Теневая защита

Олег Поляков (2024)

Бестолковая и в целом обыденная жизнь молодого теневика, обладающего паранормальными способностями, в один момент рушится и превращается в стремительную борьбу за выживание. За ним охотится преступный мир, спецслужбы и нечто угрожающее из иного мира. Чтобы спасти себя и своих близких от нависшей угрозы уничтожения, ему придётся пошатнуть основы мироздания, бросить вызов сильным мира сего, встать на пути потустороннего, а заодно разобраться в себе.

Глава 9

— 9 —

Что бы там ни говорили, но нет, не существует такой работы, которая бы не изводила. Не выдавливала по капле энергию, позитивный настрой, не заставляла мучиться, страдать, погружаться в состояние печали. Даже самые творческие, интуитивно приятные, связанные с наслаждением занятия нет-нет да и приносят в жизнь толику уныния, печали, разочарования, даже раздражения. В такие минуты любой способен столкнуться с необходимостью отстранения от вопросов профессии, купирования негатива, сбрасывания последствий стресса и ухода в себя, либо в круг родных или друзей, избегания борьбы за срочно требуемый результат.

И не важно, муки ли это перенапряжения шахтёра в забое в попытке выдать суточную норму породы, или муки выпускающего редактора накануне дедлайна. Итог один — усталость, паника, трепет и утрата способности к активному поведению.

Но ведь есть и иные виды работ, могут возразить некоторые. Где никаких тебе дедлайнов, тонн и штук. Есть только ты и телефон, или ты и кресло.

Но именно на таких работах усталость случается намного чаще и со временем начинает носить хронический характер.

Причиной же, а также и следствием такого исхода выступает лишь одно — скука.

Скука добивает, выжимает, стерилизует, выхолащивает и изничтожает. Инициативность, комфорт, жажду результата. Скука, она как низовой пожар. Вроде всё на местах, сверяется и бьётся по накладным, человек в количестве одной штуки присутствует, даже стул и телефон на месте. Но заглядывая в эти потухшие глаза, видя эту вялость походки, эти невпопад даваемые ответы, даже вытаскивая на поверхность тонометром эти жалкие цифры систолического, понимаешь — сражён! Нарастающим итогом, наповал!

Любой сторож знаком с подобными проявлениями профессионального поражения. Любой охранник, вынужденный полный световой день топтаться на мысленно очерченном пятачке, не меньше токаря, сантехника или офисного клерка мечтает о закате дня, о заветном совпадении стрелок и цифр. И, лишь вырываясь на стратегический простор улиц и тротуаров, они, эти израненные полнодневной скукой бедолаги, с каждым вздохом, с каждым шагом возвращаются к жизни, набираются сил, словно губка напитываясь свежими силами.

Особенно тяжело переносится скука теми, кто к ней не привык. Для кого скука — не бремя каждого нового дня, а внезапно выпавшее несчастье. С которым необходимо как-то справиться, не поддаться, найти обходные пути. Вернее, сначала эта передышка могла восприниматься как дар божий, как внезапно нахлынувшее счастье покоя и умиротворения, но… Но не каждому такое дано. И не каждый способен противостоять этому злу.

Степан был из таких. Из нелентяев. Его ощущение времени опиралось не на количество контрольных взглядов на циферблат часов, и не на сумму протопанных шагов от одной стены до другой.

Работая пятый год опером в правобережном РОВД, имея за спиной не один год службы, он мог абсолютно точно сказать, в каком именно из дворов своего района не довелось ему побывать. Ответ — ни в одном. Не было такого двора или закоулка, куда бы за годы службы не приходилось ему заглядывать. Сначала работая участковым, теперь, волею судеб, оперуполномоченным, Степан в итоге был тем самым сотрудником, что мог содействовать раскрытию уголовных дел не выходя из кабинета.

Скажем, поступило заявление некой гражданки Л. о проникновении неизвестного в её квартиру и совершение оным кражи её кровно нажитого имущества, а именно часов в хрустальном корпусе, шкатулки малахитовой для украшений (причем находившаяся в шкатулке бижутерия мерзавца не заинтересовала и была оставлена разбросанной на полу)а также наличности по мелочи да пары бутылок алкоголя средней цены и качества.

