Генератор страха

Николай Иванников (2024)

Он не борец за справедливость, он — наемный убийца по прозвищу Фенимор. Очередной заказчик втягивает его в загадочную историю, а сам неожиданно погибает, как и несколько его старых приятелей. Причем все они совершают самоубийство. Фенимор понимает, что взявшись за это дело, он подписывает себе приговор… Обложка подготовлена с помощью нейросети Playground

Глава 4

Выйдя из ресторана, Фенимор бросил окурок в стоящую подле высокого крыльца чугунную урну и направился к парковке, где оставил свой джип. Сев за руль, он не торопился уезжать — достал из внутреннего кармана пиджака списки, которые дал ему Альберт, и развернул их.

Ага… Имен здесь хватает, но что самое примечательное — в самом верху списка Альберт поставил свое собственное имя.

Цыбенко Альберт. Игоревич, между прочим. Шестьдесят пятого года рождения. Указан номер сотового телефона. Это весьма кстати, может, и пригодится.

Следом тоже стоят уже известные имена. Лисянский

Борис Иванович, шестьдесят седьмого года рождения, совладелец компании «Ария». Ветров Андрей Михайлович, пятьдесят девятого года рождения, генеральный директор компании «Мерлин», офис находится на Ленинском проспекте. Жарков Антон Валерьевич, шестьдесят седьмой год, компания «Омега», офис на Кутузовском. Фадеев Алексей Николаевич, шестьдесят шестой год. О месте работы почему-то ничего не сказано. Против каждого имени проставлен домашний адрес. Вероятно, если появится необходимость переговорить с близкими или соседями. Молодец, Альбертик, предусмотрел.

Далее следовало две пустых строки и вновь начинались имена и фамилии — уже незнакомые. Те самые сотрудники, а заодно родственники и знакомые погибших. Довольно солидный список. Кажется, тут Альберт немного перестарался, особенно если учесть, что сроку он выделил всего пару дней. Даже чтобы собрать всех этих людей вместе и принимать их в порядке очередности, выделяя не больше десяти минут на каждого, это займет уйму времени. А ведь надо еще выделить «пустышки»…

С чего же следует начать? По алфавиту? По возрасту? Ну и задал ты работенку, Альбертик…

Для начала следует разбить имена в списке по их отношению к убитым. Альберт умно поступил, что к каждому имени добавил собственный комментарий — так проще будет все систематизировать.

Фенимор выудил из «бардачка» ежедневник, нашел чистую страницу и открыл свое драгоценное золотое перо. Нарисовал четыре кружочка, в каждом написал имя одного убитого. Подумав, добавил еще один кружок и написал в нем: «Альбертик». От каждого кружочка отвел стрелку, под которыми в столбик выписал имена родственников и сотрудников. Странно, но в двух колонках одно имя пересеклось. Некто Кускова Анна, лет двадцати от роду (в списке Альберта так и значилось: «лет 20»), она была какой-то родственницей покойного Фадеева (было написано: «Какая-то родственница») и одновременно состояла в штате компании «Омега». Кстати, на должности секретаря.

«Что-то с секретарями у них нелады, — подумал Фенимор, отметив Кускову галочкой. — Одна была единственным свидетелем смерти, вторая обнаружила труп, а третья еще и «какая-то родственница» одного из погибших… Ох уж мне эти секретарши. Вот с них, пожалуй, и начну. По алфавиту…»

Он сложил бумаги в ежедневник и убрал его в «бардачок». Достал телефон. В офисе компании «Мерлин» ему никто не ответил. Сработал автоответчик, женский голос предложил оставить сообщение после сигнала, и Фенимор отключил трубку. Как видно, после смерти генерального директора компания все еще не могла прийти в себя.

Фенимор вывел джип с парковки, выехал на улицу и неспешно покатил, пристроившись в левый ряд за красным минивэном. На первом перекрестке минивэн повернул направо, и Фенимор прибавил скорость. Верочка Азарова проживала совсем недалеко от офиса «Мерлин», на Ленинском, но добираться туда предстояло через полгорода. А если пробки? Нет, надо поторопиться. С такими сроками не на машине следует передвигаться — на вертолете…

К дому на Ленинском он подъехал, когда стрелки на его «Ролексе» показывали начало двенадцатого. Еще раз сверил по списку адрес и вошел в подъезд. Лифт, естественно, не работал, о чем и сообщала табличка, висящая на кнопке вызова. Висела она, видимо, уже давно — по крайней мере, ее успели порядком исписать матерщинными письменами.

Пришлось топать на седьмой этаж пешком.

Верочка была дома. Она приоткрыла дверь на ширину дверной цепочки и некоторое время разглядывала незнакомца одним глазом. Потом спросила:

— Вам кого?

