Теневая защита

Олег Поляков (2024)

Бестолковая и в целом обыденная жизнь молодого теневика, обладающего паранормальными способностями, в один момент рушится и превращается в стремительную борьбу за выживание. За ним охотится преступный мир, спецслужбы и нечто угрожающее из иного мира. Чтобы спасти себя и своих близких от нависшей угрозы уничтожения, ему придётся пошатнуть основы мироздания, бросить вызов сильным мира сего, встать на пути потустороннего, а заодно разобраться в себе.

Глава 13

— 13 —

Каждый хотя бы раз сталкивался с проявлением дежавю. С тем, что называют ложной памятью. А также зачастую признают играми разума. Бывает, смотришь вокруг и вдруг в мозгу рождается сигнал, что виденное уже было. Был вот этот троллейбус, в своем нынешнем синем окрасе, проезжающий по неровной, разбитой рытвинами дороге, заворачивающий за угол приземистого старого дома из потускневшего ракушечника. И долгий резкий сигнал откуда–то из–за спины, нетерпеливого и хамоватого водителя немецкого хетчбека, вынуждающего пешехода обратиться в бегство. Следом, сразу, голос бабки, предлагающей семечки с заботливо укрытого газеткою перевернутого ящика у ног. И пар изо рта. Такой густой, что на миг скрадывает улицу от глаз. Всё именно в такой последовательности. Что же было такого важного, удивительного, заставившего мозг не только запомнить эту мимолетную сцену во всех мельчайших подробностях, но и спустя многие годы по неведомому щелчку воспроизвести все в точности, на том же самом месте, дождавшись, когда внешние условия почти полностью совпадут. Почти?! Ну да, почти. Спустя несколько секунд уже начинает казаться, что в прошлый раз сигнал был слева, а не за спиной, троллейбус так и не успел повернуть за угол более высокого здания, да и бабка не предлагала семечки, а что–то в резкой и неприятной форме высказывалась в сторону прохожих. Да и снега на тротуаре было заметно больше. Или меньше. Да и был ли снег…? А троллейбус, был?!

И вот тут начинаются игры разума. Не признавая только что пережитое погружение в опыт прошлого в качестве непонятных флуктуаций человеческого мозга, ты начинаешь судорожно пытаться в точности восстановить картинку многолетней давности и сопоставлять ее с наблюдаемой реальностью. Твой мозг силится понять, что же все–таки это было. Морок, слабые отзвуки приближающейся деменции? А может, простое нежелание того же мозга совмещать несовместимое. Поскольку если подобное уже когда–то было пережито, не существует способа повторить все в точности. Такой возможности миром не создано. Напомнить, симулировать, реинкарнировать отзвуки ощущений — это да, это пожалуйста. Но повторить точь в точь, как много лет назад…?

И вот оно — самое важное открытие. Если убеждение в том, что только что пережитый кусочек прежней, но неведомой жизни, был вновь по каким-то причинам воспринят и повторен, что, как выясняется, невозможно, то, по здравому рассуждению, остается лишь одно. Вернее, одно из двух. Либо это обман, ложь, сотворенная гипоталамусом в попытке разогнать или реализовать очередную порцию гормонов или нейромедиаторов, обнаруженных в ликворе. Либо…

Вот это второе, многозначное либо, и вызывает множество вопросов. Второй вариант порождает сомнения. В себе, в своей памяти, в рельности реальности наконец. Отталкиваясь от того, насколько момент дежавю спустя минуту действительно остается ощутимо реальным.

Вот и сейчас, глядя на цепко вцепившегося руками в столешницу Мирона, Андрей лихорадочно выискивал из мелких окружающих деталей ту, одну единственную, которая со всей непосредственностью помогла бы ему определить и доказать самому себе, что происходящее в эту секунду — только картинка. Мысль, созданная глубоко в его мозгу слиянием биологически активных веществ, преобразованная электрическими сигналами в понятные другим отделам полушарий сигнальные команды, выдавившие в лобную долю такие реальные миражи, не могла надежно повлиять на восприятие органов чувств. Напротив, она мешала, вносила еще больший хаос и не позволяла определиться окончательно.

Медленно переводя взгляд и фиксируясь на мельчайших деталях, Андрей получал возможность наблюдать, как фотоны света друг за другом проникают в помещение, невидимые частицы пыли, пританцовывая и вихрясь, поднимаются с пола с каждым шагом удаляющегося официанта, как летят, бликуя и искрясь, мельчайшие капельки слюны изо рта вещающего что–то разухабистое подпитого молодящегося франта в углу. И как чрезвычайно плавно и замедленно опускаются в короткой попытке моргнуть накладные ресницы жеманной, затянутой в серебристый бифлекс сидящей напротив франта нелепо наштукатуренной дамы. Во всем этом виделся бесконечный хаос, упорядоченный только фотонными нитями и еще геометрически правильными линиями стен. Хотя бы что–то, нерушимое, знакомое, статичное, помогающее не размазаться самому, не утратить свою идентичность.

