Обрученные судьбой. Книга первая. Великий развал

Роман Булгар

Продолжение истории главных героев трилогии «Офицеры». Они своими глазами увидели, как развалили их огромную страну. По воле правителей они оказались по разные стороны границ. Книга о том, как жили люди в то время, когда всем правил Великий Развал, когда они все по воле судьбы оказались на жизненном Переломе. Армии, в которой служили советские офицеры, более не существовало. Не стало страны, которой они все присягали. И отыщет ли наш герой свое место в новых реалиях их быстро меняющейся жизни…

Глава вторая

Вверх по ступенькам

1

Генерал Федорчук медленно прохаживался по своему кабинету. Он не знал, что ему сказать. Он затруднялся найти слова утешения для той женщины, которую любил все эти годы, но ни разу в этом не признался, боясь нарушить ее счастье с тем, которого уже нет и никогда не будет.

— Олег Михайлович, пойми, я не могу не ехать.

— Конечно же, Дина, ты поезжай…

Суматошные сборы. Кто-то и что-то ей все время твердил. Но она, кажется, ничего толком не воспринимала. Все мысли ее были уже там.

— Уважаемые пассажиры! Наш самолет выполняет свой рейс по маршруту Киев — Краснодар… Просьба… пристегнуть всем ремни.

Щелкнув замком ремня, Дина устало откинулась на спинку кресла. В ушах до сих пор, ни на секунду не переставая и ничуть не затихая, звенел и тоненькими молоточками стучал удивленный голосок дочери: «Ма, ма! Дивись-ка, ма! Москали тату показуют!».

Перед глазами неотступно, то приближаясь в упор, заполняя собой все пространство, то удаляясь, мелькало фото на очерченном рамкой телевизионном экране. Ее взбудораженное сознание методично буравил механический голос за кадром: «Прости меня, Звездочка, за то, что я тебя оставляю. Но поступить иначе я не мог. Твой…».

Она тяжело вздохнула. Иначе он не мог… Не мог он! Ее муж всегда поступал так, как велела ему в тот момент его же совесть. Рэмка-Рэмка! Но как же, подумалось Дине, со всем этим быть им, ей и Настеньке?

Как быстро пролетело время. Десять лет прошло, промчалось с тех пор, как они вернулись из Германии. Вернулись они, незадолго перед этим помирившись после чудовищно глупой ссоры, которая могла еще в то время их навсегда разлучить. Тяжкой беды не случилось. Родилась Настенька, и Рэм приехал к ним, возвратился к ней…

«Здравствуй, наш Город! Мы вернулись!» — набрав грудью воздуха, выкрикнула Дина во весь голос, воскликнула изо всех своих сил.

Ослепительно яркое южное солнце с непривычки заставляло их то и дело зажмуривать глаза и отворачиваться в сторону. Даже маленькая Настенька сразу уловила случившуюся перемену и все пыталась своей ручонкой безуспешно заслониться от назойливо жгучих лучей.

— Стой, слезай, расцепляй… — вполголоса проворчал муж.

С усталой обреченностью в глазах Рэм тупо смотрел на выросшую на перроне горку приличных размеров вещей. Две пересадки: в Бресте и в Киеве он с немалым трудом, но еще как-то выдержал. Там все ж ему полегче пришлось. Их багаж потребовалось всего-навсего переместить с одной платформы, на которой высадилась их семья, на другую.

Оставляя жену с ребенком и вещами на месте, где они выгрузились, он бежал в кассы компостировать билеты на следующий поезд.

И только потом всезнающие носильщики перевозили их со всем скарбом и доставляли точно к месту, где откроются двери именно того самого вагона, который им был потребен. К сожалению, по их южному городу вокзальные тележки у них пока еще не ездят. Не тот случай.

— Рэмка, ты не беспокойся, — Дина ободряюще подмигнула вконец расстроенному мужу. — Сейчас мы все устроим по высшему разряду.

На этот раз его оставили торчать на перроне. Не раздумывая, Дина прямиком направилась в дежурную часть линейного отделения милиции при вокзале. Прошли не больше трех месяцев, как она уехала, и ее еще все хорошо помнили и потому охотно соединили.

— Олег Михайлович… здравствуйте… да, я… мы вернулись… насовсем… на вокзале… да, с вещами… хорошо, будем ждать, — Дина положила трубку на место и благодарно одарила всех присутствующих своей лучезарной улыбкой. — Спасибо, мальчики…

У нее было прекрасное настроение. И отчего бы ей не радоваться, если она вернулась к себе домой? Не одна, а с мужем и с дочкой…

Дежурный Уазик примчался минут через пять. Глядя на веселых бойцов, на их довольные ухмылки, Рэм подумал и, скорее всего, угадал, что ребята, пользуясь своим положением, включив сирены, прошлись против плотно несущегося потока дороги с односторонним движением. Проскочили с ветерком сотрудники отдела через всю площадь Ленина, где движение автотранспорта и вовсе всем запрещалось, и поэтому-то добрались менты до вокзала невообразимо быстро.

По пути остановились они возле отдела. Всего на одну минуточку забежала Дина к своему шефу, а Рэм, заполучив ключи, направился в гараж выгонять из бокса «тройку», застоявшуюся в отсутствие хозяйки. Доехали они до своего дома в сопровождении патрульной машины.

Через настежь открытые окна в комнаты врывался свежий ветерок, напрочь разгонял застоялый, затхлый воздух, наполнял квартиру новым смыслом их грядущего совместного бытия…

— Вот мы, Настенька, снова у себя дома. А вот, маленькая, и твоя родная кроватка. Ты еще не забыла ее? Придется снова к ней привыкать, — ласково ворковала Дина, укладывая закапризничавшую дочку.

За время переезда малышка сбилась с режима и не желала засыпать, похныкивала. Выражало дитя таким способом крайнее неудовольствие столь частыми переменами в окружающей их обстановке.

— Все, теперь, Настенька, надолго. Спи, наша маленькая радость.

— Дина, я смотаюсь быстренько в училище… — муж вопросительно посмотрел на нее. — Один моя нога еще тут, другой уже там. Ты пока без меня не скучай. Делом займись, кашку поставь, супчик свари…

— Рэм, сегодня же суббота, — она подняла на него удивленные глаза. — Ты мог бы еще один денек отдохнуть… — Дина покачала головой.

Недаром же у них говорят, что работа — не волк, в лес не убежит. И муж ее пока еще не такая большая и важная шишка, без которой жизнь в столь уважаемом учебном заведении может целиком остановиться.

— В предписании указано, что срок прибытия именно сегодня, — Рэм неуверенно пожал плечами. — В понедельник могут легко прицепиться к этому пункту и обвинить меня в том, что я опоздал на целых двое суток.

— Поступай, как знаешь, дорогой. Жираф длинней, ему видней. Но я весьма сомневаюсь в том, — женские губки иронично шевельнулись, — что там с тобой сегодня кто-то и о чем-то захочет разговаривать.

— Мое дело маленькое, — усмехнулся муж, — прибыть вовремя и доложить. Не захотят меня слушать, тем лучше, — Рэм притянул жену к себе. — Я с большим удовольствием развернусь обратно. Их проблемы.

— Иди-иди. Не буду с тобой спорить. Иди, успокой свою душу…

Недаром Дина столько проработала кадровиком, хорошо знала, что говорила. Еще на КПП Рэм встретил майора Манжеса, зама начальника отдела кадров, и на ходу показал ему свои документы.

— Хорошо-хорошо, — кадровик посмотрел на часы — явно куда-то он сильно спешил. — Придешь, Валишев, ко мне в понедельник, в девять утра. Иди, отдыхай, отдыхай, не маячь и не мозоль людям глаза…

Жизнь в училище кипела, не замирала ни на секунду. И всяк у них и каждый был занят своим делом. У кого и что лучше получалось…

Черная «Волга» начальника училища подкатила к самой столовой. Вышколенный водитель выскочил, обогнул капот, открыл дверцу, замер с подобострастной улыбочкой на губах. Осанистая фигура генерал-лейтенанта Ананьина вальяжно прошагала к «черному» входу.

На втором этаже суетливо забегали, накрывая стол в малом зале. Нарезанная ломтями, обжаренная в масле картошка, котлеты и салаты из свежих овощей. Стыдливо потел в центре стола хрустальный графин с холодненькой водочкой. Рядом с ним примостилась рюмочка…

Обслуживала их начальника Тонечка, плотно сбитая женщина лет тридцати. Вся в соку. Стоит лишь ткнуть пальцем, и брызнет нектар.

— Лепота… — опрокинув в себя лафитник, Николай Александрович довольно зажмурился.

Начальственная рука вслепую нашла женское бедро и, не встречая должного сопротивления, потянулась вверх, обнажая крепкие икры…

У Тонечки имелся свой определенный, шкурный, интерес. Муж ее, Петька, оболтус же оболтусом, служил прапорщиком. Прозябал мужик в инструкторах-водителях. А вскорости освобождалось хлебное место начальника столовой. Старый-то уходил на пенсию. А потому Тонечка старалась, томно вздыхала, с готовностью подставляла тяжело налитую и бесстыдно оголенную грудь под широкую генеральскую ладонь…

В большом обеденном зале бойцы драили паркетные полы. Они, не жалея, лили горячую воду, стругали банное мыло, вениками разводили густую пену. Затем в ход шли щетки для натирки полов. Вода лилась от края до края, просачивалась вниз, собиралась под паркетом. Понятное дело, что полы исподволь гнили, но никого это особо не трогало.

— Шевелись, шевелись! Лей! — поторапливал курсантов начальник столовой старший прапорщик Гергель.

Убеленный сединой мужик понимал, что скоро его спровадят на заслуженный отдых. Хотелось ему как можно далее отодвинуть этот для него крайне несчастливый день. А потому прапор старался, чтоб во вверенном ему хозяйстве все блестело и сверкало. А после него хоть и потоп. Хай оно все обрушится и развалится. А на его век полов хватит.

— Мастику тащи! Гуще мажь! Натирай! Веселее, хлопцы!

С тыльной стороны столовой вдруг показался суетливо семенящий человечек с большими полковничьими звездами на своих погонах.

Не останавливаясь, он с ходу взобрался на подмостки, заглянул в зеленую бочку с отходами, всю просветил ее рентгеновским взглядом и издал торжествующий рык, переходящий в гневливый рев:

— Сволочи все, сволочи все! — перегнувшись по пояс, Рябченков нырнул правой рукой в дурно попахивающую массу и извлек на белый свет пригоршню соленых зеленых помидоров.

Дежурный по столовой обмер. Его прямой недогляд. Остатки пищи с курсантских столов прямым ходом шли в их подсобное хозяйство и предназначались на корм свинкам.

— Поросят мне хочешь всех перетравить? — зам начальника училища по тылу тыкал вонючим овощем прапорщику в лицо. — На «губу» посажу! Немедля перебрать! Помидоры вынести на свалку!..

— Есть! Так точно! Будет исполнено! — козырял дежурный.

Вызванный наряд со смешком лениво ковырялся черпаками в гуще, вылавливал из нее попавшие в немилость протухшие помидоры.

— Нам жрать можно, а свиньи — подохнут…

— У них желудки аристократические, не чета нашим…

— Поберегись! — донеслось из приоткрытого окошка.

По широкой трубе, идущей из посудомойки, повалила очередная порция отходов. Жизнь кипела, жизнь продолжалась…

Возле центрального перекрестка в тени высокого пирамидального клена, прячась за его широким стволом, притаился полковник Туторин.

Зам начальника училища по учебной части держал в руке блокнот и карандашик. Аркадий Константинович лично записывал всех женщин из числа служащих, кто, злостно нарушая распорядок дня, покидал свое рабочее место на пяток-десяток минуток раньше, чем оно им надлежало.

Не пройдет и получаса, как зам соберет к себе в кабинет всех тех начальников, заведующих кафедрами, чьи подчиненные позволили себе уйти с работы раньше срока, и устроит им показательный разнос…

Старший прапорщик Одноволик рыскал возле КПП, третировал дежурного и дневальных. Седой комендант училища ретиво следил за тем, чтобы ни одна живая душа не покинула территорию без веских на то оснований. Он дотошно проверял внешний вид увольняемых и их документы: военные и комсомольские билеты, увольнительные записки, платки и расчески, просматривал записи в книгах увольняемых…

Широкая дорога от КПП, минуя центральный перекресток, бежала между южным входом в учебный корпус и курсантским общежитием. Упиралась она в винтовочный полигон аккурат рядом с почтой.

— Ах, Владимир Валерьянович! Вы такой галантный! — женщина, заведующая почтой, приняла букет и заперла помещение на защелку.

— Элеонора, давай мы по-быстрому. У нас с тобой мало времени, — полковник Катков решительно шагнул к своей любовнице.

Их тайная связь тянулась на протяжении двух с половиной лет. Из, казалось бы, мимолетной интрижки, завязавшейся на банкете по случаю празднования очередной годовщины образования училища, переросла она в длительные отношения. Начальнику политического отдела было удобно время от времени посещать почту под разными благовидными предлогами. То одно он проверяет, то другое инспектирует. Мало ли…

— Вы обещали посодействовать мне в квартирном вопросе.

— Будет тебе квартирка. Не беспокойся, Эля…

Приведя себя в порядок, Катков неспешным шагом направился к управлению. Через пять минут он начнет проводить совещание…

В конференц-зале обсуждались вопросы сохранности военного и государственного имущества. Особое внимание уделялось парку…

В дальнем углу автопарка, воровато оглядываясь, Петька Цыганков сливал в двадцатилитровую канистру топливо из бака своей машины. Их «Уралы» заправлялись бензином А-93. Дефицитный товар…

В тесноватом рабочем кабинета зама по вооружению распределяли силы и средства, планировали машины, судили и рядили.

— Поливальную машину отправим на огороды…

— Один самосвал на стройку…

— Один тягач под кирпич…

Училищное начальство вело строительство своих загородных дач. Для облегчения нагрузки на собственные кошельки начальники затеяли грандиозное строительство в их военном городке. Одно из старинных зданий, возведенных при последнем царе, разбирали по кирпичику. На его месте строители возводили новые стены. Сэкономленный материал пускали «налево»… Жизнь кипела и бурлила…

В воскресенье долго спали они, уставшие после длинной дороги, после связанных с внезапным переездом переживаний последних дней.

Но вот и Настенька проснулась, повернула головку в сторону никак не желающих просыпаться родителей, удивленно глянула на форменное безобразие. Только голод — не тетка, и она решила подать голос.

Уловив требовательный сигнал, Дина вскочила. Это был, кажется, единственный звук, на который материнское ухо чутко срабатывало в любом состоянии. Посмотрела женщина на часы и ахнула. Подхватила она дочку на руки и отправила ее под теплый бочок папаши, а сама заспешила на кухню, чтоб поставить на плиту молочко и варить кашку.

— Сейчас-сейчас, будем кушать… — тихо приговаривала Дина.

Рэм приоткрыл один глаз. И кто там, хотелось бы ему знать, столь бесцеремонно хлопает его по щеке? И кто же это? А это их маленький Лягушонок забавляется. Шлепнет он папку и озорно посмотрит. Губки расплывутся в довольной улыбке. Немного погодя, еще шлепнет…

— Ах ты, шалунишка наша… — Рэм поднял малышку над собой.

Начало сентября на дворе, а неутомимое солнце еще припекает.

— На море, на море, — запела хозяйка, покормив домочадцев. — Так я, оказывается, в этом году еще и не купалась! — вспомнила она.

— Да? — удивился Рэм. — У тебя же была возможность позагорать.

— Была. Но одной, без тебя… так не хотелось…

Ни о чем не спрашивая жену, Рэм сразу же направился к лодочной станции. Дина внимательнейшим образом наблюдала за мужем.

— Звездочка, покатаемся? — предложил Рэм.

— Да, мой хороший, — она благодарно чмокнула мужчину в щеку.

Ее внимательный и заботливый муж все помнил, как всегда, держал на контроле и ничего не забыл. И она, конечно, ничего не запамятовала.

Почти в такой же день они катались ровно три года назад, когда она после тяжелой болезни потеряла ребенка, и все у них рушилось…

— Солнышко мое, а помнишь, как ты все переживала, что у нас с тобой может не быть этого самого счастья? — он показал глазами на довольно лепечущую Настеньку.

