Лисий остров

Наталья Игоревна Михеева, 2019

Твоё счастье в тебе самой. И стоит только приложить усилия – ты везде найдёшь свой Лисий остров. Даже если ты потеряешь всё – у тебя есть ты.

Часть 2. Паук в углу

нелюбимые рыщут по свету и воют волка́ми,

они входят в чужие сады, топчут их сапогами.

и пути их извилисты, сквозь пролегли ущелья.

нелюбимых мучает кашель, мигрень, похмелье.

нелюбимых глаза набухают, как осенью гроздья,

их не ждут: в каждом доме они, как незваные гости.

и дороги их так каменисты, что проще — по ветру.

нелюбимым тоскливо.

но спрашивал кто об этом?

и идут они, овцы паршивые, вОроны белые.

нежеланные.

опустевшие.

закоснелые.

слышишь, ночью завыло за окнами? — то не ветер, —

нелюбимые бродят.

их много таких на свете.

* * *

я сижу до утра, до зари растираю щёки,

что ж ты, милый, меня обрекаешь на путь далёкий?

мне опять своих догонять слабыми ногами,

кашель прятать в шарф и сады топтать сапогами…

missis George

Глава 1

1

Рома был общительным, обаятельным и, в общем-то, добрым парнем. Любил детей и животных, жалел стариков. Но вот с девичьей душой (не предумышленно, конечно) зачастую поступал не самым благородным образом. Поступал так, как поступает ребёнок с конфетами в новогоднем подарке: развернул — откусил — отправился дальше на поиски другой, возможно, более вкусной сладости. Конечно, разрывая отношения, он испытывал определённое чувство вины. Но спустя короткий промежуток времени оно легко подавлялось более приятными чувствами — ощущением свободы и предвкушением новых (чаще уже намеченных) побед.

А четвёртом курсе института Рома заметил Олю — юную, нежную и хрупкую, как подснежник. Оля заметила Рому ещё раньше, но, не смотря на свою юность и хрупкость быстро смекнула: сразу показывать свои чувства нельзя.

Как и планировалось, первое время все позывы привыкшего к быстрому результату Романа оставались без ответа. Надо сказать, что для двадцатилетней девчонки Оля действовала с мастерством заправской обольстительницы — ни на что не соглашалась, но и не отказывала резко, подавая крохотную надежду то лёгкой улыбкой, то тёплым взглядом, то случайно брошенной фразой. А через полгода ухаживаний Оля “сдалась”.

Рома, истомленный долгим ожиданием, не чаял в своей принцессе души. И, недолго думая, через два месяца отношений сделал ей предложение.

Сыграли свадьбу. Жить стали у родителей жениха.

Рома продолжал учиться, а также и выполнял функции разнорабочего в частном издательстве отца.

Отец его не баловал — денег не подкидывал, и молодые жили ровно на то, что зарабатывалось честным трудом. Начав с грузчика, Рома постепенно вник в суть издательского дела, и через пару лет занял должность главного редактора, самостоятельно заслужив и данное место, и авторитет в коллективе. А еще через год отец с матерью ушли на покой — переехали за город, с легкой совестью оставив издательство на попечение Романа, а также предоставив молодой паре возможность жить отдельно.

Но, к сожалению, их семейная жизнь не ладилась. И если первые месяцы совместной жизни Рома “праздновал” победу и щедро баловал жену вниманием и любовью, то с течением времени и эффект запретного плода, и хрупкая юность сошли не нет. Осталась просто Оля — домашняя, верная, полностью растворившаяся в своём муже. У неё больше не было ни планов, ни стратегий — осталась только любовь, крепнувшая с каждым днём.

А Рома начал маяться. Он честно старался быть хорошим, но каждый вечер, видя щенячий взгляд своей жены, больше не находил в себе ни нежности, ни умиления.

Темы для разговоров закончились. Рома стал много времени уделять работе, друзьям, своим новым увлечениям — мотоциклу, рыбалке, скалолазанию. Единственным же увлечением Оли (не считая работы бухгалтером, кулинарии и женского чтива) был Рома. И это душило его.

2

— Тём… Я тварью становлюсь. Или может я всегда был тварью…? — Роман допил свою кружку пива и жестом попросил официанта повторить.

