Генератор страха

Николай Иванников (2024)

Он не борец за справедливость, он — наемный убийца по прозвищу Фенимор. Очередной заказчик втягивает его в загадочную историю, а сам неожиданно погибает, как и несколько его старых приятелей. Причем все они совершают самоубийство. Фенимор понимает, что взявшись за это дело, он подписывает себе приговор… Обложка подготовлена с помощью нейросети Playground

Глава 3

— Это что — какая-то особая форма некрофилии? — озадаченно спросил Фенимор. — Ты коллекционируешь некрологи и снимки могильных памятников?

Альберт двумя руками схватил со стола бутылку и выплеснул из нее остатки вина в бокал. Взяв бокал сразу двумя руками, опорожнил его, вытряс в рот последние капли. Помотал головой.

— Ты не понимаешь, Фенимор… Все это не случайные вырезки, в каждой из них речь идет о моих хороших знакомых, даже можно сказать — друзьях, во всяком случае, некоторое время назад нас связывали довольно тесные отношения.

— Какого плана?

— Поначалу — чисто делового. Постепенно это переросло в дружбу, если подобные слова для тебя что-то значат. Мы работали в одной фирме, она называлась «Фаст Электронике» — это была довольно крупная компания, множество отечественных и западных партнеров, миллионные сделки… Не думаю, что стоит вдаваться в подробности, особенно если у тебя нет высшего технического образования. Просто поверь мне — мы занимались серьезным и чертовски перспективным делом, которое приносило солидные прибыли. Но в этом бизнесе, помимо огромных прибылей, есть и огромная конкуренция. К тому же в ход были пущены грязные технологии, от подкупа сотрудников до прослушивания офисов, в общем, все, что принято называть промышленным шпионажем. И все полетело в тартарары.

Сначала в компании появились парни с автоматами и в темных масках — они опечатали бухгалтерию и выставили у входа охрану, чтобы никто из сотрудников не мог ни покинуть офис, ни войти в него. Мы не понимали, что происходит, вплоть до того момента, пока во второй половине дня в офис не явились новые владельцы фирмы. Они заперлись в комнате для совещаний и что-то обсуждали там около часа. Главным у них был такой мордастый, похож на бульдога, и фамилия у него соответственная — Собакевич. А потом вышли к нам и объявили, что являются новыми владельцами фирмы и все сотрудники обязаны приступить к выполнению своих обязанностей. Надо сказать, большинство именно так и поступили — пожали плечами, поворчали и отправились на свои места. Но были и такие, кто предпочел уйти. По разным причинам — кто-то был не согласен с новой политикой фирмы, кто-то потерпел от смены власти убытки, а кто-то ушел из чувства солидарности.

Что касается меня, то у меня было несколько причин, чтобы уйти. Работа, которой я занимался непрерывно на протяжении двух лет, была закрыта, не доведенная до финала, а в ответ на мои возмущения мне попросту предложили заткнуться. «Мы здесь никого не держим, — сказали мне. — Ты можешь уйти хоть сейчас, на твое место, Альберт, найдется немало желающих…» Ну и, наконец, к тому моменту компанию покинуло уже большинство моих друзей, я и сам подумывал об уходе. И я ушел. Вместе с одним из моих друзей, тоже бывшим сотрудником компании Борей Лисянским, мы основали собственную фирму, где и продолжили работу уже под собственной маркой. Не могу сказать, что мы развернулись на такую же широкую ногу, как раньше, но дела шли неплохо. Сначала мы работали вдвоем, потом приняли еще троих сотрудников, расширили офис, взяли секретаршу… А в апреле этого года мы узнали, что один из наших парней, который тогда ушел вместе с нами, трагически погиб…

— Ты хочешь сказать — его убили? — уточнил Фенимор.

На собеседника это подействовало странно — он вдруг дернулся, стул брякнул ножками по мраморному полу, а руки у Альберта описали в воздухе затейливую фигуру.

— Я говорю то, что мне известно! А мне известно, что смерть Андрюхи Ветрова была признана самоубийством…

— Но на это были основания?