— Помню, Рэмка. Я хорошо все помню, — крупные слезы помимо воли наворачивались на широко раскрытых женских глазах.

Но таилось в них больше радости, ощущения пришедшего к ней одновременно с рождением их дочери огромного счастья, чем грусти, печали и сожаления. Отныне они втроем связаны вместе так крепко, что больше их не развязать. Судьба обручила их. И она ни за что и ни при каких обстоятельствах больше никому не позволит их снова разлучить. С нее хватит. Наелась всего досыта. Сыта по самое горлышко.

— Все это началось ровно три года назад, — прищурившись, Рэм внимательно посмотрел на жену.

— Да, а ровно через год, — длинные реснички укоризненно дрогнули, — ты сказал мне, что больше никогда сюда меня не приведешь…

Обиженно и протяжно, как человек, вскрикнула пролетающая мимо на бреющем полете огромная белокрылая чайка. Выронив свою добычу обратно в море, она стремглав взмыла ввысь.

— Нет, Звездочка, — мужчина покачал головой. — Ты вспомни-ка, я сказал, что если прогулки на водном велосипеде тебя так расстраивают и навевают сплошь грустные мысли, то больше мы тут не появимся.

— И ты, упрямый, — ярко, но без видимой обиды сверкнули женские глаза, — сдержал свое слово. А через два года уехал и бросил меня одну.

— Насколько я помню, дорогая, ты меня из хаты кочергой погнала.

Дина глубоко вздохнула. Что ни говори, а в этом муж был прав.

— Ты уехал. Свет померк в моих глазах. Все опостылело. Помнишь, когда пять лет назад я первый раз сюда приехала, ты так живо и красиво поведал мне об истории Города, что я влюбилась в него. Он стал для меня, как родной. А тут я все возненавидела, прежде всего, свою работу, которая так нравилась мне и из-за которой я не смогла просто взять и сразу поехать с тобой. И именно из-за этого мы с тобой и поругались.

— Но мне казалось, что нынче у нас все в прошлом?

— Конечно, Рэмка, все в прошлом. Вот сегодня мы окончательно и поставим во всей этой истории жирную-прежирную точку…

Поставив в прошлой истории жирную-прежирную точку, супруги поспешили и перевернули прожитую страничку. Они открыли другую и начали писать свою новую историю с чистого листа…

Когда Дина постучалась и вошла в профессорский кабинет, член-корреспондент АН СССР Сергей Петрович Вернадский поднял на нее, улыбающуюся, свои донельзя изумленные глаза:

— Дина, это вы? И передо мною не мираж? Кажется, вчера на пляж я не ходил, под южным солнцем не перегрелся. Вы же в Германии…

— Здравствуйте, Сергей Петрович. Да, это я, собственной персоной, — она чуть смущенно опустила голову.

Милое очарование женщины заполнило пространство, заставило хозяина кабинета поспешно подняться навстречу нежданной гостье.

— Милая девочка, я рад видеть вас в родных университетских стенах. С чем к нам пожаловали? Надолго ли тут задержитесь?

— Думаю, что надолго, Сергей Петрович. Пришла я сдаваться.

— Как вы сказали? — мужчина удивленно моргнул.

Слишком неожиданным оказался для него приход его бывшей студентки, на которую он в свое время возлагал довольно большие надежды. И, кажется, его чаяния начали потихоньку оправдываться.

— Я принесла на ваш суд свою работу…

Скромно опуская глазки, Дина целиком и полностью осознавала, что ей несказанно повезло. Приехав к мужу в Германию, она встретила там неожиданно горячее стремление родственника Сашки Григорьева, закадычного дружка Рэма, помочь ей в ее научных изысканиях.

— Прекрасно, милая девочка, прекрасно, — профессор оживился и наклонился вперед, выказывая свою полную заинтересованность в этом вопросе. — А мы, знаете, только на днях тут про вас говорили. Я взял на себя смелость и доложил на Совете, что у вас диссертация на выходе и что ее уже можно включить в наш перспективный план, — он искоса глянул на бумагу на своем столе. — Динара Борисовна, если мы вставим вас на начало декабря, вы успеете?

— Думаю, что успеем. Если…

— Да-да. А я, в свою очередь, беру на себя обязательство в течение недели просмотреть ваш опус, — он не удержался от соблазна и одними глазами пробежался по всему оглавлению. — Недурно. Впечатляет. Признайтесь честно, профессор Крюгер вашу работу читал?

Не без основания академик полагал, что если их немецкий коллега, с которым он познакомился месяца два назад, когда его так неожиданно пригласили на проходящую в Потсдаме конференцию, одобрил этот труд, то тот вполне созрел, чтобы вынести его на всеобщее обсуждение.

— Читал, — Дина мило и в то же время скромно улыбнулась.

— И как? — наклонив голову, профессор прищурился, внимательно наблюдая за женщиной, ища в ее глазах ответ на свой вопрос.

— Нужно лишь стилизовать, отшлифовать и подогнать части…

Глаза за стеклами очков ярко сверкнули:

— Иными словами, материала у вас вполне достаточно?

— Да, вполне…

— Прелестно. Мы с вами поступим следующим образом. Я сегодня же начну вычитывать. А вы будете приходить ко мне каждый день…

По вечерам Дина приносила домой вычитанные профессором главы со следами его многочисленных пометок на полях, и в дело вступал семейный корректор. Последнее слово во всей карусели оставалось за Рэмом. После него работу можно было со спокойной душой отдавать в печать. Вдвоем с мужем Дина легко написала автореферат. Прикинули супруги и черновые варианты плакатов.

— Ох, Звездочка моя, — шутливо приговаривал муж. — Делаю все себе же на голову. Сам себе же приговор и подписываю.

— Ой, милый мой, что это ты? — супруга еще строила из себя полное непонимание. — О чем это ты, сударь мой, глаголать изволишь?

— Вот ты защитишься, станешь важным ученым и вмиг перестанешь смотреть в сторону безграмотного мужа. На кой черт тебе неуч?..

Бессменный начальник Дины, Федорчук, временами зашивался без своей первой помощницы и весьма ненавязчиво предлагал ей выйти на работу. Чтобы хоть как-то ему помочь, она почти каждый день забегала в отдел на часок-другой, а то порой задерживалась на работе и дольше.

— Динара Борисовна, а у нас назревает проблема, — подполковник выглядел несколько растерянным и слегка мрачноватым. — Спустили нам изменения в календарь основных мероприятий на октябрь. А там появилось личное первенство по весьма интересному многоборью.

— И что они нового придумали? — Дина отложила срочную работу в сторону. — Что им в голову умненького пришло?

— Кросс на три тысячи. Сто метров. Подтягивание. Специальная полоса препятствий. Стрельба из ПМ и АК. Ну, с мужиками-то дело обстоит полегче. Молодежи у нас хватает. А вторую женщину найти не можем. Слишком необычное многоборье они придумали. К примеру, Синцова у нас хорошо стреляет, но дальше чем от дома и до остановки трамвая не побежит. Да и то не за каждым, а только в день получки. А Клара летит, как ветер. Да на стрельбище толку от нее совсем никакого. А те, кто мог бы, так все по отпускам и по командировкам разъехались.

— Может, — вздохнула Дина, — мне того… самой попробовать?

Задумчиво поглядывая поверх своего взволнованного начальника, она ручкой машинально выбивала по столешнице замысловатую трель.

Услышав ее предложение, Федорчук чуть, было, не проглотил язык, остановил на своей помощнице озадаченные глаза:

— Тебе? После того, как ты недавно родила? Ты что, смеешься надо мной или хочешь эдаким способом поднять мне настроение? Учти ты, ничего не выйдет. Шеф так и сказал мне, чтобы мы с тобой делали все, что захотим, вплоть до банальной подставы, но… чтоб зачет, твердый зачет был. Дело на строгом контроле у нашего Министра.

— А я, — женщина развернула до той поры отсутствующий взгляд и твердо посмотрела начальнику в глаза, — выступлю, Олег Михайлович. Напрасно вы нелестно про меня отозвались. Я в приличной форме.

Уводя тоскующий взор в сторону, шеф с полной обреченностью в глазах скептически рубанул воздух своей правой рукой:

— Дина, у тебя на обе ноги хромала стрельба. Можешь запросто не попасть в зачет. А тогда и все остальное старание пойдет насмарку.

— Может, проверим? — Дина лукаво улыбнулась. — Идемте…

— А что толку? Одно расстройство, в том числе и желудка. Пойдем-пойдем, раз уж ты так настаиваешь. Сама еще раз во всем убедишься…

Пропустив шефа, Дина закрыла кабинет, и они спустились в тир.

— На спор. Я выбиваю 24 очка, и вы будете должны мне желание.

— А-а, — Федорчук кисло поморщился, — ты, Дина, только выбей. Я для тебя и так все сделаю. Не вопрос…

Тем временем Дина профессионально зарядила табельный ПМ.

— Огонь! — подало команду начальство.

Бах, бах, бах! Осмотр мишени. Три красивые «девятки» одна возле другой. Не до конца еще веря своим глазам, Федорчук изумленно ахнул:

— Ха-ха! А ну, давай еще раз! Тебе чертовски повезло. Сквозняком в центр мишени надуло пробоины…

Хорошо помня наставления мужа, Дина чуточку изменила точку прицеливания. Снова подошли к мишени. «Девятка» и две «десятки».

— Черт! Не может быть! — подполковник едва не запрыгал на месте от охватившей его нечаянной радости. — Ты где так настрополилась?

— Муж в Германии все лето по стрельбищу гонял, — Дина скромно потупилась. — Такой же до ужаса настырный хлопец оказался.

Окрыленный подполковник потер вспотевшие ладони:

— Правда? Так это он у тебя корешок-молоток! Я всегда считал, что он у тебя парень хоть куда.

Озорная улыбка засветилась на довольном женском лице:

— Насколько мне помнится, несколько месяцев назад вы были о нем несколько иного мнения. Прошлись вы по нему тяжелым катком…

— Да я же его в тот день едино за-ради профилактики пропесочил, — Федорчук смутился. — Так и быть, забираю все свои слова обратно. Раз ты его борзо кохаешь, знамо, он, и взаправду, дюже гарный хлопец.

Сдав по пути оружие дежурному, они вернулись в кабинет. Сев за стол, Федорчук продолжил обсуждение насущного вопроса:

— Точная стрельба — это спасительно хорошо. Бегала ты у нас всегда неплохо. А разков десять ты хотя бы подтянешься?

— Ну, десять не десять, а раз двадцать пять сойдет? — один за другим Дина поочередно выкладывала на стол все свои козыри, до поры и до времени припрятанные в рукавах.

— Как ты сказала? Ну, ты у меня красно золотце…

Настроение у подполковника поднималось на глазах. Может, столь необходимый железный зачет в их руках. А там… чем черт не шутит!

— С военной полосой я знакома…

— Муж показал? — прищурились глаза шефа, скрывали и не желали демонстрировать ей свое изрядное удивление. — В Германии…

— А кто же еще, — женщина для вида тяжело вздохнула. — Заставил пару раз пробежаться. А если будет яка другая полоса? Типа пожарной?

— Ну, насчет пожарной, так это вряд ли. Скорее всего, за основу они могут взять полосу в каком-нибудь учебном центре военного училища. Там, вокруг Киева, столько их понатыкано…

Женский глазок задумчиво прищурился:

— Хорошо бы так.

— А що у сем разе, к примеру, молвит твой супружник?

И тут-то Дина тяжело вздохнула. Вот о своем-то благоверном и об их маленьком Лягушонке она, увлекшись, совсем-то позабыла.

— Надо бы мне сначала с моей бабушкой договориться, чтобы она к нам приехала. Закажу я для начала телефонный разговор с нею. А с мужем я и после договорюсь. Он у меня, вообще-то, понятливый. Если к нашему вопросу правильно подойти, то должен он меня понять…

Прошло пару деньков. Дина выбрала вполне подходящий момент и приступила к охмурению своего ничего еще не подозревающего мужа. Не дослушав жену, Рэм оборвал ее очаровывающую сладкую трель.

— Дина! — его голос резко взлетел, а протестующий кулак с силой опустился на стол, стоило ей только заикнуться о том, что она покинет их всего-то на каких-то несколько дней.

— Рэм? — супруга подняла на мужа изумленные глаза. — Чем это я заслужила такое твое отношение к себе? Ты, братец мой, позволил себе повысить на меня голос?!

— Прости, — его глаза сразу потеплели. — Но я возмутился не из-за себя, а токмо ради здоровья дочки нашей. Ты подумала о том, кто за ней все это время будет смотреть?

Уловив самое горячее желание мужа не доводить дело до ссоры и не раздувать ее до вселенского масштаба, Дина чуток приободрилась духом, примирительно моргнула, мягко и проникновенно ответила:

— Подумала.

— Грешным делом, не на меня ли? Даже и не мечтай! — отрезал муж.

— Нет. Но от тебя я отказа не ждала. Знаешь… — она нахмурилась.

— А на кого, скажи-ка нам, подумало наше ясно Солнышко?

Словно холодным ветерком дохнуло через открытую форточку, и Рэм с немой улыбкой смотрел на обиженно-неприступное лицо жены. Тут бы как раз и в пору ему возмущаться. А она странным образом все перевернула. И теперь уже сам он должен перед ней заискивать.

— Что интересного придумала наша Звездочка?

— Бабушка Амина в мое отсутствие за ней присмотрит.

— Бабушка Амина? — Рэм удивленно моргнул.

Об этом варианте он, признаться, не подумал. Со стороны жены это был, хоть и неожиданный, но весьма интересный ход.

— А она-то согласится?

— Она в курсе, — улыбнулась лисичка и мило потупилась.

— Нет, так не пойдет. Опять ты, Динка, все решаешь за моей спиной, — глава семьи не выдержал и погрозил ей кулаком. — А меня ставишь в известность уже перед свершившимся фактом.

— Так уж у нас получилось, мой дорогой, — жена обезоруживающе улыбнулась и потянулась к мужу виноватыми губками.

— У тебя… всегда так получается, — больше для порядка проворчал Рэм. — Ты поделишься тем, что у вас впереди намечается?

Облегченно вздохнув, Дина начала обстоятельно перечислять.

— Желательно бы, Динка, чтобы стометровка в один день с кроссом не шла. Если будет возможность, то надо этого обязательно добиваться, — выдал муж и замолчал, готовый слушать и дальше.

— Почему? — заинтересованно хлопнули пушистые реснички.

— После сотки сильно забиваются мышцы. И потом кросс бежишь, как на ватных ногах. Это, поверь мне, до безобразия тяжко. В крайнем случае, утром — кросс, а стометровку сдавать после обеда. А вот после кросса, радость моя, необычайно легко подтягивается…

Женские глаза озадаченно раскрылись и на время застыли.

— Даже так? Откуда у нас такие познания? — Дина заинтригованно посмотрела на мужа.

— Большой жизненный опыт, — уклончиво ответил Рэм, чтобы хоть капельку помучить жену за все ее каверзные проделки с ним.

— А все же? — изрядно подогретое извечное любопытство уже не давало одному человеку покоя и упорно толкало его на расспросы.

— Мы в училище каждые полгода сдавали зачет по физической подготовке, включавший в себя, как правило, все эти элементы, кроме стрельбы. Да плюс ко всему тому еще гимнастику и рукопашный бой.

Как кадровый офицер он в этих вопросах мог бы многим еще дать фору, особенно тем «штатским», кому самое первое офицерское звание «младший лейтенант» с непостижимой его уму легкостью присвоили после окончания педучилища… Милиция, одним словом…

— А что еще полезного может посоветовать мне мой многоопытный наставник? — крайне своевременно польстила хитренькая лисичка.

— Если вы берете с собой свои автоматы, то не мешает привести их к нормальному бою. И еще: берите с собой не АКСУ, а АК-74.

— Не поняла я! — взметнулись вверх красиво очерченные стрелки бровей. — А это еще почему? У нас всегда все хотят стрелять только из укороченных стволов. Говорят, что они легче, что меньше отдача…

— У них, Динка, кучность никудышная. Ствол при стрельбе быстро нагревается, и автомат тогда плюется перед собой, а не стреляет…

Не отрывая от мужа своих завороженных глаз, она тихо встряхнула головой. Столько информации за один раз — как-то уж чересчур.

