Жена вместо Приговора, или О бедном драконе замолвите слово

Наталья Шевцова, 2023

«Хочешь жить – сумей жениться!» – объявил свой приговор жестокий император.От чего ж дракон не весел? Славну головушку свою повесил?Аль невеста не красива, не знатна и не богата? Да, нет же, всё при ней!И коли фиктивно, то она совсем не против, чтоб на ней женились.Где же тут тогда жесткость и причём «сумей жениться»?А притом, что у НЕВЕСТЫ ЭТОЙ женихи НЕ ВЫЖИВАЮТ! Точнее, не доживают… до момента бракосочетания.В тексте:– расследование тайны;– слегка чокнутые, но беззлобные обитатели древнего замка;– острая на язык и вообще большая шутница главная героиня, излюбленным объектом острот и шуток которой является вышеупомянутый дракон

Глава 1

Наследник великого рода Брандембурских серебряных драконов, герцог Сигмар делло Бранд вплоть до того самого момента, пока не увидел своими глазами, что его ведут не куда-нибудь, а прямиком на эшафот, не мог поверить в то, что его дед (родной причём дед!) действительно выполнит свою угрозу…

— Ещё раз вляпаешься — и пальцем не пошевелю! — с обычной для него безапелляционностью в очередной, то ли пятый, то ли уже шестой раз, заявил старый дракон пару месяцев назад, после того, как выложил довольно-таки кругленькую сумму в качестве выкупа за захваченного в плен внука.

И, само собой разумеется, хотя Сигмар и покаянно кивал, изображая, что, мол, всё понимает и полностью разделяет возмущение деда — старому дракону он не поверил. Более того, он был уверен, что дед и в десятый и в одиннадцатый раз обязательно придет ему на помощь.

Ан нет!

Ничего не скажешь, удивил дед. Так удивил, что от такого дива-дивного недолго и умереть! С тоскливым вздохом подумал приговоренный к смерти через повешение, покосившись сначала на эшафот, а затем на оковы на своих руках и ногах.

Неужели дед, как и император, не поверил мне, что я не убивал младшего наследника престола? Размышлял Сигмар. Я ведь объяснил ему, что просто споткнулся о его тело. Уже мертвое тело! Ну да, споткнулся, когда давал стрекача, унося ноги от стражи! И да, ноги я уносил потому, что в гости к себе наследник меня не приглашал.

Но император понятно, а вот дед. Я ведь объяснил ему, что у меня была по-настоящему хорошая причина для того, чтобы прокрасться тайком в покои младшего принца…

Кинув очередной унылый взгляд на виселицу, молодой дракон ещё раз скорбно вздохнул. А затем и ещё раз.

Если бы он знал в то погожее утро, когда на пороге его замка объявилась прекрасная как богиня зари Её Высочество Артания, чем всё закончится для него, то никогда бы не согласился оказать ей «маленькую услугу».

— Нет! — с усмешкой возразил он сам себе. — Я слишком хорошо тебя знаю, приятель. Согласился бы! Ещё как согласился бы! Просто потому что ты, во-первых, не умеешь отказывать хорошеньким девушкам, а во-вторых, ты не из тех, кто способен оставить красавицу-фаерину в беде.

— Да уж ничему меня жизнь не учит! — усмехнувшись, сам с собой согласился Сигмар, вспомнив о том, что предвестницы всех серьезных передряг в его жизни и в самом деле были красавицами. — Но таков уж я. Никогда не мог спокойно выносить женских слёз. Даже тогда, когда подозревал, что слёзы не совсем искренние. Зато я жесток и беспощаден с обидчиками красавиц! — саркастически похвалил он себя. — И, кроме того, слёзы прекрасной Артании были совершенно искренними! — воодушевленно заверил он себя. И тут же сам над собой сыронизировал. — По крайней мере, мне очень хочется в это верить!

Три дня назад.

Посетительница явилась ранним утром, заставив Сигмара преждевременно покинуть уютные объятия не только тёплой постели, но и его новой пассии. Поэтому по лестнице он спускался далеко не в самом добром расположении духа.