И вот доводит до него такую наисвежайшую информацию его непосредственный начальник либо начальник отдела дознания, не успевает ещё закончить свой показушно-усталый монолог о злоключениях дамы и её злобного антагониста, а Степан уже выдёргивает из поясной сумочки телефон. Намереваясь убедиться, где в данный момент, в какой катрани сливает с лап словивший вантаж Вася Узбек. Тот самый ворюга, что после недавнего выхода на волю с одной из Стерлитамакских зон решил зависнуть на некоторое время в городе и специализирующийся на предметах роскоши и антиквариата. И, поскольку в городе таковых владельцев по пальцам пересчитать и все они либо под Дедом, либо под областными законниками, Васе приходится довольствоваться тем, что есть — шкатулками да хрустальными артефактами «эпохи застоя». При удачном стечении обстоятельств, оперативности да толики фарта через час-другой Вася Узбек уже блымает красными от алкозагула глазками в непонимании природы того, где и как он засыпался, не успев начать новой сытой да жирной жизни.

Такому построению собственной работы Степана научили старшие товарищи, уже вышедшие на пенсию волкодавы прошлых лет, передавшие и опыт, и знания, и где-то даже агентурные каналы.

«Работать нужно головой, ноги треба поберечь» — не раз глаголил старый и старший опер Петрович, засовывая промеж пышных и седых усов надкусанный солёный огурец вслед опрокинутому туда же на четверть неполному стакану огненной воды. И работал. И получалось. И раскрываемость была на хорошем уровне. Да и Петрович на хорошем счету. И не было к нему вопросов, до самого выхода на заслуженный и выкряхченный за последние годы отдых.

Восприняв всё доброе и светлое, сказанное Петровичем с семиэтажными матюками, впитав с литрами зернового самогона Лёши Бидона с Героического переулка откровения и наставления по вычленению из словесного мусора нарколыг-информаторов рационального и фактурного, Степан быстро вошёл в курс дела. В короткие сроки поняв службу, уяснив берега, которые нельзя было путать ни при каких обстоятельствах, тонко и точно уловив методику работы с контингентом, он быстро наладил свой профессиональный быт. В отсутствие фатальных временных затрат на вытаптывание километров, высасывание крупиц потребной информации в бездонных и бесплодных опросах жителей рабочих окраин, на поиски, засады, преследования, все его рабочие сутки закладывались на АПД — алтарь процессуальных документов. Бумажки должны были своей бронёй закрывать любой чих, любую плешь, стенографировать каждый шаг и обосновывать каждый заданный вопрос. Лишь с полным ворохом рапортов, заявлений, постановлений и запросов можно было спать спокойно, отвечая на каждый окрик еженедельных совещаний спокойным шуршанием пухлых папок.

Но сегодня день не задался. Погода была дрянь, давление ниже низшего, осадки в виде мокрого снега. А завоздушённая где-то традиционно в начале отопительного сезона тепломагистраль доносила в батарейные блоки второго этажа РОВД крохи тепла и призрачных надежд на теплый кабинет в ближайшие дни. Скука навалилась всей своей осенней и сонной массой, подавляя и волю, и сознание.

Степан сидел за столом, гонял пальцами ручку, посматривая на вялотекущее развитие сюжета какого-то второсортного видеобоевика на экране монитора и сожалел о том, что накануне не купил на рынке обувь по сезону. Прошел мимо, лишь бросив взгляд на мгновенно приглянувшиеся ботинки с мехом, двигаясь по рядам палаток челночников. И поленившись развернуться и примерить. А теперь уже их ищи-свищи. Такие мазёвые боты долго не задержатся на прилавке. А в своих, хотя и плотных, но явно не зимних кроссовках в отсутствие кабинетного тепла становилось час от часу все более зябко и некомфортно.

Хотелось горячего чая с аромадобавками, овсяного печенья и книгу. Что-нибудь про корсаров, пилигримов или индейцев племени Сиу. Набор сей являл собой сферу прихотей не челяди, но барских отпрысков, а потому страдал своей несбыточностью. Хотя, чай в пакетиках был. И были даже баранки.

Степан оглянулся на стоящий на отдельно выделенной тумбочке чайник, убедился сквозь смотровое оконце в присутствии в нем воды требуемого объёма, и, что-то решив про себя, поднялся с намерением приступить к организации чаепития.

