Обо всём. Сборник рассказов

Сабина Янина (2025)

Публикую второй, дополненный сборник рассказов и повестей. Я составила сборник в хронологическом порядке, начина от своих самых ранних рассказов и заканчивая последним рассказом "Браслет души", который был написан в ноябре 2024 года для конкурса научно-фантастических рассказов "Россия 2050". В сборник входят произведения разных жанров: и психологической драмы с элементами детектива, и юмористические, и рассказы о любви, но большая их часть написана в жанре фантастики. Надеюсь, что вы найдёт для себя произведение, которое доставит несколько минут удовольствия.

Смерть на пляже (2017 г.)

Солнце, море, пляж! Что может быть лучше, когда раз в году выбираешься из душного офиса? Уже три дня, как я купаюсь в этом счастье. И счастье называется Чёрное море. Вот и сейчас, сильное и ласковое, оно несёт меня, тихо баюкая, к другому краю земли.

Нет, всё-таки к другому краю не надо, я не очень хорошо плаваю, лучше вернуться поближе к берегу. Наплававшись, выбираюсь на берег и с удовольствием растягиваюсь на шезлонге. Благодать. Рядом девушки щебечут и смеются о чём-то, о своём. Ребятишки брызгаются на отмели, а их родители безмятежно подставляют животы под жаркие лучи солнца, лениво потягивают коктейли и читают детективы. Хорошо. Скоро вечер. Опять весь день провалялась на пляже.

— Глафира, — сказала я худенькой женщине лет пятидесяти, лежащей на соседнем шезлонге, — пойду, пройдусь, а то за эти три дня на пляже у меня уже прибавилось килограмма три. Боже, что со мной будет через две недели отпуска!

Глафира махнула рукой, не отрываясь от книги.

Упрекая себя за лень и обжорство, я решила пробежаться по берегу или хотя бы быстрым шагом пройти пару километров. Быстро накинув лёгкий пляжный халатик и сунув ноги в шлёпки, пошла вдоль берега. Идти было неудобно: в шлёпки всё время попадал песок и мелкие камешки.

«Уж лучше босиком», — решила я, сбросила их и побежала. Бежала я недолго, задохнулась и перешла на шаг.

«Однако, — подумала я, — совсем плохая стала».

Я ушла вдоль берега довольно далеко. Дошла до бухточки и зашла в неё. Вода в ней была тёплая, а сама бухточка мелкая. Я сделала несколько шагов и прямо перед собой, на песке, увидела молодую женщину. Она лежала метрах в трёх от воды в открытом купальнике и в распахнутом халатике. Подойдя поближе, я увидела сильный кровоподтёк на её шее. Я заглянула ей в лицо и отпрянула, невольно зажмурившись. Она была мертва. Страх так сжал сердце, что оно бухнуло, перевернулось и застучало, как из пулемёта. Со всех ног я бросилась в пансионат.

С криком:

— Там в бухточке убитая девушка! — я кинулась к администратору.

— Вы с ума сошли! — подскочила та на месте. — Этого не может быть!

— Точно! Я сама сейчас её видела!

— Да не кричите вы так, — опомнилась администратор и дёрнула меня за руку, почти втиснула в служебную комнату.

— Посидите тут, успокойтесь. Сейчас принесу вам воды и сообщу в полицию.

Она оставила меня одну. А у меня перед глазами всё стояла та девушка, с открытыми глазами, как будто смотрела на меня. Меня передёрнуло, сильно разболелась голова. Через несколько минут вернулась администратор и принесла мне стакан воды.

— Выпейте.

— Спасибо, Маргарита, — сказала я, взглянув на её бейджик. — У меня голова разболелась. Я, пожалуй, пойду к себе. Или надо подождать полицию?

— Лучше подождите. Сейчас я вам принесу что-нибудь от головной боли.

— Хорошо.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и получаса, как приехали полицейские. Их было двое. Пожилой, лет шестидесяти, высокий, чуть сутулый толстяк, выглядел неповоротливым, даже усталым; и парень, лет двадцати пяти, похожий на студента.

«Помощник», — подумала я.

Они прошли в комнату.

— Ну, что тут у нас? — не здороваясь, спросил старший, отдуваясь и вытирая шею платком.

— У нас тут труп, — пересохшими губами сказала я.