Словно услышав его мысли, наружная стена с большими, дышащими светом окнами, принялась удаляться, растаскиваться, напоминая резиновую пленку. А от стены, от центрального окна, в тех же потоках яркого, нестерпимо желтого света, проявился приближающийся силуэт. Одинокий, вытянутый, размазанный аберрациями по краям, плохо различимый, но легко узнаваемый. Человеческий.

Этот похожий на призрака человеческий контур шел очень медленно, даже как–то растянуто. Размыто было и время, и пространство вокруг. Всё истончилось, утратило свои привычные формы, резкость, обрело контраст и бесцветность. И в таком визуальном тумане, собранном из линий, оттенков и размытостей, он продолжал приближаться. Вместо привычного смешения звуков ресторанного зала, неизменно плясовой музыки и звякания столовых приборов ушей достигал лишь ровный, низкий, монотонный гул. Без всплесков, обертонов, без разрывов. Просто один сплошной басистый рокот.

Андрей пытался собрать прежнюю картинку воедино, вывернуться из–под ментального контроля, разорвать навязанную принудительную связь, но ничего не выходило. Продолжая инстинктивную борьбу, он уже начинал физически уставать. Ощущения были похожи на бесплодные попытки выбраться из — под тяжелого груза, не просто навалившегося, а окутавшего со всех сторон. Сотня тяжелых одеял сейчас давили сверху, сбоку, снизу, не давая возможности пошевелиться, но и не причиняя вреда.

Сидящий напротив Мирон, еще минуту назад что–то убежденно вещавший, сейчас тоже выглядел лишь контурной фигурой, расфокусированной и бесцветной. Даже немного прозрачной, поскольку Мирон, в своём нынешнем состоянии, нисколько не загораживал собой приближающегося от окон силуэта.

А о чем Мирон говорил–то?! Память предательски молчала, хотя Мирон расточал свои мудреные соображения еще минуту назад. Что–то о взаимообязанности, об элементах взаимоуважения, об ответственности и каких–то последствиях. Какое–то нагромождение намеков, угроз и увещеваний. Неприятный осадок был, а высказанные смыслы и сути стерлись. Здравствуй деменция в тридцать лет, прощай светлый образ светлого будущего.

Продолжая свои слабеющие и безуспешные попытки обрести себя Андрей упустил тот момент, когда призрачная фигура, еще находясь на почтительном расстоянии, резко, одним рывком, приблизилась, а увеличенное в размерах размытое лицо оказалось прямо напротив. Вернее, и не лицо даже. Оно просто угадывалось, являясь частью этого темного человекоподобного контура. Заняв почти все пространство перед глазами, постоянно размываясь и деформируясь. Это даже не лицо было в прямом понимании. Скорее маска, на которой лишь угадывались впадины глаз, выпуклости губ и носа, но все это было слито в единый не узнаваемый слепок.

Маска висела перед оцепеневшим Андреем, и пристально всматривалась в него отсутствующими впадинами глаз. Слепой взгляд пытался проникнуть внутрь, за черепную коробку, в мозг. Временами копошился там, вибрируя, что–то перебирая. Было неуютно и зябко. Груда тяжелых одеял, продолжавших давить, не спасала от пронизывающего тело холода. Сил в итоге хватило лишь на то, чтобы зажмуриться, сглотнуть и мысленно отстраниться. Это помогло. Стало легче, просторнее. Задышалось. Даже появилось неуместное ощущение уюта.

Воспринимая себя в чем-то подобном облаку, только очень плотному, мясистому, тактильно упругому, Андрей, не получив еще возможности владеть своим телом, мысленно, отчетливо оправил маске вопрос.

— Значит, все–таки я угадал? Это же не случайность?

Маска продолжала свои фрагментации, но теперь чуть замедлившись и стабилизировавшись. В глазных ямах появились периодические тени, имитирующие моргание.

— Не думаю, что у тебя была возможность угадывать. Скорее, тебя привели сюда. — голос звучал вкрадчивый, тяжелый, какой–то шипящий, словно разговаривал ящер.

Андрей лишь одними глазами показал, что сомневается, но спорить он не будет. В конечном счете, за последние несколько дней его шпыняли по теням и весям все кому не лень. Пора бы уже было и привыкнуть, служа мячиком для высоких и всемогущих.

