Малахитовый лес

Никита Олегович Горшкалев, 2021

Тысячелетиями тигры из маленького королевства Бенгардия ходили в Зелёный коридор за малахитовой травой. Но после того, как невидимый враг истребил бенгардийский народ, для всего мира наступили тяжёлые времена: ведь без малахитовой травы нельзя ни фамильяров создать, ни на соседнюю планету слетать. И теперь отряд под предводительством доктора Цингулона, гениального льва-феликефала, ищет полуартифекса – единственную надежду добыть столь ценный ресурс. А тем временем юного кинокефала по имени Астра, наивного и мечтательного волчонка, волнует несколько другое: его увольняют с работы. Если бы он только знал, как одно случайное знакомство перевернёт его жизнь и изменит чужие судьбы…

Глава 3. Вал

В дверь постучали тем стуком, за которым вопрос — открывать непрошеным гостям или не открывать — обычно не стоит. Томительно и требовательно гремел медью старый электрический звонок. Потом в дверь заколотили: так колотят те, кто лишних вопросов, в общем-то, задавать не привык — колотили громовержно и со всей отдачей.

Репрев подскочил на стуле, подавившись пентагонирисовым нектаром, который вливал ему в пасть из градусника Умбра, — нектар пошёл не в то горло, и он зашёлся удушливым кашлем. Агния вскочила с подушек, сжав пальцами правой руки часы на груди. Астра резко обернулся на стук. Умбра, испуганный, замер как вкопанный. И у всех одинаково сильно, но по разным причинам, по-пташьи забились сердца.

— Репрев, ты кого-то ещё ждёшь? — тревожным голосом спросила у него Агния. Ещё с появлением Астры она почуяла неладное, но за весельем это неладное забылось и стёрлось. Конечно, ложь Репрева Агния распознала сразу, но она и представить себе не могла, к каким последствиям его ложь приведёт.

— Агн-кхе… Агния, это, кхе-кхе… это не к нам, кхе-кхе-кхе, — откашливаясь, с трудом выговорил Репрев и икнул: — О-ой, квартирой, наверное, ошиблись.

Но в дверь задолбили решительнее и нахальнее, не оставляя выбора хозяевам. Агния осторожно подкралась в прихожую, ругаясь себе под нос на скрипящие половицы, приложилась к глазку и отпрянула в ужасе, прикрыв ладонью рот. Кинокефалка посмотрела на Репрева с Астрой и на одном дыхании бессильно пролепетала:

— Отряд… Мальчики, где вы нашкодили?

Дверь снова сотряслась, с потолка посыпалась штукатурка, и тогда Агния надломленным голосом, прочистив горло хриплым кашлем, спросила в замочную скважину, хотя уже знала ответ на свой вопрос:

— Кто?

— Отряд его превосходительства генерала Цингулона! — ответил ей грубый голос. — Открывайте, не то выломаем дверь!

Агния бросила неистовой злости взгляд на прятавшего глаза Репрева и ласково пропела в замочную скважину:

— Сейчас открою, только ключи найду!

А сама на цыпочках подбежала к Репреву, взяла его за грудки и прошипела:

— Ты чего учудил, непутёвый, что у нас под дверью стоит целый отряд? Признавайся, пока я сама с тебя шкуру не спустила! Чуяло моё сердце беду: шлялся не пойми где и сколько, вернулся пустой, притащил в дом не пойми кого…

— Я — Астра, — проскулил Астра с задетым самолюбием, — бывший сотрудник фабрики по изготовлению малахитовых кистей, инженер!

— Да по мне будь ты хоть цветовод! — клацнула Агния. — Лишь бы не из отряда. Впрочем, это уже не важно.

— Цветы я тоже люблю, — как-то виновато произнёс Астра. — И я не отрядовец.

— Да, меньше всего ты похож на отрядовца, — согласилась Агния, скрипнув зубами. — Хотя кто меньше похож, обычно и есть отрядовец. Скажи мне, Астра, не из-за тебя ли это к нам ломится отряд? Или Репрев опять во что-то влип? Или вы вдвоём, на пару, во что-то вляпались?

— Мы… я… — начал Астра, но под довлеющим взором Репрева опешил и смолк. Агния это заметила, горестно, на грани истерики, глубоко вздохнула и сказала:

— Не обмануло меня сердце: нашкодили. Почему сразу не сказали? Кто-то же из вас двоих должен быть умнее другого?

— Немедленно откройте! — раздался из-за двери напористый рёв, вновь заставив всех содрогнуться. Агния отпустила Репрева и ветром бросилась в прихожую.

В замке спешно задребезжали ключи. Дверь с грохотом бахнула об стену и лишь благодаря чуду не сорвалась с петель — Агния едва успела отскочить, полуподняв руки. Отряд ручейком вбежал в маленькую квартирку и расползся по ней, как туча по небу, заняв каждый угол. Отрядовцы — все при оружии, в чёрной, полностью покрывающей тело пластинчатой броне, словно их с ног до головы облили мазутом. Глаза скрывались за тёмными линзами, непроницаемыми для постороннего взгляда.

Когда Агния увидела доктора Цингулона, внутри у неё всё опустилось, и она поняла, что дело — дрянь. Доктор прошёл мимо кинокефалки, быстро сунув ей под нос листок с печатью — эмблемой отряда: цветком кизила на лиане кошачьего когтя — и размашистой, кудрящейся, как дым от печной трубы, подписью. В мельтешении пролетевших мимо Агнии букв, сбившихся в стаю слов она разобрала только одно, напечатанное крупнее и жирнее других: «АРЕСТ».

Генерал был в том же самом сером мундире.

— Только не трогайте фамильяра! — очнувшись, вскричала Агния, бросаясь к Умбре. — У него гемофилия. Он мне сын. Не трогайте…

— Мы никого не тронем, — успокоил её генерал. — В этой квартире проживает недееспособный по имени Репрев? Ну конечно же, здесь, — Цингулон, пробежавшись глазами по четвёрке празднующих, вмиг вычислил знакомую морду, и лицо феликефала растеклось в злорадствующей улыбке. — Позволите ли вы мне не зачитывать обвинение, сэкономив тем самым моё драгоценное время? — спросил Цингулон.