Не мешало бы ей все тщательно переварить. Но самое главное, что муженек тонко намекнул ей что-то насчет оружия…

— А ты, дорогой, энто зробить сам возьмешься?

— Что именно, радость моя? — муж прикинулся непонятливым.

Его всегда поражала ее удивительная способность задавать вопросы без всякого перехода из одной области в другую. Он привык понимать свою жену с полуслова, но порой она и его ставила в тупик.

Хотя, честно признаться, чаще всего он намеренно делал вид, что не уразумел ее, чтобы получить дополнительное время на обдумывание.

— Ну, как ты там сказал… — подкинули ему подсказку.

По прекрасному женскому лицу тучей пробежало ярко выраженное недовольство его кричащей бестолковостью, и он, любуясь, восхищенно прищелкнул языком и лишь опосля всего вопросительно моргнул:

— Привести к нормальному бою?

— Вот-вот, — кивая головой, выдохнула Дина. — Могешь?

В положительном ответе она нисколько не сомневалась. Даже если муж и не в курсе, то постарается, в лепешку расшибется и все разузнает.

— Угу. Нужен стометровый тир. И желательно бы тир закрытый.

— Ну, тир-то, я думаю, мы найдем.

— Вот тогда конкретно и поговорим…

Супруги переглянулись. А потом они претворят все это в жизнь.

До соревнований оставалась еще одна неделя, и Дина, надо сказать, весьма целенаправленно готовилась. Подъехала бабушка Амина и взяла на себя все заботы о Лягушонке. А Рэм уехал из дома еще раньше жены. По плану училища намечался двухнедельный выезд в учебный центр. Когда он вернулся, Дина уже возвратилась и находилась дома.

— Ну и как? — повисло в воздухе его первым вопросом.

— А ты ругаться не будешь?

У Рэма екнуло сердечко — неужто случилось неладное…

— А есть для того веские основания? — он чуть наклонил голову.

— Кажется, Рэм, я скоро стану капитаном! — зазвеневший радостью женский голосок взлетел до самых небес. — Прикидываешь?!

— Да ну?! — искренне удивился он. — С какого такого боку-припеку?

Вроде, в его понимании, срок, положенный для присвоения жене очередного звания далеко как не истек. И соответствующего приказа об изменениях тех сроков не вышло. Или что-то незаурядное произошло?

— Я, Рэмка… Нет, ты можешь себе представить? Я заняла второе место по всей нашей республике! — Дина запрыгала, радостно хлопая в ладоши. — Скажи, ты рад за меня?

— Безумно! У меня нет слов, — Рэм поймал жену и легко оторвал ее от пола. — Я… я всегда верил в тебя, мое светлоголовое Солнышко.

Восторженно-восхищенные глаза мужа убедительно подтверждали, что он нисколько не лукавит. А одной девушке хотелось большего, и она, наклонившись к его уху, таинственно прошептала:

— Даже… когда я тебе не давала спать по утрам?

Это, по правде говоря, она настояла, когда жили в военном городке в Германии, чтобы муж по утрам занимался с нею, усиленно гоняя ее по спортивному городку в ущерб своему сну.

— Особенно тогда. Я чувствовал, я знал, что если ты этого хочешь, то все это неспроста. Ты все заранее рассчитала и начала готовить себя к предстоящему выступлению загодя. Я прав?

— Прав, мой дорогой. Бабушка, видишь, мой муж за меня рад.

Теплая улыбка осветила лицо пожилой женщины. Ей сердце давно подсказывало, что один парень души не чает в ее внучке. И с ним Дина всю жизнь будет только счастлива, если, конечно, не потеряет его.

— Рад, доченька, рад. Твой муж всегда за тебя только рад.

— Рэмка мой, бабушка, он такой, такой…

Укрывая свое стеснительное смущение и плавно уводя разговор в сторону от своей скромной персоны, муж осведомился:

— Динка, а что ты плела насчет какого-то капитана? Или же мне сие только послышалось?

— Так министр наш приказал всем призерам присвоить очередные звания досрочно. Как он выразился, за высокие показатели в личной подготовке и за проявленную волю к победе.

Желая проверить скорую догадку, Рэм заинтересованно спросил:

— И у кого же первое место? Не под нее ли вымостили дорожку?

— У нас, Рэмка, выступала одна девчонка из спортивного общества «Динамо». Тренируется и выступает она за него, а числится в одном из районных отделов Киева. Короче говоря, она попросту зарплату в том отделе получает. Кто-то за нее в поте вкалывает, а она в это время круги по стадиону наматывает или раскатывает по соревнованиям.

Рэм усмехнулся. Знакомая до боли ситуация. Всюду у них одно.

— По принципу: кто и на что учился. У нас в батарее командира второго взвода Сережку Прутских мы тоже видим исключительно по большим праздникам. А он всего лишь за наше училище выступает. С этим все понятно. А что у нас получилось по отдельным видам?

— За каждое отдельное выступление нам начислялись очки…

— Да я, Динка, — откинув в сторону деликатность, муж прервал ее, — в курсе этой системы. На то оно и многоборье. По идее, можно не взять ни одного призового места, а в общем зачете все равно стать первым…

Вкратце же Рэм пояснил, что главное тут, чтобы пройтись по всем видам ровно, без особых срывов и провалов.

— Точно-точно, — жена, во всем соглашаясь с ним, весело закивала. — Так оно почти и получилось. Бег у меня вышел где-то в серединке результатов. Там, представляешь, такие кобылки резвые нашлись, что за ними без пропеллера за спиной ни за что не угонишься.

— Да, — улыбнулся муж, — ты у нас не совсем по этому делу. Ты у нас по гороскопу Стрелец. И родилась ты в год Тигра, а не Лошади…

Мужская рука прошлась, приглаживая непослушные пряди жены, и она довольно сощурилась под нежной лаской, прижалась к его плечу, с вдохновением продолжила:

— Я сначала даже чуть расстроилась. А на полосе стала третьей. И тут строчка с моей фамилией медленно поползла вверх. Стрельба — четвертая, подтягивание — вторая. А длинноногие бегуньи, оказывается, отвратительно плохо подтягиваются…

— Ты, дорогая, смотрю я, счастлива? — Рэм не сводил с радостно улыбающейся жены восторженно-влюбленных глаз.

— Жутко! Давай, отметим энто дело? Заодно макнем и твой приезд?

Женушка виновато моргнула. За своими переживаниями она совсем позабыла о том, что муж только-только вернулся с полевых лагерей.

— Я, в общем-то, не против. Что нам скажет бабушка Амина?

— Идея хорошая. Пусть наша виновница сама же бежит в магазин.

— Я… я мигом! — Дина успела послать им воздушный поцелуй, и входная дверь за нею закрылась.

Весело простучали каблучки по лестничной площадке. Хлопнули дверцы лифта. Ровно и мощно загудел мотор.

— Сынок, — Амина подошла к Рэму, — ты, и вправду, искренне рад за жену? Тебя нисколько не смущает то, что она обгоняет тебя по службе?

— Бабушка, — как можно мягче ответил Рэм, — если бы меня в этом что-то не устраивало, я бы нисколько не помогал ей. Дина — это… это неотъемлемая часть самого меня, моя гордость. Пусть хотя бы пока в ней воплотятся все наши общие желания и мечты. И я, я абсолютно не страдаю из-за Дины комплексом неполноценности. Ее успех — это, прежде всего, наш с нею общий успех. Можно сказать, что я всемерно горжусь ею, как тренер гордится своим учеником и воспитанником. Вот где-то так все это и выглядит. Я смог убедить вас, Алена Бориславовна?

Туманная пелена покрыла глаза Амины. Сказано было все зятем неплохо и, чувствовалось, что все шло от самого чистого сердца.

— Да, Рэм, тебе это удалось. У меня нет причин ставить твои слова под сомнение. Я рада за свою внучку. Я рада за вас обоих. Вы смогли забыть о том, что с вами случилось год назад. Сумели вы все пережить, сохранив при этом свои чувства. Сколько я у вас живу, столько и вижу, как моя любимая внучка не ходит, а летает и вся так и светится. Теперь я спокойна за вас. Ты в курсе, что Дина собирается выйти на работу?

В ответ Рэм неопределенно пожал плечами:

— Нет, меня еще не поставили в известность. Но я чувствую, что все к этому и идет семимильными шагами, и на всех парах катится.

— Ну, тогда мы не будем спешить. Пусть она сама тебе обо всем и скажет, — загадка в глазах Амины исчезла, растворилась.

— Скажет-скажет, — Рэм улыбнулся. — За ней не заржавеет. Выберет для этого подходящий момент и начнет последовательную обработку. Вас она уже, наверное, давненько сумела уговорить?..

Щелкнул замок. Разговор прервался. Дина с самого порога кинула на заговорщиков взгляд, что-то показалось ей крайне подозрительным.

Она оглянула их внимательнее и сразу поняла, что в ее отсутствие разговор крутился вокруг именно ее скромной персоны. Хотелось бы ей знать, о чем это бабушка могла секретничать с Рэмом. Неужели о том, что она упросила Амину пожить с ними еще пару месяцев?

И Рэмка, хитрец, сразу, как она вошла, сделал безразличное лицо, всего за мгновение до того красочно отображавшее всю его возможную заинтересованность. И что же жутко интересного она пропустила?

Нежась в ласковых руках мужа, Дина тихо промурлыкала:

— Милый, как мне хорошо! М-р-р! — изнеженный котенок потерся о его щеку. — М-р-р! — движение повторилось. — Рэмка, дорогой мой, ты меня того-этого… слышишь? — сладкий медок густым елеем полился из очаровательных женских уст. — Рэмка!

Лениво приоткрыв один глаз, муж искоса поглядывал на жену. Он предчувствовал, что сейчас за расслабляющим до самого предела волю лирическим вступлением незамедлительно и совершенно неожиданно последует серьезный разговор на самую актуальную тему.

— Рэмка! Ты чего молчишь?

— Я… я наслаждаюсь чарующими звуками твоего голоса. Я готов его слушать вечность. И за возможность слушать я готов пойти на все.

Чтобы помочь ей, чтобы жене легче моглось бы начать разговор, он загодя и деликатно начал мостить переправу через реку недопонимания.

— Правда? — хитрая лисичка проворно ухватилась за протянутую ей с другого берега дружескую руку. — Все-все, что я у тебя ни попрошу?

— Конечно, — он весело хмыкнул, — в разумных пределах. Прыгать с балкона пятого этажа? Что-то пока у меня желания не возникает.

— Типун тебе на язык! — Дина состроила строгое личико.

Услышав из уст мужа явную нелепицу, она для профилактики лишь легонько ущипнула его. Но мужа это только раззадорило:

— Ты не будешь просить меня об этом? Нет? Тогда… о чем?

Глубоко вздохнув, она решилась:

— Рэмка, ты не будешь против того, чтобы бабушка пожила с нами?

— Еще хотя бы с одну недельку? — до невозможности коварный муж прикинулся на время бестолковым и по пояс деревянным.

— Нет, чуть больше, — настороженно выдохнула жена.

— Десять дней?

— Рэмка! — громко вскрикнула она.

Не сразу до Дины и не вдруг дошло, что над нею просто-напросто изуверски тонко потешаются, испытывая на прочность ее терпение.

— Ау, дорогая, я здесь.

— Ты… ты же, черт, специально прикидываешься, что ничего не понимаешь! — возмущенно зазвенел ее голосок.

— А что я должен был понять? То, что ты хочешь, чтобы Амина пока пожила с нами, а ты в это время выйдешь на работу?

Направив на него свои наивно-невинные глазки, она кивнула:

— Угу…

И как же она нравилась мужу. Святая непосредственность!

— Да, понятно, — тяжело и одновременно обреченно вздохнул Рэм, — тогда мы еще долго не сможем с тобой разгуливать по квартире в одних трусах и без оных предметов.

Короткий смешок вырвался из женской груди:

— Энто единственное препятствие? И я смогу выйти на работу?

— О-о, а это уже второе желание. Мы так с тобой не договаривались. Вопрос был только о том, чтобы твоя бабушка пожила с нами.

Чувствуя, что тонет в его любящих глазах, она прошептала:

— Да ну тебя, Рэмка. Вечно ты начинаешь придираться к словам!

И еще хотелось Дине добавить, что муж ее с упоением занимается демагогической казуистикой и ловко упражняется в словоблудии…

2

Девичья рука мягко опустилась на ее плечо, возвращая Дину в мир реальной действительности.

… — Прохладительного не желаете? — симпатичная стюардесса — а других, в общем-то, на такую работу не берут — предлагала стаканчик с прозрачным пузырящимся напитком.

— Спасибо, девушка, — Дина рукой потянулась к минералке.

В горле пересохло, и водичка была кстати. Взгляд ее случайно упал на стекло иллюминатора и вышел за него. Сверху сияло ослепительное солнце, а снизу величественно проплывали белые барханы облаков.

Да, так ей и показалось, что двигаются именно дивно причудливые формы, а их воздушное судно безнадежно зависло на месте. Вот также красиво было, когда они в 86-ом летели в Москву, на свадьбу…

…В тот год вторая половина октября выдалась на редкость теплой.

Приводя технику в порядок после полевого выхода, Рэм со своими курсантами возился в парке. Приятно работается, когда на них сверху не сыплет холодная и противная морось, не дует пронизывающий ветер, порой пробирающий до самых костей. Хорошая погода многое значит.

Теплое ласковое солнышко пригревало. Дело шло споро. Одежда не стесняла движений и не мешала в работе.

— Рэм, вот ты где, — кто-то по-дружески хлопнул его по плечу. — Слушай, еле тебя нашел.

— А, это ты, Юра… — лейтенант приветливо улыбнулся.

Увидев Ветрова, командира 12-ой батареи, Рэм очень обрадовался. В его курсантскую бытность Ветерок командовал у них вторым взводом и познакомил Рэма со своим племянником, Сашкой Григорьевым.

— А что меня искать? Всем известно, где я могу пропадать, когда надо приводить в порядок орудия. Если ты, Юра, об этом помнишь, то еще с курсантских пор так повелось. Но ты не подумай, я не жалуюсь. Пусть уж лучше курсанты моего взвода получают хорошую практику в обслуживании орудий, чем постоянно повышают свою квалификацию в мытье полов или в их виртуозной натирке щетками, как у…

Помимо его воли по лицу лейтенанта пробежалась ироничная усмешка. Хотелось сказать про командира их третьего взвода Певцова.

Сам тот ничего не смыслит ни в боевой работе, ни в обслуживании боевой техники, бойцам своим показать толком не может. Лишь одному Коленька горазд их обучить: нагло и вдохновенно лгать, глядя прямо в глаза, юлить, изворачиваться, ловко перекладывать всю ответственность на плечи своих товарищей, с легкостью по подлому их подставлять при каждом удобном случае, не забывая при всем этом выпячивать перед начальством свою, по сути, никчемную фигуру фигляра и фанфарона…

— Если бы, Рэм, все у нас так мыслили, как ты…

— Если бы у бабушки был…, то она была бы…

Переглянувшись, офицеры рассмеялись, мысленно представив себе, что произошло бы в этаком случае. Довольно расхожая присказка. Но бьет она не в бровь, а прямо в глаз. Если бы да кабы…

— Ты знаешь, — Ветров не столько от солнца, сколько хитровато прищурился, — у нас с тобой возникли небольшие проблемы.

— У меня с тобой? — Рэм недоверчиво хмыкнул. — Какая может быть, Юра, общая проблема у взводного и комбата с разных дивизионов? Или, постой, дело как-то связано с нашими друзьями?

— Ты, брат, угадал. Катя и Саша решили пожениться.

— Да… ты… что? — Рэм не стал укрывать своего удивления.

Хорошо зная характер взаимоотношений с одной чудной девушкой-немкой его дружка Саши Григорьева, оставшегося служить в Германии, родного племянника стоявшего рядом с ним Ветерка, ему не особо-то верилось. Не верилось не из-за невообразимо плохих отношений между молодыми людьми, а из-за их особого подхода к самому браку.

— Мне казалось, что в обозримом будущем сочетаться браком они никак не собирались. Церемония состоится в Германии?

