Город рыб

Н. В. Бабина, 2011

Захватывающий роман известной белорусской писательницы Наталки Бабиной сочетает в себе черты приключенческого, исторического, женского романа и остросюжетного политического детектива. История любви и смерти, невероятных страданий и чудесных спасений заставит читателя плакать и смеяться, сопереживать и негодовать. Роман «Город рыб» переведен на польский, украинский и английский языки. В 2011 году книга стала финалистом престижной европейской литературной премии «Ангелус».

Велком в Добратичи

Добро пожаловать в Добратичи. Вся эта история (опасная, как сама литература; даже трудно поверить, что все это случилось со мной) произошла именно тут, в деревушке, прославленной, но, видимо, все-таки и приукрашенной в стихах Михася Яроша — человека, талантливого настолько, что о нем слышал каждый двадцатый из опрошенных не только в Европе, но и в Беларуси. И это несмотря на то, что он пишет по-белорусски! А впрочем, он пишет и по-украински.

Деревня стоит в светлом сосновом лесу, и сосны, которые у нас называют барьяки, тут действительно похожи на людей; тут на самом деле кругом пески, но, конечно же, не «дюны невидимого моря»; поблизости нет ни видимого, ни невидимого моря, нет и реки, есть только несколько родничков, один — с соленой водой. Сейчас, когда можно пройти к Бугу, дорога занимает пятнадцать минут, но тогда к Бугу было не добраться — граница, холера, колючая проволока, контрольно-следовая полоса, сигнализация… Да, с купанием в наших местах тогда были проблемы. Поэтому популярностью пользовалась небольшая бухточка у шлюза мелиоративного канала — туда часто приезжали поплавать и отдохнуть у воды даже из Бреста.

Не соглашусь и с тезисом о «безмерном безлюдье, безграничном одиночестве» в Добратичах, о которых пишет Михась. Конечно, во времена моего — да и Михасева тоже — детства любой человек среди старых сосен и осин воспринимался как событие; чаще здесь носились хорьки, беленькие ласки и полосатые дикие поросята, но потом вокруг леса разрослись раковые опухоли дачных поселков, у деревни построили железнодорожную станцию, звери отступили, зато насели дачники.

Может быть, Михась имел в виду, что их нельзя назвать людьми?

Напрасно. Это сливки общества. Лучшие из лучших. Садовые товарищества в округе называются «Ветеран», «Защитник Отечества» и «Радуга». Моя бабушка, последняя могиканша старого Добратыче, всегда разговаривает с дачниками особенно почтительно — как с людьми, которые руководят миром. Бабе девяносто семь, и когда какой-нибудь очередной майор или подполковник в отставке в полинялых, обвислых на заднице и с пузырями на коленях синих штанах подходит к нашему забору, она каждый раз предлагает ему попить водочки и подает кружку, декоративно запачканную куриным пометом.

Бабушка моя нищая духом. Из тех, кому уготовано царствие небесное. Если б она не преодолела греховное искушение и покончила с собой, что намеревалась сделать лет двадцать тому назад, то, безусловно, этого царствия она не увидела бы, а так — нет проблем. Увидит.

В эпоху дач в Добратичах появились заборы и ограды. Раньше ничего подобного не наблюдалось. Обходились веткой на ручке двери или веником у порога — знак того, что дома никого нет и хозяева просят без них в дом не входить. А сейчас тут обносят высоченными заборами и закрывают на замок все, что легче тонны и не раскалено добела. Вместо Горы, болот, поля — халупистые дворцы дачников. Гадюки из уничтоженной дубравы расползлись по парникам и теплицам. Раньше здесь опасались только цыган, а теперь — один одного.

Однако пора вернуться в тот июньский вечер, когда вооруженный парень открыл нашу калитку и вошел во двор.