Съём. Повесть о недолюбленном мальчике

Роман Фис, 2023

Макс годами наблюдал за женским поведением и давно сформировал, местами, грубоватый взгляд и принципы по отношению к девушкам. В каждой он видел эгоистичного манипулятора, неспособного искренне любить. Но это не мешало ему пользоваться популярностью среди женщин, что ещё больше подкрепляло его мнение. И даже такие твёрдые принципы может изменить одна просьба сестры Макса, которая уговаривает его помочь своему знакомому в общении с девушками. Открывая глаза на женскую природу другому человеку, Макс, неожиданно для самого себя, начинает замечать собственные изменения. Но способен ли скептик женской искренности довериться и полюбить? А признаться себе в этом? Чем обернется принципиальность Макса и его отклик на просьбу для него самого? На первый взгляд, провокационная повесть, включающая в себя современную действительность, закончится абсолютно неожиданно для каждого. Читайте только на ЛитРес!

Глава 4

Утро для меня началось со стука в дверь, ведущую в мою комнату. Я намеренно не открывал глаза, пытаясь продлить свой сон, но стук не утихал. В дверь стучали настойчиво. Я понимал, кто это был, ведь однажды, когда я так же сладко спал, меня подобным настойчивым образом он пытался поднять из кровати.

— Ну, черт, какого хрена-то?! — не выдержав, крикнул в потолок.

— Макс! — виновато зазвучало за дверью. — Я собрался! Двенадцать дня уже!

Я встал с кровати и добрел до двери, после чего открыл ее, застав готового к выезду Киру.

— Я тебе открою секрет: ты можешь уезжать и приезжать сюда, не устраивая перед этим канонаду на всю квартиру.

Его детское лицо очень четко выдавало огорчение и злобу, как я понимаю, на себя. Когда-нибудь эта ранимость в нем умрет, и он станет чуточку ближе к мужской особи.

— Возьми ключ от квартиры. Он висит на ключнице у входа. Да, там. Бери, — направляя его рукой, пытался объяснить, где эта чертова ключница. — В следующую пятницу встретимся.

— Спасибо, Макс, ты настоящий друг.

Он меня очень сильно раздражал своими трогательными словечками. Слыша это из уст мужчины, я тревожился за женщин и, собственно, за этого мужчину тоже. Если это дерьмо из него не выйдет, то хоть оставайся жить в клубе — ничего не изменится.

— Есть просьба, — сказал ему, когда он переступал через порог квартиры со своей сумкой.

— Конечно, Макс! Какая? — спросил он, после чего, немного раскрыв рот, стал ждать ответ.

Я достал сигарету, зажег ее и только после первой утренней тяги этого дня озвучил просьбу:

— Купи член.

Кира осмотрел меня с ног до головы, немного задержав взгляд на месте, где должно быть нижнее белье, затем вновь задал свой классический вопрос:

— В смысле?

— В прямом, Кира. Я тебя прошу купить мне резиновый член. Ну или какие они там сейчас бывают.

— Хорошо, — медленно сказал он, глядя мне в лицо. — А какой длины?

— Подлиннее. Люблю длинные.

— Хорошо, — снова вдумчиво протянул, глядя на этот раз в пол. — А какого цвета?

— Бери розовый. Ты знал, что розовый — это издревле мужской цвет?

— Как так? — в его лице читалось недоумение.

— Розовый — это смягченный красный, цвет воинственности, и его носили только мужчины. Женщины носили голубой. Я бы сказал, что розовый цвет украли женщины, но нет. В сороковых годах, когда мужчин становилось из-за войн все меньше, маркетологи начали внушать, что розовый — женский цвет, чтобы покупали больше разной одежды. Но я думаю, что все-таки эта идея была сгенерирована женщиной: это как-то в их стиле, подобные уловки.

Кира молча слушал меня, то открывая рот, то его закрывая. И, когда я закончил свою мысль, стал ждать от него обратной связи в виде комментария или хотя бы удивленного вздоха. Но так как ни того, ни другого не последовало, я решил вернуться к насущной теме:

— Розовый большой член. Не забудь.

Он никак не отреагировал, видимо, собирая в своей голове с детским лицом пазл, в котором мне необходим был розовый член.