— Вижу, ты до сих пор в неведении того, что ожидает впереди, — последовал тяжкий приглушенный вздох, выражавший, надо думать, сожаление от того, что приходится вести диалог с несведущим. — Печально. На тебя делали ставку.

Андрей уставился в переносицу маячившей маски. Сначала Ментор заявил, что я что-то кому-то должен доказать, чтобы выжить. Теперь Тот-Который-Мирон пытается намекнуть на что-то, что мне абсолютно неведомо. И опять загадками, вскользь. Подобные игры слов раздражали все сильнее. Андрей устал уже чувствовать себя тупым и недалеким.

Об этом он так и заявил маске.

Чрезмерное волнение и рябь по мертвенному призрачному лицу показали, что раздражение передалось маске. Молчание, сопровождаемое сильными трансформациями изображаемого человеческого лица, сильно затянулось. Эти искажения могли говорить о том, что их транслятор отвлекся на что-то, утратив временно контроль над своими действиями. Но спустя еще пару мгновений постепенно все замерло. Гул, стоявший в ушах, сменился тихим и даже приятным спокойным шелестом. Донесся тонкий аромат пряных трав. Пока Андрей фиксировал происходившие изменения и старался их как-то классифицировать, определить, маска отодвинулась и нависала теперь несколько выше, обретя более четкие контуры. Теперь она более точно напоминала человеческое лицо, но по-прежнему не знакомое.

— Ментор полагает, что ты тот, кто способен. И надеется, что ты в скором времени прозреешь. Ускоренный симбиоз и все такое. — Тот-Который-Мирон запнулся, подбирая слова. — Не хотел бы пугать, но опасность, ожидающая нас всех, смертельна. И права на ошибку просто нет. Нет у всех нас.

Только сейчас Андрей понял, что разговаривает попеременно то с призрачной маской, то с сидящим напротив Мироном. Скорее, теневик в данный момент присутствовал и в Мироне, захватив над ним полный контроль. Либо все происходящее творилось лишь исключительно в голове Андрея, а что там виделось в реальности, можно было только догадываться.

— Ментор сказал, что верит в меня, — самонадеянно соврал Андрей, такого утверждения старик не высказывал. Правда, из того, что действительно говорилось стариком в Иннерспейсе, он понял очень и очень мало. Но старик действительно заявил о чем, с чем требовалось справиться, и что-то доказать.

— Этого мало. Ментор не безграничен. Если бы он мог сделать все сам, то сделал бы. Однако ж…

Пауза не понравилась Андрею, была не к месту, слишком много порождая неясностей.

— Тогда почему ты все же принял решение обозначиться?

Маска покачалась, стала чуть темнее.

— Я же сказал. Потому что это касается и меня. Теперь это касается всех. До единого.

Следом что-то произошло. Яркий солнечный свет, словно ему не препятствовали ни стены, ни кровля, залил все пространство вокруг, ослепил, проник за веки, вызвав приступ жгучей боли. Когда зрение принялось понемногу восстанавливаться, Андрей в последний момент заметил, как и маска, и свет, и окружающий мрак, быстро уплотнившись, одним махом ударили сзади в сидевшего неподвижно Мирона, заставив того покачнуться. Обеденный зал ресторана вновь обрел свои утраченные было четкие очертания, вернулись позвякивания посуды, евробитовая музыка вторилась от стен, в нос ударил словно копившийся и сжимавшийся как пружина запах жареного мяса и овощей. Маска и сидящий напротив щеголеватый Мирон соединились в одну структуру.

Мирон пялился, не мигая, положив руки перед собой, похожий на куклу. Его поза отдавала неестественностью.

Что-то еще мешало. Что-то было не так, не как обычно. Но Андрей никак не мог определить, что именно.

Мирон два раза медленно моргнул, не отрывая взгляда от Андрея. И это, наравне с позой, еще раз доказывало, что напротив сидел вовсе не Мирон.

— Не знаю, и не хочу знать, почему Ментор поставил на тебя. — прошипел Мирон голосом ящера. — Но теперь мы в одной связке. Жаль, ты слеп. Это устранится, само собой, если к тебе примкнет второй фрактал. Надеюсь, донором буду не я. — послышались какие-то скрипы из гортани Мирона.

— Ментор ждал бы от тебя вопросов. Я не буду. Времени уже не осталось. И если фракталы не поторопятся, придется действовать на ощупь, но быстро.

