Опасная тропа

Патриция Вентворт, 1939

Эксцентричный отец Рейчел Трехерн оставил дочери все свое огромное состояние и процветающий бизнес, полностью обойдя в завещании прочих родственников. Разумеется, добром это закончиться не могло – и на Рейчел было совершено покушение. А потом еще одно… Кто же из членов семьи перешел от ненависти и зависти к решительным действиям? И как остановить его, пока не поздно? В опасную игру с убийцей вступает мисс Сильвер…

Глава 7

После обеда, когда все собрались в гостиной, Эрнест Уодлоу подвел свою невестку к дивану, стоявшему в некотором удалении от камина, возле которого расположилась остальная компания. Рейчел меньше всего хотелось беседовать с Эрнестом с глазу на глаз, но за двадцать пять лет его брака с Мейбел она поняла: с этим человеком бесполезно спорить. Нервный и суетливый, он был совершенно непреклонен в своих решениях. Поэтому она внутренне подобралась, надеясь на короткий разговор. Однако ее надежды не оправдались. Эрнест сел, поправил пенсне, кашлянул, отпустил замечание насчет холодной погоды, а затем поинтересовался, что она делала в Лондоне — ходила по магазинам?

— Нет, — ответила Рейчел, откинувшись на спинку дивана и ожидая дальнейших расспросов.

— В такой морозный день не слишком приятно ходить по магазинам, — выдал мистер Уодлоу.

Этот низкорослый мужчина тщательно следил за своим гардеробом, но почему-то носил чересчур свободные воротнички, выставляя на всеобщее обозрение непомерно большой кадык. У Эрнеста были такие же близко посаженные глазки, как у его сына и дочери, однако волосы и озабоченно опущенные усики имели темный оттенок.

— Но я не ходила по магазинам, — сказала Рейчел.

Эрнест Уодлоу снял пенсне и начал старательно протирать стекла.

— А, понимаю — бизнес, — изрек он. — Столько забот на твоих хрупких плечах! И ты отлично со всем справляешься. Однако ты не должна слишком усердствовать… это вредно для здоровья. — Он водрузил пенсне на нос и сочувственно посмотрел на невестку. — У тебя очень усталый вид.

Рейчел улыбнулась:

— Спасибо, Эрнест. Когда мужчина говорит женщине такие слова, на самом деле это означает, что она плохо выглядит.

Мистер Уодлоу удивленно вскинулся.

— Что за глупости, милая Рейчел! Я вовсе не это имел в виду. Знаешь, Мейбел за тебя так волнуется!

— Совершенно напрасно.

— Может быть, но она просто места себе не находит. А ведь ей ни в коем случае нельзя волноваться. Не далее как сегодня днем у нее случился страшный приступ учащенного сердцебиения. Она сказала мне: «Рейчел слишком усердствует, — я цитирую ее слова, — если она не позаботится о себе, у нее будет нервное расстройство». Я ответил: «Дорогая, ты прекрасно знаешь… — опять передаю дословно, — так вот, ты прекрасно знаешь, и твоя сестра Рейчел тоже, что она в любой момент может снять с себя тяжкое бремя ответственности, потому как я с превеликой радостью — да-да, именно так я и сказал, — окажу ей любую посильную помощь».

— Не сомневаюсь в этом, — вставила мисс Трехерн.

Мистер Уодлоу поправил пенсне. Кадык дернулся.

— «Однако, — сказал я далее, — я не привык лезть со своей помощью или… со своими советами, если меня не просят или когда обстоятельства могут спровоцировать резкий отказ».

Рейчел нетерпеливо дернулась.

— И пока вы так разговаривали, Мейбел страдала от учащенного сердцебиения?

Эрнест Уодлоу уставился на нее — без обиды, но с легким недоумением.

— Нет, оно началось у нее сразу после этого разговора.

Рейчел улыбнулась. Она не любила зятя, но вот уже семнадцать лет скрывала ото всех свою неприязнь.