— Они уже в Москве. Ты и Дина приглашены к ним свидетелями.

— Мы? — Рэм озадаченно моргнул.

Неожиданный для него поворот. О том и помыслить, и представить себе оное было невозможно. Казалось, что лишь вчера они расстались после того, как лейтенанту Валишеву пришел вызов из училища, и он с грустью и с сожалением вынужден был уехать из Группы войск.

Столько всего там случилось и произошло. После глупой ссоры с женой, он сблизился с Маринкой, когда-то лучшей подружкой Дины. И лишь рождение Настеньки вновь воссоединило его с Диной…

…После их прощальной пирушки Катя и Саша вышли возле дома и долго еще смотрели вслед скрывшейся за поворотом машине.

— Саша, как они есть друг друга любить… — нарушив молчание, задумчиво произнесла Катя. — Дина не сводить сегодня весь день с мужа своих горящих глаз. И он ее обожать. Совсем есть не то, что у него быть с Маринкой. Совсем есть другие отношения.

— Дина, — Сашка задумчиво потер щеку, — не догадалась о том, что Рэм и Маринка были близки. Рэм мне говорил, что его жена ни разу ни одним словом не обмолвилась. Говорил, что ни разу не спросила про то, с кем он тут жил без нее. Словно Дина забыла или ничего не знала.

— Ты есть ошибаться, милый дружок, — Катя посмотрела на Сашку и странно улыбнулась. — Дина есть хорошо знать.

Молодой человек встал, как вкопанный, словно с ходу налетел на телеграфный столб, за одну секунду выросший посреди дороги.

— Знает? — Саша удивленно уставился на нее. — Да нет, не знает, — взмахом руки парень сам себя успокоил. — Я был бы в курсе.

— Знать, Саша…

Пришлось Кате пояснить, что знала Дина с самых первых дней.

— А мне ты ничего не сказала, — парень с непониманием посмотрел на девушку. — С каких это пор у нас с тобой завелись секреты? — его тон потихоньку скатывался на по-детски обиженные нотки.

— Сашенька, — Катя мило и немного виновато моргнула. — Но есть у женщин свои маленькие секреты?

— Ничего себе маленькие! О-го-го! — Григорьев качнул головой.

Возмущенный до глубины души неожиданным поворотом событий, парень обиженно засверкал глазами, пытаясь сдерживать себя. Пусть одна девушка только попробует что-то сказать в свою защиту.

— Сашенька, я есть тебе говорить. Ты есть Рэму говорить. А он есть тяжело мучиться и трудно переживать.

— Ты думаешь? — Саша запустил в затылок всю свою пятерню. — Да, кажется, ты снова права. Все знать не всегда полезно.

— Ты же есть сам мне, — нежные девичьи пальчики, умиротворяя, коснулись его надувшейся щеки, — говорить. Я есть хорошо помнить…

Немного помолчав, парень заметил:

— А знаешь, Катюша, мне в одно время показалось, что он все-таки любил Маринку. Когда Рэм приехал из отпуска, я ему сказал, что она уехала. Но глаза его не вспыхнули вмиг от радости, а разом погрустнели и подернулись печальной дымкой. И выглядел он сам жалким, сильно растерянным, словно утратил что-то очень для себя дорогое…

— Есть так, Саша. Рэм есть их обеих любить.

— Разве так можно? — парень недоверчиво хмыкнул.

— Natürlich…

Помогая себе пальчиками, Кэт пояснила, что любовь у Рэма к ним разная. Два чувства дополняют друг друга. Если свою Дину он любит до безрассудства, всем своим сердцем, весь растворяясь в своем чувстве к жене, то с Маринкой все происходило совсем по-другому.

Рэм нежно и бережно заботился о ней. В отношениях с Риной он ощущал свое превосходство. С ней Рэм испытывал силу и уверенность. Он помогал женщине, покинутой и потерявшейся в их жизни…

— Рэм есть ответственность ее судьба чувствовать. В его душе есть трещина, щель, и ростки нового чувства быстро-быстро проникать…

Катя говорила столь вдохновенно, что Саша невольно отступил на шаг и залюбовался ее видом. Стоящая перед ним девушка — чудо, и ему необычайно повезло, что она любит именно его. Какая же она у него!

— Катенька, насколько ты ловко все разложила по полочкам. Что же мне, бедному, делать? — парень картинно схватился за голову.

— Саша, ты есть что? — Катю напугал столь его резкий переход от состояния вечного счастья к перманентной попытке посетовать на свою судьбу. — Ты есть болеть? У тебя есть что-то случиться?

— Случилось, Катя, — он потерянно развел руками, — случилось. В семье у меня одни дипломированные психологи. Деваться мне от вас некуда. Ты — психолог. К дяде пойдешь, и там одна философия. Один я среди вас всех неуч и ни к чему не способный бездарь. У меня ширится комплекс депрессивной неполноценности…

Прояснив причину охватившего его недуга, девушка фыркнула:

— Сашенька, кто есть об этом говорить…

И ласково добавила она, что у него все есть от природы. Напомнила Кэт про его деда Алексея, бабушку Марту. И про генерала Ершова.

— Есть его-то, кстати, что-то уже давненько видать нет.

— На него не похоже. Значит, надо его ждать. Со дня на день.

Подумал только он, и перед ним явственно замаячил гордый силуэт деда, словно его слова заклинанием вызвали призрак старого генерала.

— Да-да, Саша. У тебя есть наследственные гены, а ты есть скрипеть и плакаться. Ты есть себе друга выбрать. Под стать себе. Ты есть мне сказать, мой милый, кто есть твой друг, а я есть тебе сказать, кто ты есть сам такой быть, — она ткнула пальчиком в его грудь.

— Да, жалко. Жалко и тяжело будет с ними расставаться. Последние три года мы с Рэмом и с Диной тесно общались.

— Саша, — неуверенно протянула Катя, сделав еще несколько шагов по дорожке, — а ты есть видеть, как есть твой дядя Пауль расстроиться, когда есть он узнать, что есть они уезжать?

В самом деле, профессор был сам на себя не похож. Забросил все свои дела, маетно бегал, суетился, все хотел он что-то успеть.

— Заметил я. Я чувствую, что он сильно привязался к Дине. Они провели в совместной работе не один десяток часов. Узнав же Дину поближе, невозможно не восхищаться ею. Ты права. Он стал относиться к ней очень тепло. Я бы даже сказал, что по-отечески, а может, и еще теплее. К чему бы это? Уж не влюбился ли он?

— Есть, Саша, видеть, ты и сам есть выводы делать. Или есть на тебя водка действовать? — Катя подмигнула и озорно прищурилась.

— Что ты, Катенька! Да и выпили-то мы совсем ничего, — парень с непонимающим и невинным видом развел руками.

— Ничего себе, есть пили ничего, — иронично усмехнулась девушка и погрозила милому пальчиком. — По бутылочке есть на брата пить!

В ее понимании, это немыслимо много. К тому же, Катя до сих пор пребывала в благом неведении по поводу того самого, чем занимаются офицеры на учениях в перерывах между боевыми стрельбами.

— Но, Катенька, такая мировая закуска была, — Саша мечтательно закатил глазки. — Вот под нее-то тост за тостом и ушло.

Словно решившись, Катя посерьезнела, повернулась к парню всем телом и положила руки ему на плечи:

— Есть с тобой сегодня одну серьезную вещь говорить?

— Моя прекрасная Принцесса, ты полюбила другого?

— Ты есть болтун, — она постучала пальчиком по его виску. — Я есть серьезно. Саша я хотеть, чтобы у нас маленький быть, — ее ставшие выразительными глаза расширились от сильного напряжения.

В голове у нее пронеслась мысль про то, что зря она затеяла весь разговор. Ее милый дружок на серьезный лад явно был не настроен.

— Катенька, — Саша легкомысленно отмахнулся от самой мысли, — мы же решили подождать с этим вопросом до окончания твоей учебы.

— А есть нам этого не ждать?

— Не ждать? — Григорьев с недоумением уставился на девушку.

Если бы не две-три последние рюмки, то он, возможно, соображал в эту минуту чуточку быстрее и намного точнее.

— Ты есть не хотеть? — Кэт с подозрением заглянула к нему в глаза, ища в них правдивый ответ на свой вопрос. — Ты есть мне все сказать.

— Да как ты можешь такое говорить? — получив несправедливый упрек в свой адрес, он обиженно заморгал глазами. — Да я, да я…

— Есть я все понять, — она в знак примирения прижалась губками к его щеке. — Есть я тебе сказать, а ты есть падать нет.

— Ты… — его губы сами по себе растягивались в дурацкой улыбке.

Ее слова означали, что он может скоро стать отцом. Он и отцом?!

— У нас с тобой быть киндер, — потупив глазки, кивнула Катя.

— Ребенок! — восторженно повторил он. — И ты это… давно?

Ему уже хотелось, чтобы рождение их малыша случилось быстрее.

— Есть почти три месяца быть.

— По тебе не скажешь, — парень смотрел на нее и так и сяк, пытаясь найти хоть что-то говорящее, что у них скоро будет ребенок.

— Ты есть недотепа и ничего не понимать. Эх ты, папаша!

— И что мы теперь должны с тобой делать? — к Сашке вернулась способность мыслить реальными категориями. — Мы поженимся…

— Danke. Я есть в тебе не ошибаться. Дина приехать, Настеньку чудную привозить. Я есть прелестного ребенка видеть. В душе есть alles перевернуться. Я решить оставить. И есть тебе не решаться сказать…

— Я, Катенька, счастлив. Твои неожиданные слова перевернули все, что имеется в моей душе. И я рад этому. Я скажу так, что я безмерно счастлив. И это ощущение нарастает с каждой секундой…

— Ich bin auch glücklich. Я есть тоже счастлива…

Насквозь пронизанная внутренней одухотворенностью улыбка тихо засветилась на девичьем лице, а глаза ее засияли еще ярче.

— Есть можно отношения не оформлять. Мне есть все равно. Ты есть меня любить. Ты есть ребенку свое имя давать? — она отступила на шаг и, прищурившись, посмотрела на парня.

— Катенька, да как ты можешь так говорить? — от возмущения его ресницы пришли в беспорядочное движение. — Я же тебе все на этот счет сказал. Или ты просто дразнишь меня, моя Принцесса?

— Дразнить, — выдохнула она, признаваясь, и шагнула навстречу Сашке, попала в его крепкие объятия. — Есть маленько дразнить…

Счастливые, они взялись за руки и пошли по улице куда-то вперед и безо всякой цели. Смотрели они друг на друга и шагали…

Счастливые влюбленные времени-то не наблюдают. Для них оная категория живет вне реальности. Для них, что день, что ночь, все едино.

— Ну, где их, понимаешь ли, до сих пор черти носят? — не скрывая своего непонимания и полной озабоченности, Павел Евгеньевич Ершов нервно вышагивал по квартире, то и дело поглядывал на часы.

— Что ты переживаешь? — Анна с нежной улыбкой поглядывала на отца. — Дело молодое. Появилась свободная минутка, вот дети и гуляют.

— Непорядок. Офицер должен всегда оставлять записку, чтобы его могли быстро найти, — генерал, хоть и находился в отставке, но военные порядки хорошо еще помнил. — Время-то уходит.

— Папа, будет тебе брюзжать, — дочка в ответ только посмеивалась. — Раньше за тобой бубнящей привычки не водилось.

— Старость — не детская радость, — заметил Ершов, останавливаясь. — Внутри у меня растет нетерпение. Все боюсь, что могу что-то в этой жизни не успеть. Хотя сам-то я все прекрасно понимаю, что всего не переделаешь. Но хочется успеть сделать как можно больше…

«Щелк-щелк», — провернулся замок. Дверь широко распахнулась, и на пороге показалась влюбленная и, как никогда, счастливая парочка.

— А, появились, голубки, — генерал с ходу, не давая опомниться, набросился на них. — И где это нас целый день носит? Одна, понимаешь, лекции прогуливает, а второй, разбойник, увиливает от службы. Ни на новом месте службы его нет, ни в старом полку не появлялся, — он навис над внуком и принялся грозно сдвигать брови.

— А мы, Пал Евгеньевич, есть про вас вспоминать, — мило и весело улыбнулась Катя и мигом потушила весь боевой настрой старика.

— Долго жить буду, — буркнул Ершов. — Ну, здравствуйте, дети. Я приехал к вам не один. Смотрите, кого я к вам привез…

Чуть ступил генерал в сторону, освободил молодежи обзор.

— Мама! — Саша кинулся навстречу поднявшейся Анне. — Мама!

— Здравствуй, сынок, — Анна обняла его одной рукой. — Здравствуй, Катенька, здравствуй, доченька, — она взяла девушку под второю руку. — Живые, здоровые, — женщина переводила свой взгляд с одного родного лица на другое. — И будто счастливые. И все у них в порядке. А ты, дед, переживал за своего внука. Смотри, какой ангел-хранитель ходит рядом с ним. Наши дети гуляли и отдыхали. Я правильно все говорю, сынок?

— Да, мама. А до этого мы прощались со своими друзьями. Рэм с женой на днях уезжает в Союз. Может быть, даже завтра поедут. Вот и решили мы это дело провести сегодня. На всякий случай.

В дверь позвонили, и Катя сразу поняла то, кто еще мог прийти.

— О, это есть мои родители ходить, — с улыбкой объявила она.

Чутье девушку не подвело. На пороге стояли Клэр и Виктор.

— Ага! Вот они! — не удержался, увидев их, Ершов. — Снова вся компания поджигателей в сборе. Ну, проходите. Для полного комплекта вам только Григорьева не хватает. Что, не забыли еще, как собирались вы подпалить склад со снарядами? — генерал то и дело обводил гостей своим насмешливым взглядом. — Катенька, твои степенные родители тебе про тот случай не рассказывали? И как в залог за свое немедленное освобождение оставили в русском плену свою лучшую подружку Анну в железных руках неумолимого русского офицера? Бедняжка заплатила за их детскую шалость своей личной свободой. В результате чего потом появился на свет один разбойник, — он ласково потрепал за шею своего внука. — Скрыли от тебя, девочка, немыслимо интересный факт из своей незапятнанной биографии. Нет? Ах, ты чуточку в курсе!

— Все, Катенька, было так и не совсем так, — Анна прижала девушку к себе. — Я сама добровольно осталась в плену.

— Это еще неизвестно, кто и кого у нас взял в плен, — голос самого Григорьева заставил всех обернуться. — Я, увидев глаза стройного, как тростинка, диверсанта, понял, что окончательно пропал.

— Все в сборе, — резюмировал Ершов. — Прошу к столу. Кто у нас в доме хозяйка? Ну-ка, девочка, давай, быстренько накрывай на стол.

Взмахнув руками, Катя упорхнула на кухню. Анна поднялась и неторопливо пошла следом. Кэт попыталась отправить ее обратно в зал:

— Тетя Аня, я есть сама со всем справиться!

— Справишься, девочка моя, ты справишься. Мне хочется побыть с тобою. И не забывай, что в этом доме главная хозяйка все же я. Тише, Катенька, тише. Я не хотела сказать что-то против тебя. И мне хочется немного тут похозяйничать. Ты еще будешь полновластной хозяйкой. Я вижу по твоим глазам, как ты смотришь на моего Сашку…

В две пары ловких и умелых рук, весело перешептываясь, хозяйки быстренько накрыли на стол. Оставались последние штрихи. И снова звонок в дверь. Тут уж Анна, уловив знакомый мотив, напряглась.

— Покажите мне ее! Где моя любимая сестренка? Где моя Ани?

Услышав родной голос, Анна все бросила и кинулась к брату.

— Пауль, Пауль, мой маленький братик!

Все вокруг на мгновение замерли, затихли, очарованные чувством, испытываемым друг к другу братом и сестрой, чувством, что сохранили и пронесли через долгие годы разлуки. Они с самого детства любили друг друга. Братик боготворил сестру. А она, как старшая, всегда, как могла, тепло и нежно заботилась о нем. А как похожи они были.

У Ершова подкатился комок к горлу. Снова перед его глазами, как живая, восстала их мать. Марта-Марта. Столько лет с той поры прошло. А ее светлый образ всегда оставался в его памяти.