Но ждать его заключения мне было незачем, поэтому я закрыл перед его лицом дверь и с сигаретой в руках направился в свое обзорное кресло.

Рухнув в него, я максимально величественно взирал на проезжающие машины и обдумывал, что мне на этот раз преподнесет Катя. Заставит ли она меня снова прибегать к крайности, когда я буду вынужден морально давить на нее, или мы выехали с обочины и теперь поедем по нормальной дорожке взаимоотношений.

В восемь вечера раздался звонок в дверь, и я неспешно пошагал в ее сторону.

— Кто? — спросил в закрытую дверь.

— Макс, ты сдурел? — послышался голос Кати. — Посмотри на часы, а потом в глазок.

— Смотреть в глазок — это дурной тон. Нормальный хозяин обязан всех гостей узнавать по голосу!

— Тогда открывай!

— Но я не говорил, что я — нормальный хозяин. Поэтому ответьте мне, кто вы?

— Макс, ну хватит! — уставшим голосом сказала она.

— Хорошо, но это в первый и последний раз! — отпирая дверь, говорил ей. — В следующий раз будьте добры сделать так, чтобы я ваш голос запомнил.

— Я воспользуюсь последней попыткой! — поцеловав меня, она проследовала на мое обзорное кресло. — У тебя так чисто тут… Кто-то приходил убирать?

— А ты думала, я тебя буду ждать? Приходил человек, помогал убираться. Вернее, убирал.

— И кто она?

— А вот этого я не могу сказать. У всех должны быть свои секретики, верно ведь? И вообще, тебе лучше пересесть на соседнее кресло. Ты села на мое обзорное кресло.

— Не будь таким душным! — фыркнув, сказала она. — Лучше принеси вино. И надень хотя бы шорты.

— Я за естественность.

По пути к холодильнику я захватил из шкафа шорты и натянул их на себя. Судя по тону нашего диалога, я прикинул, что сегодня игра в поддавки — лучший путь вечерней беседы. Она будет руководить, а я буду ворчливо выполнять ее прихоти. Где кнут, там и пряник. Таковы условия гармонии наших отношений, по-другому с Катей никак. Да и с любой другой тоже.

Открыв на кухне вино, я засунул его в ведро со льдом, и, захватив два бокала, вернулся обратно.

— Красиво у тебя, — сказала она, глядя в окно.

— А не у меня?

— Не скажу, ведь у всех должны быть секретики.

— Согласен, — внутренне считая иначе, сказал ей.

Катя не являлась самой общительной девушкой из тех, с кем мне приходилось иметь дело. Но она была в общении едва ли не самый комфортный для меня человек. Я мог ей в один день рассказывать о важности отношений и построения полноценной семьи, а в другой — утверждать, что все существующие отношения — сплошная фикция, основанная на материальных либо не совсем материальных благах. Она со всем непременно соглашалась, и в этом согласии я не мог найти ответа на очень важный вопрос в моей голове: она мастерски подстраивается, проявляя женскую мудрость, либо не догоняет, что в эти два дня мои рассуждения были абсолютно противоречивы?

Она никогда не пыталась найти точки соприкосновения в диалоге, видимо, считая это зоной ответственности мужчины. И, когда эти точки находил я, обсуждения длились ровно столько, насколько у меня хватало сил тянуть тему диалога, самостоятельно развивая ее, уводя умозаключения то в одну сторону, то в другую.

Однажды я провел эксперимент, в котором три дня кряду не заводил никаких бесед. И так три дня мы находились по большей части в тишине: Катя лишь изредка что-то вставляла, глядя в телевизор. Она не доставала телефон и не просматривала при мне тупорылые «Тик-Токи» с «Инстаграмом», хотя являлась заядлым пользователем данных ресурсов. Причиной этого ее игнорирования любимого занятия в моменты, когда нечего делать, служила моя позиция, в которой посыл один: если проводящая со мной время женщина просматривает ленты в соцсетях, то она автоматически становится не моей женщиной. Иначе говоря, если человеку настолько со мной скучно, что он прибегает к подобному развлечению, то нет смысла его задерживать рядом с собой. Ведь есть множество других парней, которые принимают все это в силу своей незаинтересованности в женщине либо из-за непонимания, что они не интересны этим женщинам.