— Нет уж, вы зачитайте! — бесстрашно возразила Агния. — Я хочу знать, за что забирают моего Репрева!

— Не его, — глухо произнёс генерал, скривив рот в улыбке, — всех вас.

— Что-о?! — у Агнии спёрло дыхание. — Но-но…

— Не стройте из себя дурочку, вам это не идёт, — повысил голос генерал. — Вы, четверо, находитесь в преступном сговоре. Не далее чем вчера кто-то украл со склада малахитовой травы один музейный экспонат — добытую бенгардийскими тиграми около двухсот лет назад малахитовую траву. Завтра её должны были переправить на Смиллу для ежегодной выставки.

— П-постойте, — запинаясь и хватая ртом воздух, затараторила Агния, — вы хотите сказать, что… что Репрев проник на склад, который он же и охраняет, и в одиночку, без помощи фамильяра, выкрал малахитовую траву? Да это же абсурд!

— Не один, — спокойно ответил Цингулон, заложив руки за спину. — Один бы он, конечно, не справился. Ему помогли.

— Кто?! — надорванно вырвалось у Агнии.

— Кинокефал по имена Астра, — ответил Цингулон, подняв брови и раскрыв свои узкие, посверкивающие булавочной остротой глаза.

— Я? — Астра крикнул, показав себе на грудь.

— Ну если в этой комнате нет никакого другого кинокефала с именем Астра, то да, вы, — усмехнулся генерал, оглядев свой отряд. А за ним отряд издал шуршащие через маски смешки, качая головами и обмениваясь видимыми только им взглядами. — Кинокефал Астра, что вы делали вчера в промежутке с полуночи до часа ночи?

— Я… — вспоминал Астра, хмуря лоб, наконец вспомнил, озарился улыбкой и ответил: — Я поливал свою лилию долин! А потом… потом пошёл спать.

— Вы делали что? — громко усмехнулся Цингулон; отряд уже не скрывал дерзкого смеха, а их нагрудники вздымались в такт гоготу.

— Поливал лилию долин, — бесхитростно повторил Астра. — Цветок это такой, он…

— Не надо вдаваться в ботанику, — жестом руки остановил его доктор. — Тем более что никакие цветы вы не поливали, и дома вас не было. Вчера с полуночи до часа ночи вы проникли на склад малахитовой травы и выкрали…

— Да ничего я не крал! — завопил он, чуть не плача.

«Может быть, я сплю? — в страхе подумал Астра. — Может быть, это всё дурной сон и, если я закричу, морок спадёт, а я проснусь в своей постели? А что если я болен, сошёл с ума? Кошмар наяву. А что если я правда в сговоре, что если украл? Как бы мне прочувствовать эту грань между былью и небылью. Где она пролегает? Нет, не может быть, не может!..»

— А вы, — обратился Цингулон к Репреву, — что вчера делали в указанном промежутке времени?

— Я что делал? Я зарывал бутылку пентагонирисового нектара, — ответил Репрев, не желая заглядывать в узкие глаза старого льва-феликефала. — Ведь даже младенцу известно, что пентагонирисовый нектар должен сначала настояться в земле, под солнцем. А вчера передавали хорошую солнечную погоду. Приберегли, так сказать, бутылочку на мой день рождения. А сегодня мы праздновали, и всё шло хорошо, пока вы не заявились. Я благодарен вам, доктор, за то, что вы спасли меня, стёрли эти корки… Да, Агния, не смотри на меня так, доктор Цингулон стёр мне корки, которые я получил от… — генерал посмотрел на него взглядом, требующим и жаждущим продолжения,–…которые я получил от малахитовой травы, которая была кем-то зарыта рядом с бутылкой.

— Какое совпадение, я бы сказал — невероятное! — прихлопнул в ладоши Цингулон. — И разрешите вас поправить: вы получили свои корки от двухсотлетней малахитовой травы, которую вы же и украли и запрятали в земле. А стали на следующее утро откапывать и укололись осколком. Была бы малахитовая трава свежей, я бы уже не смог вас спасти: малахитовая болезнь и — смерть. А ещё вы умолчали про кость…

— К делу это не относится, — пробубнил Репрев, спрятав глаза и сложив уши.

— Снова взялся за старое? — заругалась Агния. — Кости копаешь? Омерзительно. А ведь обещал…

— Я разрешаю вам взять с собой по одной вещи, — великодушно объявил генерал Цингулон, прервав Агнию.

— Разве в тюрьме можно иметь личные вещи? — спросила Агния.

— А кто говорил о тюрьме? — сверкнул зубами генерал.

— Если не в тюрьму, то куда? — спросил Астра, боясь получить ответ.

Генерал проговорил быстро, как что-то неприличное или неудобное:

— Вы отправляетесь в Зелёный коридор.

— Вот так, без суда, в Зелёный коридор? — истерично засмеялась Агния. — Репрев, скажи, это какая-то дешёвая шутка, розыгрыш? — она подлетела к нему, села перед ним, взяла его за щёки и заглянула в раскрывшиеся перепуганные глаза.

— Почему же без суда? Я ваш судья, — непоколебимо произнёс Цингулон. — Шутки кончились, и приговор почти вынесен.

— Почти? — спросила Агния, поднимаясь с пола.

Цингулон, набрав воздуха в грудь, выпалил одним духом:

— Я предлагаю заключить взаимовыгодную сделку: вы добываете для нас малахитовую траву, мы снимаем с вас все обвинения, вдобавок, ни много, ни мало — тринадцать унций малахитовой травы. Каждому.

— И мы чисты? — уточнил Репрев.

— И вы чисты, — подтвердил Цингулон.

— И мы разойдёмся?

— Разойдёмся.

— И вы не будете нас преследовать? Вламываться в новую богатую квартиру? Потому что на тринадцать унций можно обжиться неплохим таким домишком, может быть, даже где-нибудь на Смилле, — загорелся Репрев.

Генерал кивнул:

— Не будем.

— Да, только вот в чём загвоздка: мало кто возвращался из Зелёного коридора живым, — вставила Агния, вырвав Репрева из мечтаний о богатой жизни. — И тем более с малахитовой травой. Её испокон веков добывали бенгардийские тигры, следуя известным только им правилам и законам. А теперь нет ни тигров, ни Бенгардии, ни законов, ни правил. Как вы себе это представляете, доктор? И что станет с Умброй?