Однако как только взгляд его упал на гостью, которая дожидалась его на террасе и была отделена от него стеклянной витражной стеной, дух его тут же подобрел. Значительно подобрел. Он глядел незнакомку с ног до головы и счел, что она более чем достойна второго взгляда. А также третьего и четвертого и так далее… и до бесконечности.

Высокая златовласка с аппетитными округлостями во всех стратегически важных местах. Кожа — чистый атлас нежнейшего оттенка! Осанка и улыбка, говорившие, что её обладательница знает о впечатлении, которое производит её красота на мужчин. Она казалась расстроенной, и Сигмару тут же захотелось утолить все её печали.

— Похоже, я влюбился, — сообщил он своему дворецкому, с которым у него давно уже сложились скорее приятельские отношения, чем отношения слуги и хозяина.

— Пятый раз за эту неделю?! — иронично хмыкнул тот. — А как же барышня, которая дожидается вас в вашей спальне? Всё, прошла любовь? Ей так и передать?

— Льстец! — Сигмар сделал вид, что принял предложение приятеля за чистую манеру. — Я хорош, Колин! Но не настолько, чтобы уговорить ЭТУ фаерину прямо сейчас подняться со мной в спальню!

Так как к этому моменту они уже достигли двери, ведущей на террасу и Колину, как хорошо вышколенному дворецкому полагалось её немедленно открыть перед хозяином, то он лишь закатил глаза.

Вблизи златовласка тоже не разочаровала, у неё оказались самые красивые голубые глаза, которые молодой дракон, когда-либо видел и совершеннейшие черты лица. Овеяв тончайшим ароматом изысканнейших духов и одарив улыбкой, от которой у Сигмара подогнулись ноги, незнакомка сразу же перешла к делу, чем покорила его окончательно и бесповоротно.

— У меня неприятности, и фаера Тордис, Повелительница Бурь сказала, что, возможно, вы сможете мне помочь. Кроме того, она сказала, что вы из тех мужчин, которым можно доверять, — на этих словах её чарующе музыкальный голос приобрел интимно-заговорщицкие интонации.

Поскольку сам хозяин дома себе в отношении столь хорошеньких файерин, какой была его гостья, не доверял, то он дипломатично заметил: — Вообще-то обо мне говорят разное. Но хранить чужие тайны я действительно умею. Что же касается спасения попавших в беду прекрасных фаерин, то это у меня в крови.

— Значит, я пришла по адресу, — с облегчением выдохнула красавица и, наконец, воспользовалась предложением присесть. — Потому что я в беде! Большой беде! И дело моё не только личное, но и очень щекотливое…

У Сигмара было не только острое зрение, но и хорошо наметанный глаз, поэтому от него не ускользнуло ни роскошное, достойное королевской особы, платье гостьи, ни то, что за витражным окном на подъездной алее его замка толпились люди в ливреях соседнего королевства. Другими словами, он уже приблизительно понимал, кто именно к нему пожаловал в гости, но зачем же гадать, если можно просто спросить.

— Как, вы сказали, вас зовут, фаерина…?

— Я не сказала… — кокетливо улыбнулась гостья.

— Но я думал, что мы уже определись с тем, что мне можно доверять? — вкрадчиво заметил хозяин дома.

— Я принцесса Артания Маргритская. Неужели вы меня не узнаете? — поджала губки гостья.

— Уверяю вас, Ваше Высочество, если бы я вас хотя бы однажды, хоть мельком увидел, я бы вас уже не забыл! — поспешил заверить галантный хозяин. — Но обстоятельства вынудили меня на довольно долгое время покинуть Великую Логиртанию, затем я долго восстанавливался физически…

— Я разыгрываю вас, — засмеялась Артания. — Я только вчера прибыла в Великую Логиртанию! И вчера же и начались мои беды… — очаровательное личико принцессы померкло.

— Расскажите мне, — участливо предложил мужчина.