Понимая всю бесполезность своего вмешательства в монолог Того-Который-Мирон в своем нынешнем состоянии, Андрей просто сфокусировался на его фигуре и включил все свое внимание, чтобы наконец пролить свет на все, что его волновало, окружало и сопровождало. Сейчас и все годы в статусе теневика. Уже было понятно, что на носу некие масштабные и одновременно зловещие события, одним из важных звеньев которых является он сам, Ментор, а также приезжий теневик, сидящий сейчас напротив в образе набриолиненного Мирона.

Да, именно на такой расклад и рассчитывал Андрей, направляясь сюда, в гламурное царство Гиви. После двусмысленных и туманных намеков Ментора очень рассчитывая, что пришлый теневик, с легкостью провернувший сложнейшую теневую программу, захочет выйти на контакт. Либо для того, чтобы иметь возможность контролировать через Андрея планы и параметры действий местной братвы, что было прямо скажем сомнительно. При его-то возможностях… Либо что бы просто обнулить Андрея. В это тоже не хотелось верить. Поскольку не было сомнений, что пришлый был способен устранить мелкого для него пакостника самостоятельно, без сторонней помощи и в любой момент. Андрей не представлял, как теперь явственно виделось, ни угрозы, не служил и препятствием. Стало быть, оставался третий вариант. Тот, на который и надеялся Андрей. Приходилось рисковать, но в силу сложившейся ситуации данный риск абсолютно, ни на йоту не поднимал уровень угроз для Андрея. Иными словами, угроза и так была на высочайшем уровне.

Третьим вариантом, просто на уровне ощущений, предположений, каких-то невнятных догадок после пространных и малопонятных рассуждений Ментора, виделось сотрудничество. Наверное, что-то все же добралось до центральных отделов головного мозга тридцатилетнего оболдуя, коли пазл межстрочных рассуждений сложился именно таким образом. Ментор смутно намекал, что проблема коснется всех, и противостоять ей нужно будет сообща.

— Ввожу тебя в курс. — голос ящера с хрипотцой извергался из недр гортани Мирона. — Ты совсем не избранный. Чтобы по этому поводу у тебя не было никаких инсинуаций. — слово было непонятное, но смысл улавливался. — Ты просто триггер. Ты оказался в ненужное время в ненужном месте. Именно так. И теперь тебе придется расхлебывать всю ту кашу, что ты заварил. Слушай молча. — голос предотвратил возможные возражения, готовые уже вырваться. Ладно, подумал Андрей, пока помолчу. Тем более что делаю это уже несколько дней к ряду.

— Твои способности, как и способности любого другого пауэра, не врожденные. Их придает тебе фрактал. Фракталы — сущности иного мира. Иной Вселенной. Они здесь, чтобы питаться. Их прокорм — это, как предполагается, наши эмоционально-волевые состояния. И что-то, возможно, еще, сопровождающее их. В производном виде продуцируемое теми отделами мозга, которые полагают спящими, незадействованными.

По какому критерию эти сущности избирают себе носителей неизвестно. Знаю, у Ментора есть мнение на этот счет. Но все рассуждения его — лишь предположения, не более. Фракталы вступают в симбиоз с избранным носителем. Поддерживая требуемую интенсивность неблагоприятности. Или, иначе, уровень охренина в крови своего благодетеля. В награду за испытываемые душевные муки, назовем их тяготы и лишения, эти… дарят нам возможность оперирования тенями.

При этих словах Тот-Который-Мирон медленно, словно башню тяжелого танка, повернул голову в одну, в другую сторону, разведя также и руки, призывая в свидетели окружающее. Мол, тени повсюду, так это понял Андрей.

— Это все лишь догадки, хотя и построенные на некоторой статистике. Что по любому лучше, чем ничего. Неизвестность всегда более пугающа, нежели любая самая глупая теория, вносящая минимальную ясность.

Андрей хотел спросить, где же этот фрактал, если ничего подобного он никогда не замечал. Но скрытый ящер его вопрос предупредил.

— Ты пока что владелец единственного фрактала. Начальный уровень. Хотя… владелец это слишком громко. Скорее, ты вьючное животное. Когда число фракталов увеличится, они станут для тебя видимы.

— А можно от них избавиться? — такая мысль еще не приходила в голову, но сейчас, почему-то, такой вариант представлялся вполне допустимым. Не прямо сейчас конечно, вот тут, не выходя из-за столика. Сначала без сомнения требовалось разрешить все возникшие проблемы с бандюками, а потом скинуть этого паразита и раствориться, исчезнуть. Пусть кто другой, а желающих найдется немало, разгребает любые конюшни, смывая водами Алфея любое дерьмо. И, кстати, про дерьмо вопрос открытый.

— Нет. Не ты инициатор, не тебе и конфеты разворачивать.