— Его ждёт та же судьба — он отправляется с вами, — ответил доктор.

— Вы пошлёте несовершеннолетнего фамильяра в Зелёный коридор? Вы что, спятили? Вы не имеете никакого права!

— Правильно, фамильяра. Будь он кинокефалом или феликефалом, тогда, может быть, я бы и поразмыслил над тем, чтобы мой отряд присмотрел за ним на время вашего отсутствия…

— Как же конвенция? Фамильяр — такое же живое существо, как и мы с вами. Какой-то художник вложил в него частичку своей души. Отправьте Умбриэля в приют, я требую! — рявкнула Агния, стиснув кулаки и прижав к ноге хвост.

— Я правильно понимаю: вы отказываетесь от того, кого вы только что называли своим сыном? — сделал удивлённое лицо доктор, в глазах сверкнула насмешка.

— Всё лучше, чем отправлять его на убой в Зелёный коридор, — процедила Агния, глядя на Цингулона исподлобья.

— Мы отправляем фамильяра добывать малахитовую траву, не на убой.

— Он там умрёт… — в отчаянии прошептала Агния, взывая к жалости — чувству, которым Цингулон, по-видимому, не обладал.

— Так приложите все силы на то, чтобы он выжил, — отрезал генерал.

Подойдя неуверенными шажочками к Цингулону, Умбра спросил:

— Вы тот самый отряд?

— Да, тот самый, — улыбнулся генерал, присев перед ним на корточки.

— Настоящий-настоящий? — не унимался дракончик под сердитое ворчание Агнии: «Не сейчас, Умбра!»

— Настоящий-настоящий, — подтвердил Цингулон, рассмеявшись.

— А можно потрогать ваши доспехи? — Умбра подбежал к ближайшему отрядовцу, показывая на него пальцем.

— Разрешаю, — сдерживая смех, ответил генерал.

Под снисходительные смешки сторожевых Умбра погладил руку отрядовца в броне от локтя до кисти, прочувствовав твёрдый, как камень, материал, и поспешил вернуться к Цингулону.

— Мой папа сделал что-то плохое? — спросил Умбра.

— Я сожалею, малыш, — ответил Цингулон, делая грустное лицо. — А ты очень преданный фамильяр, если называешь своего хозяина папой.

— Я очень люблю Репрева! — прямодушно заявил Умбра. — Мой папа всегда хотел быть в вашем отряде.

— Умбра! — неловко приструнил его Репрев.

— Я помню твоего папу, — сказал Цингулон. — Мы не могли принять Репрева в отряд из-за его… состояния здоровья.

— Ага, из-за лапы, которую я потерял почти десять лет назад, — буркнул Репрев. — Но приятно, что помните.

— О, вас сложно забыть! — с мутной улыбкой вставил генерал под гогот отряда. После его слов Репрев почему-то дико смутился, отвернулся от всех и как бы собрался в клубок.

— А меня возьмёте в отряд? — с надеждой воскликнул Умбра.

— Подрастёшь, там и посмотрим, — потрепал его по головке Цингулон, вставая с корточек.

— Чтобы он подрос, не нужно отправлять его в Зелёный коридор, — с ненавистью посмотрев на доктора, откликнулась Агния. — И разве мы не должны подписать какие-то бумаги, пропуски? Я слышала, что если сложить в стопку все документы, что нужны для вылазки в Зелёный коридор, то по ним можно, как по лестнице, подняться до луны.

— Наши адвокаты возьмут на себя все бумажные вопросы, вам нет необходимости об этом беспокоиться, дорогая моя Агния, — сказал Цингулон, высоко задрав подбородок.

— Но на адвокатов у меня нет…

— Нет сильфий? — закончил за неё генерал, противно ухмыляясь и обнажая клыки под роскошными алмазными усами. — Мне это известно. Мне всё о вас известно. Но не беда, я буду безмерно щедр и возьму все расходы на себя. Вас, как осуждённых, должно, по моему мнению, волновать совсем другое. Например, как вам быть в Зелёном коридоре, что делать…

— А что делает приговорённый к смерти на плахе? — нервно усмехнулась Агния и отчего-то заглянула в глаза-щели доктора, то ли призывая к благоразумию, то ли к жалости: они сквозили серостью, и, как сеют в землю зерно, доктор сеял в своих глазах любое чувство, и любое посеянное чувство без труда в них взрастало. Глаза Цингулона не обезображивала ни выдрессированная, ни колыбельная злоба. — Что делает приговорённый к смерти на плахе? — повторила Агния. — Примиряется с судьбой и ждёт — или смерти, или… чуда. А я не привыкла полагаться на чудеса.

— Я тоже, — выпалил Цингулон, гордясь тем, что не верит в чудеса. — Но там, где есть место чуду, неразумно будет на него не уповать. Короче, у вас два пути: идти в Зелёный коридор, а потом — в тюрьму…

— В А-строг? — сглотнул Репрев.

— Ну, конечно, в А-строг! — воскликнул доктор, удивившись вопросу. — Куда же ещё сажают особо опасных преступников. Либо… — он понизил голос. — Либо идти в Зелёный коридор, вернуться с малахитовой травой и жить свободными, да ещё и при сильфиях. Третьего не дано.

— Выбор и правда небольшой, — печально вздохнул Астра.

— Но он есть, — поднял палец доктор. — А в наши дни это уже что-то.

— Ну так что выбираем? — осмотрев всех, спросил Астра.

— А сам как думаешь? — фыркнула Агния.

Все начали поспешно готовиться к отправке. Умбра попросил Агнию взять с собой пол-литровую банку из-под ежевичного варенья, которое они вчера доели.

— Ну вот зачем она тебе? — ругалась Агния под гнётом горячего волнения. — Взял бы что-нибудь полезное. Или я давай за тебя выберу. Но банка?

Умбра с робким несогласием мотал мордочкой, глядя на Агнию снизу вверх.

— Да бери что хочешь! — грубо отмахнулась Агния.

Репрев не взял ничего и тоже получил от кинокефалки.

