До последней стрелы

Ольга Суханова

Робин – лучший лучник Англии. Бедняки поют о нем песни в придорожных харчевнях, а богачи боятся лишний раз проехать через Шервудский лес. Ясмина – связной Салах ад-Дина, от одного ее имени вздрагивают крестоносцы.Вдвоем они могут перевернуть весь мир. С первой же встречи Робин и Ясмина тянутся друг к другу. Но и у него, и у нее – слишком сильный и необузданный нрав, слишком много всего в прошлом.

© Ольга Суханова, 2020

ISBN 978-5-0051-1465-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Узлы были сделаны на совесть. До петли, обвивавшей ноги, удалось дотянуться и даже ухватить ее зубами, но это не помогло — тугая конопляная веревка не поддавалась. Да и много ли толку от свободных ног, если руки все равно намертво связаны за спиной? Старый Али-Хаджи часто говорил: видишь, что дергаться бесполезно, — не трать силы, прибереги их до подходящего мига. Сейчас оставалось только поудобнее устроиться в тряской повозке да посматривать через прореху в рогоже на густой лес по сторонам, тощий конский зад впереди и двух толстяков, правящих колымагой. С этой парочкой неповоротливых бочек вполне можно было сладить, если бы не проклятая веревка. Лес шелестел кипучей листвой раннего лета, увальни негромко болтали друг с другом, грубая повозка скрипела, подпрыгивая на корнях деревьев.

— Да чтоб мне! — прошипел один из толстяков. Второй громко выругался. Повозка остановилась.

Сквозь дыру в рогоже было видно, что путь впереди преграждают двое. Один, рыжеволосый, рослый и крепкий, стоял прямо посреди дороги и поигрывал кинжалами. Второй, среднего роста, худощавый и широкоплечий, приготовил длинный деревянный лук. И, хотя оружие было опущено, а стрела спокойно лежала на не натянутой пока тетиве, не было никаких сомнений: один миг — и стрела окажется в груди противника.

Старому Али-Хаджи понравилось бы, как этот белобрысый держит лук. Очень понравилось бы.

— Добрый вам вечер, святые отцы, — весело сказал лучник. — В город направляетесь? Что везете?

— Что может быть у бедных монахов из Ньюстеда? Пустая повозка.

— И кошельки пустые? Зачем ехать на завтрашнюю ярмарку с пустой повозкой и без денег? Скарлет, срежь у них кошельки и проверь, что в телеге. Только осторожно.

Белобрысый чуть приподнял лук и едва заметно натянул тетиву. Его напарник ловко срезал поясные мешки монахов, бросил под ноги лучнику и направился к повозке.

— А звенят, словно полные. Не переживайте, святые отцы, каждый пенс пойдет на доброе дело. Ну, что там, Скарлет?

— Два мешка. Кажется, с мукой. Котомка со снедью в дорогу, — начал рыжий парень с двумя кинжалами и вдруг растерянно добавил:

— Девка.

— Что?

— Девка, говорю. Связана. Избита. На сарацинку похожа.

— Помоги ей выбраться.

— Эй, — затараторил парень с кинжалами, — ты… ты меня понимаешь? Двигаться можешь? Говорить? Рот, что ли, заткнут?

— Могу. Была тряпка, я ее выплюнула.

— Выбирайся. Да не бойся ты!

Девушка внутри зашевелилась и, осторожно перекатившись, выбралась наружу. Выглядела она потрепанно, но на ногах держалась вполне твердо. Простое, не слишком чистое платье из грубого полотна было перетянуто веревкой и от этого четко обрисовывало броскую восточную фигуру: хрупкие плечи, тонкую талию и крутые пышные бедра. Босые ноги были сбиты в кровь, длинные черные косы — растрепаны. Ссадины на лице, шее и руках казались совсем свежими.

— Кости целы? — быстро спросил белобрысый. Взгляд его скользил по тонким ключицам, мелькавшим в вырезе платья.

Пленница молча кивнула.

— Прекрасно развлекаетесь, святые отцы, — видя, что перепуганные монахи даже не пытаются шелохнуться, лучник убрал стрелу в колчан, закинул оружие на плечо и вместо этого вынул из кожаных ножен на поясе легкий охотничий нож. — Никогда мне не нравилось, что ваш монастырь носит имя Святой Марии.

— Нам просто велели ее отвезти!

— Они что-нибудь тебе сделали?

— Эти? — фыркнула девушка. — Попробовали бы!

— Скарлет, свяжи мешки и закинь на свою лошадь. Она выдержит?