— Да, и очень веские. Вообще-то у ментов не было на этот счет ни капли сомнения. У Андрея была собственная фирма, она называлась «Мерлин», и он покончил с собой прямо на глазах у собственной секретарши — выбросился из окна в своем кабинете. С четвертого этажа. Голова — всмятку.

— А секретарша не могла ему в этом помочь? Бывают, знаешь ли, такие секретарши…

— Нет, вряд ли. Я видел эту секретаршу, даже разговаривал с ней. Азарова Верочка. Не Вера, а именно Верочка — она сама себя так назвала. Обычная девчонка, ей только-только восемнадцать исполнилось. Андрюха любил таких, малолеточек, у него были свои методы их окручивать.

— Так, может, на этот раз метод дал сбой? В наше время, знаешь ли, эти восемнадцатилетние красоточки на такое способны — тебе, Альбертик, и в кошмарном сне не снилось.

— Да нет же, девчонка тут совершенно ни при чем — я в этом уверен на сто процентов… Как я понял, она была влюблена в Андрюху и утверждает, что это было взаимно. Впрочем, в этом я нисколько не сомневаюсь. Это на него похоже. К тому же девчонка работала у него совсем немного — пару недель. За такое короткое время вряд ли секретарша может настолько возненавидеть своего начальника, что придумает план, как выбросить его с четвертого этажа. Да и слишком уж она хрупкая для этого, косточки так и торчат во все стороны, а Андрюха все-таки взрослый мужик, в нем килограммов восемьдесят живого веса. Его и мне было бы непросто выбросить из окна, а тут какая-то девчонка… Она утверждает, что все произошло прямо у нее на глазах. Вроде как они целовались около его стола, а потом вдруг зазвонил телефон. Андрей сначала не хотел снимать трубку. мол: «Позвонят и перестанут», но телефон все звонил, и он не выдержал. Взял трубку. И, по словам Верочки, сразу же изменился в лице. Она не слышала, что ему говорил звонивший, но реакция на эти слова была мгновенной и ошеломляющей. Андрей выглядел потрясенным. И уже буквально через пару минут распахнул окно и прыгнул головой вниз… Кстати, я проверял — там довольно высокие подоконники, выбросить его силой было бы непросто даже крепкому мужику…

Альберт замолчал и вдруг снова схватился за барсетку, принялся что-то в ней искать. Нашел сигареты, вытащил одну, сломал, бросил в пепельницу, вытащил вторую, снова принялся ковыряться — видимо, в поисках зажигалки. Фенимор, сжалившись, предложил ему свою. Альберт прикурил; руки у него тряслись.

— И что ты насчет этого думаешь? — спросил Фенимор. — Похоже, это действительно было самоубийство.

Причем, если твой друг решил свести с жизнью счеты так внезапно, он уже давно ждал этого звонка, и проблема висела на его шее не первый день. Вероятно, ему в голову уже приходили мысли о том, что подобное решение для него единственный выход, но оставались сомнения, пока все не выяснилось окончательно. А после этого звонка все сомнения исчезли. Только так я могу объяснить столь быстрое решение покончить с собой.

Столбик пепла с сигареты Альберта сорвался и рассыпался серой трухой. Но тот не обратил на это внимания, потирая лоб.

— Поначалу я рассуждал точно так же, как ты, — сказал он. — Все так думали, хотя раньше я за Андрюхой не замечал особой нервозности или склонности к самоубийству. Но факты говорили сами за себя, и нам не оставалось ничего, кроме как посочувствовать и помянуть… Однако уже через несколько дней мы с Лисянским узнали, что погиб еще один наш старый друг, Тошка Жарков. Его сбил грузовик, и это было похоже просто на несчастный случай, если бы водитель грузовика не утверждал, что Антон сам бросился ему под колеса. Другие свидетели говорили, что Антон вышел из подъезда своего дома очень поспешно, словно куда-то торопился. Видимо, он хотел перебежать дорогу в неположенном месте, хотя до подземного перехода там всего метров пятьдесят, и немного не рассчитал скорость идущего по дороге грузовика. Сила удара была такой, что Тошку буквально сломало пополам и отбросило на несколько метров, но даже после этого водитель не смог остановиться сразу, и грузовик проехал по нему правыми передними и задними колесами…

— И ты считаешь, что это похоже на убийство? — удивленно спросил Фенимор. — По-моему, Альбертик, у тебя просто мания преследования. Пойми, люди иногда гибнут просто потому, что у них так написано на роду. Судьба, Альбертик, судьба. Ко всему еще и неудачное стечение обстоятельств. Человек очень торопился, в спешке выскочил на дорогу, и его размазало по асфальту. Не думаю, что ему было больно. Скорее всего, он даже не успел испугаться.