Он покосился на меня.

— Ага. Ну и где он, ваш труп? — спросил усаживаясь.

— Почему это мой, — обиделась я. — Мёртвая девушка там, на пляже, в бухте. Отсюда в километре по берегу.

— Так, ещё и в километре по берегу, — проворчал он.

— А вы кто, дамочка, будете? Ваши документы? — обратился он ко мне.

— Мои документы в номере. Я здесь отдыхаю в номере тридцать восемь. Принести?

— Принесите. Егор, — повернулся он к помощнику, — проводи.

Я вышла в сопровождении Егора. Вернулись мы быстро. Полицейский взял мой паспорт и стал заполнять какой-то бланк:

–Ибрагимова Ирина Львовна, — прочёл он вслух, — восемьдесят пятого года рождения. Замужем. Так. Значит, заявляете, что видели труп женщины на пляже?

— Заявляю, — сказала я.

Он заполнил бланк и протянул мне.

— Прочитайте, если всё так, подпишите протокол устного заявления о преступлении.

Я подписала.

— Давно тут отдыхаете? — спросил он.

— Сегодня третий день.

— Ладно, пойдёмте, покажите, где видели труп, — сказал он, возвращая мне паспорт.

Быстро темнело. На море всегда так, светло, светло, а потом сразу падает темнота. Вот и сейчас оставалось каких-нибудь пятнадцать минут до полной темноты. Я не трусиха, но мёртвых побаиваюсь, да ещё когда темно… Бр-р-р… Нервно поёживаясь, я пошла за полицейскими.

— Эй, где вы там, — окликнул меня полицейский, — не отставайте!

Дошли до места ещё засветло. Девушка всё так же лежала. Полицейские подошли к ней. Склонились. О чём-то пошептались, и старший достал рацию. До меня долетали обрывки его фраз:

— Да… молодая женщина… похоже, задушена… присылайте криминалистов… тут пока… сейчас оцеплю… нет ещё… запишу показания… завтра.

Молодой человек лентой огораживал место вокруг лежащего тела. Закончив разговаривать, старший обернулся ко мне.

— Вы раньше видели эту девушку?

— Нет, не видела.

— Точно не знаете её? Она не из вашего пансионата?

— Ну, может, и из нашего. Я недавно приехала, и почти всё время на пляже загорала. Мало ещё кого знаю.

— А зачем вы сюда забрели? Так далеко от пляжа?

— Просто хотела пройтись по берегу, погулять.

— Странно, чего тут гулять-то.

— Так море, берег, всего в километре от пляжа, тихо — почему не погулять?

— Значит, вы, кроме этой девушки, никого не видели?

— Нет, не видела.

— А вы босиком, что ли, гуляли? Вокруг натоптано босыми ногами.

— Босиком, а что?

Старший посмотрел на меня:

— Ну ладно. Завтра из пансионата никуда не уходите. Буду допрашивать постояльцев, и вам нужно быть.

— Хорошо.

Помолчали.

— Мне уходить? — спросила я.

— Да, можете идти.

Я хотела было уйти, но уже стемнело, и я нерешительно топталась рядом.

— Так, темно уже, ничего не видно. Я боюсь одна. Труп ещё этот, — прошептала я.

— Чего боитесь-то? Не маленькая уже. Труп за вами не побежит. Ладно. Егор, проводи её. Только быстро давай!

Добрались мы без приключений. Егор проводил меня до ворот пансионата и, простившись, ушёл, а я пошла к себе.

Включила свет и пошла в душ. Долго тёрлась губкой, как будто хотела смыть с себя все неприятные воспоминания. Спала я плохо, и утром из зеркала на меня смотрело бледное лицо с синими кругами под глазами. Немного тошнило. «Наверное, стресс, — подумала я. — Надо позавтракать, и всё пройдёт».

Несмотря на раннее утро, все уже были в курсе вчерашнего происшествия. В столовой отдыхающие встревоженно перешёптывались. Мои соседи по столу: Глафира Грацкая и супруги Пётр и Агнесса Свибловы — уже завтракали, когда я пришла.

— Доброе утро, — поздоровалась я, занимая своё место.

— Какое же оно доброе, милочка, вы не слышали, что произошло? — ворчливо произнесла Агнесса.

— Слышала, — ответила я.

