Операция «Танненберг»

Руслан Мельников

Позднее средневековье. Канун Грюнвальдской битвы. Но все идет не так. Все – иначе. Ощетинившаяся пиками швейцарская баталия и противостоящие ей австрийские рыцари сгорают в атомном пламени. Император Священной Римской Империи, вступивший в тайные переговоры с немецкими крестоносцами, расстрелян из пулемета. Здесь черные тевтонские кресты соседствуют с фашистской свастикой. Здесь несчастные мутанты объявлены исчадиями ада. Здесь с саперной лопаткой бросаются на закованного в латы рыцаря и с рогатиной – на мотоцикл. Здесь палят из гигантской бомбарды по бронетранспортеру и используют скорострельные арбалеты против «шмайсеров». Здесь бывший омоновец Василий Бурцев должен спасти весь этот неправильный и такой хрупкий мир. Книга публикуется в новой, авторской редакции.

Глава 5

— Конечно же, все это не моего ума дело, — примирительно болтал Альфред фон Гейнц. — Раз уж эти… добрые христиане с лицами язычников входят в состав посольства братства Святой Марии, значит, так надо. Политика — дело тонкое, а я всего лишь простой солдат, преданный императору. Потому прошу извинить меня, и пусть наши новые братья во Христе проявят смирение и не гневаются на меня. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?

— Можете, — в беседу вступил пан Освальд. — Милейший барон, вы не подскажете, какой нынче год?

Поляк уже был в курсе, что побег из эсэсовского хронобункера, осуществлялся не только в пространстве, но и во времени. Но нельзя же спрашивать вот так в лоб, в самом деле!

— Год? — глаза у барона округлились и полезли чуть не под самое забрало.

Да, действительно, странный вопрос для посла секретной миссии.

Альфред фон Гейнц повернулся к Бурцеву:

— Правильно ли я понял, что брат Святого ордена спрашивает…

— Да, барон. — Бурцев печально скривил губы. — Во время стычки с разбойниками нашего несчастного брата сильно ударили по голове. Он… он немного не в себе.

— Проклятые швейцарские алебарды! — немец отозвался с сочувствием и пониманием. — В свое время моему деду тоже здорово досталось в битве при Лаупане. Шлем несколько смягчил удар, но домой дедушка вернулся не в себе. И долго не протянул. Что ж, такое случается. Я надеюсь, ваш спутник излечится с Божьей помощью.

— С Божьей помощью, с Божьей помощью, — эхом отозвался Бурцев, — на него лишь уповаем в молитвах своих. И несчастный брат наш уже исцеляется. Но все же будет лучше, если вы ответите на его невинный вопрос, благородный Альфред. Именно вы, раз уж страдалец обратился к вам. Это… это успокоит немного его мятущуюся душу. Если вам не трудно.

Освальд недовольно хмыкнул, слушая юродничанье спутника. Ничего, переживет…

— Конечно! Конечно! — поспешно закивал барон. — Мне совсем не трудно. Сейчас 1410-й год от рождества Христова, а день и месяц…

Его не дослушали.

— Что-о-о! — мятущаяся душа Освальда отнюдь не желала успокаиваться.

Бурцев тоже не удержался — крякнул досадливо. Да уж, не до веселья. Незнакомый пятнадцатый век на дворе…

— Что-то не так? — встревожился барон.

— Нет, все в порядке. Просто у брата приступ.

— Как зовут вашего брата?

В этот раз поляк опередил Бурцева.

— Я — Освальд! — громко и торжественно отчеканил он. — Освальд Добжиньский!

Провозгласил это пан с таким видом, будто готов был немедленно сразиться с любым, кто посмеет оспаривать его заявление. Здесь, однако, слыхом не слыхивали о благородном разбойнике, пролившем два столетия назад немало немецкой кровушки. Не вызвал удивления у барона и тот факт, что рыцарь в тевтонском плаще кличет себя добжиньцем.

— А-а-а, добжиньские земли! — протянул Альфред фон Гейнц. — Как же, как же, слышал, знаю… Орден Святой Марии недавно отбил их у поляков. До нас доходят слухи, будто это может стать поводом к большой войне.

— Ох, станет! Еще как станет! — со скрежетом зубовным пообещал Освальд.

Пылающий взгляд поляка заставил барона повернуть коня в сторонку.

— У вас еще есть раненые, благородный Конрад? — осведомился фон Гейнц, косясь на Освальда.

— Нет. Один только.

— М-да… алебарды… страшное оружие, — пробормотал немец и перевел разговор в иную плоскость. — А скажите-ка, господин комтур, кто эти милые девушки?

Барон теперь с интересом разглядывал Аделаиду и Ядвигу.

— Это не девушки, — строго ответствовал Бурцев.

— А? Дамы?

— Сестры ордена.

— И они что, тоже входят в состав посольства?

— Они нам… помогают в пути. Готовят пищу, стирают…

Аделаида часто-часто заморгала. Раскраснелась, возмущенная, раскрыла и захлопнула рот, душимая гневом, не в силах произнести ни слова. И — хорошо… Истерики орденской «сестры» им сейчас только не хватало.

–…за лошадями смотрят, прислуживают. Ну и так, вообще…

— Вроде служанок?

— Вроде.

— Я так и понял, — удовлетворенно кивнул барон. — Я слышал, что в орденских замках несут службу женщины. Только никогда прежде не думал, что они сопровождают братьев-рыцарей в походах…

— Сопровождают-сопровождают. А что в этом такого? Или вы сомневаетесь в целомудрии братьев ордена Святой Марии, барон?

Альфред испуганно качнул шлемом:

— Нет, что вы, ничуть… Мне просто странно, что орденская челядь одевается так… своеобразно, — рыцарь не отводил глаз от нелепого медиумовского балахона Аделаиды. — Вероятно, этот черный мешок связан с какими-то обетами?

— Че-лядь?!

Казалось, малопольскую княжну, обретшую, наконец, дар речи, хватит удар. Агделайда Краковская успела еще что-то возмущенно и неразборчиво пискнуть. К счастью, умница Ядвига, зажав Аделаиде рот, вовремя оттащила княжну в сторонку.

— Что с ней? — изумился фон Гейнц.

— Да так… немного не в себе, — вздохнул Бурцев. — Нервы. Сами понимаете, сестре пришлось многое пережить.

— О, да! Подлые, подлые швейцарцы!

— А одежды — это… это… наказание, в общем. Вроде покаянной власяницы.

— Сестра провинилась?

— Да. Слишком много о себе возомнила. Забыла о смирении.

— Гордыня — тяжкий грех, — неодобрительно покачал головой Альфред. — В особенности для женщины.

— Ну, вот и я о том же.

Бурцев улыбнулся. В чем-то он с этим германцем нашел взаимопонимание.