Мы просидели с ней до глубокой ночи в одном кресле. Все это время она была на мне, говорила на темы, которые я поднимал, пила вино и, когда оно заканчивалось, наливала из бутылки мне и себе.

Этот вечер и ночь я был — для Кати. Она чувствовала это и взамен давала нежность и ласку. Эти проявления женственности были ее самым грозным оружием, ведь они завышали ожидания и дарили надежду на то, что это не закончится никогда. Что достаточно соблюдать правило «существуй для нее». Но это не так. Я проходил подобный круг, где все начинается с женской заботы, ласки и подчеркивания моего интеллекта, а заканчивается презрением и пренебрежительным отношением. И, находясь с ней, я убивал надежду на то, что женская игра — это всего лишь плод моего воображения, что игры нет вовсе. А есть лишь множество совпадений и моих промахов, повлекших когда-то подобный «откат» в отношениях с прошлыми, и в том числе с Катей. Но выстроенные заграждения рушились, и я не мог остановить это. Вернее, не хотел. Ведь остановить это можно было лишь циничными ответами в диалогах и провокациями, за которыми последует ее «откат», а катализатором этого «отката» мне быть не хотелось. Я мысленно пристегнулся, чтобы не было больно падать, и мы начали набирать высоту.

— Доброе утро, мой дорогой, — послышалось сквозь сон.

Я почувствовал ее губы на своих губах, и только после этого открыл глаза.

— Ой, проснулся… — наигранно сказала она. — Ты бы поспал еще, а то мы легли спать четыре часа назад.

— Да вот что-то не спится, — подыграл ей. — Наверное, потому что рядом со мной девушка невероятной красоты.

— Ну, прямо хочешь, чтобы я начала смущаться…

— И, даже слыша это в сотый раз, она не переставала стесняться.

— Поехали позавтракаем? — поглаживая меня по щеке, спросила она.

— Поехали, тут как раз рядом есть кофейня, — согласился с ней.

— Давай пойдем туда, где вкусный кофе, а не тот, которым ты травишь себя по утрам?

— Хорошо, — сказал ей, удержав себя от того, чтобы ответить чем-нибудь язвительным.

Ее любимая кофейня находилась в километре от моей квартиры. Но в силу того, что Катя не была любительницей пеших прогулок, мы доехали до нее на такси, которое вызвала Катя и за которое заплатил я. В ее вкусе были машины бизнес-класса, поэтому поездка стоила как завтрак или же, если конвертировать более приземленно, — как один рабочий день человека, не хватающего звезд с небес. Удобно быть частью бизнес-класса, когда платишь не ты.

В этой кофейне было много столиков, но большинство из них, несмотря на ранний час, были заняты. За каждым из столиков располагалось по одной девушке, что было слегка странным. Но еще более странным оказалось то, что при входе они все словно по команде улыбнулись нам.

— Мне показалось, или они нам улыбнулись? — наклонившись через столик, спросил Катю. — Все эти особи за столиками.

— Расслабься, Макс, — ехидно ответила она. — Из всех присутствующих тебя хочу только я одна.

— Жаль. То есть рокировку мне не удастся произвести?

— Ты охренел? — тут же возмутилась Катя, оторвав глаза от меню.

Как бы там ни было, меня не покидало ощущение, что на меня устремлены взгляды девушек вокруг. Я чувствовал всем нутром, что меня сверлят взглядом со всех сторон, и от этого становилось неуютно. И пока Катя с важным видом выбирала подходящее к своему кофе пирожное, я вскользь оглядывал располагавшихся за ней девушек, подтверждая свои предположения.

— Я выбрала! — воскликнула она, тем самым запустив в движение официанта.

— Я думал, это не случится никогда.

— Что это значит? — не поняла она.

— Ты двадцать минут выбирала пирожное, и какое ты выбрала?

— Анну Павловну.

— И выбрала Анну Павловну. Боюсь предположить, сколько времени занимают сборы на встречу со мной.

— Если бы мы жили вместе, тогда бы ты и узнал. А пока догадывайся.