— Куда катится мир, — пробормотал Пётр, с аппетитом жуя творожную запеканку, — даже на отдыхе нет покоя от преступлений! Убийства, воровство, мошенничество — куда ни плюнь!

После завтрака ко мне подошла Глафира. Я с ней познакомилась в первый день своего приезда, и почти всё время мы проводили вместе. Это была эффектная женщина лет пятидесяти, бывшая актриса, молодящаяся и большая модница. Она любила пококетничать с мужчинами и считала себя неотразимой дамой. Несмотря на разницу в возрасте, мы довольно близко сошлись с ней.

— Ириша, вы представляете! Её нашли на пляже! Вчера была полиция! Говорят, она задушена! Какой ужас! — затараторила она, прижимая к себе зонтик, — странная её особенность: она почему-то всегда и везде ходила с зонтом.

— Да, Глафира, я в курсе. Это я её нашла, когда вчера гуляла по берегу.

— Да что вы говорите! Какой кошмар! Я бы умерла от страха!

— Скоро придут полицейские и будут всех допрашивать, — сказала я.

— Допрашивать, тут в пансионате? Ну, это лучше, чем ехать в полицию. А во сколько нас вызовут?

— Не знаю, на ресепшене объявление висит, просят пока не расходиться. Будет объявление по радио.

К двенадцати часам дня подъехала полицейская машина. Допрос проходил в кабинете директора пансионата.

— Просьба всем отдыхающим собраться в киноконцертном зале, — услышали мы объявление.

— О! Вызывают! — встрепенулась Глафира. — Пойдёмте скорее.

В зале было душно, и мы попросили включить кондиционеры. Жужжание кондиционеров, шушуканье взволнованных людей подействовало на меня угнетающе, и я чувствовала себя совсем больной.

Первым вызвали на допрос Петра Свиблова. Он вышел через полчаса красный, нервный, и сразу ушёл к себе.

Мне пришлось прождать почти три часа, пока очередь дошла и до меня.

— А, старая знакомая, — сказал полицейский, — проходите, садитесь.

— Почему старая-то? — невольно спросила я. — Совсем ещё не старая.

Полицейский хмыкнул.

— Здравствуйте, — сказала я, усаживаясь на стул перед ним.

— Приветствую. Как спалось?

— Плохо. Мучили кошмары. Всё снилось, как я душу девушку на пляже.

— Это записать как чистосердечное признание?

— Это записать как шутку на злобу дня.

— Так, ладно, шутки в сторону. Скажите, где вы были позавчера с четырёх до шести вечера?

— Как всегда, на пляже.

— Кто это может подтвердить?

— Глафира. Глафира Грацкая. Она живёт в пятьдесят шестом номере. Мы часто с ней ходим вместе на пляж.

— Хорошо. Значит, убитую девушку вы раньше не видели?

— Нет, не видела. Я же вчера уже говорила.

— А что вы можете сказать об отдыхающих?

— А что я могу сказать? Вам лучше спросить у них.

— Гражданочка! Отвечайте на вопрос! У кого что спрашивать, я сам решу.

Я вздохнула:

— Странные вопросы вы задаёте. Я что, слежу за ними, что ли? Я приехала отдыхать, загорать на пляже, купаться в море! Ну, сплетничают отдыхающие друг о друге от безделья, что такого? Сплетни вам пересказывать, что ли?

— Да, я хотел бы от вас услышать то, что говорят друг о друге отдыхающие, и что или кого вы видели в день убийства.

— А когда девушку убили?

— Экспертиза установила, что смерть наступила позавчера где-то с четырёх до шести дня, — ответил полицейский.

— Ну, пансионат у нас небольшой. Сейчас проживают Пётр и Агнесса Свибловы, я с ними обедаю за одним столом. Глафира Грацкая тоже с нами, о ней я вам уже говорила. Моя компаньонка по отдыху. С ней я была в то время, о котором вы спрашиваете. Что я могу сказать об отдыхающих? Пётр Свиблов с Аркадием Трофимовым любят заключать разные пари, играть в карты. Ну, что выигрывают, благополучно оставляют в баре. Должно быть, и во время преступления они играли в покер. Я их не видела. А их жёны Агнесса с Бертой (женой Трофимова) в их отсутствие любят пококетничать с мужчинами. Я их видела на пляже в обществе двух кавалеров. Они загорали рядом с нами, потом, вроде бы, ушли в номер.