— Да прекрати. В конце концов, ты ничего плохого ей не сделал. — ответил ему двоюродный брат и, с шумом затянувшись кальяном, выпустил изо рта густое облако ароматного пара.

— Я к ней остыл. Я тебе больше скажу, её любовь меня тяготит… Я дома, бывает, не ночую. А она все терпит! Ну хоть раз бы упрекнула! Мне даже придраться не к чему! И это ещё больше гнетёт меня…

— Ром, а может вам расстаться? Хотя бы на время… А там либо ты начнёшь её ценить, либо окончательно убедишься, что вам не по пути. Лицом к лицу лица не увидать… Или как там? Кто это сказал? Ты же у нас молодой издатель, должен знать.

— Есенин.

— Точно. Хочешь честно? Ты не знал, на ком женишься. Она стала твоим трофеем, потому что (уж не знаю, намеренно или нет) полгода тебя динамила. А КАКАЯ она ты и знать не знал. А как можно любить того, кого не знаешь?

— Возможно ты и прав…

— Она не плохая, нет. Любящая, красивая, заботливая, хозяйственная… Но какая-то… как бы поточнее выразиться… Только без обид, ладно? Зашоренная что ли… Знаешь, может быть, у лошадей есть шоры — такой элемент сбруи, который ограничивает им обзор по бокам? Вот и у неё такая же история. Есть ты, ваш дом, а остальной мир ей не интересен. Да дело даже не в этом. Кого-то это вполне устроило бы. Но ТЫ с ней несчастлив. Вот и все.

— Несчастлив. А что если дело не в ней? Что если я в принципе не способен на любовь, постоянство…

— Рома! Если по малолетству тебе от избытка женского внимания сносило крышу, это ещё ни о чем не говорит. В любом случае, мой тебе совет — побудь один и разберись в себе.

— Ты все правильно говоришь. Но я, как только представлю, что объявляю о нашем расставании, у меня внутри все сжимается от жалости. Ты сам сказал, она зашорена. Это чистая правда. Я для неё — всё. А мы в ответе за тех, кого…

— Ром. Надо собраться и сказать. Только не пойми меня неправильно — я тебя ни к чему не склоняю. Это твоя жизнь, и только тебе решать, как ты её проживёшь.

Роман вернулся домой около полуночи. Осторожно открыл дверь. Было тихо, Оля явно спала. Рома не пошёл в спальню — лег на диван. Он принял решение. Оно окончательно и бесповоротно. Хватит мучить её и себя. Оля никогда не признается в том, что страдает, но он то прекрасно видит, как она выходит из ванной с красными от слез глазами. Не каждая женщина, да что там, не каждый мужчина способен на такую железную выдержку. В её жизни обязательно появится тот, кто ее оценит. И от этой мысли ему абсолютно не больно. Он желает ей счастья, как сестре. А с сёстрами не спят. Завтра он всё ей скажет. Уже завтра их жизни изменятся.

Рома открыл глаза и посмотрел на часы — 08:07. Было тихо, и он понял, что Оли дома нет. С кухни доносились манящие запахи. Оля, как всегда, о нем позаботилась. Несмотря на позднее возвращение, несмотря на то, что он лёг на диване, несмотря ни на что… Но он не изменит своего решения, он обязан расставить все точки над “й”.

На кухонном столе стоял чайник свежезаваренного чая с мятой и лимоном, блюдо с кружевными блинчиками и вазочка с грушевым вареньем — все как он любит. На холодильнике висела записка: “Доброе утро, любимый! Я уехала на работу. Ты будешь удивлён, но я хочу пригласить тебя сегодня вечером в ТУ САМУЮ пиццерию. Буду ждать тебя там в 17.00. Не опаздывай! Целую. Оля.”

«Та самая» пиццерия находилось через дорогу от экономического университета, и с давних пор была оккупирована студентами. Оля сидела за тем же столиком, что и семь лет назад, в день, когда сгорающий от страсти Роман сделал ей предложение.

Напротив Оли стоял деревянный поддон с пиццей. Все, как тогда. Не считая того, что в этой пицце среди креветок и томатов не было кольца.

Оля была хороша и умела это подчеркнуть. Свои светлые вьющиеся волосы она забрала наверх, на лицо нанесла аккуратный макияж. Точеная фигурка, синее платье с глубоким вырезом, нитка жемчуга на изящной шее… Красивая, утонченная — настоящая леди. Нелюбимая и нежеланная.