Я представил, как она заходит ко мне в квартиру с десятками сумок в руках, после чего раскладывает все свои вещи на освобожденные от моих вещей полки. Затем она выставляет средства гигиены на мою полочку у зеркала в ванной, после чего полочка теряет свой минимализм и становится каким-то нагромождением разного барахла, которым никто никогда пользоваться не будет. Потом Катя, уже привыкнув к своей вероломности и ничего критичного в этом не усматривая, начинает стягивать мое черное постельное белье, взамен которого расстилает безвкусное белье в цветочек или, что еще хуже, голубого цвета. И вишенкой на торте оказываюсь я, спустя время разгуливающий по комнате в шортах, которые, в свою очередь, стали олицетворением женского порабощения, случившегося из-за одной грандиозной ошибки, а именно веры в то, что женщины безобидные существа, не несущие никакой опасности мужскому началу, но являющиеся по факту его концом.

Мое тело покрыли мурашки, и я тут же взял маленькую ложечку, после чего отломил кусочек пирожного Кати, тем самым отомстив ей за то, что она натворила в моей версии развития событий.

Еще немного посидев, Катя снова вызвала такси, в котором водитель обязуется открыть дверь и, чуть ли не облизывая ноги, везти нас в нужном направлении.

Закат мы снова встретили в одном кресле и, наблюдая вид из окон, вели диалог о том, чему вряд ли суждено было сбыться. В этом диалоге, в отличие от любых других, Катя принимала активное участие. Причиной ее вовлеченности была выгода при условии моего потока высказываний, который мог бы сигнализировать о положительной для нее смене тенденции, предвещавшей бы закрепление ее в качестве моей женщины.

Женщинам необходимо ощущать, что они кому-то принадлежат. Хоть сейчас это и не принято произносить вслух. Ведь порой даже подобный подтекст моментально воспринимается женщинами как что-то смертельно опасное. Но от природы не уйдешь. Что уж говорить, если даже самодостаточная до мозга костей Катя плавно скатывается в омут податливого состояния, буквально желая того, чтобы ей, наконец, кто-то завладел и не отпускал до конца своих дней. Именно своих, а не ее. После чего она найдет другого мужчину и так же переломит ему ментальный хребет, сделав из него почетного исполнителя ее прихотей.

— Ты давно путешествовал? — спросила она, бросив попытки меня раскачать на тему чувств и прочей сюрреалистичной мишуры.

— Вопрос: мы считаем путешествие под убаюкивающие разговоры о любви, гидом в котором является моя пантера?

— Ой, я уже давно поняла, что ты сухарь и с тобой бесполезно обсуждать тему чувств! Я про путешествие в другой город хотя бы…

Я понял, к чему она ведет, с самого начала, но переспросил в шутливой форме, чтобы в момент ее ответа решить, насколько сильно я хочу выбраться из Ростова. И насколько резонно мне становиться спонсором этого путешествия. С одной стороны, сама эта мысль наталкивала на то, что этого не стоит делать, с другой — почему бы не поощрить ее и себя мини-путешествием. Ведь в четверг я с ней попрощаюсь, а с вечера пятницы меня ждут очередные два дня с Кирой.

— Куда бы ты хотела? — спросил ее, заведомо зная, что ответом будет Краснодар.

— Ну, не знаю, — она корчила из себя девочку, которая не понимает, чего хочет, и не ведает, к чему ее ведет собственная шальная мысль, — в Краснодар!

— Ну, ты меня удивляешь! Я ведь давным-давно хотел поехать в Краснодар! Правда, в одиночку, но все же.

— Один?

— Шутка. Собирай шмотки, и поедем.

— А у меня сумка собрана! Я с этими вещами поеду.

— Тогда я соберусь, и в путь.

В Краснодаре мы заехали в Marriott, в номер, из которого открывается панорамный вид на улицу Красная.

Поставив вино в холодильник и развернув диван от телевизора к окнам, я поставил напротив него журнальный столик, после чего мы покинули отель до вечера.

Катя не отлипала от меня весь день, держась так близко, словно мы влюбленная парочка. От нее исходило лишь тепло. Это тепло я не получал ни от одной другой женщины, и я был рядом с ней счастлив. Да, впервые в жизни, прогуливаясь по парку, я чувствовал, что не один. Чувствовал, что, возможно, эта наша вылазка изменит мое представление о женской сущности, заодно изменив ее взгляд на меня. И представление менялось. Менялось с каждым часом, проведенным вместе. С каждой ее улыбкой и касанием.