Ее дети — прямое напоминание ему о ней. Анна — точная копия матери. Их дочери почти столько же лет, сколько исполнилось Марте, когда она ушла от них, оставила их одних на этой бренной земле.

— Здравствуй, папа, — Пауль повернулся к отцу. — Я рад, что вы приехали все вместе. Ани, я столько лет тебя не видел…

— Вот теперь уже точно, что все в сборе, — Ершов украдкой смахнул слезу. — Давайте же, выпьем за встречу.

Оживленный разговор перебегал от одной темы к другой, все ближе и ближе подбирался к самой для кое-кого из них главной.

Проницательный генерал долго и пристально наблюдал за самыми младшими и сердцем чуял, что те что-то не договаривают, не решаясь открыть, может быть, самое важное в данную минуту.

— Вот что, ребятки, — Ершов подошел к ним и положил руки на их плечи. — Выкладывайте начистоту, что замечательного у вас произошло.

— У нас? — в один голос испуганно откликнулась молодежь.

— У вас, голубки. Выкладывайте. Отчего это вы все сидите, будто на иголках? Чувствуется мне, что вам дали полную свободу, и вы успели уже что-то натворить и сейчас боитесь нам всем честно признаться.

— Мы? — Катя и Саша переглянулись.

Посмотрели они друг на друга, попытались в глазах, на лицах найти следы того, что обнаружил их не лишенный проницательности генерал.

— Вы-вы, — усмехнулся Ершов. — Кто же еще. То, что вы живете вместе, для нас давно не секрет. И нисколько сие обстоятельство нас не беспокоит. Есть, наверное, что-то еще? Ну, говорите!

— У нас с Сашей быть киндер, — набравшись смелости, выпалила Катя и смущенно опустила голову, нащупала под столом руку соседа.

— Вот! — Ершов сразу же оживился. — Вот! Вот это уже новость, так новость. Ани, — он повернулся к дочери, — тебе не кажется, что что-то подобное мы уже когда-то проходили?

— Да, что-то схожее уже было, — произнесла Анна, и на ее лице появилась мечтательная улыбка.

Помнится ей, она назло всем решила завести ребенка, чтобы никто не смог бы у нее отнять ее любимого. Не заметив в поведении дочери ни следа беспокойства, генерал повернулся к зятю:

— Владимир, а тебе это ничто не напоминает?

— Да, припоминаю, Павел Евгеньевич, как ты меня всерьез грозился в Тмутаракань закатать, — усмехнулся Григорьев.

— А вы это о чем? — Анна поглядывала то на отца, то на мужа.

Дошло до нее, что столько воды с той самой поры утекло, а она так и находилась в полном неведении насчет их одного давнего разговора.

— Владимир, что, твоя жена до сих пор еще не все знает? — Ершов заговорщицки подмигнул зятю и громко расхохотался. — Кремень…

— И что произошло? — Анна в нетерпении подтолкнула мужа.

Смущенно улыбающийся Григорьев вынужден был раскрыть один свой давнишний секрет:

— Да, Аня, твой отец приехал к нам в часть и хотел купить меня. Сулил мне золотые горы, лишь бы я от тебя навсегда отказался. А когда не вышло, то стал жестко грозить мне, обещал стереть меня в порошок.

— Папа, что, правда? — дочь вскинула на отца удивленные глаза.

То, что она услышала, как-то не вязалось с ее отцом, с тем ореолом, который она сама в свое время возвела вокруг Ершова и его имени.

— Ани, — Ершов смущенно поежился. — Я же тогда должен был как-то узнать, что имеется за душой у моего будущего зятя.

— Узнал? — Анна строго качнула головой.

— Узнал. Кстати, Владимир остался вовсе не в обиде на меня.

— Конечно, — усмехнулся Григорьев. — Сначала человека немного потоптали, наглядно показали ему всю ничтожность его бытия, а потом вознесли наверх. До обиды ли было мне в тот момент? Я был готов ко всему, кроме самого последнего предложения грозного московского генерала. Оно затмило собой все…

Анна казалась совершенно сбитой с толку. Ее сильно обескуражило то, что раскрывалось перед нею. Женщина с трудом пыталась уловить логическую цепочку всего происходившего за ее спиной лет двадцать тому назад, может, чуть больше того…

— Какого? — Анна буквально поедала мужа горящими глазами. — Что папа еще тебе предложил? Ну, не тяни…

— Ехать знакомиться с будущей тещей. Марта нас ждала, мы…

— И ты мне ни разу не удосужился о том рассказать! Владимир!

— Зачем? Это был наш, Аня, чисто мужской разговор. К тому же, ты и сама не все знала о действительной роли генерала в твоей судьбе. В то время своим отцом ты считала совсем другого человека…

— Да ну вас, мужиков, — произнесла Анна и махнула рукой.

— Нет, чуяло, чуяло мое сердце, — Ершов, выдержав паузу, вернул разговор в прежнее русло. — Подсказывало мне, старику, что не зря этот сорванец взял да намылился служить именно здесь. А я-то, наивный, еще успокаивал себя тем, что парень, должно быть, поумнел, захотел и сам продолжить славное дело отца, пойти по его стопам в прямом и в переносном смысле слова. А его, оказывается, только и прельщали одни прекрасные глазки одной небезызвестной всем нам особы.

Взоры присутствующих обратились на Сашу. Хотя особой вины за собой не чувствовал, парень готов был от стыда провалиться под стол.

— Ну, ты, дед, скажешь тоже, — выдавил он из себя, машинально потрогал разгоревшиеся уши.

— Нашему парню даже стыдно стало. Значит, человек еще не совсем потерян для общества. Владимир, ты в старой части проведал, как там наш разбойник себя вел? Надеюсь, не как генеральский сыночек?

— Говорят, что все находилось в пределах. И совсем недавно второе место занял в конкурсе среди командиров взводов.

— Всего-то второе место? — обескураженно переспросил Ершов. — А почему же не первое?

В его понимании, любое место ниже первого — поражение породы. Самые максимально высокие задачи ставил он всегда перед собой. Того же генерал неукоснительно требовал от своих потомков.

— Ну, ты, дед, и захотел, — с видимой обидой в голосе протянул внук. — В полку первое место для обычных смертных было недосягаемо. На него имелся свой железный претендент.

— И кто он, любимец удачи, — насупился Ершов, — если не секрет?

— Валишев, Рэм. Вы бы видели, как он стреляет! Я стоял на пунктах на последних учениях и сам наблюдал. Для него нет разницы, из чего стрелять и чем стрелять. Все были в восторге. У него прирожденный талант. И это с ними мы сегодня прощались…

На раскрасневшемся лице Саши проявились следы воодушевления, когда он с жаром рассказывал про своего лучшего друга.

— Постой, а разве Валишева не вместе с тобой перевели? — удивился Григорьев-генерал. — Он должен был попасть с тобой в учебку.

— Нет, папа. Он едет командиром взвода в наше училище.

По лицу Владимира пробежалась тень. Он поморщился, досадуя на собственный недосмотр. Налицо результат его невольной оплошности.

— Жалко, пропадет парень. Видать, его документы где-то в штабе Группы перехватили. Но за всем из Читы не уследишь. Значит, такова у него планида. И придется тебе, Сашка, дальше одному шагать.

— Одному, так одному… — Саша пожал плечом.

— Почему есть ему одному быть? — наконец, подала свой голосок притихшая Катя. — Мы есть с ним вдвоем быть. Вместе легче быть…

Девичьи пушистые реснички разом колыхнулись в волнительном движении. Как же это они все по кругу про нее-то забыли?! Непорядок!

— Да, конечно, Кэт, вместе легче, — подключилась и Клэр. — Так-то оно так. А как же, дочка, быть с твоей учебой? Забросишь ее…

— А зачем Катьке учиться? — лукаво поглядывая на смущенную девушку, вкрадчиво произнес Пауль. — Кэт же у нас девушка неглупая, достаточно воспитанная. Богатая наследница. Остается только ей мужа толкового подобрать. Сделать его при себе принцем-регентом, и живи потом себе, Катенька, на здоровье. Радуйся и наслаждайся беззаботной жизнью, — словно подкрепляя свои слова, профессор при этом довольно недвусмысленно жестикулировал руками.

— Ein Moment! — Катя от переполнившего ее возмущения часто захлопала ресничками. — Я есть учебу не бросать, nicht! Я есть растить киндер и продолжать учиться. И Саша есть мне помогать. Так есть, Саша? — девушка с лаской и с большой надеждой посмотрела на своего любимого. — У тети Ани есть все получаться, и у меня есть получаться! — выдала она и упрямо поджала губки.

— Правильно, дочка, не слушай ты их, — Анна пришла на помощь своей будущей невестке.

Ее тоже, помнится ей, пытались запугать всякими трудностями.

— Тогда время у нас было другое. Совсем другие обстоятельства. Деваться им было некуда, — вскользь заметил Ершов.

— Жизнь-то все равно, — резонно отпарировала его дочь, — хочешь ты этого или не хочешь, требует своего. Не стоит нам делать трагедию.

— Да что с них возьмешь. Одна порода Григорьевых чего стоит.

— Тише, папа, тише, — дочка укоризненно посмотрела на отца. — Если ты еще не знаешь, то у нас инициатором была именно я. А это уже твоя порода, Ершовых. И от этого тебе никуда не уйти.

— Тоже верно. И мама твоя мне то же самое сказала, — Ершов глубоко и тяжело вздохнул. — Ладно, чего уж огород городить, раз дело сделано. Что с ними дальше-то будем делать? Надо, наверное, теперь как-то узаконить их отношения? Как вы все на этот счет думаете?

Сам-то лично генерал был не против, и весь разговор затеял лишь для того, чтобы напомнить молодым об ответственности их шага.

— Свадьба есть не надо, — с независимым видом выпалила Катя.

— Тебе она сейчас не нужна, стрекоза, — мягко пожурил ее Ершов. — А каково будет твоим родителям смотреть в глаза окружающим? Дочь всеми уважаемых людей родила неизвестно еще от кого. В подоле, еще скажут, ребенка принесла…

— Как это? — девушка заерзала на стуле. — Он есть рядом сидеть.

На ее лице выступило непонимание. И какие тут еще могут быть проблемы? Но кто-то за их столом думал несколько иначе.

— Ну, милая, это мы с тобой знаем, а вот другие. Всем же не будешь направо и налево объяснять, кто он такой и что из себя представляет. Клэр, Виктор, вы-то чего сидите и молчите? Родители, называется…

— Да неожиданно, — растерянно произнесла Клэр. — Помнится, кто-то нам обещал, что пока учится, то ни-ни.

— Быть-быть, — Катя сокрушенно вздохнула. — Но это есть сильнее меня быть. Так мне есть своего маленького киндера хотеть…

Вся смущенная, она произнесла свои слова с таким подъемом и вдохновением, что присутствующим уже не оставалось ничего другого, как взять и весело рассмеяться.

— Дети, ну чистые дети, право слово, — проворчал Ершов. — А все туда же, — он ласковой рукой провел по волосам девушки. — Женить их надо. Один черт когда-нибудь да пришлось бы поженить. Но знаете! — он с мечтательной улыбкой поднял правую ладонь вверх. — У меня же скоро появится правнук, — в голосе отставного генерала появились новые торжествующе горделивые нотки.

— Ну, кому что, а деду еще один внук, — протянула Анна. — Мне вот, может, совсем еще не хочется бабушкой становиться. Может, мне еще хочется побыть молодой… — она притворно вздохнула. — Мне всего-то за тридцать с хвостиком лет. Я, может, еще только жить начала…

— Или уже под сорок? Что-то ты, мать, все путаешь, — Григорьев с обожанием смотрел на жену-красавицу, их общую любимицу, которая всегда была душой всей компании. — Вот видишь, боец Крюгер, когда вышли тебе боком проделки разведчика. Не надо было так рано рожать. Была бы до сих пор молодой матерью…

— О, Во-лодь-я! — нежно протянула Анна, как когда-то много-много лет тому назад. — Случись все снова, я поступила бы точно так. И я благодарна своей судьбе за то, что в тот вечер мы проникли именно на тот склад, именно в ту самую часть, — глаза ее затуманились.

Отставной генерал хотел что-то добавить про тот самый пожар, но, глядя на дочь, он не стал ворошить угли, лишь поставил ближайшую задачу своему зятю и самому себе:

— Надо нам вопрос хорошенько проработать. Я думаю, что никто из присутствующих не станет возражать, если свадьбу устроим в Москве. Не будем отходить от нашей давней традиции…

…Расширенный семейный совет обстоятельно, всесторонне, весьма скрупулезно обсуждал подготовку к предстоящей свадьбе.

— Свидетелями мы можем пригласить нашего Юрка и его жену Светлану, — Ершов выдвинул неплохую и подходящую к их случаю, на его взгляд, кандидатуру своего племянника.

— Нет! — в один голос уперлись молодые. — Мы хотим Дину и Рэма.

Старый генерал изучающе посмотрел на внучка и на его невесту.

— Ребята, мы с вами так не договаривались, — Ершов нахмурился. — Мы предполагали, что обойдемся своими и близкими нам людьми.

— Друзей ближе, чем они, у нас нет, — молодежь твердо стояла на своем и ни на йоту не уступала. — Ни на кого другого мы не согласны.

— Иди, дед, звони Юрку, — Анна похлопала отца по плечу. — Может, он сам у себя и без твоей помощи со всем разберется.

— Ладно… — Ершов обреченно взмахнул рукой.

Его порода. Кремень-порода. Обухом топора не перешибить…

— Пусть будет так, как на этом настаивает детвора. Все-таки это их праздник. Но на всякий случай мы подстрахуемся, позвоним Мальцеву.

— А это еще кто? — Анна удивленно посмотрела на отца.

— Мальцев? — Ершов прищурился.

Тень, живо пробежавшая по лицу генерал-лейтенанта в отставке, явно свидетельствовала о том, что бывший военный разведчик, видно, на мгновение задумался: выдавать еще один секрет или промолчать?

— Ну, насколько я понимаю, Мальцев — отец Виктора и, выходит, дедушка нашей Катеньки.

— Как есть как? — девушка озадаченно моргнула.

Слегка уже покрасневшие от напряжения Катины ушки сами по себе стали непроизвольно вытягиваться в сторону Ершова.

— Павел Евгеньевич, это есть… можно… вы… с этого момента есть подробнее быть. Что-то именно об этой страничке семейной жизни есть мне известно совсем ничего быть.

— Катенька, — Ершов снисходительно посмотрел в сторону будущей невестки. — Ты у нас достаточно взрослая и вправе все узнать. После войны у твоей бабушки Рут был друг — русский офицер.

— Ну, это есть я слышать, — недовольно протянула Катя.

Особого секрета из далекого и не весьма отдаленного прошлого в их семье никогда не делали. Ее бабушка излишними комплексами не страдала, обо всем говорила прямо и открыто, без излишних обиняков.

— Погоди, егоза, дослушай. Звали его Александром Мальцевым.

— Так… ах, вот есть откуда имя у моего дяди Александра быть.

Внезапное открытие, учитывая вновь выявившиеся факты, лежало на поверхности. Хорошенькое дельце! Столько лет про то скромно при ней молчали. Это она говорит про бабушку и про генерала Ершова.

— Бабушка есть дядю в его честь назвать…

— Вполне возможно, что и так. Теперь ты, наверно, сама догадалась о том, кто был отцом у твоего папы и его брата.

— Теперь есть чуточку понятно быть, — напряженно думая, Катя нахмурилась, дотронулась пальчиком до губ.

— Твой бравый дед, исключительно благодаря горячему ходатайству твоей бабушки через Марту Крюгер, родную бабушку твоего жениха, перевелся не без моей помощи в военную комендатуру города. Так он по этой линии дальше и пошагал. А я его практически никогда не терял из поля зрения. Рут в свое время не стала силой удерживать его около себя, и они расстались. Тихо и без скандалов…

— И куда есть он деться?

— Последнее время наш Мальцев служил в должности военного коменданта гарнизона в городе, где учились наш Юрок и этот молодой человек, — Ершов кивнул в сторону Саши. — Это через него мы в свое время подыскивали работу для Светланы, жены Юрка.

— Ja, — девушка задумчиво поморгала ресничками. — Да, есть и мой второй дед найтись. А он есть про меня знать?