Витиевато как-то, но в русле обозначенной логики.

— Предупреждая твой возможный вариант развития событий, превращение в лабильного бомжа, убежденного хиппи или наркомана проблему также не решит. Они найдут способ, которым вернут себе твои беды и страдания, и поставят на свой праздничный стол твои обновленные эмоционально-болевые пароксизмы.

Опять непонятное слово, но смысл и без него улавливался.

— Как ты понимаешь, или должен уже догадаться, возможности теневика зависят от числа фракталов на его шее. Чем больше их висит над твоим мозжечком, вгрызаясь в гипоталамусовый соус, тем масштабнее возможности проникновения в иные параллельности. Но цена вопроса — твои эмоции. Ты должен что-то дать взамен. Они выбирают своих бычков с потенциалом. И выбор из всего стада, как ты понимаешь, у Них велик.

Андрей непроизвольно осмотрелся и, почувствовав легкий озноб, повел плечами, будто что-то сталкивая с них.

— Сколько же этих хряпал жуют тебя? — без усмешки поинтересовался Андрей.

— Пятеро — ровно и буднично сообщил ящер ртом Мирона. Андрей собрался было даже присвистнуть.

— Тогда, по логике вещей, ты должен сейчас находиться где-то в районе Аушвица, каждый день принимая газовые камеры и потом откачиваясь сердобольными санитарами. Иначе откуда же столько бедоносных эмоций конкретно у тебя?!

— Я же говорю, не все так просто и однозначно. Потому и Ментор, скорее всего, ошибается. Производные эмоциональные всплески их также устраивают. Может даже не менее, а то и более наших собственных.

— А объекты воздействия мы тоже сами выбираем. То есть котлы, из которых потом будут лакать эти фракталы? — попробовал я тоже немного поупражняться в иносказательности.

— Уверен, что нет. Нас ведут за уздечку, показывая пинками на зеленую травку по обочинам. И также пинками нагибают наши чавкалки к земле, чтобы мы кормились сами и кормили их.

Сравнение было красочное, но мерзкое. Выглядеть тупой мясной коровой вовсе не хотелось.

— Теперь к главному. — Мирон подобно башенному крану, медленно всем корпусом подался вперед и уперся грудиной в столешницу.

— Есть мнение, что у фракталов явно намечается праздник. День примирения или день независимости, или просто праздник желудка. — Мирон внезапно замолчал, голос ящера с каким-то бульканием пытался с чем-то справиться внутри него.

Андрей медленно, очень и очень неуверенно, боясь растущей и такой страшной своими масштабами догадки стал также заторможенно вжиматься в спинку стула. Инстинктивно, не отдавая себе отчета. Облизывая ставшие сухими губы, он неотрывно наблюдал за Мироном, вернее за оболочкой Мирона, все еще надеясь, что догадка не верна.

— Я вижу, о чем ты сейчас думаешь. — подобие смешка потонуло в общем шипении Мирона. — И да, твоя догадка ошибочна.

Наверное, можно было сейчас сбросить возникшее оцепенение и вернуть себе обычную посадку после соскальзывания со стула. Но что-то в голосе ящера препятствовало выдоху. А Мирон и впрямь протянул руки к лицу Андрея, чем напомнил скорее образ смерти, нежели спасителя.

— Нет, это не будет торжественный ужин. Праздники они любят и периодически устраивают. Войны, революции, социальные волнения, эпидемии, как ты можешь догадаться, во многих случаях их рук дело. Тут они получают полный набор экзотических блюд наравне с огромными тазами оливье из страха, боли и тоски.

Но в этот раз все намного суровее.

Еще не выслушав прямой ответ, Андрей уже понял, что имеет ввиду Тот-который-Мирон. Похолодев всем телом, Андрей принялся озираться, словно ища помощи, любой поддержки, призывая свидетелей, что это все неправда. Так не может быть. В это не верилось. Надежда, она остается до последнего.

— Вот видишь. Ты, кажется, начал соображать. Да, на этот раз будет Жатва. Они… закрывают Проект…

Андрей внезапно понял, что его беспокоило весь этот монолог.

Осматриваясь, ища возможности объявить все происходящее сном, он, сначала периферией зрения, а теперь уже глядя себе почти под ноги, слева от стула, он увидел то, что беспокоило. И теперь внимательно следил за вращающейся солонкой. Которая продолжала вращаться в воздухе, рассыпая содержимое, даже не думая падать на пол. Эту маленькую спиральную галактику он мог убрать, ликвидировать одним движением руки. Но одновременно боролся с этим желанием, стараясь продлить всеми неправдами агонию почти разбившейся солонки как можно дольше…