— Она даже Джона выдерживает, — Скарлет шагнул в сторону от дороги, исчез в лесной зелени, но через несколько мгновений вернулся, ведя под уздцы двух коней — чубарого и серого.

Белобрысый тем временем быстро перерезал петли на ногах пленницы.

— Повернись, давай руки. Не бойся. Как тебя зовут?

— Ясмина.

Когда петли на руках ослабли, девушка зашипела: ее запястья были истерты в клочья, и пеньковая веревка, пропитавшись кровью, за время пути успела намертво присохнуть к ранам.

— На лошади удержишься? Запрыгнешь? Хватайся за меня и не бойся.

Скарлет уже сидел на сером коне, два мешка с мукой были связаны и переброшены через седло. Белобрысый ловко подобрал срезанные кошельки и закинул их в седельную сумку.

— Подожди, — Ясмина, развернувшись, шагнула к одному из монахов и протянула ладонь. — Кольцо.

— Какое еще кольцо? — попытался было отмахнуться толстяк, но девушка едва уловимым движением схватила его за руку и резко, быстро вывернула кисть на излом.

Монах взвыл.

— Мое кольцо, — спокойно повторила она, не ослабляя хватки. — Ну?

— Отпусти! Сейчас, сейчас! — толстяк судорожно рылся свободной рукой в складках сутаны. — Вот!

В ладонь Ясмины легло кольцо с крупным зеленым камнем.

— Поехали, — белобрысый запрыгнул на чубарого коня, потом, обернувшись с седла, обратился к девушке. — Придется тебе немного прокатиться на крупе. Но тут рядом, да и поедем шагом. Скарлет, отвези мешки в Эдвинстоу. Потом в лагерь. Прощайте, святые отцы! Ноттингем недалеко, до закрытия ворот вы успеете. И покормите лошадь — на нее смотреть больно.

Через полчаса чубарый конь довез своих седоков до большой поляны, со всех сторон защищенной пышными высокими дубами. Посреди поляны крупными камнями было огорожено место для костра, вокруг стояли несколько саксонских шатров, у дальнего края виднелся навес.

— Приехали, — сказал всадник и обернулся через плечо к девушке. — Что ты так смотришь?

— Пытаюсь понять, ты меня спас или похитил?

Ясмина легко спрыгнула на землю.

Белобрысый рассмеялся:

— Все сразу. Не бойся, ты не пленница.

— А вдруг меня за дело связали? Может, я страшный человек? Убила кого-нибудь?

— Здесь тебя никто расспрашивать не будет. Захочешь — расскажешь, нет — значит, нет.

— Не сейчас, ладно?

— Хорошо.

Он повернулся, увидел подошедшего толстяка в монашеской сутане и махнул ему рукой.

— Я уж собирался тебя искать. Это Ясмина, наша гостья. Это отец Тук, мастер обработки ран и ссадин, он тебе поможет.

— Пойдем, девочка, не бойся, — приосанился монах, услышав слова белобрысого. — Робин, она в надежных руках.

— Робин? — Ясмина отступила на шаг. Из-за разницы в росте ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть белобрысому в глаза — оказалось, что они чистого серого цвета.

— Так это о тебе поют на окрестных постоялых дворах?

— А что, поют, да? — снова рассмеялся он.

— Еще как. И ты правда попадаешь в тонкий ивовый прутик со ста шагов?

— Со ста тридцати.

Старый Али-Хаджи одобрил бы такую уверенность. Не хвастовство, а именно уверенность.

— Что еще про меня поют? — весело спросил белобрысый.

— Что ты со своей шайкой грабишь церковников и сборщиков податей.

Едва Тук с Ясминой ушли в один из шатров, из другого выбежала высокая, очень красивая девушка с пепельными косами и светло-голубыми глазами, совсем юная, едва ли старше шестнадцати-семнадцати лет.

— Я так тебя ждала!

— Красавица моя! — Робин легко подхватил ее на руки и закружил. — Ну все, все, крошка, сейчас расседлаю коня и приду. Подожди немного.

— Что за женщина с тобой?

— Не знаю. Монахи везли ее в Ноттингем. Связанную.

— Красивая?

— Не заметил. Кстати, найдется у тебя платье, которое не жалко? А то она вся как из бочки с дикими кошками.

— Найдется. Сейчас отнесу ей, заодно отведу к ручью, пусть хоть отмоется.