Альберт резким тычком воткнул сигарету в пепельницу и с глухим рычанием растер ладонями лицо.

— Возможно! — нервно воскликнул он. — Возможно, именно так все и было! Но третьего мая последовала еще одна смерть… Леша Фадеев… Его нашли в собственной квартире. Он висел в ванной на змеевике полотенцесушителя, на бельевой веревке. Дверь в квартиру была закрыта изнутри… Леху нашли в ванной… Менты не обнаружили в квартире никаких посторонних следов, все ценные вещи — деньги, кое-какое золотишко — лежали на месте, ничего не пропало. Мне так и сказали: «Если это и было убийство, то его обставили настолько чисто, что нам просто не за что зацепиться… У парня явно были какие-то личные проблемы, в какой-то момент у него сдали нервы, и он подвесил себя сушиться вместо полотенца»… Именно так мне и сказали, гады, прямо в лицо. Впрочем, они разрешили мне самому осмотреть квартиру, не доверял я ментам — хотя в тот момент не доверял уже никому… Но я тоже не обнаружил в квартире ничего подозрительного — никаких следов обыска или драки, но разве это о чем-то говорит? К нему могли заявиться те, встреча с кем не могла показаться ему неожиданностью. Долги или еще что-нибудь в этом роде. Его могли просто прижать к стене и накинуть на шею петлю, а человек, как правило, с большим трудом верит, что может умереть прямо сейчас, в это самое мгновение. Леша мог решить, что его просто пытаются запугать, и потому не особо сопротивлялся. Потому и не осталось никаких следов драки. И его задушили. А потом взяли за руки-ноги, перенесли в ванную и там уже привязали к змеевику… Я понимаю, Фенимор, эта версия слишком условна, но и она имеет право на существование! Потому что я хорошо знаю своих друзей — никто из них не был способен на самоубийство! Я почти уверен: это было убийство! Тщательно подготовленное и представленное как суицид, но все-таки убийство… Впрочем, это не все. Сомнения у меня, конечно, были, но не настолько сильные, чтобы довести меня до такого состояния, в каком я нахожусь. Ты думаешь, я так легко пришел к мысли, что мне необходимы услуги наемного убийцы? Ты думаешь, я каждый день нанимаю киллеров? Нет, Фенимор, решиться на это мне было очень сложно, и я прекрасно понимаю, что переступаю роковую грань, и от прежнего Альберта вместе с этим решением откалывается какой-то кусок — пусть небольшой, но очень важный. Но иного выхода у меня не было. Потому что три дня назад погиб Боря Лисянский…

Альберт с шумом поставил локти на стол и снова растер лицо. Так и сидел, прикрыв его ладонями, как будто не хотел, чтобы кто-то в этот момент мог его видеть. Свои последние слова он произнес на очень высокой ноте, и было понятно, что он на грани срыва.

— Лисянский… — повторил Фенимор. — Ты говоришь о том парне, с которым вы основали собственную фирму после ухода из «Фаст Электронике»?

Альберт затряс головой и отнял руки от лица; ладони шлепнули по столу.

— Да, — сказал он обреченно. — Борька Лисянский, мой компаньон по бизнесу… Вечером после рабочего дня он остался в офисе — поработать. Он частенько так делал. Семьи у него не было — уже три года, как он развелся с женой, — дома его никто не ждал, и он предпочитал проводить время в офисе. Иногда даже ночевал там, чтобы утром снова не тащиться на работу. Так было

и в этот раз. Все сотрудники разошлись, я задержался еще минут на тридцать — мы с Борькой выпили по бутылке пива, покурили, и я ушел.

