Падение Рудры

Павел Сергеевич Шубин, 2022

Книга в жанре исторического фэнтези. Действие разворачивается на просторах древней Ассирии и Мидии, где в схватке сходятся высшие представители темных и светлых сил.

Вместо введения

«Пропойте нам из песней Сионских»

Как нам петь песню Господню

на земле чужой? Если я забуду тебя

Иерусалим — забудь меня десница моя.

Преклонных лет человек, в поношенных, но крепких кожаных брюках, в хитоне из прочной льняной некрашеной ткани и с непокрытой головой сидел у вяло пропурхивавшего языками пламени костра, тускло освещавшего стены горной пещеры, правда больше походившей на нору небольшого животного, но в настоящий день служившей убежищем нашему беглецу-герою. Свет от язычков пламени чуть освещал строгий холодный камень стен. Ни звука, ни шороха, ни снаружи, ни внутри — ничто не отвлекало его от размышлений.

Мужчина держал в руках большой кусок пергамента и щуря глаза вчитывался в почти поблекший текст.

«Посему так говорит Господь о царе Ассирийском: «не войдет он в этот город и не бросит туда стрелы, и не приступит к нему со щитом, и не насыплет против него вала. По той же дороге, по которой пришел, возвратится, а в город сей не войдет, говорит Господь. Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего».

Мужчина читал медленно, вникая в каждое слово. Раздумывал. Строго говоря, текст этот ему был хорошо знаком. Так хорошо знаком, что он мог бы уверенно его пересказать по памяти, но он вчитывался в него вновь и вновь, пытаясь, кто знает, понять в этих словах что-то для себя новое.

«И вышел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И встали поутру, и вот, все тела мертвые. И отступил, и пошел, и возвратился Сеннахирим, царь Ассирийский, и жил в Ниневии. И когда он поклонялся в доме Нисроха, бога своего, Адрамелех и Шарецер, сыновья его, убили его мечом, а сами убежали в землю Араратскую. И воцарился Асардан, сын его, вместо него».

— Да, велик был Йешаяху, сын Амоца! — шептал себе под нос беглец. — Какие шикарные пророчества! Но только когда все это сбудется? Доживу ли?

Частично пророчество уже сбылось, так сказать в неприятной своей части, и именно поэтому и приходилось сейчас скрываться. А частично, то, что должно было оказаться приятным, как кусочек рахат-лукума на ночь, еще было впереди и это одновременно и удручало, но и обнадёживало.

В целом же, мысленно подвел черту обитатель пещерки, все было не совсем плохо: несмотря на тоскливые мысли, слова пророка вселяли надежду и в конечном итоге, как себе надеялся наш беглец, все должно было выйти хорошо. Если повезет, конечно…

А уж если повезет, то выйдет хорошо вдвойне. Известно же, что длительное отсутствие мужа в доме порой очень неплохо укрепляет семейные узы. Наш герой, о котором мы собираемся вспомнить сей день, отсутствовал дома уже несколько недель, отчего соскучился по родным лицам, но главным образом, по домашней еде, разношенных тапках, теплом, растянутом по фигуре халате и, немало, по праздной, вечерними часами, трескотне с соседскими мужичками, которые всегда откуда-то берутся около любого из литературных персонажей. Поэтому, когда он получил долгожданную весточку от родных, то, не то, что обрадовался, а просто вспучился и чуть было не разорвался от счастья. А получилось так.

Когда день уже клонился к ночи, у входа в его пещерку остановился осел. На спине осла сидел незнакомый мужлан, по виду раб. Правда, откуда у раба может быть осел, как-то сразу не подумалось, но это никак не повлияло на дальнейшее развитие событий. Мужланчек сей лицом был непробиваемый, взором дурной, а на слова, так просто скуп, под стать своему транспорту.

Так вот, с этим мужланом и была передана записка.

Маленький, скомканный листочек тонкого темно-изумрудного папируса легко уместился на твердой мозолистой трудовой ладони нашего героя. Папирус был дорогим и одно это уже свидетельствовало о важности как послания, так и самого отправителя.

«Шестьдесят восьмого года от воцарения почитаемого во всех уголках мироздания царя Набонасара, 20 числа зимнего месяца Тебета, сын великого царя Саргона, победитель злодушного Мардукаплаиддина, коварного властителя топких болот Халлутуша — Иншушинака Второго, Великий и Всемогущественный Царь Син-аххе-эриба, покоритель всех Земель, морей и Египетских пустынь, в храме бога Нинурты принял смерть от рук своих кровных сыновей. Да пребудет с ним и дальше милость огненно-жгучего Неграла-победителя! На троне же, вот уж как два дня, его высокородный сын-милостивец».

Медленно, еще раз прочитал мужчина переданную ему проезжим незнакомцем записку.

— Выходит нет больше Сеннахирима, сына Салманассара, — прошептали губы, тихо — так, чтобы ни один соглядатай не смог разобрать сказанное. Хотя откуда, здесь в горах возьмутся соглядатаи? И осел с мужланом ушли. Но, даже так, даже и в горах, конспирация была не лишняя…

Грозен при жизни был царь Син-аххе-эриб. Из отрубленных голов и конечностей врагов любил сооружать он высокие пирамиды в честь своего любимого бога Ашшура. А содранной с людей кожей обтягивал стены десятков храмов бога пустыни Ниску. Пленных же не щадя сжигал заживо тысячами.