— Как это ничего не берёшь? — кипела она на потеху отряду. — Из-за тебя нас сослали в Коридор, а он ещё выделывается, поглядите!

— Сама говоришь, в Зелёный коридор сослали, — с безразличием, ещё больше разжигающим Агнию, ответил Репрев. — А в Зелёном коридоре тебе ничего из бытовых… как их… принадлежностей — во! — не пригодится. Уж я-то знаю.

— Тебе-то откуда знать? Бывал там, что ли? — скалилась Агния, роясь в комоде.

— Сам не бывал, мне друзья с работы как-то обмолвились…

— Все твои так называемые друзья с работы — балаболы, это к ним надо вламываться в квартиру, а не к нам! — сказала она, выбрасывая за спину вещи.

— К ним мы тоже нанесём визит, не сомневайтесь, — с добродушной улыбкой заверил генерал, подошёл к столу и взял последний цельный апельсин. Когтями содрал с него кожуру, надкусил, и сок потёк по алмазным усам. Не доев апельсин, Цингулон водрузил его на горку из шкурок, вытер ладонью пасть и заключил: — Всё же я, как истинный феликефал, предпочитаю мандарины. Но ваши апельсины, надо признать, ничего.

«Только не подавитесь…» — пожелал генералу про себя Репрев.

Генерал приподнял за горлышко с пола фиолетовую бутыль и покачал её вверх-вниз, взвесив.

— Распиваете пентагонирисовый нектар. А может быть, вы намеревались с помощью него переместиться со всем награбленным в неизвестном направлении, так сказать, скрыться от следствия? С таким количеством пентагонирисового нектара переместиться труда не составит. И вполне возможно, вы отмечаете не день рождения преступника Репрева, а раньше времени празднуете победу: вышли сухими из воды, думали, что провели мой отряд… Но не тут-то было, — взгляд Цингулона упал на лежащую на столе картину — подарок Агнии Репреву. — Любопытный сюжет, — хмыкнул он, а потом ухмыльнулся: — Если я когда-нибудь лишусь руки, я знаю, к кому обратиться.

— Нашлась-таки! — вскрикнула Агния, подняв над головой тонкую малахитовую кисть, выполненную из красного дерева.

— И уже за это вас стоит отправить на пожизненное в А-строг, — сказал генерал. — А ведёте себя как чистейшие из всех кинокефалов. Картины на стенах, полагаю, тоже написаны малахитовыми красками, ведь так, дорогая Агния?

— У меня, хвала артифексу, одна жизнь, — ответила Агния, сунув кисть в карман платья. — А пожизненное сложить с пожизненным — какая разница? Ничего скрывать не собираюсь: да, кисть без разрешения и картины — малахитовой краской!

— А как же мои вещи? — спросил Астра у Цингулона. — Вы обещали, что о них позаботятся.

— Да, обещал. И о них позаботились. Внесите вещи Астры! — громко приказал генерал.

В квартиру вошёл ещё один отрядовец с прижатой к груди коробкой и поставил её рядом с Астрой. Юный кинокефал присел над коробкой под любопытные взгляды Умбры, стоящего у него за спиной, и не мешкая принялся лихорадочно проверять, всё ли цело.

— Бедняжка! — крутил в руках горшок с каменной розой Астра. — Какой злой кинокефал обломал тебе листочки, малютка?

— Никто ничего не ломал — сдались нам твои сорняки! — вспылил отрядовец, передавший Астре его коробку.

— Кай! — осёк отрядовца Цингулон уравновешенным тоном. — Соблюдайте субординацию. Невежливо говорить с преступником в такой манере.

«Да-а, таких только за малахитовой травой и отправлять», — усмехнулся про себя Репрев, глядя на то, как Астра вздыхает над цветком.

— Кто-нибудь может присмотреть за моими крошками, пока меня не будет? — растерянно спросил Астра, заглядывая в чёрные линзы отрядовцев, и, опомнившись, воскликнул: — Ох, как я мог забыть, у меня же ещё дома целая оранжерея!.. Я могу дать ключи, могу дать… — он похлопал себя по карманам. Умбра помог отыскать ключи — они забились в угол коробки, под книги.

— Капитан Аргон присмотрит за вашей оранжереей, я за него ручаюсь, — сказал генерал и посмотрел на капитана — самого высокого отрядовца. Капитан сдержанно кивнул.

— Ну хорошо, — выдохнул Астра. — Тогда я должен рассказать вашему капитану, кого и когда поливать, подкармливать, рыхлить и…

— В этом нет необходимости, — с железным спокойствием ответил Цингулон. — Капитан отлично разбирается в растениях.

— Ну да, наверняка сажать он любит, — засмеялся Репрев, и его смех подхватил даже отряд.

Астра поблагодарил доктора.

В душе он не верил, что его кумир может злонамеренно отправить их в Зелёный коридор, поэтому и сейчас относился к нему с благоговейным трепетом. Ко всему прочему, Астра чувствовал свою вину за то, что сбежал из его хижины.

— Ну что вы, не стоит благодарности, — улыбнулся генерал.

«Крот ест червя». Астра положил руку на книгу, посмотрел на неё, и отчего-то заныло в груди. Но взял он другую книгу — «Путешествие в колыбель».

— Умбра, ты её читал?

Умбра пригляделся к обложке и ответил:

— Нет, такую я не читал.

— Вот, будет что почитать на ночь.

— А этот книгу берёт. Точно пропадём, как пить дать, пропадём! — сетовала Агния, берясь за голову.

— Ты мне тогда скажи, что брать? — расположительно спросил Астра.

— Твоё дело, — отбрила Агния и зазвенела ключами, пряча их в карман платья.

— Ключи вам больше не понадобятся, — остановил её Цингулон. — Отряд опечатает квартиру.

— Что значит — опечатает? — строптиво повела плечами Агния. — Я ещё собираюсь здесь жить. Сегодня же выяснится, что это всё одна большая ошибка. Вы принесёте нам свои ненужные извинения, и тогда…

— Нет, дорогая моя Агния, этого не произойдёт, — улыбнулся Цингулон, стоя в двери. — Наши доказательства неоспоримы.

— Когда об этом узнают в Кабинете… — морща лицо от негодования, произнесла Агния.