Дверь резко раскрылась, в проем просунулась взклокоченная после снятой форменной шапки голова помощника дежурного Земичева, которая, без всякого вступления гаркнула:

— Бакулин, к Корнейчуку, мигом!

Как-то неласково, без любви, подумал про себя Степан, а в ответ грубо буркнул:

— Свали…

Голова тут же пропала, дверь со стуком захлопнулась.

«Попил чайку, с баранками», с сожалением пронеслось в голове Степана, пока он выключал стрелявшего из двух стволов рейнджера на мониторе и надевал на себя поюзанную уже с годами куртку. В крыле, где располагался кабинет начальника отдела оперативного розыска, было еще холоднее, и это тоже было ежегодной традицией.

Капитан Корнейчук встретил вошедшего Степана хмуро и недобро.

Разложив перед собой несколько мобильных телефонов, поминутно что-то впечатывая на клавиатуре, он явно был несколько на взводе. Если не сказать в неизвестной степени тяжёлого личностного раздражения.

Кивнув на стул перед своим столом, он долго ковырялся в свежей стопке бумаг, выудил что-то из недр макулатурной пирамиды и почти бросил перед недоумевающим подчинённым.

— Внимай. Здесь краткое изложение программы твоих приключений на ближайшую пару недель. Или лет. Как повезёт. Смотри сюда! Читать потом будешь — грубо одёрнул он попытавшегося вникнуть в содержание документа Степана.

— Значит так, слушай боевой приказ. Всю текучку подготовить к передаче Славиной. Времени тебе — до конца рабочего дня. Не успеешь — конец рабочего дня переносится у тебя на семь утра. Это — время «Ч». Понял?! Кивни, если понял.

Под суровым взглядом предвзбешённого начальника Степан поспешил кивнуть, пока слабо понимая, что за этим последует.

Корнейчук удовлетворённо крякнул.

— Теперь так. С этой минуты ты назначаешься на это дело, формально его ведет следователь Федай. Вот только отчитываться о своей работе ты будешь лично передо мной. Это ясно?!

Снова тяжёлый взгляд уперся Степану в переносицу. Подтвердив кивком свою исключительную понятливость, Степан вознамерился впитывать дальше.

— Чё ты мне своей башней трясёшь как эпилептик?! — рявкнул капитан Корнейчук, резко подавшись навстречу растерянному Степану. — Язык проглотил?!

— Так точно, товарищ капитан, всё ясно! — Степан даже изобразил попытку привстать.

— Ясно ему, что в жопе всё потрясно — скаламбурил начальник без единой усмешки.

Бессистемно что-то поперекладывав на заваленном сверх меры бумагами столе, подровняв в одну линию, по-армейски, лежавшие рядком телефоны, подняв и опустив на место пепельницу, утыканную несвежими бычками, Корнейчук, словно вспомнив о существовании Степана, шумно и с клекотом прокашлялся и угрюмо бросил.

— Завтра, не позднее двенадцати ноль-ноль жду соображений. В двенадцать тридцать у меня будет Федай. Сделай так, чтобы наша встреча не была напрасной. Свободен.

Степан, торопливо покинувший кабинет начальника, стрелой метнулся к себе, в свой рабочий угол, отдышался, скинул куртку и приступил к изучению всученного Корнейчуком документа. Точнее, их было два, соединённых скобкой степлера.

Из содержания первого усматривалось, что вчера, в вечернее время, в ресторане «У Гиви», что по проспекту Ленина, произошла массовая драка лиц уголовной принадлежности, со стрельбой и нанесением увечий. Нанесен ущерб имуществу — мебели, посуде, а также стеклопакету, выбитому выпавшим телом. Причем заявление было подписано посетителем ресторана, некой гражданкой Зинковской, у которой, среди прочего, была похищена сумочка с ценностями и украшениями.

