня это заинтересовало и, пересев в глубокое кресло напротив двери, я стала с интересом наблюдать, что произойдет дальше. Фекла Федоровна уверенными, размашистыми шагами прошла на середину комнаты и скрипучим голосом позвала:

— Милка! Чего ты мнешься? Ну! Смелее, дочка, проходи-проходи, не боись. Вот и барышня наша проснулася, сейчас знакомиться будем.

Робко переступив порог, девушка застыла на месте, чуть опустив голову. Она была невысокого роста, крепкая, одетая в домотканый сарафан и серую дорожную накидку, чепец она держала в руках. Но что меня удивило, так это ее прическа, необычная для деревни: не очень длинные темные волосы были свободно подвязаны лентой и ниспадали на плечи. Выглядела она опрятно и скромно, так что неприязни к ней у меня не возникло.

Девушка передала подоспевшей служанке накидку и дорожный чепец, а котомку, сняв с плеча, двумя руками держала перед собой, точно боялась, что ее кто-нибудь украдет. Я жестом велела подойти поближе. Не поднимая головы, она робкими маленькими шагами подошла и присела в знак приветствия в неглубоком неуклюжем книксене.

— Здравствуй, девица. Ты голову подними да расскажи мне, кто ты, откуда, как тебя зовут и с чем ты пожаловала в мой дом.

— Доброго дня, барышня, — ответила она. — Меня зовут Меланья, а пожаловала я в ваш дом с добром, как получила от бабы Феклы приглашение. Узнала я от нее, что ваш отец находится в глубоко болезном состоянии. С тем и прибыла, ухаживать, значится, за им.

Я молчала, внимательно всматриваясь в ее карие глаза, и что-то легким звоном отозвалось внутри. «Что это? О чём меня предупреждают?.. Может, хоть раз в жизни всё-таки стоит прислушаться?..»

— Барышня, не извольте беспокоиться, — торопливо заговорила она вновь. — Я давно знахарством занимаюсь, большой опыт ухода за недужными имею. Так что всё сделаю должным образом, комар носу не подточит. Всегда отец ваш будет чистый, сытый, и за разговорами со мной не заскучает. А ужо как я травы знаю…

Я склонила голову набок и еще раз оглядела ее сверху донизу.

— Говоришь, опыт большой ухода за больными имеешь? Училась у кого? Как навыки лекарские приобрела?

Меланья раскраснелась и начала нахваливать себя, всплескивая руками:

— Так навыков-то я, барышня, приобрела великое множество. Бабка моя, травница, всему меня обучила. Настойку от любой хвори сотворю, каждую травку знаю, что к чему понимаю, а уж больных-то через мои руки прошло — не счесть. Вы не смотрите, что я молода ишшо: с детства с бабкой своей за хворыми ухаживала, а как померла она, сама этим промышляю.

Я всё более внимательно вглядывалась в ее лицо, и это «промышляю» неприятно резануло слух.

— Так… расскажи подробнее, как и чем ты «промышляешь».

— Ну… Это… Довольны все, — чуть смутившись, объяснила она. — Кто деньгу даст, а кто припасами отблагодарит. Но довольны родичи болезных-то, довольны. Потому как хороший уход я им обеспечивала и работы грязной не гнушалась.

Она посмотрела на Феклу Федоровну, ожидая подтверждения своих слов, и свекровь тут же откликнулась:

— Сущую правду Милка сказывает. В деревне у нас она на вес золота, как есть самородок. Вся Тютюревка к ей в очередь выстраивалась, она от всяких хворей подмогнуть сумеет. Где-то травку нужную приложит, кому отвар волшебный сделает, чтоб боли не чувствовать, а где-то просто добрым словом немощного поддержит. Травы сама собирает, всё-всё про их знает. Так что, барышня, не извольте беспокоиться, уход за Валерьянычем будет в самом лучшем виде!

Вставая, я легонько хлопнула ладошкой по коленке.

— Ну хорошо! Коли ты такая кудесница, тогда пойдем! Я отведу тебя в покои к отцу и познакомлю с ним.

Меланья угодливо засуетилась.

— Да-да, барышня, конечно. Только разрешите мне с дороги немного в порядок себя привесть. Ну не могу же я столь знатному господину в таком виде показаться.

Мне стало даже интересно.

— А что тебя в твоем виде не устраивает?

Я стала прикидывать в голове разные варианты ответа. Поймав мой пристальный взгляд, Меланья засмущалась.

— Ну-у-у, дайте хочь волосы под платок подберу. Чтобы не осыпались и в лицо при осмотре не лезли.

Меня несколько удивил ее ответ. «А что? Девушка и впрямь чистоплотная, о лекарском деле говорит с толком и пониманием. И не вызывает сомнения, что много практики имела». Я с облегчением выдохнула, обрадовавшись, что за отцом будет должный уход.