— Кабинет всенепременно останется доволен нашей работой. Поймать банду преступников, выкравших малахитовую траву в крупном объёме для последующей продажи на чёрном рынке, а может быть, и… — доктор перешёл на заговорщический шёпот, — для чего похуже. Изобразить, к примеру, бомбу, чтобы совершить террористический акт в том же Кабинете. Или изображать фамильяров для рабского труда…

— Вам нас не запугать, — дрожащим голосом произнесла Агния. — Я имею право позвонить в Кабинет. Дайте мне позвонить в Кабинет!

— Может быть, вы хотите набрать своим родителям? — самодовольная улыбка доктора выводила Агнию из себя; она метнула на Цингулона свирепый взгляд, шумно сопя, и смолкла.

— Ваше превосходительство! — из ванной комнаты раздался взбудораженный находкой голос отрядовца. Остальные, вместе с генералом, побежали на зов. Агния с Репревом тревожно переглянулись. Астра с ненормальной завистью скосился на их переглядывания: почему это страшное преступление не его связывает с прекрасной лисицей-кинокефалкой Агнией?

Умбра, кажется, воспринимал всё происходящее несерьёзно и с горящими глазами наблюдал с кровати за суетой отряда.

— Приведите сюда подозреваемых! — приказал Цингулон.

Из-под ванны отрядовец достал бумажный свёрток, а в свёртке мерцали иглистые кристаллы малахитовой травы. Малахитовая трава чаще всего представала перед всеми в виде камня малахита, только была колючей, как ёж, но могла принимать и иные образы, но лишь те, что доступны пониманию кинокефальского и феликефальского умов. В народном сознании закрепился именно образ колючего, как ёж, камня малахита.

— Унций десять навскидку, — сказал отрядовец и посмотрел на генерала. — Вместе с тем, что мы обнаружили зарытым в земле, как раз выходит одиннадцать.

— Великолепно! — воскликнул Цингулон. — Вот и улики подоспели. Прямое доказательство.

— Думаю, не стоит говорить, что мне это подбросили, — сказал Репрев, взглянув на Агнию.

Агния повела себя самым благоразумным образом: она молчала, решив приберечь гнев на потом, когда они останутся наедине.

Все вернулись в гостиную.

— Мы также предоставим вам защитные комбинезоны, рюкзаки с припасами и медикаментами, которых вам хватит до конца путешествия, — сказал Цингулон, и капитан Аргон, этот высокий отрядовец, раздал всем по белому шарику. — Надавите на него, чтобы вытекла краска: внутри сферы помещён уже изображённый костюм, он сам налезет на вас и подгонится под размер. Комбинезоны защитят вас от непогоды, вредных воздействий окружающей среды, ран и увечий. Комбинезоны изготовлены из того же материала, что и броня моего отряда, они прочны, но не стесняют движений, а также способны накапливать дневной свет и освещать вам путь в ночи.

Репрев раздавил шарик лапой, все остальные — в кулаках, и белые комбинезоны безупречного покроя накинулись на преступников, а за спинами надулись рюкзаки. Больше всех самонадевающиеся костюмы веселили, конечно же, Умбру. Дозволенные вещи сложили каждый в свой рюкзак, и снова отличился Умбра — втайне от мамы, пока та не видела, он запихал пол-литровую банку из-под ежевичного варенья под пуховик. И теперь грудь у фамильяра выпячивалась колесом.

— Выгляжу так, будто нацепила на себя мешок, — пожаловалась Агния, крутясь перед зеркалом. К ней сзади подобрался Цингулон и, приобняв за плечи, произнёс:

— По мне, даже безликая форма вам к лицу.

— Вы много на себя берёте, генерал, — прошипела Агния, вздрогнув, будто на неё село гадкое насекомое; она положила свою руку на его и со всей безотчётной, накопившейся ненавистью вонзила ему под кожу когти. Видно было, как генерал стискивает зубы, что вызвало у неё упоённую улыбку. Отряд напрягся, но Цингулон, взмахнув лысой, без гривы, головой, дал понять, что помощь ему не требуется.

— Я должен попросить у вас прощения, — сказал он сквозь зубы, убирая прожжённую болью руку.

— Должны, — не размыкая губ, произнесла Агния.

— Эй, что за дела! — возмущённо вскричал Репрев, бросившись было к генералу, но один из отрядовцев вытащил из-за спины палку с петлёй на конце и ловким отработанным движением поймал в неё недееспособного. Петля врезалась в шею Репрева, и он, проскользив на полу, повалился набок, захлёбываясь кашлем. Его тотчас же обступил отряд, упав перед ним на колени.

Умбра поспешил на выручку Репреву, пронзительно и жалостливо выкрикивая его имя, но кто-то из отряда подхватил дракончика на руки и, чтобы тот не мешался, унёс его из квартиры.

Астра, оторопев, не успел ничего предпринять: он лишь почувствовал, как к нему сзади подскочили, сильной рукой, схватив за грудь, прижали к себе, что-то липкое и щиплющее заволокло глаза, и обрушилась тьма.

Цингулон выхватил из-за пазухи малахитовую кисть, режущим взмахом закрасил Агнии глаза, и её, упирающуюся, под локти подхватил отряд.

Всё происходило чётко, продуманно и слаженно, как отрепетированный спектакль, как будто играл оркестр.

— Я не позволю обращаться с собой, как с каким-то неразумным зверем! — брыкался Репрев, и петля сильнее врезалась в горло. — Вы ещё за это поплатитесь!

— Простите, но наручники на том, у кого и рук никаких нет, выглядели бы нелепо, согласитесь? — послышался над ухом Репрева насмешливый бас Цингулона. — Мера эта временная, прошу потерпеть. И благодарю вас за то, что занавесили окна — вы облегчили нам задачу. Наши малахитовые краски изготавливаются только из естественных материалов. Сейчас вы буквально смотрите в космическую тьму. Любуйтесь ею и не дёргайтесь.

— Но зачем нам закрашивать глаза? Мы все знаем, где пролегает граница, — сказал Астра, смотря туда, откуда, как ему казалось, исходил звук басовитого голоса доктора. Ему, как и Агнии, заложили руки за спину и вели его, ослеплённого, на выход.