— Макс, почему ты такой сухарь? — спросила она, когда мы расположились за столиком в кафе.

Я смотрел в окно, как снуют парочки с детьми. Смотрел на угрюмых мужчин и недовольных женщин. Рядом с каждой парочкой бегал минимум один ребенок, наслаждаясь слякотью под собственными ногами.

— Посмотри на пары за окном, — начал отвечать ей. — Ради этого они заводили отношения? Ради того, чтобы прожить жизнь с недовольными лицами, но рядом друг с другом?

— Максим, прекрати, — нежно проведя рукой по моему лицу, сказала она. — Ты считаешь, в нормальных отношениях люди все время улыбаются? Не бывает отношений без ссор.

— Хорошо, не бывает. Но ведь можно все решать диалогом. В данном случае молчание с недовольным лицом — это рычаг, которым женщина пытается переломить все в свою пользу.

— Ну, ведь ты же не знаешь, что именно у них произошло! Ты судишь их через призму своих взглядов и пережитых ситуаций, но, возможно, все на самом деле совсем иначе. Они ведь не уходят друг от друга, не размениваются — в этом и заключается любовь. Мало любить человека, его нужно еще пытаться понимать. Даже когда это идет вразрез с собственными взглядами.

— Любовь? Любовь женщины к мужчине — не то же самое, что любовь мужчины к женщине. Женщина может любить только ресурсного мужчину. Того, у которого присутствует материальный либо эмоциональный ресурс. А лучше, чтобы два в одном.

— Теперь понятно, почему ты такой сухарь, — улыбнувшись, сказала она. — Эта твоя теория работает не со всеми, Макс.

— Со всеми. Женщина встречает парня, оценивает перспективы и решает для себя, насколько он годен. Это нормальная практика, да, но сейчас это все возведено в абсолют, и у женщин финансовый вопрос — самый главный вопрос жизни. Я не за рай в шалаше, это все к максималистам. Я за объективную оценку. То есть сейчас любая девушка хочет сразу же миллионера, притом что она ему попросту не соответствует. Эта девушка не понимает, что у самодостаточного человека, полностью реализовавшегося в жизни, не будет никакого желания заводить долгосрочные отношения с пустышкой, оболочка которой манит своей красотой, а нутро отталкивает своим невежеством.

— Ты меня такой считаешь? Пустышкой?

— Давай по-другому: ты хотя бы раз в жизни встречала мужчину, который пытался найти богатенькую девушку? Я — нет. Более того, я никогда не слышал ни от одного мужчины, чтобы он обсуждал благосостояние женщины, чтобы это было подоплекой, послужившей старту отношений. Но подобная данность абсолютно нормальна. Хоть она и не отменяет того, что женщина искренне любить не способна. Я имею в виду не девочку восемнадцати — двадцати лет, а переросшую этап любовных трагедий и рефлексий даму двадцати шести и более лет.

— Макс, почему ты так озлоблен? Тебя кто-то сильно обидел, видимо.

— В том и дело, что невозможно обидеть человека, который знает сущность женщин. Как только мужчина становится не ресурсным, начинает запутываться, находясь в сложном жизненном периоде, от его женщины можно ждать формулировок типа: «я только сейчас увидела твое настоящее лицо», или, что еще интереснее, женщина начнет обсуждать с подругами, насколько она ошиблась, выбрав этого мужчину. В общем, причин много, а суть — одна.

Катя потянулась ко мне через стол и, взяв меня рукой за затылок, поцеловала.

— Это пройдет, — сказала она, словно врач, диагностирующий простуду. — Ты не дурак, а не дураки в течение жизни меняют свою точку зрения.

От этого ее выражения я улыбнулся. Улыбнулся не из-за того, что посчитал ее слова очередной глупостью человека, у которого определенно когда-то должен заработать мозг, а потому, что этот ее мозг, судя по всему, работал. Она выдала идеальный ответ зрелой женщины, принимающей, что ее мужчина может быть резок во взглядах и мнении. Теперь мне было интересно: это была вспышка мудрости или кардинальная смена в систематике мышления? Если второе, то я бы с радостью проводил с ней дни, не растрачивая силы на настройку ее под себя.