Полицейский хмыкнул.

— Ничего такого. Да и хоть. Вообще, кто не без греха? Главное, у них есть алиби, и они не убийцы. Виктория и Семён Бабичи любят поругаться. И в тот день я слышала их ссору, — я задумалась вспоминая. — Да, действительно. В тот день они сильно кричали и спорили о чём-то, вроде бы даже подрались. Вам лучше уточнить у администратора. Его вызывали, чтобы их успокоить. Об этом судачили на ужине. Вера и Максим Богдановы — молодожёны. Счастливые, — улыбнулась я. — Всегда ходят в обнимку, и всегда вместе. Вряд ли им надо было кого-то душить в своё свадебное путешествие. Они, скорее всего, были у себя в номере. Ещё у нас есть несколько семей с детьми, которые в это время плещутся в бассейне или на море. Я всех не знаю. Есть и одинокие женщины, и мужчины. Я знакома с одним из них — с Викентием Гуревичем. Он уже немолод. Ему за шестьдесят, наверное. Он художник и часто бывает с мольбертом у моря. Я тоже художница, поэтому пару раз с ним разговаривала, смотрела его картины. Как мне рассказывала Глафира, Гуревич старый холостяк и почти женоненавистник. Глафира хотела с ним познакомиться, но он как-то грубо отнёсся к ней. Хотя со мной он был любезен. Многих я уже видела на пляже или в пансионате, но ещё не со всеми знакома. Вот всё, что знаю. Из тех, о ком я рассказала, на мой взгляд, никто не мог быть убийцей. У всех есть алиби.

— Ну, это уж позвольте мне решать: кто мог, а кто не мог быть убийцей, и у кого есть алиби. Ладно. Спасибо. Можете идти отдыхать. Прошу вас никуда из пансионата дальше пляжа не отлучаться, пока идёт расследование.

— Хорошо, — ответила я и вышла.

У дверей меня встретила Глафира:

— Ну как? Что спрашивали?

— Да ерунду всякую. Кого видела в день убийства. Просил рассказать об отдыхающих, что знаю. Я сказала, о ком что слышала и кого видела, примерно в то время, когда убили девушку. Сказала, что у нас с вами есть алиби, мы вместе отдыхали на пляже. Не волнуйтесь. Ладно, я пойду к себе. А вы ещё будете тут?

— Конечно, меня же ещё не вызывали. Потом пойдём на пляж поболтаем?

— Хорошо, пойдём, — ответила я.

Через два часа, уже лёжа на пляже, мы обсуждали происшествие.

— А знаете, — сказала Глафира, — преступления не закончились!

— Как так! — подпрыгнула я.

— А вот так! Я слышала сегодня, Гуревич жаловался, что у него пропало портмоне. У нас ещё и воры есть! Вот ужас-то! Надо скорее уезжать отсюда!

— Хм… кому нужно его портмоне, может, завалилось куда? Найдётся, я думаю. Разве раньше в пансионате бывали случаи воровства?

— Так раньше и случаев убийств не было!

— Ладно, пойдёмте лучше погуляем. Хоть погода хорошая.

Мы встали и пошли вдоль берега.

— А давайте посмотрим на место убийства, — предложила Глафира. — Я ведь там так и не была. Идёмте, покажете, где вы её нашли! Очень хочется посмотреть.

Я поёжилась:

— Ну что там смотреть? Очень неприятное воспоминание. Мне не хочется туда идти, — стала отказываться я.

— Ну, пожалуйста! — упрашивала Глафира. — Я никогда не была на месте преступления! Это, должно быть, так загадочно.

— Хорошо, пошли, — сдалась я.

Дойдя до бухты, мы осторожно заглянули за поворот моря. Там было тихо и пустынно.

— Где вы её увидели? — шёпотом спросила Глафира.

— Вон там. Метрах в трёх от воды. Вон у тех кустов, видите? — зашептала я в ответ.

— Вижу. Пошли поближе?

Глафира, осторожно ступая, пошла вперёд. Я пошла следом за ней. На песке виднелись обрывки ленты, которой было огорожено место, где лежало тело девушки. Сейчас никаких следов уже не было. Только сильно затоптанный песок.