Из второго документа — копии рапорта плохого качества, следовало, что сотрудником ОПБ — оперативно-поискового бюро, была зафиксирована неформальная встреча вора в законе Деда Игната с представителем столичной ОПГ Красногорковских вором в законе Тюрком в ресторане «У Гиви». Далее следовало перечисление иных опознанных персоналий этой встречи, её тайминг, описание диспозиции. А вот следом шло довольно скомканное и явно сумбурное изложение произошедшего в ходе встречи конфликта. Причем, было заметно, что примерно с середины этого изобилующего кличками и марками огнестрельного оружия описания начиналось форменное сочинение на свободную тему. Что было видно невооруженным взглядом. Либо составитель рапорта получил удар, ранение, был взят в плен или в заложники, и поэтому продолжение внезапно возникшей свары видел отрывочно, неполно или не видел вовсе, а составил свои заключения постфактум. Либо, что представлялось чем-то невероятным, видел не совсем то, что происходило на деле и, уже обладая к моменту составления рапорта данными объективного контроля и фиксации, пытался виденное лично совместить с этими данными. Что получалось у составителя из рук вон плохо.

Словом, впечатление от прочитанного документа, изобилующего противоречивыми подробностями, было разбалансированным, вызывало когнитивный шок и требовало дефибрилляции мозговых усилий.

Степан дочитал рапорт неведомого ему топтуна до конца, поворочал листы в надежде высмотреть еще какие-нибудь детали на оборотах, разочарованно цикнул одними губами и, положив листы на стол, всё же направился к чайнику. В таком нетеплом климате думать о вещах серьёзных и архисрочных не хотелось и не моглось.

Налив кипятка в свою слабо отмытую кружку, скинув туда чайный пакетик, загрузив рафинад, Степан уселся за стол. Отдувая от себя пары горячего настоя, принялся неспешно размышлять.

О какой-то сваре, случившейся в помпезном кабаке на набережной, судачил весь город. О том, что каким-то образом пострадал сам Дед Игнат и его подручные, было известно едва ли не каждому бичу в городских подворотнях. Что выстрелы были, что кого-то из окна выбросили, что внутренние перегородки вспомогательных помещений ресторана пострадали — рассказы обо всем этом ходили с самого утра по всем рынкам, остановкам и придомовым лавочкам. Получалось, что наличествует подтверждение происшествия, имеет место нанесение вреда здоровью как минимум нескольким участникам события, наблюдается нарушение целостности конструкций здания, а также зафиксированы преступные посягательства на имущество граждан. Довольно широкий спектр объективных подтверждений происшедшего. Должны быть также многочисленные свидетельские показания, способные пролить свет на те недостатки и противоречия, которые бросаются в глаза в неведомым образом скопированном рапорте сотрудника ОПБ.

Степан, несколько разогретый и оттаявший горячим чаем, откинулся на стуле, заложив сцепленные в замок руки за голову, и, покачиваясь, рассматривая побеги неуемно вытянувшегося цветка на шкафу, продолжил мысленно ковырять ситуацию.

Из рапорта следовало, что после короткой горячей фазы внезапно вспыхнувшей разборки приезжие в основной массе остались в ресторане, команда же местных организованно и стремительно покинула заведение. Все местные братки резво погрузились в свои пароходного вида джипы и ретировались. Все да не все. Деда Игната выходящим из кабака и ныряющим в своё бронированное авто этот сотрудник не видел. Что-то выносили, сокрытое от глаз, но точно не тело человека. Дед вошел, но Дед не вышел. Не в этом ли состоит та напущенная Корнейчуком важность, и срочность? И можно ли полагать, что Дед Игнат до сих пор находится в ресторане «У Гиви», в котором остались в полном составе приезжие бандюганы? Продолжала ли наружка наблюдение за кабаком? Имеется ли последующие рапорта? Или с отходом этого топтуна наблюдение прекратилось, следовательно, и дальнейшая судьба Деда выглядит исключительно неопределенно?

Степан, взирая на дверцы старого облупившегося лаком шкафа, пытался для себя понять — правильно ли он определил первопричину, акцент и вектор иносказательно поставленной перед ним начальником задачи?

Другие варианты даже не наклевывались.

Значит, требовалось как можно скорее сбросить висящий на нём процессуальный балласт на красавицу-девочку Катюшу Славину, составить первоначальный план действий и, перво-наперво, ехать на место.

Получив новый и осмысленный уровень ясности, стабилизировав для себя стартовую площадку для динамического развития порученного ему дела, Степан выдохнул, допил подостывший уже чай и принялся выворачивать содержимое ящиков стола. Часы на стене показывали начало одиннадцатого. Впереди была еще уйма времени, чтобы постараться успеть сдать дела Катерине до истечения нынешней даты.