Тем временем поток несчастливых людей за окном не прекращался. Они несчастливы не потому, что партнер вдруг оказался не таким, а потому, что никто из них не удосужился изучить человека, с которым вроде бы хорошо. Чтобы потом, по истечении определенного количества лет, не обнаружить, что у «хорошо» был срок годности и он уже истек.

Мы просидели с Катей в кафе до самого вечера, после чего вернулись в гостиницу и разместились на диване.

Вид из окна был невероятный. Возможно, он мог бы соперничать с видом, открывающимся из моей квартиры. Но мои кресла были удобнее, и к тому же ощущение отчужденности в этом городе превалировало над всем, что можно было записать в актив этого вечера. Даже над проблеском мышления у Кати, которая, положив голову мне на колени, молча взирала на огни фонарных столбов.

На следующий день по дороге домой я обдумывал свою позицию и уместность ее в наших с Катей отношениях. Возможно, мне стоило бы быть мягче с ней, учитывая, что она показала ту свою сторону, которая была надежно спрятана где-то у нее внутри. Обдумывал, каким должен быть итог «тонкой настройки». Может, так выглядит кульминация? Возможно ли, что ее неприкрытая женственность и, без спору, толковые умозаключения и есть моя победа? Или это очень умный ход в нашей с ней игре, который, укрепляя ее позиции и заваливая баланс значимости на ее сторону, сулит мне серьезные ментальные катаклизмы? Нет, это слишком умно даже для меня.

Припарковавшись у дома, мы направились в супермаркет и, купив на вечер несколько бутылок вина с фруктами, поднялись в квартиру.

— Я переночую у тебя и с утра поеду домой, — сказала она, бросив сумки на пороге.

— Отличный план, — ответил ей.

Завтра вечером ко мне, как обычно, должна приехать Вика. Вряд ли Катя будет сиять от радости, когда увидит мою подругу, с порога летящую ко мне на кровать и рассказывающую обо всех своих коллапсах на личном фронте.

Подняв и отодвинув в сторону ее сумки, я случайно опрокинул одну из них. Из нее выпал черный блокнот с большим красным крестом. Присмотревшись, я понял, что это не крест а буква «х», хотя я бы предпочел этой букве крест.

— Что это за блокнот такой модный у тебя? — спросил Катю, поднимая блокнот.

— Книга желаний, — ответила она. — Ну знаешь, такие девчачьи приколы. Мы же любим темы материализации, астрологии, таро.

— Да-да, точно, — ответив, протянув ей блокнот. — Неуклюжие попытки переложить свою ответственность на что-то метафизическое — это чисто женская история.

— Ой, не будь таким душнилой!

— Лучше скажи, тебе в этом месяце хватит пятидесяти?

— Конечно, Максик!

— И стоит все-таки найти работу. Университет оканчивают для того, чтобы пойти работать. Самодостаточность женщины заключается в ее способности обеспечивать себя и при этом выстраивать гармоничные отношения. То есть, грубо говоря, в нахождении в ладу с самой собой, но не в том, что женщина, имея мужчину, вдруг решает таскаться по клубам и тем самым откидывает себя в пограничное состояние между шаболдой и выбравшейся развеятся девочкой.

Я достал телефон и скинул ей на карту деньги.

Я встретил Катю, когда она была еще студенткой, и застал ее выпуск. Она, как и многие молодые люди и девушки, не знающие, что такое упорство и преодоление, пыталась найти работу с минимальными потерями личного времени и с максимальным количеством премиальных. Но жизнь не сахар, и это в институте, к сожалению, им не объясняют. Наверное, это к лучшему, учитывая количество великовозрастных инфантов, со слезами на глазах провожающих закат.

Другое дело мы — дети девяностых. Потерянное в неопределенности завтрашнего дня поколение, чьи родители из кожи вон лезли ради того, чтобы прокормить нас и не сдохнуть при случайном стечении обстоятельств. Мы впитали с молоком матери понимание, что ради блага нужно потеть, выведя для себя лозунг «Везет тому, кто везет». И та часть, которая не затерялась в джунглях серых предприятий со стабильным окладом и не сторчалась, обвиняя весь мир в несправедливости, давит на педаль газа, без оглядки проносясь мимо всех этих унылых клоунов.