А утром, когда подъехал к офису, то увидел, что Борькина машина стоит там до сих пор. Капот был холодный, и я подумал, что опять он ночевал в кабинете, была же охота… Чуть в стороне стоял милицейский «уазик», но я почему-то не придал этому значения — мало ли зачем он там стоит… А когда вошел в офис, то почувствовал, что случилось нечто страшное. Секретарша Алена и один из сотрудников уже пришли, я увидел, что дверь в наш с Борькой кабинет распахнута и там находятся какие-то посторонние люди. Двое из них были в бронежилетах и с автоматами… Я сразу понял: что-то с Борькой. А когда Алена с плачем взяла меня за руку и сказала: «Борис Иванович умер», меня охватил такой страх, что некоторое время я не мог даже пошевельнуться. Я вспомнил о всех смертях, что произошли до этого, и страх превратился в ужас — пещерный, мистический, наверное, от такого ужаса легко можно сойти с ума. Потом я все-таки заставил себя войти в кабинет и увидел Борьку. Он сидел в кресле за своим столом, монитор компьютера перед ним был включен, и на нем кувыркались зигзаги гасилки экрана… Голова у Борьки была запрокинута назад, а вся шея изрезана в клочья. Весь пол под ним и вся его грудь были залиты кровью, она уже запеклась. В правой руке он сжимал иззубренное бутылочное горлышко, которое тоже было все в крови. Под столом валялось битое стекло…

Мне сказали, что, предположительно, Борис сам себе изрезал горло и истек кровью. Конечно, есть вероятность, что все было просто обставлено таким образом, чтобы создать видимость самоубийства — разбить бутылку, перерезать человеку горло, а затем вложить горлышко ему в руку. Но ничто в офисе не говорило о визите туда посторонних! Либо эти люди после себя навели идеальный порядок и покинули офис через окно, потому что входные двери были закрыты, либо это был очень сильный человек, сопротивляться которому Борис попросту не смог. К тому же убийца являлся сотрудником фирмы и имел ключ от офиса. Ключи были только у меня, Борьки и секретарши Алены. На подозрении мог быть только я, но эта версия даже не рассматривалась серьезно, поскольку я сразу назвал человек пять свидетелей — жену, детей, соседей, которые могли поручиться, что я вернулся домой около шести вечера, поставил машину на стоянку напротив дома и не выезжал до самого утра. Это подтвердил и охранник на стоянке. Меня пытались убедить, что это чистой воды самоубийство, что на своем веку они повидали и более причудливые способы умерщвления самих себя… Но я-то знаю, что это дело нечистое!

Альберт резко придвинулся к Фенимору и навис над столом, уперевшись кулаками в его края. Зашипел, не разжимая зубов:

— Фенимор, я уверен, что все это звенья одной цепи! Кто-то очень тщательно продумал эту затею, и это были не просто самоубийства. Я уверен, что всех их убили! Я это знаю! Все было продумано настолько тонко, что во всех случаях это выглядело однозначно — самоубийство. Но только для посторонних, ты понимаешь? Только для посторонних! Уж я-то знаю, что все это подстроено!

Фенимор положил руку ему на плечо и толкнул, Альберт рухнул обратно на стул.

— Конечно, ради тех денег, что ты мне заплатил, — сказал он, — я мог бы сказать, что полностью разделяю твое мнение, даже учитывая то состояние, в котором ты сейчас находишься. Но я рассчитываю в самом скором времени получить и вторую часть гонорара, а это невозможно без полной откровенности. Поэтому я скажу тебе, что твоя уверенность в серии убийств — полная чушь. То есть некоторые факты могут вызвать определенные сомнения, но на каждое из них я мог бы найти десяток объяснений.

— В ответ я мог бы найти столько же собственных, — резко возразил Альберт. — Но они не нужны, потому что вчера случилось еще кое-что, что окончательно убедило меня в своей правоте.

Фенимор сел на стуле поудобнее.