Вскоре обитатели лагеря стали собираться у костра. Небо еще не начало темнеть, а на вертеле уже жарилась кабанья туша, за которой следил монах Тук. Вернувшийся Скарлет устроился на длинном широком бревне. Напротив, подальше от дыма, на старом потрепанном плаще села красавица с пепельными волосами. Подтянулись и еще несколько человек, среди них выделялся косматый верзила с широченным торсом и зычным голосом.

— Опять нарушаете лесной закон и стреляете королевскую дичь? Что-нибудь найдется у нас, кроме кабанятины? — Робин подошел к собравшимся и опустился на плащ рядом с голубоглазой.

— Ты решил податься в сарацины? — захохотал косматый верзила. — А что, я слышал, там по несколько жен можно! Марион, ну-ка покажи ему!

— Есть заяц, — отозвался монах. — Уж как-нибудь не оставим твою гостью голодной. О, а вот и она.

Ясмина растерянно остановилась в стороне.

— Да не бойся, садись на бревно, — подбодрил ее Скарлет. — Места полно.

— Спасибо.

— Мое платье на тебе трещит, — фыркнула красавица, прищурила светло-голубые глаза и обняла сидевшего рядом главаря разбойников.

— Оно мне еще и длинно, — улыбнулась в ответ Ясмина. — И в груди и бедрах правда трещит. Зато в талии и плечах болтается, так что в целом замечательно, спасибо! — она ловко проскользнула к бревну и опустилась возле Скарлета.

Робин легко выпрямился и посмотрел на собравшихся.

— Так, все здесь, — начал он. — Ну, знакомься. Отца Тука ты уже знаешь. Это Уилл Скарлет, мастер боя на мечах. Хотя вы тоже уже знакомы. И Марион, самую красивую девушку Англии, ты уже знаешь. Это Джон, он устрашает врага одним своим видом. А если возьмет в руки дубину — все, живых не останется. Дик, лучший рыболов и охотник. Может разглядеть и прочитать любой след на земле, да и след утки в небе или леща в реке увидит. Эмиль из Нидароса, потомок викингов. Неудержим в драке, особенно если выпьет. Теодор, сын конюха, орудует дубиной не хуже Джона. Он у нас самый молодой, мечтает о путешествиях и наверняка будет тебя расспрашивать про восток. Ты же с востока?

— Да. Из Персии.

Ясмина, улыбнувшись, посмотрела на любопытного паренька, которому едва ли было больше двенадцати-тринадцати лет, потом снова перевела взгляд на главаря разбойников, но тот уже вполголоса переговаривался о чем-то с монахом.

— Не вздумай, — хмурился отец Тук. — Тьфу, мальчишество!

— Мальчишество, нет ли, а тридцать шиллингов не лишние. После Троицы и ярмарки с крестьян будут собирать очередную подать, и что? Что у них есть? Они сегодня Скарлета за пару мешков муки чуть не расцеловали. А с них денег хотят.

— И ты решил устроить героическую жертву!

— Да почему жертву-то?

— Твою белобрысую башку знает каждый стражник Ноттингема! И после твоей выходки с расщепленными стрелами на прошлом турнире тебя теперь станут ждать и выискивать. А чем меньше лучников будет оставаться — тем внимательней и шериф, и все его стражники начнут присматриваться к каждому из оставшихся. Хоть сто капюшонов напяль, а походку и осанку ты не скроешь. В прошлый раз каким-то чудом получилось, — наверное, просто такой наглости никто не ждал. Но второй раз тебе это с рук не сойдет. Лучше пойди и просто сдайся — за тебя обещано пятьдесят шиллингов. Двадцатка чистой выгоды, а возни меньше.

— Так, — вступила Марион. Она склонила голову, светлые пепельно-русые волосы рассыпались по ее крепким широким плечам. — Ты никуда не пойдешь.

Ясмина вслушивалась в разговор. Спросить, о чем речь, ей было неловко, но вдруг ее глаза почти в упор встретились с серыми глазами главаря разбойников.

— Надо было просто молча завтра поехать и все сделать, — усмехнулся он ей.

— Это ты о чем?

— А, ну да, прости, — он протянул в сторону глиняную кружку. — Скарлет, плесни мне эля. Спасибо. Если ты слышала песни про нас — может, слышала и то, что мы иногда помогаем тем, кому совсем есть нечего.

— Слышала, но не поверила.

— Да брось, почти все мы деревенские, нам ли не знать, каково оно? Джон — сын мельника, Скарлет — кузнеца, а я из семьи лесника. Завтра Троица, в Ноттингеме будет шумная ярмарка и турнир лучников. Плата за участие смешная, а награда победителю — тридцать шиллингов. Я собирался пойти и выиграть, а они меня отговаривают.