— Мой дорогой Эрнест, не надо попусту тратить время. Да, сегодня я устала, но чувствую себя отлично. Поэтому пусть Мейбел успокоит свое сердцебиение. Большое спасибо за доброту и заботу, но я не нуждаюсь в твоей помощи. Если это все, что ты хотел мне сказать…

Нет, это было явно не все. Эрнест еще не добился своей цели и упорно буравил Рейчел глазами сквозь мерцающие стекла вечно перекошенного пенсне.

— Не уходи, Рейчел. Нас очень беспокоит… даже, можно сказать, тревожит поведение Мориса. Он сообщил своей маме и мне, что собирается вступить в коммунистическую партию. А еще он хочет на год уехать в Россию.

— Что ж, пусть едет. Возможно, это его излечит.

— Мейбел в полном расстройстве. Она слышала, там отвратительные санитарные условия, даже в Москве и Ленинграде.

— Не понимаю, при чем здесь я, Эрнест.

Мистер Уодлоу заерзал на диване. Его кадык ходил ходуном.

— Если бы ты помогла ему вступить в… то общество, идеями которого он так загорелся…

— Ты имеешь в виду Коммуну равных возможностей?

— Ну да. Мейбел полагает, таким образом мы сумеем удержать его в Англии.

На языке у мисс Трехерн крутился вопрос: «А с чего вы все взяли, будто я горю желанием удержать Мориса в Англии?» Но она промолчала (сказалась многолетняя практика) и лишь заметила:

— Я вовсе не собираюсь проталкивать его в эту идиотскую коммуну.

Мистер Уодлоу беспомощно развел руками.

— Молодежь всегда ударяется в крайности. Со временем Морис образумится.

— Надеюсь.

В голосе Эрнеста Уодлоу послышалась искренняя тревога:

— Но если он уедет в Россию… Рейчел, этого нельзя допустить!

— Может быть, он не уедет.

— Уедет, если здесь его не возьмут в коммуну. Он уже не хочет быть адвокатом и бросил учебу. Он говорит, что юридическая система в нашей стране изжила себя и ее необходимо ликвидировать. Бедная Мейбел так за него переживает! Но если у него будет пять тысяч фунтов, которые он сможет вложить в коммуну…

Щеки мисс Трехерн порозовели от гнева.

— Пять тысяч фунтов? Ты с ума сошел, Эрнест?

В этот момент сзади подошла Мейбел Уодлоу. Она облокотилась на спинку дивана, вторгнувшись между ними, и произнесла тихим, но на удивление энергичным голосом:

— Ну пожалуйста, Рейчел! Для тебя это сущий пустяк, а мой мальчик останется дома!

Рейчел Трехерн встала.

— Даже не обсуждается! Я никогда в жизни не дам деньги на подобную ересь.

Голос Мейбел задрожал.

— Ох, Рейчел… как это жестоко… мой мальчик… твой родной племянник! И потом… эти деньги… ведь он все равно когда-нибудь их получит.

Огонек гнева, загоревшийся в душе Рейчел Трехерн, превратился в бушующее пламя.

— Ты имеешь в виду, после моей смерти, — нарочито размеренно произнесла она. — Но кто тебе сказал, что, если я завтра умру, Морис получит пять тысяч фунтов или хотя бы пять тысяч пенсов?

В другом конце комнаты кто-то включил радио. Оттуда доносились смех и гул голосов. Взглянув на Мейбел и Эрнеста, Рейчел подумала: «В черновике завещания я отписала ему десять тысяч… И они это знают».

Их лица изменились. Эрнест резко вскочил, а Мейбел со слезами на глазах подалась чуть вперед, ухватившись руками за мягкую спинку дивана. На душе у Рейчел заскребли кошки.

— И пожалуйста, давайте больше никогда не будем об этом говорить, — очень тихо сказала она, затем отвернулась и направилась к группе у камина.