— Да, — сказала Глафира. — Место преступления. Я люблю детективы. Надеюсь, тут всё осмотрели внимательно. И никаких улик не пропустили, — она пошарила ногой в песке. — Вот бы найти улику, и по ней определить убийцу!

— Да здесь всё уже осмотрели сто раз, — предположила я, — пойдёмте обратно.

— Да-да, — откликнулась Глафира, — сейчас пойдём.

Я подошла к морю и задумалась.

— А это что такое?! — услышала я возглас Глафиры.

Быстро обернувшись, я поспешила к ней:

— Что? Где? Вы нашли улику?

Недалеко от кустов, где нашли тело девушки, лежал портмоне, наполовину откопанное из песка.

— Портмоне! — воскликнула Глафира и хотела его поднять.

— Стойте, не поднимайте, может, это убийца обронил в борьбе, и там его отпечатки, — сказала я, удерживая её.

— Слушайте, а уж не портмоне ли это Гуревича?! — спросила Глафира.

Мы переглянулись.

— Надо срочно сообщить полиции, — сказала Глафира. — Вы идите, а я покараулю. Ирочка, только, пожалуйста, побыстрее, а то мне одной страшно.

— Может, лучше позвоним и будем обе ждать? Мне не хочется вас оставлять одну. У меня есть визитка полицейского, и телефон с собой.

— Уф, ещё лучше! — откликнулась Глафира. — Звоните!

Полицейские прибыли через пятнадцать минут. Грузно ступая по песку, к нам приближался мрачный полицейский.

— Ну, что тут у вас опять?

— Вот, — показали мы. — Нашли мужское портмоне, может, это улика!

— Ага! Ну, спасибо, что не ещё один труп.

— Егор, возьми его. Только аккуратно, не затри пальцы. Давай его сюда. Так, портмоне кожаное коричневого цвета. Посмотрим, что внутри. — Он расстелил бумагу и высыпал содержимое портмоне на неё. — Внутри две купюры пятитысячные, десять купюр по тысяче рублей, три по пятьсот и четыре по сотне. В отделении для мелочи — мелочь в размере ста восемнадцати рублей.

— Записал? — спросил он у Егора.

— Записал, — ответил тот.

— Хорошо. Имеет три отделения. В первом две карточки банка: Сбербанка и Бинбанка. Во втором — визитки. В третьем нет ничего. В окошке фотография собаки. Больше ничего нет. Видите? — Он обернулся к нам с Глафирой. — Все правильно записали?

— Да, вроде бы всё правильно.

— Не вроде бы, а правильно. Ладно. Распишитесь вот тут обе, как понятые.

Мы расписались.

— Вы предполагаете, чьё это может быть портмоне? — спросил он.

Мы молчали.

— Ну, что молчите?

— Да сегодня Гуревич жаловался, что потерял портмоне, — неуверенно сказала Глафира.

— Гуревич? Кому жаловался, администратору?

— Да, — сказала Глафира

— Ладно. Спасибо за помощь. Егор, забирай всё и пошли в пансионат, поговорим с администратором. До свидания, дамочки. Поосторожнее с прогулками в безлюдных местах, — уходя, сказал полицейский.

Мы отправились следом. Всю дорогу обескураженно молчали и сразу разошлись по своим комнатам.

Спустившись на ужин, я ещё раз убедилась, как быстро в пансионате распространяются новости. Не успела я сесть за стол, как Агнесса, обращаясь ко мне, взволнованно зашептала:

— Представляете, поймали убийцу! Кто бы мог подумать, что милейший Викентий Георгиевич окажется убийцей! Он рисовал такие красивые пейзажи. А сегодня его арестовали. Говорят, нашли его портмоне на месте преступления. Он его потерял, когда душил несчастную! Какой ужас!

— Ну, нашли, и, слава богу, спокойнее будет отдыхать, — проворчал её муж, — а то мы уже уезжать собирались.

— А я догадывалась, что это может быть он, — сказала Глафира, поджав губы. — Он же был женоненавистником! Как он оскорбил меня, когда я просто хотела с ним познакомиться. Только такой злой человек и может быть убийцей женщин.

После ужина все разошлись отдыхать. Я подошла к администратору.