— Папенька надумал выдать меня замуж. И ваш старший наследник показался ему вполне достойной партией, — несколько невпопад, по мнению Сигмара, вдруг сообщила его гостья. Но тут же здраво рассудил, что Её Высочество не из тех, кто будет говорить не о чём. И оказался прав. — О нашей помолвке объявят завтра вечером на балу в честь урожайной луны. Но если до завтра вы не найдете и не отдадите мне шкатулку, то никакой свадьбы не будет! Хотя некрос с ней, со свадьбой! Я буду опозорена! И папенька упрячет меня в монастырь! А я не хочу в монастырь! — красавица зарыдала навзрыд.

— Так давайте по порядку! — дабы не бросится вытирать слёзки прекрасной фаерине, решил занять свой мозг работой Сигмар. — Во-первых, что такого важного было в шкатулке, что может вас погубить? Во-вторых, что случилось со шкатулкой? Её у вас украли? Вы её потеряли? Кому-то подарили? В-третьих, что случилось вчера?

— Письма… — горестно вздохнув, всхлипнула принцесса. — Не знаю, в курсе ли вы, но Бертран какое-то время гостил у нас и… я думала, надеялась, что мы с ним поженимся. Но папенька решил по другому-уууу.

И она горестно зарыдала с ещё большей силой, чем прежде. Другая бы от таких иступленных рыданий была бы уже красной как рак и лицо пошло пятнами, а Артания, отметил уже по уши влюблённый Сигмар, стала лишь ещё более прекрасной. Сердце его защемило. А глаза заволокло красной пеленой. Он заставит мерзавца, обидевшего такое прекрасное создание, заплатить!

— Если я правильно вас понял, — решил он помочь фаерине, дабы лишний раз не отвлекать её от рыданий. — Кто-то похитил шкатулку, в которой находились письма Бертрана к вам. И письма эти были весьма интимно-щекотливого содержания. И теперь вы опасаетесь, что о вас с ним пойдут слухи? И что эти слухи могут настолько расстроить вашего будущего мужа, что он откажется на вас жениться? И тогда прощай корона Великой Логиртании…

— Нет, дело не в этом, — всхлипнула Артания.

— Не в этом? А в чём?

— Письма были не от Бертрана, а от меня. И шкатулку не похитили! Она не моя! — всхлипнула принцесса. — Это шкатулка Бертрана! И это он меня шантажирует!

— Потому что любит вас и не хочет потерять? — уточнил Сигмар, изо всех сил постаравшись, чтобы его вопрос не прозвучал скептически.

— Говорит, что да, — всхлипнула Её Высочество. — Но вы и я прекрасно понимаем, что никакая это не любовь! А просто уязвленное самолюбие! Он ведь знает, что погубит меня!

— И себя тоже… — задумчиво заметил Сигмар.

Он пытался и не мог представить младшего наследника, рискующего расположением своего папочки-короля ради любви. Тот Бертран, которого он знал, никогда не относился трепетно к женскому полу. Кому как не ему об этом знать, ведь именно свинское отношение к фаеринам, точнее, к одной конкретной фаерине, и положило конец их с принцем многолетней дружбе.

— Это его выбор, а значит и его проблемы! — фыркнула принцесса. — А я за что должна страдать?! За то, что влюбилась? И по глупости написала несколько писем?

— Несколько это сколько? — решил сразу уточнить Сигмар, чтобы потом не забыть.

— Дюжина или две… Искренне говоря, я не знаю сколько! И никогда не знала! Говорю же, я была влюблена! Я тосковала по любимому и изливала на бумагу свои чувства… Иногда каждый день. Иногда реже. Поэтому и важно, добыть шкатулку! Он хранит все мои письма там! Я это точно знаю! — в очередной раз всхлипнув, уверенно уведомила прекрасная гостья. — Теперь вы понимаете, насколько моё дело деликатное? Я понимаю, что прошу о слишком многом, но я должна получить мои письма обратно! Я буду честна с вами, Сигмар, кроме вас мне не к кому больше обратиться за помощью… Поэтому умоляю вас, помогите мне!