— Да, — певуче согласился голос Цингулона. — Но я очень осторожный феликефал. Уводите!

Агния ступала по лестнице твёрдо и осторожно, держась за перила, мысленно прощаясь навсегда и с квартиркой, и с этим грязным, облупленным, но таким родным подъездом, сожалея лишь о том, что прощание проходило в спешке. «А может, оно и к лучшему, что в спешке», — словно утешая себя, подумала кинокефалка.

Впереди неё вели спотыкающегося Репрева, позади — Астру, повторяющего в голове одни и те же слова, как заклинание: «Только бы с ней и с Умброй всё было хорошо, только бы хорошо… Всё ради них — я бы сам три раза сходил в Коридор, туда и обратно, только бы хорошо, хорошо!» Но повторял он с убеждением, что в этом повторении есть некая священная необходимость. И принуждал себя повторять, сам не понимая или не желая понимать, что принуждает.

Знакомо застонала подъездная дверь, и вокруг, словно подтрунивая, закружился вольный весенний ветер.

— Дальше порог, — предупредил строгий голос отрядовца, подсаживая преступников в просторный безоконный кузов большого грузовика.

Генерал Цингулон, оглядевшись вокруг и переведя глаза на окна, удостоверился, что всё происходит без свидетелей, и вместе со своим отрядом зашёл за преступниками в кузов.

— Умбра, ты здесь? С тобой всё в порядке? — взволнованным голосом спросила в пространство Агния; её сдавливали широкие плечи — она сидела в тесноте, между двумя отрядовцами.

— Да, я здесь. Всё в порядке, — откуда-то спереди ей смело ответил голос Умбры. Фамильяру тоже закрасили его большие глаза.

— Посадите мне его на колени! — потребовала Агния, привстав, но её сейчас же усадили за плечи.

— Нет, все остаются на своих местах и соблюдают тишину, — сказал Цингулон. — Скоро прибудем. В Зелёном коридоре наговоритесь.

Дверь захлопнулась с тем же настроем, с каким ставится точка, машина забрехала рёвом и, исполински дрожа, тронулась, наворачивая на колёса клубы пыли.

Путь был недалёк, но сколько он занял, никто из искателей малахитовой травы не ответил бы точно: для них время шло по своим законам. Один только Умбра томился в предвкушении грядущего приключения, не догадываясь своим неокрепшим умишком о подстерегающей их смертельной опасности. Однако в подобном томлении тоже терялось ощущение времени. Умбра, как и большинство детей, рос на сказках о храбрых и отважных бенгардийских тиграх, которые с лёгкостью преодолевали все испытания Зелёного коридора, проявляя мудрость и смекалку, волю и решимость, могучую силу и кошачью ловкость. Поэтому не стоит поспешно винить маленького фамильяра в скудоумии: спроси у любого мальчишки на улице, хотел бы тот на один день оказаться в Зелёном коридоре, и вы услышали бы решительное — да! И вместе с тем каждый мальчишка помнил родительский наказ: ни в коем случае не ходить в Коридор — ни одному, ни в компании друзей, — на уговоры старших ребят не поддаваться и держаться подальше от границы. Сколько детей пропало в нём навсегда! Но и взрослые тоже пропадали — слепая корысть и безнадёжная нужда, гордыня и жажда приключений вели их в Коридор. Наивное желание добыть малахитовую траву заглушало голос разума. А ведь всего пару лет назад стена, разделяющая город и леса малахитовой травы, ещё не мерилась ростом с городскими домами.

Стена была не совсем стеной: до облаков поднимался бушующий чёрный океан, будто срезанный во время шторма, когда ни одна лодчонка не осмелится выйти в плаванье, и поставленный вертикально, в немыслимых размеров железной раме, скреплённой винтами в кинокефальский рост.

Когда-то давно неизвестного художника попросили изобразить стену, или вал, как её прозвали в народе. Одни говорили, что мастер тот взялся за работу за три апельсина, другие говорили, что он писал только штиль, а за бурю взялся скрепя сердце, и за этот великий творческий подвиг отряд осыпал его сильфиями — художник мог до конца жизни не брать в руки малахитовую кисть и горя не знать. Но мудрый кинокефал поймёт, что настоящий творец никогда не оставит свой дар ни за какие блага мира.

В левом верхнем углу полотна неизвестный художник поместил челнок — волны перемалывали его, захватывая в водоворот. Кому-то в челноке виделся терпящий крушение старик-кинокефал, кому-то челнок казался брошенным. Каждый трактовал его присутствие на картине по-своему: кто-то как символ вселенского одиночества, кто-то — как гимн бунтарству, но большинство сходилось на том, что челнок кричал всем не соваться в Коридор. Сам генерал Цингулон от лица отряда сделал официальное заявление, что к челноку они не имеют никакого отношения, он всего лишь вольность художника, и никакого подтекста в нём нет, в особенности — гимна бунтарству.

Вдоль вала подсолнухами вырастали жёлтые знаки, предупреждающие об опасности незаконного — как, впрочем, и законного, — проникновения в Зелёный коридор: «Проход запрещён!», «СТОП!» (такими большими буквами, что их видно издалека), «Дальше путь — к потере себя!» (этот знак особенно нравился Астре, хоть к границе он был не ходок: потерять себя как — физически или духовно, или всё разом?), «За стеной вы не найдёте ничего, кроме своей погибели!».

Но стена не особо нуждалась в предупреждающих знаках — её стерёг отряд: рослые, крепкие кинокефалы, как на подбор, стояли плечом к плечу. Как же некоторые смельчаки умудрялись пробираться через границу, обводя вокруг пальца сторожевых? Для мирных граждан этот вопрос и по сей день оставался загадкой. Но цифры говорили сами за себя: каждый день в городе кто-то да пропадал.

Гостей города стена поражала своей живой, но тягостной, как зависшее грозовое облако над головой, монументальностью — её видно из любой части города, и пропустить было трудно. Коренные жители тоже хоть раз на дню да бросали беглый взгляд на вал. Когда за него забиралось солнце, оно мутнело слюдой, и город погружался во тьму. А в дурную погоду стена становилась особенно мрачна, и мерещилось, будто волны бушуют с новой силой.