— Вы не в курсе, как проходит расследование? Говорят, уже нашли убийцу? — спросила я Маргариту.

Она отложила журнал и наклонилась ко мне. — Ой, сколько страху мы все натерпелись, правда? — было видно, что ей скучно и очень хочется поболтать.

— И не говорите, это был настоящий кошмар, хорошо, что он закончился, — ответила я.

— Если бы! — шёпотом отвечала Маргарита. — У меня брат работает в полиции, он мне всё рассказывает, тоже переживает за наш пансионат. Ведь если убийцу не найдут, то о пансионате пойдёт дурная слава, и его могут закрыть. А с работой у нас тут сложно. Так вот, брат рассказывал, сначала была версия, что это кто-то вообще посторонний, как они его называют, убийца — гастролёр. Так думали потому, что там, где убили девушку, нашли билет на проходящий поезд, который у нас останавливается всего на пять минут. Даже дело хотели закрывать, так как не было других улик. А теперь вот нашли улику на нашего постояльца Гуревича. Вот ужас! Лучше бы это был гастролёр, — горестно вздохнула она. — Но знаете, я не верю, чтобы это Гуревич. Такой почтенный человек. Седой. Всегда с мольбертом. Вежливый такой. Может, он случайно его там обронил? Но зачем его туда понесло? Странное это дело, скажу я вам!

— Это точно, странное. И что ему вдруг взбрело девушку убить? — кивнула я.

Я поднялась к себе. Взялась за книгу, но чтение не шло на ум. Мне всё представлялся седой художник, пока я не заснула.

Два дня прошло без происшествий. Мы с Глафирой, как всегда, были на пляже, когда увидели знакомых полицейских, направляющихся к нам.

— Здравствуйте, — сказал пожилой, подойдя к нам. — Глафира Гавриловна, можно вас на минуточку, — сказал он, подавая ей руку и помогая подняться.

— Что такое? — спросила Глафира вставая.

— Гражданка Грацкая, вы арестованы по подозрению в убийстве. — Наручники щёлкнули на её руках.

— Как? — воскликнула Глафира. — Вы с ума сошли? Я никого не убивала! Это невозможно!

Я растерянно поднялась:

— Этого не может быть, — пролепетала я. От волнения у меня пропал голос.

— Очень даже может, — возразил полицейский. — Вчера в полицию обратился очевидец происшествия — владелец яхты, который во время убийства проходил на яхте вдоль берега, как раз напротив места преступления. Он видел в бухте двух женщин, а не мужчину.

— Это невозможно! Меня там не было! Он не мог меня там видеть! Ирочка, подтвердите. Мы всё время были с вами на пляже! У меня есть алиби!

— Да, конечно! — горячо заговорила я. — Я же была с Глафирой на пляже, она никуда не отлучалась в то время, когда происходило убийство!

— Разберёмся, — ответил полицейский, — с яхты лиц не было видно, но то, что это были женщины, чётко можно было определить по силуэтам и развевающейся одежде. И кроме того, на внутренней стороне портмоне нашли ваши отпечатки, гражданка Грацкая! Зачем вы подбросили портмоне на место убийства? Хотели скрыть настоящего убийцу? Вы пособничали или убили девушку? До выяснения всех обстоятельств вы арестованы. Пройдёмте в машину.

Глафиру увели. Я в остолбенении смотрела ей вслед, а в ушах всё звучал её голос:

— Да я подбросила это дурацкое портмоне, потому что хотела отомстить! Он оскорбил меня. Посмеялся при всех! Я никого не убивала!

«Боже мой, Глафира, как же так. Кто бы мог подумать. Подкинула портмоне. Мне она совсем не казалась злобной и мстительной», — думала я. У меня опять ужасно разболелась голова.

Через несколько дней Глафиру отпустили, и она уехала из пансионата, так быстро, что я её больше и не увидела. Отпуск подходил к концу. Я ещё подходила пару раз на ресепшен к Маргарите узнать, не нашли ли убийцу, но так ничего не выяснила. «Наверное, не нашли», — подумала я.

Настал день моего отъезда из пансионата. Поезд уносил меня в Москву.

— Наконец, всё позади, — облегчённо вздохнула я.