Сигмар пытался собраться с мыслями. Проникнуть в охраняемые покои королевского дворца, дело было не шуточное уже само по себе, а если его поймают…

Совсем недавно ему с трудом удалось выкрутиться из весьма опасной для его жизни заварушки. Да и «удалось выкрутиться» это очень громко сказано! Дед в буквальном смысле слова выковырял его из этой заварушки. Да притом ещё и по кусочкам. В том смысле, что сначала ему отдали палец внука и только потом и самого внука.

Благо, у драконов регенерация отличная, а то остаться бы Сигмару навсегда без мизинца на правой руке.

Молодой дракон так впечатлился, что даже клятвенно пообещал себе: «По крайней мере, в ближайшие пять лет — больше никаких приключений!»

Деньги наследнику рода серебряных драконов никогда не были нужны. А впечатлений, после последней авантюры, более чем хватало.

Однако на беду Сигмара у него уже успела сложиться вполне определенная репутация и потому по Великой Логиртании продолжал ползти слушок, будто он из тех благородных фаеров, которые не способны оставить фаерину в беде.

И поэтому к нему продолжали и продолжали приходить нуждающиеся в утешении фаерины… И если они выглядели, как прекрасная Артания, то они получали не только утешение, но и его самого в личное пользование, если, конечно, изъявляли желание.

Вот только Артании нужно было совсем не утешение… И Сигмар уже открыл было рот, чтобы отказать принцессе. И… не смог.

— Полагаю, Ваше Высочество, что помочь вам вполне в моих силах, — изрёкли его губы, живущие отдельной от мозга жизнью.

Глаза гостьи вновь засияли как звёзды. Благодарность её была бурной и восторженной, но краткой, потому что принцесса вдруг вспомнила, что она опаздывает на последнюю примерку платья, которое ей пошили специально для завтрашнего бала. Она достала из сумочки свиток с нарисованной на нём шкатулкой и план комнаты младшего наследного принца, на котором стрелочками были указаны возможные местоположения шкатулки. Вслед за чем ещё раз поблагодарила своего будущего спасителя, на сей раз чинно и с достоинством, и направилась к выходу.

Сигмар, так и не понявший до конца, что только что произошло и почему он всё-таки согласился, пожевал губами, скорее машинально, чем осознанно поднялся и апатично потащился следом за Её Высочеством, потому как приличия требовали проводить её. Однако его дворецкий сидел в засаде и перехватил у него эту «великую» честь.

Озабоченный думами о том, и куда же это он снова влип, Сигмар уступил дворецкому без боя.

И подумать ему было о чём. Проникнуть в покои Бертрана было хотя и сложно, но возможно. В детстве и юности они были с младшим наследником «не разлей вода», поэтому он практически жил в его покоях. С другой стороны, если его поймают, то это очень не понравится, мягко говоря, не только императору, но и его деду. С третьей стороны, Сигмар очень не любил когда его используют в слепую, а, кажется, только что именно это и произошло. Он подозревал, что принцесса Артания не просто так к нему пришла, а потому что знала, насколько хорошо он знаком не только с королевским дворцом, но и графиком смены караула. Однако была ещё и четвертая сторона… Сигмар слишком поздно понял, что из себя представляет его лучший друг и за это его незнание своей жизнью заплатила его кузина. Милая, добрая и наивная Лорелия. Именно поэтому он не мог допустить, чтобы Бертран погубил ещё одну пусть отнюдь и не столь милую и наивную фаерину.

Пятьдесят четыре года назад.

Не помнящий себя от бешенства и потому буйный как тысяча морских штормов Сигмар ворвался в таверну, где его уже подвыпивший друг отплясывал канкан в обнимку с разбитными полуобнаженными красотками.

— Подонок!

— Ты о чём, Сиг? — искренне удивился и заявлению и гневному другу принц.

— Как ты мог?! Я поверить не могу?! Как ты мог?!

— Ты о чём, Сиг? — снова не понял принц.

— Я говорю о Лорелии, моей кузине. Ей едва исполнилось пятнадцать! Ты скотина! Ты изнасиловал её!