У вала и остановился грузовик. Оборвался храп мотора.

Бросив посты, к грузовику поспешили отрядовцы: они встали по обе стороны от двери кузова, образуя живой коридор, и по нему, но уже в Коридор зелёный, наощупь, ступая с осторожностью, прошли подталкиваемые дулами в спины, ещё ослеплённые искатели. Впереди, под поклоны отряда, к массивной железной с вентилем двери с ржавыми подтёками вышагивал генерал Цингулон.

— Мы уже в Зелёном коридоре? — не стерпев, спросил Репрев, крутя мордой. — Потому что я не чувствую никаких изменений, типа вибраций там или ещё чего.

— Вы и не должны чувствовать никаких изменений, — с видимым недовольством ответил Цингулон. — Мы ещё не вошли. Но, уверяю вас, разницы от пребывания по ту сторону или по эту вы не заметите.

Генерал встал у двери, полуобернулся через плечо, кивком дал сигнал отряду. Короткий поводок, на котором вели Репрева, дёрнули, приказав стоять; остальных искателей тоже остановили — из живого коридора потянулись руки отрядовцев и легли им на груди.

Вентиль генерал крутить не стал, вместо этого он водил по двери пальцем, и под пальцем проступала зелёная краска. Когда Цингулон закончил с рисунком, у него получилась какая-то невозможная фигура в виде треугольника: вентиль закрутился сам собой, и дверь, отхаркиваясь затхлой водой, с трубным рёвом открылась. Генерал уступил дорогу преступникам — их ввели в Зелёный коридор четверо отрядовцев, а сам Цингулон остался за дверью. Искатели разминали веки, прогоняя просеивающийся через волны солнечный свет: без чьей-либо помощи зрение вернулось к ним, едва они пересекли границу. И первым, что увидели искатели, были наставленные на них ружья. Агния тут же крепко прижала к себе Умбру и украдкой поцеловала его в лоб.

Пресекая возможные глупые вопросы, Цингулон сказал:

— Малахитовые краски не действуют в Зелёном коридоре. Видимо, его создатель посчитал, что с ними будет слишком просто. Именно поэтому краска на ваших глазах растаяла, как снег. Поэтому зря вы, Агния, взяли с собой малахитовую кисть. Но это всецело моя вина — забыл вас предупредить, — генерал довольно покрутил усы, задумавшись, и продолжил: — Я бы выступил перед вами с речью, но, увы, не успел к ней подготовиться. И полагаю, при данных обстоятельствах она была бы неуместна. Тем не менее я и мой отряд желаем вам удачи. Мы верим в вас.

Генерал снова довольно, по-кошачьи, улыбнулся и жестом приказал четверым покинувшим Коридор отрядовцам затворить дверь.

— Постойте! — выкрикнул Астра, подняв руку, когда дверь уже захлопывалась. — Если мы вернёмся с малахитовой травой, как мы попадём обратно в город?

Держащие дверь полузакрытой отрядовцы загоготали. Цингулон не смеялся, только ухмыльнулся, шутливо поиграл пальцами на прощанье и сказал:

— Стучитесь.

Дверь тяжело и шумно закрылась, отделив новый для искателей мир от старого. С минуту они стояли и молчали. Потом, очевидно не выдержав тишины, Репрев зашёлся:

— Стучитесь! — передразнивал он Цингулона. — А сам-то, сам-то — поглядите! — в Коридор зайти струхнул — кишка тонка! Своих прихвостней запустил и стоит, лыбится, хоронится за дверью! Из него такой же генерал, как из меня… как из меня пасечник! То есть ни-ка-кой, ну совершенно!.. Ну, у кого-нибудь есть план? — выдохнув, тихо спросил Репрев, смиренно ожидая, когда на него обрушится гнев Агнии. И её гнев не заставил себя долго ждать.

— Что ты натворил, глупый?! — вспыхнула, как спичка, Агния. — Во что ты нас втянул? Коридор?! Ещё сегодня утром я жила нормальной жизнью, а ты испортил её мне, испортил жизнь Умбре и себе в придачу!

— Не крал я никакой малахитовой травы! — кричал в ответ Репрев. — Всё было в точности так, как я тебе сказал!

— Как ты мне сказал? — оскалилась Агния и пошла, пошла на него. — А что ты выкопал малахитовую траву, и что Цингулон тебя вылечил, ты, видимо, посчитал незначительной мелочью?

— Я не хотел тебя расстраивать, Агнушка! — ласково промямлил Репрев, ретируясь к железной двери.

— Расстраивать меня? — сделала брови «домиком» Агния. — О, я не расстроена, теперь я в бешенстве! А ты, — она скосилась на Астру, — ты почему молчал?

— Репрев попросил… — промычал Астра.

— И ты, конечно же, его послушал! Знаете что? — Агния упёрла руки в бока. — Вы стоите друг друга! Обманщики и подлецы! Я не глупая: ясно, что никакой малахитовой травы ни с какого склада вы не воровали. У вас на двоих мозгов бы не хватило провернуть подобное. Но скрыть от меня правду?

— А что бы изменилось, Агния? — несмело спросил Репрев. — Что бы ты сделала? Сбежала бы вместе со мной и Умброй? Нам не хватило бы средств добраться даже до Терция-Терры. А Цингулон вместе с его отрядом везде нас достанет, забейся мы хоть в самый дальний уголок Вселенной.

— Совести у тебя нет, — отрезала Агния и отвернула голову.

— У меня есть, — сказал Астра. — В смысле план и немножко совести. Нас запустили в Зелёный коридор через дверь в стене, верно?

— А ты смышлёный! — с иронией отметил Репрев.

— Так вот, — продолжал Астра, — значит, слева побережье, и если мы пойдём туда, то выйдем к…

— А пойдём направо, — прервал его Репрев с накалом ещё большей иронии, — то выйдем — вы не поверите — тоже к побережью! Мы на острове Буйном, не забыл? Куда ни упрёшься — везде побережье!

— Нет, я не то имел в виду… — сбился юный кинокефал. — Слева от нас песчаный берег, он тянется отсюда до самого прииска. Берег будет нашим ориентиром. По нему мы можем выйти прямо к малахитовой траве. Мы не сможем заблудиться там, где… нельзя заблудиться.