Забросила чемодан под нижнюю полку и села. Дорога отсчитывала километры стуком колёс. Вот и всё. Я вдруг вспомнила перекошенное смехом лицо Галины. Она тыкала мне в лицо фотографии, на которых они с моим Андреем… Она совала мне в лицо изменой моего любимого, и издевательски смеялась. Я не помню, что больше всего меня поразило, измена мужа или её бесстыжий смех. Я помню только, как мне ужасно захотелось стереть этот смех, стереть его с её лица навсегда! Я ясно представила, как в бешенстве сорвала с себя шарф и накинула ей на шею. Я тянула изо всех сил, на что была способна, но видела, как улыбка её становилась всё шире и шире.

— Ты замолчишь, ты замолчишь, — тряслась я в бешенстве, напрягая все свои силы, а она всё билась и билась, заходясь в смехе.

Потом затихла. Я опомнилась. Взглянула и опешила. Вместо улыбки оскал ужаса был на её лице. Я отпрянула. Ужас тупой болью отозвался в висках. Я бросилась бежать. Вернулась я через несколько часов. Да, Галя действительно была мертва.

«Так тебе и надо, зараза», — подумала я.

Осмотрела всё вокруг, нет ли чего, чтобы меня выдало. Шарф! На нём могут быть мои отпечатки. Я осторожно, словно боясь её разбудить, стянула его с её шеи. Подобрала клочки фотографий. На другой день я съездила в город и, озираясь вокруг, прикрываясь летним зонтиком, чтобы никто не заметил, достала из мусорного ведра на вокзале первый попавшийся использованный билет. Мне повезло. Это был утренний билет того дня, когда я свела счёты с Галиной. Я была в лёгких летних перчатках, следы на нём остаться не должны были.

«Всё хорошо, — трясясь, успокаивала я себя, — всё хорошо. Отнесу его и брошу рядом с Галей. Пусть подумают, что кто-то приезжий это сделал. Только бы её не обнаружили раньше. Только бы её не обнаружили раньше…».

Воспоминания прервала сильная головная боль. Я тихонечко застонала. Вытащила из сумочки цитрамон и приняла две таблетки.

«Ничего, сейчас пройдёт, это просто стресс».

Поезд мчал меня к Андрею.

«Зато мы вместе. Мы всегда будем вместе, и ни одна сволочь не отнимет у меня моего Андрея!» — думала я.

Поезд медленно подходил к Москве. Андрея я увидела сразу. Он стоял на перроне почти у самого вагона, держа в руках мои любимые цветы — астры, и улыбался.

— Здравствуй, родная, — сказал он, целуя меня. — Я соскучился.

— Здравствуй, — ответила я.

Я посмотрела на Андрея. Всё то же лицо, улыбка, но я ничего не почувствовала. Он был рядом, только руку протяни, а мне почему-то казалось, что он очень далеко, как будто я смотрю на него в перевёрнутый бинокль. В груди заныла пустота.

— Что-то случилось? — забеспокоился Андрей. — Ты как-то странно смотришь. Ты не заболела?

— Да нет, всё в порядке. Просто устала. Поехали домой.

— Ириш, ты езжай, а мне на работу надо. Прости, срочная работа. Я там приготовил, поешь и отдыхай с дороги. Я к шести буду.

— Ничего. Давай. До вечера, — ответила я.

Он поцеловал меня в щёку, он ушёл.

Домой идти не хотелось.

«Ну, не слоняться же по улицам с чемоданом и астрами», — подумала я и пошла к метро.

Дома всё было так же. Только тоска, казалось, выглядывала из всех углов.

Через два месяца мы развелись, и я погрузилась в пустоту. Мне не хотелось ничего. Я плохо различала, какое было время года, утро было или вечер. Впрочем, мне это было совсем неинтересно. Осталась только всепоглощающая пустота и одиночество. И мне было хорошо в нём. Когда я немного приходила в себя, я, пытаясь её заполнить, рисовала.

Должно быть, у меня получались странные картины. Наверное, от них веяло тоской и одиночеством, потому что люди шарахались, когда я их продавала на Арбате. Правда, изредка кто-то покупал у меня одну, другую картину, и даже за очень неплохие деньги. Но это такая ерунда. Главное, что мне не надо было искать себе работу, и я могла полностью отдаться моей пустоте.