— Лорелии? Сиг, да не трогал я её! Я же тебе пообещал, что даже не посмотрю в её сторону! Да и было бы на что смотреть! И вообще, разве мог я нарушить слово данное своему другу, своему названному брату?! Поэтому брат, прекращай нести чушь, садись, лучше выпьем! Ты только посмотри, какие девочки! — причмокнул младший наследник губами. — Просто персики!

Сигмар многое бы отдал за то, чтобы поверить Бертрану. Но на смертном одре не лгут, а его маленькая кузина уже приняла яд и знала, что умрёт, когда назвала ему имя своего насильника. Бедняжка и собой-то покончила потому, что была уверена — ей, оставшейся сиротой бедной родственнице, которую приютили по доброте душевной — никто поверит! Ведь её насильником был никто иной, а сам сын императора, который к тому же являлся лучшим другом внука её благодетеля.

— Ты мне больше не друг! И не брат! Бертран Боллиболдр делло Раудорм Бруниинглинг из рода Красных драконов я вызываю тебя!

И все находившиеся в таверне как один ахнули.

Не успел ещё Бертран ответить, как Сигмар раскинул руки в стороны, откинул голову и испустил яростный неистовый рёв, от которого содрогнулись стены таверны, на тысячи осколков разлетелись зеркала, глиняная и стеклянная посуда, а также стекла в окнах.

Бертран повернулся в сторону своего бывшего друга и свирепо уставился на него.

Тело Сигмара между тем пронзила предвещающая перевоплощение судорога и он поспешил покинуть помещение. Мышцы скручивались у него под кожей и раздувались. Тело росло и быстро менялось, приобретая новую форму. Одежда треснула на нём и разлетелась на лоскутки, а его тело всё продолжало расти и расти…

Прошло всего несколько мгновений и Сигмар-человек исчез. На его месте появился огромный дракон, чья чешуя отливала благородным серебром. Дракон подпрыгнул, расправил огромные крылья, откинул, увенчанную рогами голову, встряхнул роскошным волнистым гребнем, украшавшим его шею, и испустил неистовый рык, прокатившийся громовым эхом по всем близлежащим окрестностям.

Взмахивая сильными крыльями, Сигмар поднимался все выше и выше, позволяя ветру со всех сторон обдувать его сверкающую серебром чешую. Он знал, что Бертран не сможет проигнорировать его вызов. И потому стремился улететь как можно дальше в горы, прежде чем он и красный дракон сойдутся в смертельном бою.

Бертран, однако, не спешил его догнать, и Сигмар уже даже подумал было, что младший наследник оказался не только подлецом, но и трусом…

И тут прямо под ним раздался злобный рык. Это, на земле, широко раскинул руки младший наследник. Одно мгновение и его человеческое тело трансформировалось в огромную драконью тушу, чешуя которой переливалась на солнце багряными сполохами. Взмахивая ярко-алыми как человеческая артериальная кровь крыльями, красный дракон стремительно и свирепо понесся на серебряного.

Сигмар знал, что пламя красных драконов более свирепое и жаркое чем пламя серебряных, но зато на его стороне были скорость и маневренность.

Выбежавшая из таверны толпа с земли наблюдала, как один громадный дракон нагоняет другого. Внезапно серебряный дракон развернулся и полыхнул струей мощного пламени в красного. Дабы избежать огненного залпа, способного выжечь ему глаза, красный резко ушел вниз, подставив пламени свою, защищенную толстой броней спину. Отлетев от серебряного на безопасное расстояние, он принялся кружить на месте, разрабатывая план атаки.

Серебряный дракон, казалось, отвлёкся всего лишь на пару секунд, чтобы осмотреть окрестности и убедиться в том, что он и его противник отлетели достаточно далеко в горы. Тем не менее, этого времени красному вполне хватило, чтобы надёжно спрятаться в одной из алеющих в лучах предзакатного солнца грозовых туч, быстро надвигающихся на них с запада.

Не сумев определить местоположение своего противника, Сигмар на мгновение растерялся, он вытянул свою гибкую длинную шею и заозирался по сторонам.

До его чутких ушей донесся порывистый звук. Это красный атаковал его с внезапностью ураганного ветра.