— Если всё будет так, как ты говоришь, и я увижу, что ты помогаешь папе, то не поскуплюсь и щедро отблагодарю тебя за старания. Тебе будет выделена отдельная комната рядом с покоями отца, чтобы он в любое время дня и ночи был под твоим присмотром. Остальное тебе Фекла Федоровна покажет. Если особые просьбы будут — выслушаю, ради своего батюшки я на многое готова.

Она смущенно улыбнулась и, опустив глаза долу, ответствовала:

— Барышня, девушка я скромная, в строгости воспитанная, к тяжелой работе привыкшая и ни о какой барской роскоши не помышляю. Предназначение свое вижу в том, чтобы сирым и убогим помогать.

Я резко вздернула голову, отметив, что, чем больше она меня убеждает, тем сильнее я сомневаюсь в чистоте ее помыслов.

— Да, пока он беспомощен, но не одинок, и я думаю, если ты такая завзятая травница, то сможешь поставить его на ноги. И с чего ты взяла, что мой отец сирый и убогий?!

— Ну как же, барышня? Если с ним такое приключилось, значит, в чём-то провинился он пред Небесами. Значит, за что-то наказан!

Мне не очень приятны были ее суждения.

— А веришь ли ты в Небеса? — спросила я.

— Ну а как же, барышня? — голосом невинной овечки ответила Меланья. — Во что же тогда верить-то?

— Ну как во что верить в твои-то годы? — усмехнулась я. — В любовь. Странны мне слова твои: девушка должна о семейном счастье мечтать, а ты вишь какая праведница…

— Для каждого у Господа своя дорога. У меня вот такая…

Она смущенно опустила глаза, и этот ее картинный жест показался мне фальшивым. И уже сложившееся хорошее впечатление от встречи с этой лекаркой стало развеиваться.

— Пойдем, Меланья, не будем задерживаться. Волосы ты и наверху подберешь. Я тебя с папой познакомлю: от меня и больше ни от кого он должен помощь принять.

Шурша сарафаном, она семенила за мной, и я спиной ощущала ее прерывистое дыхание, отчего-то чувствуя себя из-за этого незащищенной. Я успокаивала себя: «Приеду из города, пригляжусь к ней повнимательнее. Что-то меня настораживает в этой „благочестивой“ девахе: похоже, не так проста она, как хочет казаться. Ну да ничего, я ее быстро на чистую воду выведу. Жаль, что Вера наотрез отказалась приехать и ухаживать за папой… Вот бы кто точно сумел ему помочь».

Собираясь подняться на второй этаж, наверху лестницы я увидела Федора. Он уже успел привести себя в порядок и, сияя как медный таз, наигранно весело крикнул:

— Наталья, душа моя, ты ли это?

— Да, муж мой. — Я решила показать, что более не сержусь: выяснение отношений с ним сейчас могло помешать моим планам.

Он быстро сбежал по лестнице и с лицедейским пафосом расцеловал меня в обе щеки.

— Доброго утра тебе, женушка. Завтракала ли ты? Быть может, хочешь составить мне компанию в трапезной?

— Я уже поела, Федор. Меня ждут другие дела.

Он заглянул мне за спину и несколько удивился.

— А это кто, Наташ? Кажется, мне знакомы ее черты…

Меланья стояла, низко опустив голову.

— Ну же, барышня, глаза-то подними.

— Какая она тебе барышня?! — резко спросила я. — С ума что ли сошел? Это, между прочим, землячка твоя, из вашей глухой дыры приехала!

Я еле сдерживала себя, сама не понимая, почему так взвилась: «Как только язык его поганый повернулся назвать ее барышней?! Ослеп, что ли, девку деревенскую от барышни не отличает?! Или позлить меня хочет?! Так ничего у тебя, Феденька, не выйдет!»

Чуть повысив голос, я обратилась к Меланье:

— Ну, чего ты молчишь, как глупая коровушка? Видишь, барин к тебе обращается — ответствуй! Вы раньше встречались?

Она подняла наконец голову, робко взглянула на него и тут же опустила глаза. Федор удивленно произнес:

— Мела-а-а-анья?! Что она тут делает?

Фонтан злости поднялся в моей груди: «А-а-а, так вы еще и знакомы?!»

Я сделала шаг в сторону, с интересом наблюдая за ними. Федька подошел вплотную и поднял голову Меланьи за подбородок. Увидев это, я недовольно задышала чаще, а руки нервно заерзали, теребя платье. Негодование мое набирало обороты, но я не торопилась его изливать и с интересом ждала, что будет дальше. Они стояли и смотрели друг на друга.

— Как же ты сюда попала? Как твой брат? Как его здоровье? Уехал он куда, или по-прежнему проживает в нашей деревне? — засыпал он ее вопросами. — Что, замуж ты так и не вышла?