***

Прошёл год. Я шла по берегу моря. Песок и мелкие камешки попадали в туфли, и идти было неудобно. Я сняла их и пошла босиком. Море сегодня волновалось. Его волны не тёрлись о ноги ласковой кошкой, а отталкивали, как будто прогоняли. Дойдя до той бухточки, я осмотрелась. Тихо. Заброшено. Тоскливо. Одиночество сдавило виски и тупой болью отозвалось в голове. Я села у самой воды, обхватив колени руками, и посмотрела вдаль. Сизое море переходило в серое небо, мгла окутала меня, и я тонула в ней задыхаясь.

Она подошла неслышно. Села рядом, тоже обхватив руками колени. Я знала, что это она, даже не взглянув.

— Зачем ты это сделала, Галя? Ты же знала, что мы были счастливы с Андреем, мы любили друг друга!

— И я любила его, Ир, хотела, чтобы он был со мной.

— Прости меня, Галь.

— И ты прости меня, — эхом отозвалась она.

Мы долго сидели рядом. У меня сильно заболела голова.

«Что я тут делаю? — пронеслось в мыслях. — Я с ума сошла!» — вокруг было пустынно, и только шум прибоя нарушал молчание. Прибой укачивал, успокаивал, хотелось вот так сидеть вечность и слушать его.

— Хорошо здесь, — сказала Галя. — Я часто прихожу сюда и смотрю на море. А ты что приехала? Тебе тоже одиноко?

— Одиноко. А здесь и правда, хорошо. Душа отдыхает.

— Да. Это ты верно сказала. А знаешь, как здорово слиться с волной! Я часто захожу в море и растворяюсь в нём, становлюсь огромной, как само море. Вмещаю в себя всё-всё, весь мир, и мне уже не одиноко. Пойдём, я покажу тебе.

Она взяла меня за руку и повела в море. Вода тихо принимала нас. Я шла, и море постепенно наполняло меня, заполняя пустоту. Из-за туч показалось солнце, и мне показалось, что всё вокруг засияло. Мне стало тепло и хорошо. Я засмеялась. А Галя шла всё вперёд и вперёд, увлекая меня за собой. Вода уже почти накрыла нас, когда она обернулась, и я увидела её сияющие глаза. В них было солнце.

— Иришка, здорово как, правда?

Мы стояли в переливающемся солнце, которое тёплыми волнами почти сомкнулось над нами, готовое растворить нас в себе. Галя вдруг отпустила мою руку.

— Мне пора, — сказала она. — Прощай. Не мучь себя, я прощаю тебя. Мне хорошо тут. Я счастлива. Ты возвращайся. Ты живая.

— Куда возвращаться? — не поняла я. — Я же солнце. Я море. Мне хорошо! Я не хочу никуда уходить. Галя, я с тобой. Галя, ты где?! — в отчаянии позвала я.

Холодная волна с силой ударила меня в лицо раз, другой. Задохнувшись от брызг, я пришла в себя и повернула к берегу. Поднялась довольно высокая волна, которая не давала выбраться на берег. Волны то подхватывали и несли к берегу, то, уже почти у самого берега, откидывались назад и тащили за собой в море. С трудом выбравшись на берег, я упала на песок. Отдышалась, встала и пошла по кромке моря.

Я шла, плакала и улыбалась:

«Она меня простила, она меня простила!» — стучала в голове одна мысль.

Как живительные капли воды, попавшие на иссохшую землю, оживляют её, так и эта простая мысль, попавшая на иссохшую пустотой и одиночеством душу, оживляла её, даря покой.

«Она простила меня. Я прощаю себя. Я могу жить».

Через час я сидела в отделении полиции и ждала пожилого полицейского, который год назад вёл расследование смерти на пляже…

Отчаяние (2018 г.)

Я сегодня пьяна, как хмельная луна, что резвится в ночи облаками.

Я сегодня одна, как зимою тоска, что стучится ко мне вечерами.

Я сегодня в бреду, как больной на снегу, распласталась в объятиях ночи.

Я сегодня не жду ни тебя, ни звонка и ничто мне сейчас не поможет.

Я сегодня грешна, как простая душа, что отвергла терпенье и веру.

Я сегодня ушла, как сгорела свеча, в тень судьбы моей не путевой.

Я сегодня усну, чтоб забыть обо всём, и быть может, воскреснуть, как феникс.