— Знает, Катенька. Совсем немного, но знает…

В сжатом виде Ветров передал содержание всего долгого разговора в части, их, Рэма и Дины, касающейся.

— Юра, я бы это… с удовольствием. Но кто меня туда отпустит? — Рэм с озадаченным видом постукивал прутиком по голенищу сапога. — Дина еще, как назло, на днях собралась выходить на работу. Ну, она-то, допустим, сможет договориться. Ей-то пойдут навстречу. Она там, как приехали, чуть ли не каждый день пропадала. А что делать мне?

— Рэм, это все просто и решаемо. Мы с тобой идем в санчасть и берем освобождение на трое суток. С моим и твоим комдивами я уже договорился. Они согласны. Им вполне достаточно справок о том, что мы нуждаемся в освобождении от исполнения служебных обязанностей по состоянию здоровья. Всего-то дел. Нужна одна бумажка…

— Но я совершенно здоров, — Рэм пожал плечами. — Кто же в нашей санчасти поверит тому, что я чем-то серьезно болен?

— Рэм, там тоже сидят обычные люди. Ну и наивен же ты, братец, в иных бытовых вещах. Надо правильно подойти к решению вопроса.

По губам капитана перекатывалась ироничная улыбочка, но не это в данный момент больше всего смущало молодого лейтенанта.

— Не знаю, — нерешительно протянул он. — Я там ни разу не был.

— Вот и побываешь. Когда-нибудь тебе, рано или поздно, все равно пришлось бы посетить наше лечебное учреждение.

— Хорошо, Юра. Только с медиками ты сам будешь разговаривать.

— Ладно, — Ветров рассмеялся. — Если ты сильно настаиваешь. Ишь, покраснел, как девочка, будто я его на тяжкое преступление толкаю.

— Как сказать… — лейтенант сконфуженно нахмурился.

Лично ему никогда не нравилось, когда некоторые увиливали от службы под самыми разными предлогами. Сами на рожу здоровы, как быки, а книжки у них медицинские все раздулись от частых записей. Впору клиенту гроб заказывать. И в церкви пора бедолагу отпевать…

3

Через два дня они все уже летели в Москву. Ветровы, видно, чинно подремывали, уютно устроившись в полуопущенных креслах. Всю свою детвору Светка оставила на попечение близкой подружке. Лягушонок тоже остался дома под присмотром бабушки. Дина наклонила голову к плечу мужа, и они нежно ворковали. Клубочек их разговора катился, забегая и туда и сюда, а нить его разматывалась и разматывалась.

— Дина, я все хотел у тебя спросить…

— Дерзай, милый, — жена презабавно задергала носиком.

А все неудобство у нее, оттого что муж, коварно воспользовавшись тем, что она прикрыла глаза, водил по ее лицу тоненьким волоском.

— Дина, твоя бабушка у нас. И кто следит за ее домом?

— А что?

— Она оставила твоего дядю Оскара одного? В свое время он любил заложить за воротник. Он до сих пор еще пьет? И дом остался на него?

Чуть-чуть приоткрылся ленивый глаз. Ей следовало признать, муж у нее настолько деликатен и тактичен, что раньше этот вопрос он всегда старательно обходил сторонкой. Выдержав паузу, Дина ответила:

— Она сказала, что дядька взялся за ум. Как только у нас разрешили, он одним из первых организовал торгово-закупочный кооператив.

Муж моргнул и удивленно прищурился:

— Да? А на какие шиши?

— Бабушка заложила свои фамильные драгоценности.

— Я, дорогая, о существовании у вас сокровищ ничего не слышал.

— Я тоже. Бабушка, когда отстала от поезда и потерялась, не сразу обнаружила, что у нее на шее висит какой-то мешочек. Наверное, это ее мама надела ей, когда их бомбили. Я тебе их покажу. Бабушка дала мне их, чтобы я одела на свадьбе. Там сережки, цепочка, браслет и колечко.

— Дорогие? — муж выжидающе прищурился.

Начавшийся практически с ничего разговор супругов становился все интереснее и захватывающее.

— Страшно даже сказать! — Дина, оживляясь, округлила глазки. — Я сначала ей ни за что не поверила. Знаешь, на них на всех вензель есть одинаковый. Возможно, что это был цельный гарнитур.

— Слушай, Динка! — возбужденно протянул Рэм. — Может, ты у нас отпрыск древней княжеской или графской фамилии? Мнится мне, что ты когда-то и что-то приплетала мне про графов Чарторыжских…

Женщина прикрыла глазки. Как давно же это было, но в памяти все сохранилось до единого словечка. И муж помнит еще каждый ее вздох и каждое ее малейшее движение в тот памятный день, после которого они стремительно полетели навстречу друг другу.

— Да, помнится, бабушка говорила, что это были их лучшие друзья и она почти все время проводила в их поместье под Львовом.

— Тогда, можно было бы предположить…

Бурная фантазия влекла Рэма все дальше и дальше, и он на ходу начал выдвигать соответствующую их случаю околонаучную гипотезу.

— Можно, Звездочка, предположить, что твоя бабушка или, скорее всего, ее мать была внебрачной дочерью старого графа. Недурно, да, мы с тобой тут придумали? Ваша светлость, — Рэм изогнулся в глубоком поклоне, — я больше не смею поднять на Вас свои глаза, недостойные лицезреть столь важную особу. Прошу Вас, Ваша светлость, милостиво простить меня за всю мою предшествующую неучтивость, допущенную токмо из-за моего полного неведения. Каюсь, каюсь в содеянном мною. Прошу простить вину холопа своего и не казнить его за это.

— Ох, Рэмка-Рэмка…

Глядя на разошедшегося мужа, Дина покатывалась со смеху. Какой же он, что тут ни говори, душка, и как она любит его такого, любит.

— Ох, и баламут ты у меня и балабол. Но, если это так, то ты, милый мой, должен понимать, какой чести ты удостоен, сидя рядом со мной.

— О, я твой смиренный раб, моя госпожа, и готов целовать пыль твоих туфель, след, оставленный твоей прекрасной ножкой…

Сладкоголосый соловей воодушевленно заливался еще минут пять, пока не остановился, чтобы перевести дух.

— Ох, и уморил ты, Рэмка, меня. Тоже мне нашелся один знаток и ценитель восточного этикета. Хотя, — тут Дина хитро прищурилась, — если мне не изменяет память, и ты у нас потомок какого-то бая?

— Как же можно, пани-госпожа, — Рэм недоуменно и одновременно подобострастно возвел свои глаза к самому потолку, — ставить в один ряд полуграмотного туземца и ясновельможного пана?

— Будет же, Рэмка, тебе, дорогой мой, посыпать свою головушку пеплом. Не прибедняйся. Ты и только ты для меня и есть самый-самый лучший. Ты — мой любимый господин. А я у тебя, — женщина томно потянулась, — любимая и немного избалованная невольница…

Во Внуково их встретили и сразу отвезли в шикарную гостиницу.

«Россия» — мечта каждого командировочного и гордость того, кто там все ж устроился. Рэм усмехался, глядя на окружившую их роскошь: хоть пару дней, гуляя на чужом пиру, почувствовать себя человеком.

Подъехали молодые, со всех сторон обошли, осмотрели и весьма скептически оценили их, как им до поры до времени казалось, вполне еще приличные наряды и, в конце концов, начисто все забраковали.

— Катенька, а у нас других-то и нет, — тихо шепнул Рэм на ушко невесте. — У нас-то с Динкой богатых-то родственников за бугром не водится. А ты вот, Принцесса, лучше скажи-ка мне, когда это ты, девочка, такой арбузик успела проглотить? — он беззастенчиво провел рукой по ее округлившейся фигуре. — Оттого у вас и вся спешка.

— Тебе есть так все сказать, — Катя даже не попыталась сделать вид, что хоть капельку смутилась. — Но ты есть меня в сторону от дела не уводить. С вашими костюмами есть все равно надо решать. Сашенька, ты есть сейчас же их брать и в салон возить, — она предупреждающе подняла руку, чтобы еще в корне, в самом зародыше, придушить все их возможные возражения. — Все есть за счет принимающей фирмы.

Битый час прошел, как Рэм вернулся и, не спеша, прогуливался у входа в гостиницу. Дина и Катя безнадежно застряли в ателье высокой моды. И мужчина, махнув на все рукой, покинул их не в силах больше выдерживать бесконечно затянувшиеся примерки.

Взвизгнули тормоза. Крутая черная «Волга», словно уткнувшись в преграду, встала. Открылась дверца. Из-за нее грациозно показалась точеная женская ножка в изящном черном чулочке, и Рэм спешно увел свои глаза в сторону, опасаясь, что покажется не слишком скромным.

Откуда же было ему знать, кто является обладателем оной красоты. Вдруг, на его беду, дивно прекрасной дамой окажется чопорная жена партийного босса, заносчивого и чванливого, что приехал на очередной Пленум ЦК КПСС, проходящий как раз в эти самые дни.

Состряпав безразлично-скучающий вид, парень зашагал дальше.

Цок-цок-цок. Он прислушался. Каблучки шли явно за ним и, судя по звуку, приближались. Они идут за ним, хотелось ему знать, или им по пути, и следует ему остановиться, галантно пропустить даму вперед?

— Рэм, это вы? — приятный голос женщины за спиной пока ничего определенного и конкретного ему не говорил. — Рэм, постойте!

Бесцельно прогуливающийся мужчина повернулся к даме лицом, и глаза его сами по себе и непроизвольно расширились от удивления:

— Зоя? Вы? Извините. Вот совсем не ожидал вас здесь встретить. Вы перебрались жить в Москву? И как давно?..

Прелестные женские губки сложились в чуть ироничной улыбке:

— Нет, я тут со своим шефом. У них очередное плановое сборище.

— Понятно, — Рэм безразлично пожал плечами, как будто слышать подобное являлось для него делом самым что ни на есть обыденным.

Все приличия им были соблюдены, можно ему на том откланяться. Он начал открывать рот, чтобы вежливо попрощаться, но женщина явно не имела желания прекращать их мимолетную встречу. Останавливая его движение, она изящным взмахом руки дотронулась до его плеча:

— Рэм, а вы тут… каким ветром? Дина… Дина с вами?

— Да, со мной. Только они задерживаются. Платье они себе выбрать никак не могут. Ох, уж эти женщины. Беда с ними…

А Зою некая двусмысленность его высказывания никак не смутила.

— Можно, я с вами ее подожду? — она мило улыбнулась.

— Сочту за превеликую честь, — он картинно согнулся в изящном полупоклоне. — Всю жизнь, знаете, мечтал пройтись с яркой красавицей, протянувшей со своего далекого высока руку одному из сирых червей.

— Не ерничайте, Рэм, пожалуйста…

Наверное, он несколько перестарался в своем желании уколоть ее, и у Зои болезненно дернулась щека. Вздохнув, она прищурилась:

— Это вы мне в отместку за то, что я когда-то отвергла вашего брата Марата? Поверьте мне, я искренне раскаиваюсь в своем поступке. Мы — не пара. Передо мной стояли иные жизненные цели.

— Простите меня, Зоя. У меня вырвалось. Никак не ожидал вас здесь увидеть. Можно, я угощу вас кофе? В знак нашего примирения? Только подружке вашей у портье мы записку оставим…

Перемерив весь имеющийся в наличии гардероб, Дина вернулась в гостиницу, перечитав послание, оставленное мужем, поспешила к ним.

— Рэмка, может, ты вернешься в номер? — шепнула жена, коварно избавляясь от третьего лишнего. — Тебе же с нами будет скучновато.

— Ясно, — Рэм обескураженно улыбнулся. — А мне шибко хотелось узнать про то, как же живут наши партийные бонзы, чем это они там, в своем заоблачном поднебесье, дышат, чем же еще собираются дурить голову нашему без меры доверчивому народу и дальше.

— Милый, я тебе потом все в части, тебя касающейся, передам, — неуловимые для других, но хорошо читаемые им самим движения ее столь очаровательных глазок недвусмысленно показали ему, в каком именно направлении находится кратчайший путь к выходу.

Одними губами Рэм прикоснулся к холеной ручке, протянутой Зоей, и, насвистывая «Прощание Славянки», гордо удалился восвояси.

— Он не обиделся? — глядя ему вслед, спросила Зоя.

— Рэмка, что ли? Нет, что ты, — по лицу Дины скользнула улыбка, — он у нас человек понятливый…

Встреча двух давних подруг явно затягивалась. И Рэм, убаюканный монотонными голосами, доносящимися из включенного телевизора, где битый час скучно рассуждали на животрепещущую тему о преодолении пьянства и алкоголизма, захлестнувших в одночасье всю их огромную страну, начал, было, подремывать.

Временное затишье следовало использовать с самой максимальной пользой. Покамест рядком находились Катя и Саша, от них постоянно следовало ожидать чего-то взрывного, неординарного. Рэм всегда в их присутствии ощущал себя, как на пороховой бочке.

Стараясь особо не шуметь, в номер тихо проскользнула загулявшая жена. Узрев мужа, прикорнувшего на краешке постели, она выключила телевизор, на цыпочках пробралась в ванную и только там облегченно вздохнула. К счастью, в этот вечер ее долгого отсутствия муженек не заметил. Если ей быстренько почистить зубки и сполоснуть ротик…

— Можешь сильно не стараться, дорогая, — как гром посреди ясного неба, услышала она над своим ухом. — Ты поднималась по лестнице, а я уже понял, что одним кофе дело у вас не обошлось. А перестук твоих каблучков в коридоре ясно показал, примерно в какую дозу отмечание у вас вылилось. Надрались подруженьки. Прогнала мужа, радость моя, и расслабилась, почувствовав отсутствие контроля. Было такое?

— Было, дорогой, каюсь…

Мужние знающие свое дело пальчики медленно пробежались по ее обнаженной спине, заставили тут же напрячься, сбили разом дыхание и повернули поток мыслей в совершенно ином направлении…

Проснулись супруги от стука в дверь, тихого, но настойчивого. Так ведут себя только те, кто уверен в том, что им обязательно откроют.

— Рэмка, сколько времени? — простонала Дина.

— Около шести.

— Чего? — пораженно расширились ее глазки. — Утра?

— Нет… — ухмыльнулся, подсмеиваясь над нею, муж. — Вечера…

Дина поморщилась, словно откусила сразу пол-лимона. Сплошное, на ее взгляд, безобразие. Сие ни в какие рамки не лезет. И если учесть то, что вернулась она поздно, спать они легли далеко за полночь…

— Ты, случайно, не знаешь, кого в несусветную рань принесло? — превозмогая головную боль, прошептала Дина.

— Хочу я ошибиться, но, кажется, догадываюсь, — Рэм, недовольно качнув головой, поднялся, накинул халат и направился к двери.

— Есть открывать! — услышал он то, чего больше всего боялся.

— У вас чё, роспись перенесли на самое утро? — сонно позевывая, спросил он. — И вы пришли поставить нас об этом в известность?

— Мы есть решать, что есть я с тобой вальс танцевать…

Движением ладони Рэм согнал с лица усмешку. И без тени какого-то смущения Катя сразу же взяла быка за рога. На них столь похоже!

— Господи! — донеслось откуда-то из-под одеяла. — А нельзя было сообщить об этом чуть раньше, вчера, например. Или хотя бы чуточку попозже, в обед, к примеру? — поплыл по номеру жалующийся стон.

— Что есть с ней быть? — Катя сделала удивленные глаза.

— Это… это у нее, наверное, головка бо-бо. Кто-то вчера встретил свою старую подружку. Никак не мог с нею расстаться. И вот…

— Мы есть подруга приглашать! — одним решительным жестом Катя по ходу решила и эту проблему. — Собираться! Ехать! Репетировать!

— О! — в отчаянии простонало разбитое головной болью создание.

Невозмутимость Кати легко и запросто могла совершенно сбить с толку любого и одновременно надолго вывести его из себя.

— Саша, — Рэм решил поговорить с другим человеком, более, по его мнению, адекватным, — скажи-ка мне, я сам схожу с ума, или весь мир сдвинулся с катушек? Хоть ты объясни, что и к чему, как и почему…

— Ну, мы вчера подумали…

— И Катя решила… — Рэм усмехнулся.