— А если ты не выиграешь?

— Это как? — Робин чуть не захлебнулся элем.

— Я что-то не то сказала?

— Нет-нет, продолжай, — он рассмеялся. — Такого я еще не слышал.

— Они правы. Наверняка на этом турнире тебя будут ждать и выслеживать.

— Знаю. Но я увертливый.

— И у тебя десять жизней, да? — Ясмина устроилась на бревне поудобнее, наклонившись ближе к огню, так, что разбойник видел через отблески костра ее лицо — высокие скулы, черные брови вразлет и длинные темные ресницы. Что там спрашивала Марион насчет красоты? Нет, красивой гостья не была, ее портили и черты лица, тонкие, но неправильные, и глубокая косая морщинка между бровей, придававшая серьезности и возраста. Но отвести взгляд от этого некрасивого лица было не так просто. Невысокая, хрупкая, девушка почему-то казалась похожей на горячий напиток, в который переложили пряного, острого и горького.

— А как проходят турниры?

— Ты что, ни разу не видела турнир лучников?

— Я четвертый день в Англии, — улыбнулась Ясмина.

Монах Тук обернулся к гостье:

— Ого! Четвертый день, а так лихо говоришь! Нет, чужеземный выговор чувствуется, но…

— Мой родной язык — персидский, но я с ранней юности слышала речь саксов, нормандцев и франков. Так как проводятся турниры?

Робин оживился:

— Сначала герольды записывают всех, кто соревнуется, и принимают плату. Потом ставят мишени, и каждый стреляет по одному разу. Начинают с сорока ярдов. После каждого захода половина стрелков отсеивается, а мишени отодвигаются еще на пять ярдов. И так до тех пор, пока не останется двое или трое, а дальше уж оставшиеся соревнуются друг с другом.

— А кто может участвовать?

— Да кто угодно, лишь бы заплатил сбор. Это не рыцарский турнир, тут не надо быть благородной крови.

— А стрелять можно из любого лука?

— Да.

— И ты наверняка знаешь всех оружейников Ноттингема. У них можно найти хороший лук?

— Эй, ты что задумала?

— Можно или нет?

— Да у нас в лагере полно.

— Хороший лук — это не гнутая тисовая палка, а благородное восточное оружие. А такой, как у тебя, мне и не натянуть.

— Считай, я не слышал про гнутую тисовую палку. Что ты задумала?

Все, кто был у костра, обернулись к гостье.

— Отец Тук прав, тебя наверняка ждут на этом турнире. И будут выискивать стройного светловолосого мужчину. А, например, на невысокого подростка никто не обратит внимания. Потому что невысокий подросток — это точно не ты. Я все равно собиралась продать кольцо — мне нужна хорошая лошадь, неприметная одежда и что-нибудь на всякий случай для обороны. Если завтра с утра, до турнира, я успею подобрать подходящий лук — пойду и выиграю. Меня-то точно никто не узнает. Будут вам тридцать шиллингов.

— А если не выиграешь? — усмехнулся Робин. Видно было, что предложение гостьи его развеселило.

— Это как? — передразнила Ясмина.

Девушка отбросила назад черные косы и снова через костер посмотрела в серые глаза разбойника:

— У тебя же наверняка есть проверенный золотых дел мастер, который скупает добычу? — она подняла тонкую смуглую руку, на которой в отблесках пламени сверкал зеленый камень. — Это асуанский изумруд. Даже если мне дадут за него лишь треть цены — хватит и на лошадь со сбруей, и на одежду, и на то, чтобы мне добраться, куда надо.

— А ведь это кольцо делали для тебя, девочка, — вмешался Тук. — Оно сделано по твоей руке очень хорошим мастером. И мало кому подойдет, надо еще найти такие тонкие пальцы.

— Ничего. Пусть купят просто из-за камня.

— Почему те, кто тебя связал и отправил в Ноттингем, не забрали кольцо? — нахмурился Робин. — Оно стоит как полгорода.

— Я привыкла носить его камнем внутрь, его не увидели. А вот монахи заметили и польстились.

— Ну еще бы. И ты не боишься ехать с таким состоянием на ярмарку?

— Но ты же будешь со мной. Чего тогда бояться?

В серых глазах разбойника заблестели веселые искры:

— Ты придумала такую чушь, что я даже не удивлюсь, если это сработает. Тебе правда доводилось держать в руках лук?

— Мне давали потрогать.