С тех пор как я с Катей вступил в некое подобие отношений, переводы один раз в месяц стали формальностью, которую мы переживали за бокалом вина, сидя на обзорных креслах. Три-четыре дня в неделю, если, конечно, не наступала пора очередного этапа «тонких настроек», она оставалась ночевать у меня, после чего забирала свою сумочку и покидала квартиру до следующей недели.

— Скажи, Максик, ты уже любишь меня? — спросила она, сидя у меня на коленях, попивая вино.

— Безумно, моя пантера, — ответил, глядя ей в глаза и улыбаясь.

Она поцеловала меня в нос, затем сделала глоток вина.

— Вот же ты сухарь! Но даже зная, что это сарказм, я приму этот ответ за правду.

Женщины очень забавно устроены в своей избирательности выводов. И выборов, к слову, тоже. Но это касается и мужчин. Мы вечно тянемся к недоступному или тяжело доступному. Женщины сходят с ума от мужчин, которые всем своим видом дают понять, что они им не интересны, а мужчины к таким точно женщинам. Но все, на самом деле, проще некуда: если ты знаешь, что вокруг нужной тебе женщины вьются сотни мужчин, и эта женщина всем своим видом дает понять, что найти мужчину для нее не проблема, то ты просто обязан стать для нее той самой проблемой. Как это сделать? Нужно просто-напросто не проявлять к ней никакого интереса. Находиться рядом, но не тянуться к ней. Быть открытым, когда этого требует ситуация, но не изливать душу. Оставлять немного тайны. Даже самые сильные женщины — существа сердобольные, и их словно магнитом тянет на что-то холодное и неподвластное им самим. Туда, где черт сломит ногу в попытках построить цельную картину личности. Это игра. А играть нужно, как играет в футбол «Барселона». Необходимо вбить себе в голову, что твой шаг навстречу — лишь уловка, которая должна создать более крепкую зависимость женщины. Она будет считать, что совсем скоро ты сдашься. Будет чувствовать, что, сделай она шаг, ты раскроешься. Но ты не раскрываешься, и она снова делает шаги, еще и еще. И вот, спустя какой-то срок она полностью открыта и чувствует себя от этого уязвимой. Со временем она начинает в своей рефлексии совершать акты провокации и принимать необдуманные, спонтанные решения, только усугубляющие ее положение как внутри, так и снаружи. Но тут есть обратная сторона: рано или поздно даже самый длительный период доминирования подойдет к концу. Женщина добьется своего и сменит позицию. Но если ты готов к этому морально, а ты должен быть готов, то все пройдет без штормов, виновником которых по итогу будешь ты. Главное зарубить себе на носу: женщина — это капризный, вечно манипулирующий и пытающийся раздвинуть границы дозволенного ребенок, и на любого рода выпады нужно реагировать только лишь улыбкой. Чем бы дитя ни тешилось.

Мы просидели в моем обзорном кресле до двенадцати, после чего я принялся срывать с нее одежду и унес на кровать. Ей нравилось, когда я был слегка жестким. Она хотела, чтобы ей управляли. Чтобы она была слабой девочкой в руках сильного мужчины. Я ей давал это, забирая в повседневной жизни уверенность в нашем с ней завтрашнем дне и внося неопределенность в наше настоящее. В то, что я к ней вообще что-то чувствую, а не использую ее как куклу ради своих игр и удовлетворения непомерного эго. Она не знала, что мои принципы не позволяют мне заводить девушку на стороне. И не узнает никогда, ведь я уверен, что, во-первых, она в это не поверит, потому что все девушки, и она в частности, любят фантазировать на тему того, что их мужчина — гений постельных историй, оттого все вокруг мечтают хотя бы подержаться за его член. А во-вторых, если она усвоит для себя мой принцип, то ее самоидентичность воспарит и будет, словно воздушный змей, кружить надо мной, манипуляциями указывая, как мне в дальнейшем жить в своей рефлексии и осознании проигранной войны. Это своего рода шахматы, где нужна тактика «на два шага впереди» и терпение. Чтобы победить, хоть и локально, ведь подобные игры не заканчиваются никогда, нужно продержаться на одну секунду дольше, чем твой соперник.