— Выйдет удачно и красиво, если невеста станцует со свидетелем, а потом жених пройдется по залу со свидетельницей. И записать все на видео. Классная память осталась бы!

— А где мы будем репетировать? — раздался голосок ниоткуда.

Казалось, звук шел из-под самого потолка. Рэм быстро обернулся и в маленькой щелке заметил весьма заинтересованный глазик.

— Дед нашел нам одну танцевальную студию. И дали ее только до девяти утра. Машина ждет нас внизу.

Через часик девушка с остаточными похмельными последствиями окончательно пришла в себя и стала в состоянии не только давать всем одни полезные советы, но и самой показывать, а вскоре и придумывать.

— Рэмка, давай-ка, и мы устроим им сюрприз…

Свадьба-свадьба. И все по высшему разряду, как в лучших домах.

— Ораниенбургский вальс! — гулко стукнув посохом, громогласно объявил всем устроитель бала в старинной, вышитой золотом ливрее и величественным движением холеной руки потребовал, чтобы все гости и приглашенные немедленно заняли места возле стенок и за столами.

Катя танцевала легко, самозабвенно, слившись воедино с плывущей по залу музыкой. А Рэм вел ее своей опытной рукой, стараясь самому при этом действе оставаться в тени, подчеркивая все достоинства своей прекрасной партнерши. Катины глаза ярко разгорелись. Полураскрытые губы воодушевленно шептали…

Дав гостям вдоволь налюбоваться невестой, в круг вошла вторая пара. В этот самый миг взгляды всех присутствующих гостей невольно перекинулись на очаровательную партнершу жениха.

— Паша, где вы откопали этакую прелесть? — не выдержав, спросила у брата Наталья Евгеньевна. — Я ее никогда раньше не видела.

— Это, Ната, и есть та самая девушка, — тихо шепнул Ершов своей младшей сестре, матери Юрка, — которая помогла твоему непутевому сыну заново обрести свою по глупости утерянную им семью.

Несколько строгий взгляд у Натальи Алексеевны просветлился, и глаза ее зажглись теплотой. Она позволила себе выразить свой восторг:

— Как она, Паша, танцует! Так же, как и я в пору своей молодости. А как танцевала наша мама, урожденная княжна Трубецкая!

— Да, — кивнул отставной генерал, — пришло время, когда можно не стыдиться оного, говорить прямо и открыто. А скоро мы станем этим гордиться. Мы — потомки славного и великого рода князей Трубецких…

Звуки оркестра становились все тише, тише и оборвались. Пары по инерции докружились и замерли в центре зала, сорвали бурю оваций.

— Это быть мой лучший танец! — выдохнула Катя. — Спасибо, Рэм.

— Катя, ты была прекрасна, — шепнул он ей в ответ, нисколько не кривя душой. — Спасибо за полученное удовольствие танцевать с тобою.

Раскрасневшийся жених поднес к своим губам нежные пальчики своей обворожительной партнерши:

— Дина, у меня не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение. Порой мне казалось, что я в своих руках держу богиню.

— Спасибо, Сашенька, — Дина признательно улыбнулась, — ты тоже был весь хорош. Без твоей помощи у меня одной ничего не вышло бы.

Никто вокруг даже не заметил, как минут через десять свидетель и свидетельница один за другим выскользнули из зала.

Стихла музыка, громко стукнул об пол посох устроителя бала:

— Посвящается новобрачным. Танец двух влюбленных сердец.

Свет в зале неожиданно погас. А когда лампы снова зажглись, то по столикам волной прокатился приглушенный шепот, послышались тихие возгласы неподдельного изумления и несдерживаемого восхищения.

Жгучая брюнетка замерла рядом со смуглым красавцем, длинные волосы которого собрали в тугую косичку. Глаза у девушки ярко горели из-под черной маски. Ее грудь, едва прикрытая короткой и прозрачной блузкой, бурно вздымалась и приковывала к себе глаза всех мужчин. Их спутницы смущенно и с понятным негодованием тыкали в бок самцов, потерявших скромность. Левая нога дивы грациозно изогнулась, никак не скрываемая длинной юбкой и открытая для всех нескромных взоров боковым разрезом, тянущимся вдоль всего изящного бедра и выше…

— Катя, мнится мне, что у нее там, под юбкой, больше ничего вовсе и нет, — заинтригованно протянул жених.

— А тебе бы, Сашенька, есть хотеть туда заглянуть.

— Да что ты, Катенька! Я так, к слову, — несколько сконфуженно выдавил из себя малость пристыженный жених.

— Я тоже есть, к слову, сказать, — усмехнулась Катя. — Ты смотреть, смотреть, что есть они вытворять!

Влюбленный юноша наступал на гордую и неприступную девицу. Но та упрямо отвергала все его попытки приблизиться к ней и упорно выскальзывала из его рук. Вздох горестного разочарования пронесся по залу, когда прекрасный идальго после очередного неудачного приступа обреченно взмахнул рукой и, что-то страстно и отчаянно шепча, стал медленно удаляться от беспредельно капризной недотроги.

Поняв, что чуток перестаралась, жеманница тут же скинула с себя всю горделивую спесь, кинулась вдогонку за своим возлюбленным. Ее руки страстно прошлись по его груди. Она, изогнувшись, прижалась к его спине. И юноша, согретый жаром ее сердца, оттаял, воспрянул…

— Сашка, глядеть, они есть сейчас этим прямо на наших глазах заняться, — не выдержала Катя накала страстей, кипящих на паркете. — Это есть ты мне говорить, рассказывать, что они вдвоем могут черт знает что вытворять?

— Нет, Катенька, — Саша и сам был изумлен и немало потрясен. — Видал я у них разного и всякого. Но чтоб такое, прости меня, впервые.

Свет в зале снова погас, и влюбленная парочка под прикрытием темноты скрылась. Минут через пять с невозмутимым видом Рэм занял свое место рядом с невестой.

— Кажется, я что-то пропустил интересного? — с ленцой спросил он, позевывая и прикрывая рот ладонью, у своего соседа слева.

— Тебе не повезло. Тут аргентинцы перед нами выступали, — важно ответил напыщенный тип, гордый тем, что их удостоили редкостного и экзотического для их мест зрелища. — Там эдакое умеют. А наши в этом деле, прости меня Господи, чистейшие слабаки.

— Жалко, — проронил Рэм, пряча свою улыбку. — Эка незадача…

Минут через десять появилась Дина и, послав мужу воздушный поцелуй, подсела к Зое.

— Динка, признайся, то были вы? — стараясь скрыть свое удивление, спросила подруга. — Колись, я больше никому не скажу. Я так и думала. Ну, вы, ребятки, и даете. Никогда бы не поверила в такое, не зная за тобою кое-каких тайных талантов, а один из них — явную склонность к перевоплощению. Теперь-то я начинаю понимать, почему ты тогда без оглядки, бросив все, уехала на Юга к этому мальчику.

— Был когда-то мальчиком, — поправила ее Дина и, прикрыв глаза, представила себе Рэма таким, каким он был пять лет назад.

— Да, ты права, — Зоя грустно вздохнула. — Сейчас мальчишка стал настоящим мужчиной, обаятельным и весьма привлекательным.

— И временами жутко обольстительным, — с мечтательной улыбкой на губах протянула Дина.

Тихо звякнул столовый ножичек в предательски дрогнувшей руке, но Зоя быстро совладала с собой, душевно произнесла:

— Повезло тебе с ним, подруга. И ему с тобой повезло.

— Да, нам обоим повезло…

— А мне — нет, — на лице у Зои снова появилась печальная улыбка.

На ее взгляд, счастье всегда старательно обходило ее стороной…

Стараясь не показаться особо назойливым, Пауль давно поглядывал в сторону красивой и молодой незнакомки, которая в данную минуту оживленно болтала со свидетельницей. Ему стало понятно, и о том сам собой напрашивался вывод, что красавица близко знакома с Диной. На всякий случай он решил этот факт уточнить у своего племянника.

— Саша, — задал он вопрос сияющему от счастья жениху, — с кем так мило болтает наша Дина?

— Это… это ее давняя подруга. Получилось так, что мы с Катей ее тоже пригласили. А что, дядя? — Сашка лукаво прищурился — У тебя к милой даме нарисовался определенный интерес?

— Ну, как тебе сказать… — протянул Пауль.

Родной племянничек уже не в первый раз пытался таким образом вогнать его в краску. Особенно в те времена, когда он столько времени проводил с Диной, помогая той в ее работе над диссертацией.

— Как есть, дядя, так и говори. Хочешь, я тебя с нею сведу?

— Сводник нашелся, — профессор по психологии смутился. — Да ну тебя, балагура. Как-нибудь в этом деле и без сопливых обойдемся. Ты вон лучше за своей невестой в оба глаза приглядывай. Смотри, как бы ее у тебя не украли. Умыкнут — не выкупишь…

— Спокойствие. С нею рядом Рэм. А за ним, как за каменной стеной.

Вдоволь наговорившись с Зойкой, Дина поискала глазами мужа и неспешно направилась в его сторону.

— Можно самую красивую девушку в этом зале, не считая невесты, пригласить на один танец? — знакомый голос заставил ее улыбнуться.

— С большим удовольствием, Пауль, — ее руки легко взмахнулись ввысь и опустились на его плечи. — С тобой, Пауль, хоть сколько…

— Дина, по большому секрету. Это вы танцевали перед всеми?

Свидетельница загадочно улыбнулась, но не ответила.

— Это были вы, — Пауль удовлетворенно кивнул головой. — Я узнал тебя, девочка, несмотря на твой роскошный парик и полумаску. По залу парили твоя душа, твоя горячая любовь к мужу, твои искрящие чувства. Ты все это замечательно выразила в своих движениях…

Дина смущенно потупилась. Конечно же, Пауль к этому времени настолько ее хорошо знал, что он никак не мог ошибиться.

— Спасибо, Пауль. Мы старались. Думаю, что получилось неплохо.

— Не то слово, девочка. Я наблюдал, как у некоторых из мужиков слюнки начинали течь. Отдельные самцы приняли боевую стойку. Они тотчас ринулись бы в центр ринга, не будь рядом с ними их бдительных вторых половин. Вышло замечательно красиво и, надо сказать тебе, что довольно смело. Но я хотел бы поговорить с тобой не только об этом. Кто та девушка, с которой ты минуту назад столь мило беседовала?

— Моя подружка, — Дина приподняла голову и посмотрела кавалеру прямо в глаза. — Пауль, ты хочешь, чтобы я тебя представила ей?

— Если тебя не сильно затруднит…

Не сговариваясь, они изменили направление движения в танце и, когда смолкла музыка, оказались возле нужного им столика.

— Зоя, познакомься. Профессор Пауль Крюгер. Родной дядя жениха. Холост и вредных привычек не имеет. А по жизни милейший человек, — добавила она тихим шепотом, приблизившись вплотную к уху подруги. — Ой, извините меня. Кажется, мой муж без меня совсем заскучал.

Еще раз весело улыбнувшись, Дина упорхнула, оставив их вдвоем.

— Извините, Зоя. Я не хотел бы вам навязываться, но вижу, что вы весь вечер скучаете, сидите одна.

— Присаживайтесь, Пауль…

Некоторое время Зоя с почти нескрываемым интересом оглядывала человека, которого ей представили как всамделишного профессора.

— Вы так чисто, почти без акцента, изъясняетесь по-русски. Но вы все-таки настоящий немец?

— Да. Но наполовину…

— У вас мать была русская?

По открытому мужскому лицу загуляла загадочная улыбка.

— Нет, вы не угадали. Мама у меня была немкой. А вот мой отец, — Пауль повел глазами в сторону главного стола. — Видите, Зоя, пожилого мужчину рядом с женихом?

Вглядываясь, Зоя прищурилась:

— С осанкой, которая выдает в нем большого начальника или…

— Или же отставного генерала. Павел Евгеньевич Ершов. Генерал-лейтенант в отставке. Мой отец.

— О-о-о! — Зоя по-новому глянула на своего собеседника.

Это ей становилось совсем и вовсе занятно и интересно.

4

Наконец-то, Дина добралась до своего мужа. По пути к нему ее еще пару-тройку раз перехватывали и приглашали на танец. Должно быть, изящная свидетельница многим мужикам пришлась по вкусу.

— Ты у меня, дорогая, сегодня просто нарасхват, — шепнул ей Рэм, не оставлявший без своего внимания все ее хаотичные передвижения.

— Милый, сегодня ты был в ударе… — Дина томно улыбнулась.

Ответный горячий шепот сладкой музыкой полился в мужское ухо, туманя сознание и разгоняя закипающую кровь.

— У меня внутри все до сих пор так и клокочет.

— Ты тоже, радость моя, была дивно хороша. Мои пальцы все еще мелко дрожат, помня прикосновения к твоей груди. Зря ты ничего не поддела. Твоя блузка ничего не скрывала…

Его слова нисколько не смутили Дину. Он произнес их не с укором, а с не скрываемым восхищением и даже с гордостью. Красота его жены достойна того, чтобы ею могли наслаждаться и другие.

— А у меня, дорогой, и сейчас ничего, кроме платья, нет. Хочешь самолично проверить и убедиться в том? Или слабо?

— Хочу, — он кивнул головой, уперся в нее разгоревшимся взглядом. — Только не здесь же, радость моя! Люди могут не понять…

— А где? — женские мысли крутились в сходном направлении.

— А все там же…

Поняв мужний намек, Дина согласно кивнула головой.

— По одному? — шепотом спросила она.

— Ты первая, — сказал он. — Ступай, королевна моя…

Тихо прикрылась дверь за вошедшим мужем, наглухо отделила их от всего остального мира, плотно зашторила потусторонний мир.

— Попалась, которая на базаре кусалась…

— Ах, Рэмка! — вырвалось у нее, когда коротко вжикнула молния.

Роскошное платье, ничем уже не удерживаемое, спало с ее гордых плеч, открывая его давно уже нескромному взору немного смугловатые, чуть загоревшие и нежно-золотистого оттенка груди. Они походили на спелые груши, с притягивающими к себе розовыми сосками, к одному из которых муж и припал, довольно урча и облизываясь.

Открывая колени, обнажая бедра, Дина медленно подбирала подол, и его руки тут же скользнули вниз, проверяя правоту ее слов о том, что на ней отсутствует всякое нижнее белье.

— Убедился?

— Ты безумна, моя дорогая. Динка, ты… ты просто сумасшедшая. Я тебя обожаю. Я тебя люблю. У меня нет больше сил терпеть сладкую муку. Я хочу тебя.

— Иди ко мне, я вся твоя, — шептала она. — О… а… о-о-о… а-а-а…

— Тише ты, тише, — он крепко закрыл ее рот тянущим поцелуем, ощутив, как подрагивает ее тело в его объятиях. — Тебе было хорошо?

Раскрасневшаяся женщина удовлетворенно улыбнулась. Хорошо ли было ей? С ним? Он еще и спрашивает! Она кивнула головой еще не в силах членораздельно сказать, тяжело дышала и поводила из стороны в сторону широко раскрытыми глазами, совершенно обезумевшими от охватившего ее приступа безудержного счастья.

— Рэмка-Рэмка, это было что-то! Я умираю от любви к тебе.

— Нет, радость моя, ты не умирай. Ты живи вечно…

Чувствуя, как внутри у него все млеет, муж осыпал ее обнаженные плечи нежными поцелуями, вызывая в ней все новые и новые отзвуки затухающего ощущения испытанного ею острого наслаждения.

— Милый, так хорошо. Я хочу, чтобы это никогда не кончалось! И у меня совсем не осталось сил куда-то идти.

— Останемся здесь, — улыбнулся он на ее слова. — А утром нас тут найдут, голодных и вконец обессиленных.

— Но гордых и непобежденных! — пропела она и весело улыбнулась. — Вот была бы картинка!

— Жалко, что видео не было, чтобы заснять все на пленку.

— Ха-ха! — Дина всплеснула руками. — И показывать потом внукам, какими сумасшедшими были их дедка и бабка…

На женском лице выступило мимолетное огорчение. Жалко. А чего бы стоили кадры, если бы кто их видел, когда они как-то уединились в самоходке. В жизни никто бы в то не поверил. Но было же!