— Видимо, вас, — сказал Фенимор, — если вы и есть Азарова Вера Николаевна.

— Это я, — сказала Верочка растерянно. — А что вы хотели?

— Мне надо поговорить с вами по поводу гибели Андрея Ветрова, вашего бывшего начальника… Я понимаю, Вера Николаевна, что вам пришлось уже не раз говорить на эту тему, и поднимать ее снова у вас мало желания. Но, к сожалению, это необходимо. Все-таки погиб человек, и обстоятельства его гибели довольно загадочны, уж с этим вы не можете не согласиться…

Он говорил тихо и мягко и сам себе казался похожим на кота, который подкрадывается к глупой синице. Или скорее на тигра, крадущегося к антилопе. И он боялся вспугнуть свою «жертву».

Верочка могла бы и не открыть. Или могла потребовать документы. Но она этого не сделала. Цепочка звякнула, дверь открылась. Фенимор переступил через порог и сразу осмотрелся, прислушиваясь. В квартире стояла полная тишина, даже радио не бормотало.

— Вы одна? — спросил он.

С высоты своих тридцати семи лет он мог бы обращаться к девчонке и на «ты», но столь резкая перемена в поведении могла вызвать у нее ненужные подозрения. Следовало придерживаться однажды выбранной линии.

— Мама с папой на работе, — сказала Верочка.

Фенимор кивнул, продолжая осматриваться. Все было ясно. Девчонка до сих пор находилась в трансе после всего происшедшего и медленно приходила в себя, заперевшись дома в полной тишине. Сидит, наверное, целыми днями на диване, поджав ноги, и раз за разом прокручивает в голове события того дня, когда жаркие поцелуи вдруг сменились жутким кошмаром. Так и свихнуться можно, дорогуша. Так что этому визиту ты должна быть неслыханно рада…

— Это даже к лучшему, — сказал Фенимор. — Значит, нам никто не помешает.

— Ой, вы проходите! — встрепенулась Верочка. — Обувь снимать не надо.

— И слава богу, — обрадовался Фенимор. — Тем более, что она у меня чистая. Я, знаете ли, все больше на машине, по лужам топать приходится крайне редко. Мои друзья говорят, что когда-нибудь такой образ жизни обязательно скажется на моем здоровье, и, видимо, они правы, но… — Причмокнув, он развел руками. — Ничего не могу с собой поделать. Можно сказать, я сросся со своим джипом. Чувствую себя кентавром. Только вместо копыт колеса…

Верочка слабо улыбнулась, давая гостю понять, что шутка принята. Фенимор мысленно кивнул, удовлетворенный таким положением вещей, и прошел в гостиную. Там было сумрачно. Тяжелые плотные шторы на окне были сдвинуты, свет в комнату поступал лишь через узкую щель между ними и ложился на темный мягкий ковер на полу длинной тонкой полоской. Изящная горка у стены была уставлена цветами в одинаковых керамических горшках. В комнате было довольно душно.

— Садитесь на диван, — сказала Верочка, приглашающе взмахнув рукой. — Может быть, вы хотите кофе?

— Благодарю. — Прижав руку к груди, Фенимор покачал головой. — Я только что позавтракал. Перейдем сразу к делу, я не займу у вас много времени.

Фенимор сел на диван, уперся локтями в растопыренные колени и потер ладони, словно намыливая их.

— Я хочу, чтобы вы еще раз хорошенько все вспомнили и рассказали мне о событиях того дня, когда погиб Андрей Ветров. А заодно объясните мне — только не подумайте, что я поставил себе целью залезть к вам в душу, — какие отношения у вас были с Ветровым?

Верочка потопталась и как-то очень уж неуверенно повела плечом. Одета она была в синий сарафан до колен, плечи у нее были голые и усыпанные веснушками, а под коленками поигрывали темные ямочки. Фенимор неприметно встряхнул головой, чтобы все игривые мысли отлетели прочь. Выжидательно уставился на Верочку.

— А что — отношения? — сказала она и повела вторым плечиком. — Нормальные отношения…

— Я понимаю, — усмехнулся Фенимор. — Нормальные, как у начальника с секретарем, или нормальные, как у мужчины с женщиной?

— А разве это имеет какое-то значение?

— Имеет. Причем мне хотелось бы, чтобы вы выбрали второй вариант, потому что тогда вы могли бы рассказать мне несколько больше.

— Знаете, в тот день наши отношения могли перейти в новое качество, но именно в тот момент, когда все должно было произойти, и раздался этот проклятый звонок.

— Звонок… — повторил Фенимор. — Знаете, Вера Николаевна, именно этот момент меня интересует больше всего.