Сигмару удалось парировать удар, но он всё же опоздал на какие-то доли секунды. Когти красного рассекли ему шею, оставив на ней пылающую болью кровавую полосу. Неистово хлопая крыльями, серебряный дракон постарался отлететь от противника на безопасное расстояние, однако в планы красного не входило дать ему передышку.

Пока раненный Сигмар отступал, чтобы получить возможность перевести дух и собраться с мыслями, Бертран набрал высоту и теперь, сложив крылья, с чудовищной скоростью пикировал прямиком на него, готовясь извергнуть из своей пасти мощнейшую струю пламени.

Неистово захлопав крыльями, серебряный дракон хотел было уйти из под шквала огня, но мгновенно понял, что не успеет. Вскинул голову, он заглянул в глаза бывшего друга, которого все эти годы любил как брата. Увидев в его глазах лишь бескомпромиссный кровожадный огонь, он принял решение…

Беспощадное страшное пламя вот-вот должно было извергнуться на него. Ему всё равно не жить.

Сигмар сжал зубы, напряг крылья и взял курс на таран противника. Ярость в глазах Бертрана сменилась удивлением. Такой реакции он не ожидал. Драконы неслись прямо на встречу друг другу. Красный дракон расправил крылья и попытался уклониться в сторону. Но было уже поздно.

С раскатистым грохотом и взрывом пламени драконы столкнулись в воздухе. Тело Сигмара пронзила мучительная боль. Превозмогая чудовищные страдания, он вцепился в тушу противника когтями и вгрызся зубами. Противник в ответ тоже нещадно полосовал когтями и рвал зубами его плоть, но серебряному было наплевать на боль.

Красный бешено извивался, стараясь высвободиться, но когти и зубы серебряного казалось вросли в него намертво. Он попытался широко расправить крылья, чтобы удержавшись на потоках восходящего воздуха, приземлиться, однако вес двух драконов оказался слишком велик для сведенных судорогой боли крыльев.

Сплетясь в серебряно-красный огненный клубок, драконы рухнули вниз.

Очертания тел обоих драконов сжались. И теперь на камнях лежали два окровавленных, поломанных и обожженных голых мужских тела.

Если бы поисковая экспедиция, отправленная по горячим следам, не отыскала их в рекордно быстрые сроки, от полученных ран наверняка бы скончались оба.

Однако судьбе было угодно, чтобы выжил и один и другой.

Сигмар был уверен, что его изгонят навечно, однако император изгнал его всего на пятьдесят лет. И ровно на этот же срок он изгнал из королевства и своего сына. Для людей это много. Для драконов, живущих по несколько тысяч лет — довольно небольшой срок.

Император ни разу, ни словом, ни взглядом не дал понять, что верит в то, что его сын мог изнасиловать юную фаерину. Однако его действия говорили сами за себя: если бы он уже не был осведомлён о подобных наклонностях своего сына — то Сигмара ждало бы куда более суровое наказание, а Бертрана и вовсе никакого.

Сигмар понимал это, но поверить не мог. Речь шла не о ком-нибудь, а о его лучшем друге. Да, бывшем, но суть была не в этом. Разве мог он быть настолько слеп?

Оказалось, мог.

И то, что его бывший друг никогда раньше не позволял себе насиловать знатных фаерин, а ограничивался прислугой — принесло ему не слишком большое облегчение.

Ибо Сигмара угнетало не только то, что он был другом насильника и ничего не замечал, но и то, что, как выяснилось, многие из числа прислуги считали его таким же, как и Бертран.

Поэтому все последующие годы своей жизни Сигмар посвятил тому, чтобы ни одна фаерина, к какому бы сословию она не относилась, никогда больше не усомнилась в благородстве его помыслов и трепетном отношении к женской чести.

И теперь его репутация благородного рыцаря привела к нему принцессу Артанию, с которой младший наследник познакомился, находясь в пятидесятилетнем изгнании.

И посему, насколько бы опасной не была просьба принцессы, не помочь ей Сигмар не мог. Не имел морального права.