— Точно-точно, — Рэм покачал головой. — Интересно, как выглядит на пленке наш с тобою танец…

Давно крутила Катя головой, перестав замечать подле себя своего неотлучного спутника — свидетеля. Впрочем, и свидетельницы тоже не наблюдалось. Жених подхватил невесту, втянул ее в центр танцующих.

— Ты не знать, куда они пропадать? — спросила она у Григорьева.

— Нет, — Сашка пожал плечами. — Но догадываюсь.

— И?

— Снимают продолжение фильма про танец о влюбленных.

— Да?! — новобрачная удивленно моргнула.

Наверно, невеста представила себе съемки, глаза Кати расширились и на какое-то мгновение задумчиво застыли.

— Интересная мысль. Есть у них узнать, где эти съемки проходить.

— А как же? — жених погладил ее слегка выпирающий животик.

— Вчера, дорогой, это есть тебе не мешать, — по красиво очерченным губам Кати пробежалась укоризненная усмешка. — Уметь вы, мужики, отговорка искать, когда есть у вас желания не быть.

— Да я! — запел Саша молодым петушком.

— Да ты, ты… — поддразнила его Катя. — Вон есть они быть. Есть к ним навстречу ходить и все узнать.

Как утопающий, Сашка ухватился за спасительную соломинку:

— А что подумают люди, если мы с тобой надолго исчезнем?

— А им на нас есть всем наплевать. Кроме себя, рюмки и сидящего напротив соседа или соседки, они есть ничего не замечать.

Катя оказалась права. Их исчезновения никто не заметил. И Пауль ничего происходящего вокруг него не замечал. Его взгляд безнадежно тонул и утопал в подернутых печальной поволокой глазах еще очень молодой женщины, но уже успевшей, как он смог заметить, так много пережить и прочувствовать. Взгляд его тонул, опускался все ниже на дно и, по всей видимости, выбираться на поверхность и не собирался.

Тонул, когда они сидели за столиком. Тонул, когда они танцевали. И снова утопал, когда Зоя неотрывно смотрела на Пауля, внимательно слушая то, что он рассказывал ей о себе.

И снова они танцевали. Она доверчиво склонила голову на его плечо, все думая о чем-то своем. И он чувствовал, как какая-то волна то отдаляла эту женщину от него, то вновь приближала к нему.

А Зоя с горечью думала о том, как все сложно и непросто в их мире устроено. Они стремятся, стремятся изо всех сил к одному, а когда вот оно в их руках, то оказывается, что все это одна пустая суета. А вот самое главное в жизни упущено. Где-то она его упустила.

Увлеклась одна баба внешними атрибутами кажущегося семейного благополучия. Все, все у нее, казалось, было. Муж-красавец, успешный руководящий работник. Прекрасная работа. И сама она стремительно продвигалась вверх по служебной лестнице. Но напрочь отсутствовала любовь, без которой, выходит-то, все это, собственно, и не к чему.

Не было детей. Вернее, сын-то у нее имелся. И в то же время его, будто бы и не было. Живет ее кровинка в чужой семье. Другая женщина слышит от него по вечерам: «Спокойной ночи, мамочка!». И, увы, не ей говорит он каждый день: «С добрым утром, мамочка!».

Поддалась она в свое время на горячие уговоры Сабурова, своего партийного босса. Послушно родила им ребенка, отдала свою родную кровинку в чужую семью…

Конечно, виделась она с мальчиком довольно часто, и называл он ее мамой Зоей. Но, увы, не она укладывала мальчика в постельку, и не она рассказывала ему на ночь сказку. Зоя иногда сама поражалась тому, как смогли ее уговорить пойти на то, чтобы взять и отдать собственного ребенка на воспитание другим людям.

Но она верила отцу мальчика, доверяла ему и согласилась с ним, что для их сына так будет лучше. Всем стало славно, но только не ей.

И опять она сама по кругу во всем виновата. Роди она еще одного, и боль постепенно стихла бы, пригладилась, мягко отодвинутая в сторону, заслоненная возможностью изливать свою материнскую любовь кому-то другому. Но она по своей собственной глупости решилась избавиться от будущего ребенка, и за этим неотвратимо последовало наказание.

Вердикт врачей оказался суров: детей у нее больше не будет. Мужу Владику она ничего про аборт не сказала. А потом…

То, что их первенец, как он думал, якобы умер, Владик воспринял вполне мужественно. Но время шло, а детей все не было. И его горячие чувства к жене начали остывать, покрылись ржой обыденной рутины.

Как-то раз Соболев присутствовал на отчетно-выборном собрании на швейной фабрике. Рядышком с ним в президиуме сидела молодая девушка, плотно сбитая, с пухленькими щечками. Нельзя сказать, что писаная красавица, но что-то притягивающее мужиков в ней имелось. То и дело кидала она на него косые взгляды и густо-густо краснела.

Безо всякой мысли, из одного проснувшегося в нем не ко времени мальчишеского озорства, Владик, словно невзначай, мягко дотронулся под столом до ее теплой коленки. Соседка и не пошевельнулась, и не предприняла ни единой попытки хоть как-то пресечь на месте все его поползновения. Чуток еще выждав, его пальцы властно скользнули под материю и почувствовали под собой гладкую шелковистую кожу.

Девушка замерла. А когда его рука двинулась еще дальше, комкая подол юбки, она прерывисто задышала. На девичьем лбу заискрились мелкие бисеринки жаркого пота. В голове у Владика мелькнула шальная и озорная мысль о том, что жена его в командировке и можно…

— Ты не отходи от меня, — шепнул он своей соседке, когда собрание, наконец-то, подошло к концу, и та согласно кивнула головой, глядя на него завороженными коровьими глазами.

Остановив авто за один квартал от дома, Владик сообщил девушке свой адрес и поехал вперед. Выждал мужик, пока она поднималась по лестнице, впустил ее и захлопнул дверь. Не давая девушке опомниться, еще с порога нашел ее губы и впился в них жадным и требовательным поцелуем. Бесстыдные руки настойчиво лезли под блузку, расправляясь с пуговками и с застежками, обнажали покатые плечи, опускали по ним тоненькие бретельки, открывали взору большие шары по-девичьи тугих и упругих грудей. Руки нашли и чувственно сжали нежные комки.

Шаг за шагом гостья отступала дальше, вглубь комнаты. Коленки у девушки предательски подогнулись, когда узкие лодыжки неожиданно уперлись в преграду, а мужские руки все толкали ее назад.

Она еще пыталась стыдливо прикрываться руками, когда он жадно и без тени застенчивости разглядывал и ощупывал ее тело…

Выяснилось, что он у нее не первый. Но глупая девчонка толком ничего не умела. Может, простушка-толстушка многого и не знала.

Тот, кому она отдала свою девственность, так ничему ее не научил. Единственное, что смог Владик от нее добиться, это то, что она живо и довольно правильно раздвинула ноги. Мужчина усмехнулся и покачал головой. И тогда уже, не мудрствуя лукаво, он припал к ней и сполна насладился пахнущим юностью и свежестью телом…

— Как тебя зовут? — спросил он, вспомнив, что не знает ее имени.

— Глаша…

— Глаша-Глаша…

Чувствуя, как все его тело наполнено насыщением, он лениво водил указательным пальцем по большому, остро торчащему соску, балуясь и нажимая, как на кнопку звонка, утапливая его до отказа в мягкой плоти.

— Была ваша, стала наша. А ты знаешь, что я женат? — спросил он и прищурился, насмешливо ожидая ее ответа.

— Нет, — простодушно ответила девушка.

Она не лгала. Откуда же ей про семейное положение инструктора что-то было знать, если она-то увидела его в самый первый раз.

— Но вы не подумайте, — забеспокоилась Глаша. — Мне все равно.

— Почему? — Владик кинул на девушку быстрый взгляд.

Отчего-то ее самые обычные на вид слова сильно удивили его.

— Разве ты, Глаша, не хочешь выйти замуж? Я думаю, это вполне естественное желание любой нормальной девушки.

— Хочу, — негустые девичьи реснички согласно захлопнулись. — Но у нас, знаете, в нашем городе, девчонок больше, чем парней. Меня-то и на танцах редко кто приглашает.

— А кавалеров, Глаша, у тебя до меня много было? Я, Глаша, имею в виду… — он многозначительно показал на постель.

— Нет, — она мотнула головой. — Всего-то у меня один парень был. После окончания восьмого класса.

— Когда? — Владик недоверчиво посмотрел на нее.

Как ему показалось, что-то в ее рассказе никак не складывалось.

— Сосед по парте уговорил меня по случаю окончания школы. Мы иногда с ним до этого целовались.

— И только? — проснувшееся нездоровое любопытство толкало его на дальнейшие расспросы. — Расскажи мне…

— Ну, еще я разрешала ему потрогать меня. Везде. Мы частенько прятались от всех, и он расстегивал на мне кофточку…

Чуть-чуть Федька косоглазил. По жизни это ему никак не мешало. Но только все девчонки его чурались, сторонились, отпускали за его спиной порой довольно обидные шуточки. Ребята водились с ним, но и у них он порой становился объектом для веселых насмешек.

Особенно не по себе пареньку становилось, когда кто-то начинал рассказывать байки про свои похождения. Его бросало в жар и в пот.

Не больно-то красивая, но по всему своему виду давно созревшая для игр с мальчиками, соседка по парте была совсем не против того, чтобы пойти и прогуляться с ним где-нибудь за околицей.

Сначала они неумело целовались, долго, до одурения, пока губы вконец не распухали. А ему хотелось большего, и он решился, полез рукой под кофточку. Девчонка дернулась, но рот ее оказался занят.

— Ух ты! Они у тебя большие! — вырвалось у него восхищенное восклицание. — Будто током шарахает…

С невыразимым наслаждением и с жадным интересом Федька долго рассматривал ее, щупал руками. А она, томно закрыв глаза, замирала, вытягивалась и изгибалась, ощущая внутри себя нарастание чего-то еще никогда неизведанного, но необычайно волнующего и желанного.

Бал выпускников. Танцы. Красивые одноклассницы все нарасхват и кружатся то с одним, то с другим парнем. А к ней никто не подходит.

Ей обидно. Даже Федька и тот стесняется на виду у всех пригласить ее в круг. Прикусив губу, Глаша выскочила на улицу и, не глядя, пошла вперед, туда, где никого нет, где можно во весь голос разреветься.

Цепкая рука потянула ее за собой. Она очнулась. Федька. Парень следил за нею и выбежал вслед. От него пахло вином. Пацаны заранее запаслись дешевым пойлом и тайком к нему прикладывались.

— Куда ты меня тащишь? — сердито спросила она. — Трус! Хотя бы один разок в круг меня пригласил.

— Да ну их! — отмахнулся он рукой. — Ты хотела, чтобы в зале все над нами угорали? Гляньте-ка! Косой с Чумой танцуют!

— Ну и что! — девушка независимо передернула плечиком. — Пусть бы надсмехались. А мне хотелось потанцевать! Хотя бы один разок!

— Глаша, мы туточки… мы счас… мы станцуем, — Федька поднял в руке кассетный магнитофон «Весна», коих в их деревне имелось всего-то два аппарата, не более того. — Еле-еле у братана выцыганил…

Звуки, толпой вырвавшиеся из динамиков, заполнили знакомую им лужайку и разогнали лесную тишину. Группа «Мираж» усердствовала изо всех сил, и ей полегчало. Федька старательно топтался на месте, стремясь попасть в такт музыке. Его неумение ее сильно рассмешило, и она, не выдержав, прыснула, громко рассмеялась.

Сначала Федька не скумекал, а опосля принялся дурачиться вместе с нею. Снова они до одури целовались.

— Глаша, покажись мне вся, — неожиданно попросил Федька, глядя на нее посерьезневшими глазами.

— Счас… вот взяла одна дуреха и показалась! — съязвила она, а сама наперегонки расстегивала пуговицы на вороте платья.

Готова была чумовая деваха исполнить любую его просьбу.

— Ты красивая! — парень завороженно смотрел на ее налитое тело. — Другие пацаны, они, блин, ничего не понимают. Людка слывет первой кралей на деревне. А у самой, блин, коряги, посмотреть не на что.

— А отколь ты знаешь? — ревниво спросила она. — Чай, подглядывал за ней из кустиков на речке? Может, вы за ней в бане следили, а?

У них, у деревенских сорванцов, это было самым обычным делом. Навострились пострелята подглядывать в подслеповатое окошко за тем, как бабы там моются, или выслеживать то место, где девчата обычно купались нагишом, прячась от всех нескромных взглядов.

— Не, Митька пацанам по секрету баял. Баял он, что титьки у нее мелкие, как две луковицы. Не за что ухватить. Ноги тощие, как палки.

— А отколь он про то знает?

Мальчишеское лицо расплылось в глуповатой улыбке:

— Так он с ней, чай, намедни переспал.

— Как это переспал?

— А на спор с Толяном! Дюже клево все у него с ней сладилось. Он говорит, что Людка не с одним им спала.

Тут Глаша вспомнила о том, как азартно шушукались в сторонке от нее, о чем-то томно рассказывали, чувственно вздыхали. Значит, у них это самое уже было. А она что, хуже других? Девушка прошептала:

— Федька, иди ко мне…

…Откинувшись на подушку и прикрыв глаза, Владик внимательно слушал ее сбивчивый рассказ.

— А больше, кроме него, никто не хотел со мной знаться, — наивная девушка, не задумываясь, выкладывала мужчине все подробности.

— Задурил тебе голову пацан. На него и самого никто, должно быть, не смотрел. Может, еще что-то тебе обещал? Жениться, к примеру…

— Да не. Мне самой же страх как хотелось это самое испробовать. Наскучило мне то, что пацаны обходят меня дальней околицей…

Владику захотелось громко рассмеяться. Как все до примитивности просто. А кругом все повсеместно твердят про неземную любовь.

— Ну и как оно? — посмотрел он на нее с прищуром.

— Да мне не понравилось. Мы больше с ним промучились.

Мысленно мужчина попытался представить это себе. И получилось. Особо помогло ему то, как вела себя девушка в его постели.

— А потом? — спросил Владик, дотрагиваясь пальцем до пугливого комочка сжавшейся плоти.

— А больше мне никто энто самое не предлагал.

Мужские глаза недоверчиво раскрылись:

— В самом деле?

— Ей богу, я не вру.

— Ну, а сейчас тебе понравилось?

Спросил мужик, а сам помимо воли затаил дыхание. До ужаса ему захотелось, чтобы эта глупая, наивная девчонка дала оценку, польстила его мужскому эго.

— Да, — признательно протянула Глаша. — Дюже приятно и вовсе не больно. А с Федькой просто мочи не хватало вытерпеть ту пытку.

— А хочешь еще разок попробовать? — усмехнувшись, спросил он. — Тут, чем больше пробуешь, тем вкуснее получается.

— Хочу…

И Глаша осталась до рассвета. Первые лучи солнца разбудили их. Он споро отправил ее, сказав на прощание парочку-тройку ничего не значащих фраз. Закрыв за девкой входную дверь, Владик рассмеялся и постарался о своем довольно забавном приключении сразу же позабыть. Слишком уж не его уровня оказалась девица.

Прошло несколько недель. Внутри стукнуло. И он вдруг вспомнил о девушке, пахнущей луговыми цветами. Найти ее оказалось несложно.

Выбрав время, Владик повез ее на базу райпотребсоюза. Девушка охала и ахала, впервые увидев перед своими глазами такое богатство и разнообразие. Она благодарно смотрела на своего спутника, теша его мужское самолюбие. Как с барского плеча, мужчина подарил девушке недорогую косметику, простенькое, но по виду нарядное платьишко и пару туфелек. Для первого раза вышло для Глаши вполне достаточно.

Как он и полагал, девушка оказалась крайне непритязательной, и это ее качество сильно импонировало ему. Они встречались, когда Зоя уезжала в свою очередную командировку, что случалось в последнее время довольно часто. На два дня, на три. Бывало, что и на всю неделю.

Изредка Глаша оставалась ночевать в их квартире. И тут уж Владик вынужден был купить ей такую же косметику и такие же духи, как и те, которыми пользовалась Зоя. На тот самый случай потратился он, чтоб в семейном гнездышке не появлялся запах другой женщины.

Конец ознакомительного фрагмента.