— Я знаю, — понимающе кивнула Верочка. — Это всех интересует больше всего. Но я уже говорила следователю, что не слышала, что ему говорили. Да и сам Андрей почти ничего не говорил, только один раз сказал: «Слушаю», и все. Потом он и правда только слушал.

— И долго это продолжалось?

— Нет, совсем немного. Меньше минуты, наверное…

— Наверняка в тот момент вы смотрели ему в лицо. Что-нибудь необычное вы в нем заметили?

— Конечно, заметила. Я сразу почувствовала — что — то не так. Сначала он просто растерялся, у него лицо стало даже каким-то обиженным. А потом я поняла, что он испугался. Наверное, ему угрожали… То есть в тот момент я этого еще не поняла — я тоже растерялась. Это уже после, когда я думала об этом, то поняла, что ему угрожали. Но даю вам честное слово — я ничего не знаю о его делах. Меня много раз об этом спрашивали, да и не только меня — всех.

— Но вы можете поручиться, что это было именно самоубийство, а не просто несчастный случай?

— А разве это можно спутать?

Фенимор нарочито громко кашлянул в кулак, как бы говоря: «Девочка, уж я-то повидал на своем веку такое, что тебе и не снилось!..»

— Вера Николаевна, однажды я собственными глазами видел человека, который спрыгнул с речного парома в воду, вместо того чтобы сойти на причал по аппарели. Когда его вытащили из воды, оказалось, что он попросту не заметил, как паром во время движения развернулся, и он пошел в ту сторону, где, по его мнению, должен был находиться причал. А на вопрос, где были его глаза, ответил просто: «Задумался». Такой вот задумчивый был человек. А ведь мог бы и не всплыть… Вот и я хочу знать ваше мнение: может быть, трагедия с Ветровым была просто случайностью? Захотел человек поправить шторы, или срочно понадобилось рассмотреть на улице что-то, что в обычном положении рассмотреть невозможно, но вдруг оступился и сорвался вниз… Такое возможно, как вы думаете?

Верочка зашарила глазами по ковру под ногами, словно там мог быть ответ на поставленный вопрос. Она по-прежнему стояла у входа в гостиную и неуверенно переминалась с ноги на ногу. Ее домашние тапочки на носках протерлись, и были видны пальцы с накрашенными красными ногтями.

— Я даже не знаю, — сказала она наконец. — Честное слово… Раньше я была уверена, что Андрей прыгнул в окно нарочно, но сейчас, после того, как вы рассказали про этого человека на пароме, я не знаю, что думать… Он же мне ничего не захотел объяснять! Он вдруг стал грубым, я даже обиделась немного и подумала еще, что теперь ему придется просить у меня прощения за такие слова…

— Такие слова? А что именно он вам сказал?

— Я спросила, что случилось, а он предложил мне заткнуться, хотя всего минуту назад мы с ним целовались…

— Да, это действительно обидно, — согласился Фенимор. — Мог бы вести себя и повежливее, хотя бы перед смертью. Тем более если знал, что собирается нырнуть вниз головой с четвертого этажа… Скажите, Вера Николаевна, этот звонок был на сотовый телефон Ветрова или на городской?

— Нет, на обычный, настольный. «Панасоник», кажется…

— Обычно современные телефоны способны определять номера, с которых поступил звонок, и сохранять их в памяти. И я хотел бы в этой памяти покопаться. У вас есть ключ от офиса, Вера Николаевна?

— Но… — Верочка уставилась на него в упор. Взгляд ее уже не был таким рассеянным — он стал вдруг острым, пронзительным, к тому же этот эффект усиливался едким прищуром. — По-моему, милиция уже выяснила этот вопрос… Кто вы такой?

«Началось… — подумал Фенимор. — Конечно, милиция этот вопрос уже выяснила. Но вот беда, детка, — еще не выяснил я!»

Он поднялся с дивана:

— Вера Николаевна, вы не будете возражать, если я закурю?

— Нет, курите, пожалуйста, пепельница на журнальном столике… Но все же — вы не из милиции?

Фенимор достал сигареты, прикурил одну и протянул Верочке. Она охотно взяла. Фенимор прикурил вторую — для себя.

— Вы совершенно правы, — сказал он, — я не из милиции. У них, знаете ли, слишком много забот, чтобы они могли заниматься этим делом с должным рвением. А есть люди, которые хотят, чтобы ситуация прояснилась раз и навсегда. Вам не о чем беспокоиться — они друзья Андрея, а я на них работаю и свое дело знаю туго. В этом можете не сомневаться.

— Я и не сомневаюсь… — Верочка сделала очень глубокую, мужскую, затяжку и сразу потерялась в полосах белого дыма. — Я даже рада, что вы не из милиции.

— Это почему?