— А почему мы не попросили у Цингулона воздушный шар? — со всей серьёзностью спросил Репрев.

— Что? Какой шар? — не понял Астра.

— Почему мы не взяли у отряда воздушный шар? — повторил свой вопрос Репрев. — Вмиг бы облетели остров — и дело в шляпе! Потерялись бы где-нибудь над прииском, как все воздушные шары до нас, все дирижабли, вертолёты, самолёты… Не слыхал про кинокефала, который решил долететь до малахитовой травы на дельтаплане? А-а, ничего ты не слыхал! А почему бы не доплыть до прииска — как тебе мыслишка? Может быть, потому, что все плоты, подводные лодки, корабли и любая другая посудина, какую ни возьми, пропадали рядом с прииском?

— Я понял тебя, Репрев, — поникшим голосом произнёс Астра и продолжил бодрее: — Но мы-то идём пешим ходом!

— Ну да, это в корне меняет дело, — обречённо ухмыльнулся недееспособный. — Чего же мы раньше не собрались искать малахитовую траву? Были бы уже несметно богаты…

— Хватит ёрничать! — не выдержала Агния. — Астра хоть что-то предлагает. Ты же только языком молотишь. Я за то, чтобы пойти вдоль стены, к побережью. Если ты не с нами, сиди тут, у двери, до скончания веков.

— Агния, Агния! — задёргал её за рукав комбинезона Умбра. — Давай я взлечу, всё-всё увижу и скажу, куда нам надо идти!

— Нет, Умбра, даже не надейся, я не разрешу тебе летать, и тебе меня не уговорить, — погрозила она пальцем и ткнула им дракончика в нос.

— А что, мысль дельная, — вставил Астра. — Умбра может высоко взлететь и осмотреть местность.

— Тебе напомнить, — строго сказала Агния Астре, — что у Умбриэля гемофилия. Жёсткая посадка может сулить… Даже думать не хочу, что она может сулить. Пока мы в Коридоре, да и вне его тоже, Умбра сухопутный — и точка. Держит меня за руку и во всём слушается, — Агния посмотрела на дракончика, требуя согласия. Тот поднял на неё погрустневшие глаза и, надув губы, ответил:

— Сухопутный дракон держится и слушается…

Долго ли, коротко ли шли они вдоль океанской стены, изредка поглядывая, как бесятся, изрезая друг дружку, волны. Шли искатели к настоящему океану, в котором тихим ходом плыл остров Буйный, но пришли не к побережью с иссеро-жёлтым, как мышиный бочок, песком, а вернулись обратно к тяжёлой железной двери.

— Это что, та же самая дверь? — озадаченно спросил Астра.

— А ты много дверей знаешь, которые ведут в Коридор? — с невесёлой издёвкой поинтересовался Репрев.

— Но как такое возможно? — бормотал Астра. — Шли вдоль стены, никуда не сворачивали. Мистика. Фантасмагория. Фата-моргана…

— Может, постучимся, скажем, что уже вернулись? — с наслаждением усмехнулся Репрев.

— Я погляжу, тебе всё смешно, — потрясла головой Агния.

— А что мне теперь, ложиться и помирать?

— Ладно, что-нибудь придумаем, — тоскливо произнёс Астра, положив руку на холодную, пропахшую солью и рыбой, в ржавых подтёках, словно в слезах, дверь, обернулся и с зудящей тревогой посмотрел на кромку леса, дышащую в лицо мрачной таинственностью.

— Например, что? — спросила Агния.

— Например… Пойдём через лес.

— Ну, следопыт! Ну, поглядите! — сказал Репрев, сдерживая смешок.

— А ты куда предлагаешь? — спрашивал Астра, начиная сердиться, но как-то неумело.

— Туда и предлагаю. Больше-то некуда. Но теперь я вас поведу, а не ты. Я буду вашим путеводителем!

«Путеводитель» — слово толстое и объёмное, как телефонная книга, и с отзвуком шелестящих страниц, родилось в голове Репрева спонтанно, будто какая-то сила поместила его ему в уста. Если бы Репрев только знал, каким это сказанное невпопад слово станет судьбоносным и спасительным для всех, то он, не верящий ни во что, поверил хотя бы в совпадения.

— Ты хотел сказать: «предводителем»? — поправила его Агния.

— Нет, я сказал то, что хотел сказать! — упрямился Репрев. — Я ваш путеводитель и не обсуждается!

— Иди давай, путеводитель! — смеясь, подогнала его кинокефалка.

— Я тоже не против: лишь бы придти — всё равно куда, — сказал Астра.

— И я совсем не против! — радостно поддержал Умбра.

— Одного только не пойму, Астра, — сказала вдруг Агния, — если ты догадывался, что за тобой придёт отряд, почему не ушёл от нас, из нашей квартирки? Ты же не из вежливости остался? Или по глупости?

— Трудно сказать, — робко усмехнулся Астра.

А сам подумал: «На самом деле я остался ради тебя».

— Выходит, что по глупости, — с грустью рассудила Агния.

Искатели огибали щетинистые грубые сосны. Репрев вёл наобум, но всячески показывал, что знал, куда ведёт: он шагал с высоко поднятой головой, твёрдо и без оглядки. Свинцовые головы гудели от пережитого волнения, но страха и след простыл: на дне души остался лишь его осадок, въелся в неё — ничем не сведёшь. Может быть, страх притупился из-за воздушного ощущения сна наяву, творящейся небыли. Не свыклись ещё искатели с той действительностью, в которую их забросила судьба.

Шли, шли, пока не пришли к входу в пещеру. Пещера вырастала из-под земли иссечёнными камнями, подбитыми лишайниками. Из входа, как из зевающей, широко раскрытой пасти, веяло душной сыростью. От такой находки искатели малахитовой травы воспряли духом, надежда затеплилась у них в сердцах. Репрев был ужасно горд собой, поважнел, и только когда Агния потрепала его по макушке, между ушами, он насупился, и важности в нём поубавилось. Умбра уже нетерпеливо тянул Агнию вглубь пещеры. Только Астра почему-то внутренне не радовался успеху Репрева.