И вот мертв Син-аххе-эриб и его трон занял Сахердан, сын и любимец народа.

Для изгнанника Давида, сына Товиилова из колена Неффалимова, так звали сего обитателя горной пещеры, правоверного из правоверных, богатого и уважаемого, но потерявшего за преданность вере своих отцов и дедов все, разве только не жену любимую Анну и сына Тория, вот уже без малого пятьдесят дней прячущегося вдалеке от семьи и города — это была самая добрая и волнующая весть.

Иудей, пришедший со своей семьей в числе несчастных тысяч пленных, еще при сильном Навуходоносоре, Давид смог, как немногие из его единоверцев устроиться хорошо на новом месте, при новых хозяевах. Жил вкусно, спал мягко, вдоволь и с удовольствием. Утром слушал соловья и вкушал щербет, обедом ему служил приправленный кумином жирный плов из ребер молодого барашка. Вах, что это были за пловы! Золотистые рисинки окружали со всех сторон строгие своим вкусом зерна барбариса. Сладость кишмиша оттенялась горькой ноткой жгучего перца. Чуть обжаренное и растомленное с дольками курдючного сала мясо благоухало тонким чесночным ароматом. Немногие на его улице могли позволить себе такой роскошный обед, но к счастью, запах с кухни Давида разносился аж по всему кварталу и несколько скрашивал серые будни соседей.

А рыба? Как удивительно готовила рыбу служанка Анны, с легкостью добиваясь необходимой мягкости и сочности. В мире нет такой вещи, на которую бы Давид решился бы променять искусно приготовленную рыбу.

Конечно, все это стоило некоторых денег, но Давид не экономил на своей еде. И это в то время, когда большинство других не могли найти себе достойное существование в чужой земле, а порой и даже куска черствой лепешки на ужин.

Почему так, — спросит кто-нибудь из интересующихся?

Отвечу. Давид, в отличие от буйных и жестоковыйных в своих фантазиях сородичей, быстро смирился со всем новым и непонятным, что его окружало. Принял все как есть. Давид ибн Товиил, как его звали в этой земле, лишь оглядевшись на новом месте, принялся торговать мелким и крупным оптом, поставлять в царские закрома импортное продовольствие. Завел по этому делу влиятельных друзей, наполнил карман свой серебром и золотом. Дорого убрал новый дом: стал своим среди чужих. И «отолсте его уста». Раздался вширь порядочно: ляжки слоновьи, загривок бычий. В общем, устроился на новом месте хорошо.

Единственное, с чем не смог он смириться, так с тем, чтобы оставлять непогребенными тела своих соплеменников, которых принялся убивать царь Сеннахирим, получивший неожиданно «под дых» от сионской крысы.

Задумал, пред тем, царь на предстоящее лето смелую и как ему казалось выигрышную военную кампанию против приморского народа Иври и Арам. Выход к морю всегда пленил умы монархов. Перед походом царь сказал своим пашам и визирям:

— Я хорошо знаю этот народ. Они так любят своего единственного Бога, что целый день недели посвящают только Ему и ничего в этот день не делают. Царь знает, что этот день суббота! В то утро я и брошу свои войска на штурм их главного города Иерусалима.

— Мудро, — лаконично, но неопределенно ответили придворные.

На деле оно почти так и получилось, за исключением того, что, добравшись без особых проблем до места к обеду пятницы, войско за ночь поумирало практически всем списочным составом, оставив Сеннахирима одного воплощать свои гениальные идеи.

Вернувшись домой ни с чем, царь слегка ополоумел.

И вот результат: царь убивал — Давид хоронил, царь неистовствовал — Давид оплакивал. И верноподданный неневитянин, сосед нашего героя, небогатый работяга, но патриот, не заставил себя долго ждать: донес. Верно хотел заработать, но царь сказал себе: за что платить! Ничтожный тот, кто нуждается в негодяях… А деньги и самому нужны! Вон, у девчонок в серале, третий год уже ремонт не доделаем!

Сосед просчитался — и достала его длань злобного Сеннахирима и высохли его безжизненные глаза на жарком восточном солнце и птицы склевали их: воспоминания о двухстах тысячах лучших царских воинов, легших от бубонной чумы в общую могилу под Иерусалимом, подталкивали царя к убийству любого, попавшегося ему на глаза.

Такова была в те дни жизнь! И вот кровожадного царя нет.

Милости Твои, Господи буду петь вечно,

В род и род возвещать истину Твою

Устами моими.

Но, напротив, есть домоправитель, виночерпий и казначей нового царя Ахиахарка, приходящийся Давиду двоюродным племянником. Конечно во дворце племяша величали согласно строгому протоколу: Великий виночерпий, Праведнейший Домоправитель, Честнейший Казначей господин Сам Ахиахар-ага. И попробуй глашатай чуть запнись! Но для своего дяди Давида он так и остался Ахиахаркой, в память того конфуза, который тот учинил как-то в младенчестве, сидя на коленях у дяди Давида. Впрочем, о детстве Ахиахара мы поговорим в другой раз.

Так вот, по всему выходило, что это он прислал добрую весточку, не пожалев для этого кусок дорогого, привезенного из Египта папируса. Можно возвращаться домой, к жене и сыну.