— Не вышла… Ну что вы, Федор Федорович, не извольте беспокоиться, всё хорошо, — ее противный смиренный голосок выводил меня из равновесия. Я уже совершенно не верила этой наигранной кротости. Их разговор меня жутко раздражал. На первый взгляд, ничего предосудительного в этой беседе не было: они только воспоминали общих знакомых. Но звенящие в душе колокольчики уже сливались в дружный тревожный хор, он гремел в моей голове, и, чтобы остановить его, я громко крикнула:

— Заканчивайте свою милую беседу! У нас есть более важное дело: мы направляемся в покои отца. Твоя землячка будет ходить за папой, не так ли, Меланья? — строго спросила я ее.

— Да-а-а, барышня, — кротко ответила она. — Работы грязной я не боюсь… всё сделаю, как скажете.

…О, Господи! Знала бы я тогда, что это сама грязь пришла в мой дом! А я, не распознав, ее впустила. Ничем не гнушалась она, идя к своей цели. Ну да, чего же грязи замараться бояться…

— Следуй за мной! — скомандовала я. Не помня себя, схватила ее за руку и потащила наверх.

Что это было, я и сама не понимала: никогда ранее я не позволяла себе голой рукой взять за руку служанку. А Федор с таким задумчивым видом смотрел нам вслед, что я даже решила поменять свои планы: «Похоже, Петечка, придется тебе еще немножко меня подождать. Не могу я сегодня оставить без присмотра своего мужа! Что-то не нравится мне в сем вертепе. Я должна во всём разобраться, чтобы развеять сомнения или утвердиться в их правоте».

— Барышня, мне больно, больно, — доносилось из-за спины.

Я остановилась и удивленно развернулась к ней.

— Больно? Отчего?

— Вы… вы так давите на мою руку, что даже пальцы побелели, я их уже совсем не чувствую.

Я в недоумении посмотрела на наши руки и только сейчас поняла, как сильно сжала кулак. Я тут же брезгливо разомкнула пальцы и раздраженно бросила через плечо:

— Не отставай, шагай за мной быстрее! Не может отец ждать тебя весь день.

— Да-да… — испуганно кивнула она.

Меланья шагала позади, след в след, и я чувствовала ее дыхание. Тогда оно еще не было зловонным и пропитанным ненавистью ко мне…

Отец спал. Я подошла и тихонько тронула его за плечо.

— Папа, папа, проснись!

Но отец даже не шелохнулся. Пребывая в возбуждении, я торопила события и, наклонившись, почти крикнула:

— Па-па!

Он вздрогнул, открыл глаза и без посторонней помощи сел, но силы быстро покинули его: он повалился спиной на подушки и шумно выдохнул, растерянно хлопая глазами:

— Фу! На-таш-ка! Ох-х-х… Фу…

— Пап, ну не волнуйся ты так. Я тебя напугала, извини. Смотри, кого я привела. Эта девушка будет за тобой ухаживать. Она молода и, надеюсь, сможет радовать твой глаз каждый день, когда ты будешь ее видеть. Ведь ты этого хотел?

Отец взглянул исподлобья и, видимо, хотел что-то сказать, но ему удалось произнести только «как»… Он запнулся, и речь его стала непонятной. Меланья подошла ближе и склонилась к его лицу, внимательно слушая, что он бормочет. Я оттолкнула ее.

— Ты всё равно ничего не поймешь!

— Ну зачем вы так грубо, барышня? Я всё понимаю: он спрашивает, как меня зовут. — И, обращаясь к отцу, ласково проворковала. — Здравствуйте, сударь. Я Меланья, приехала издалека, чтобы ухаживать за вами. Позвольте мне стать вашим другом и подставить свое плечо, чтобы вы смогли на него опереться. Я многому обучена и сумею побороть вашу боль и усталость.

Я сложила руки на груди, продолжая наблюдать. Отец смотрел на свою сиделку и слушал ее очень внимательно. Меланья обеими руками взяла его ладонь, и он не воспротивился. Я видела по его глазам, что он почему-то сразу проникся к ней добрым расположением. «Ну ладно, — подумала я. — Если она действительно сможет принести ему пользу, то почему бы и нет? Пусть остается в доме, я выделю ей комнату рядом с покоями отца, но буду пристально наблюдать за ней. Что-то здесь не так. Как-то странно Федор смотрел на нее… И почему это так сильно меня задело? Непонятно… Обычная деревенская девка, не чета мне, так почему она меня раздражает? С этим я еще разберусь — потом…»

Я поцеловала папу в щеку и поспешила удалиться. Распорядилась, чтобы прислуга приготовила Меланье комнату, показала дом и помогла во всём разобраться.