— Потому что я тоже не уверена, что они найдут того, кто толкнул Андрея на этот шаг… То есть в том случае, конечно, если все это не было тем трагическим стечением обстоятельств, о котором вы говорили.

— А во мне вы, значит, уверены, Вера Николаевна?

— Не надо называть меня Верой Николаевной, хорошо? Меня никто так не называет. Обычно все называют меня Верочкой, даже учителя в школе так называли… А как мне называть вас?

— Мне не очень нравится имя, которое дали мне родители, и поэтому я называю его крайне редко, лишь в случае жесткой необходимости. Но люди, которые меня знают, зовут меня Фенимором. Я буду благодарен, если также будете называть меня и вы, Верочка.

— Верочка — не «вы», — поправила его девушка. — Верочка — «ты».

— То же самое я могу сказать и про Фенимора… — Он улыбнулся. — Так как насчет ключа от офиса, Верочка? Он у тебя есть?

— Ключа у меня нет, но он бы вам… то есть тебе, и не помог. Кабинет Андрея сейчас опечатан, да вы… Да ты бы там ничего и не нашел. Но что касается номера, с которого звонили Андрею, на этот счет мне кое-что известно…

Фенимор подошел к Верочке и взял ее за плечи.

— Что же ты мне сразу этого не сказала, милая… Что это был за номер?

— Я не могу говорить точно, потому что знаю об этом по слухам, но… Я слышала это от одного из наших сотрудников — Вадика Кувшинова, начальник охраны, — и у меня есть все основания ему доверять. Он сам бывший милиционер, у него остались еще какие-то связи, он всегда старается быть в курсе всех дел. Так вот, он нам рассказывал, что следователь выяснил номер, с которого поступил звонок, после чего Андрей выбросился из окна. Звонок поступил с квартирного телефона одного из домов где-то в районе Октябрьского Поля. Точный адрес мне неизвестен, но следователь его выяснил и навестил эту квартиру…

— Надо же, как быстро у нас работают следователи! — сказал Фенимор с восхищением. — Может быть, ты еще скажешь мне, что подозреваемый уже арестован?

— В том-то и дело, что никакого подозреваемого нет! Кувшинов сказал, что в этой квартирке живет лишь одинокая бабушка лет восьмидесяти, и она редко появляется на людях, целыми днями лежит на диване, смотрит телесериалы и таблетки пьет чаще, чем воду… У нее есть сын, которому самому уже под шестьдесят, но он появляется так редко, что соседи не всегда узнают его в лицо. Он живет где-то на Севере, в последний раз приезжал два года назад, на похороны отца. С тех пор больше не объявлялся. Про других родственников ничего не известно. К тому же квартира у бабки на первом этаже, на виду у всех, и никто из соседей не видел, чтобы к ней кто-нибудь приходил. Бабулька поначалу даже не могла понять, что хочет от нес следователь. Она отрицала, что кто-то пользовался ее телефоном, и, естественно, ничего не слышала ни про Андрея, ни про «Мерлин»…

Верочка замолчала, а Фенимор, погоняв сигарету из одного уголка рта в другой, отошел от нее, потирая щетину на подбородке. В задумчивости постоял у столика, в последний раз затянулся дымом и отправил сигарету в пепельницу.

— И что же дальше? — спросил он.

Верочка пожала плечами:

— Ничего. Говорят, что, скорее всего, следствие ничего не даст. Думаю, этот странный звонок признают просто случайным стечением обстоятельств, никак не связанным со смертью Андрея. Так говорит Кувшинов, и я с ним согласна. Потому что, если это не так, тут начинает попахивать мистикой, а я не очень-то верю в мистику. Точнее, раньше не очень-то верила.

— А сейчас, значит, поверила? — Скрестив на груди руки, Фенимор прошелся от столика к окну и обратно.

— А сейчас я уже и не знаю, во что верить. Собственно, мне больше добавить нечего. Ты уверен, что не хочешь кофе?

— Нет-нет, спасибо, у меня чертовски много дел. Люди, которые меня наняли, требуют закончить дело в самый короткий срок, и я боюсь не успеть… — Он достал перо, взял Верочку за руку и написал на ее ладони семизначный номер. — Вот, это номер моей трубки. Если ты вдруг что-то вспомнишь или какой-нибудь Вадик Кувшинов тебе расскажет еще что-нибудь важное — позвони мне, хорошо?

— Хорошо, обязательно… Фенимор.

— Что ж, Верочка, тогда до свидания. И прошу тебя — не впускай в дом незнакомых людей. Даже днем. Очень часто это заканчивается довольно плачевно. Договорились?

Верочка глянула на него с недоумением. И ничего не сказала. Даже вслед, когда он уже вышел из квартиры.