— А вот это важнее всего, Альбертик, — сказал он. — На этом сосредоточься и постарайся высказать свою мысль без лишних эмоций… Так что случилось вчера?

Альберт кивнул на газетные листки, лежащие на столе:

— Ты не все просмотрел. Взгляни на последний лист — это тебя заинтересует.

Фенимор снова взял в руки вырезки и сразу вытащил последний листок. Это была аккуратно вырезанная ножницами четверть тетрадного листа в клеточку, где на пишущей машинке было отпечатано: «Надеюсь, ты испугался. Но еще больше испугаешься, когда узнаешь, что ты следующий. Жди вестей, Альбертик…»

Заглавная буква Н имела выщербинку на перекладине, а мягкий знак пропечатывался тусклее остальных букв. Впрочем, этот факт Фенимор отметил чисто автоматически — вообще ему казалось странным, что кто-то решил воспользоваться для написания подобного послания пишущей машинкой. Сейчас, как правило, пользуются компьютерами. Или уж в крайнем случае могли бы вырезать буквы из газет.

— Да, — сказал Фенимор, — это уже серьезно. По крайней мере, это похоже на открытую угрозу. Тебя называют Альбертик и на «ты», а значит, подразумевается, что этот человек с тобой мало-мальски знаком. Не могу судить, насколько это связано с предыдущими смертями, но угроза остается угрозой. Ты кого-то подозреваешь?

— О-о, если бы ты знал, сколько я уже думал над этим вопросом! Днем и ночью, Фенимор! Я с тех пор не спал ни минуты, хотя почти непрерывно пью всякое дерьмо!.. — Он отпихнул от себя бокал, и тот лишь чудом не упал на пол. — Но сколько бы я ни думал об этом, я не могу представить того, кому выгодно нас всех убивать. Некоторых из нас уже давно ничто не связывает с остальными, мы никому не задолжали и никому не делали зла. Конечно, в последнем случае я могу отвечать только за себя, но тут уж я уверен: никто не может иметь ко мне таких претензий, за которые стоило бы убивать. То же самое я могу сказать и про Лисянского. Никаких финансовых отношений, помимо нашей фирмы, у него не было, и точить на него зуб просто некому. Но все же я уверен: его убили. И то же самое в скором времени попытаются сделать и со мной. Могу гарантировать — они вновь обставят все как простой суицид. Я выброшусь из окна, кинусь под колеса грузовика или вскрою себе вены… Мне страшно, Фенимор! Мне так страшно, что у меня коленки трясутся, и я ничего не могу с этим поделать. Я даже купил себе пистолет и повсюду таскаю его с собой, но с той минуты я стал бояться, что могу убить совершенно невинного человека. Я подозреваю всех и каждого встречного-поперечного. Я боюсь выстрелить не в того, но и боюсь пощадить того, кого не следует!

Фенимор скривил губы:

— Альбертик, ты хоть раз в жизни стрелял из пистолета?

— Нет! Но я не сомневаюсь, что, когда это нужно будет сделать, я не промахнусь!

— Вот как… Ну что ж, могу сказать одно: будь осторожнее. Смотри, как бы пуля действительно не полетела куда не следует. Так будет только хуже.

— Я знаю! И я хочу, чтобы ты нашел этого человека до того, как пистолет выстрелит! Нашел и пристрелил, как бешеную собаку. И сделать это надо быстрее, потому что он всегда действует быстро. У тебя мало времени, Фенимор. Парадней, не больше.

— Этого слишком мало, — сказал Фенимор.

— Я знаю! Но если за это время ты не успеешь найти его, то он найдет меня! Я подготовил кое-какие сведения, которые могут пригодиться тебе в этом деле… — Альберт достал из барсетки несколько сложенных пополам бумажных листов. — Здесь списки сотрудников фирм, в которых работали убитые. Список сотрудников моей собственной фирмы, хотя я не думаю, что кто-то из них может быть к этому причастен. Не знаю, насколько это может тебе пригодиться, но это единственное, что я могу сделать… Итак, ты взял деньги, Фенимор. А потому — принимайся за дело. Я жду результата. Иначе мне конец, и тогда про вторую половину денег можешь забыть…