— Привет! — Роман поцеловал жену в щеку и сел рядом. — Давно мы здесь не были…

— Я хотела, чтоб мы немного притронулось к тому времени, когда все было по-другому…

— Да, хорошее было время…

— Жаль, сейчас все изменилось. Но мы ведь сами куём своё счастье. Мы могли бы все изменить… — Олин голос дрогнул. Она явно нервничала.

— Абсолютно согласен с тобой. Ты запланировала вечер воспоминаний? Или хотела поговорить о чем-то конкретном?

— И то, и другое. Но мне действительно есть, что тебе сказать.

— Мне тоже. Кто начнёт?

— Начинай ты. — сказала Оля. Вот он. Момент истины. Роман чувствовал себя стоящим на краю обрыва, с которого ему предстояло нырнуть в воду. И он решил не тянуть.

— Это разговор должен был состояться раньше. Но я никак не мог набраться смелости. Возможно, это будет моей ошибкой. Но иначе я уже не могу…

— Ром, не пугай меня, пожалуйста…

— Оль, я хочу развода.

Оля почувствовала головокружение. Живот неприятно скрутило.

— Почему? — еле слышно спросила она.

— Я уверен, ты и сама все видишь. Мы живём, как соседи. Я честно пытался откапать в себе чувства. Но у меня их нет. Изначально я был влюблён — и с этим не поспоришь. Но это чувство исчезло, и очень давно. Прости меня, пожалуйста…

— Но ведь влюблённость и не может длиться вечно. Она трансформируется… — слезы душили Олю, и девушка не пыталась их скрыть. Хотя в глубине души она давно была готова к этому разговору.

— Оль, я не знаю, как должно быть. Я знаю лишь то, что не чувствую себя счастливым с тобой.

— Замолчи! Я не хочу этого слышать! — она по-детски закрыла уши руками и зажмурилась.

— Оль, тебе придётся меня услышать… Как бы больно это не было. Поверь, мне тоже тяжело…

— Аааааааааа!!!!! — закричала Оля, и на её крик обернулись все посетили и сотрудники заведения. — Я ненавижу тебя!!! Не-нави-жу!!! Я все терпела, давала тебе твою гребаную свободу, на все закрывала глаза! А похоже нужно было ежедневно выклёвывать тебе мозги! А ещё изменять направо и налево! Вот тогда бы ты почувствовал истинное счастье!

Оля сдёрнула со стола скатерть. Посуда упала и разбилась в дребезги. Подбежали официант и охранник.

— Я прошу прощения… Выставите, пожалуйста, счёт мы все оплатим. Оль, одевайся, мы уходим!

— Что?! Мы?! Ты о чем?! Никаких “мы” больше нет! Есть ты, а есть я и мой ребёнок! Та-даааам! Сюрприз!!! — Оля истерично засмеялась. — Вот теперь ты понимаешь, как я себя чувствую? Мой муж меня не любит! А я даже не могу послать его ко всем чертям и напиться с горя!

— Ты что, беременна? Ты уверена? — тихо спросил Роман.

— Тебе нужны доказательства? Нет проблем! — Оля вытащила из сумки листок формата А4.

— Ты знаешь, я ведь надеялась, что ты обрадуешься, что моя беременность станет тем самым пресловутым цементом, который склеит нашу полуразвалившуюся семью… Дура!

С этими словами Оля сунула этот листок ему Роману в руки и, хлопнув дверью, вышла из кафе.

Роман развернул сложенную вдвое бумажку. Его глаза бегло пробежали кучу непонятных терминов, и остановились на заключении врача: “Эхопризнаки маточной беременности, срок — 9 недель и 2 дня”.

Глава 2

1

Оля сидела у открытого окна, в одной сорочке, разбитая, лохматая, с опухшими от слез глазами. Она и не знала, что ее глаза способны выделить такое количество жидкости… Неужели все, что он сказал, правда? Неужели он действительно не любит?

Выходя из кафе, она надеялась, что он её остановит. Скажет, что наговорил глупостей, что счастлив, что у них скоро родится малыш, попросит прощения, обнимет… Но он не остановил, не сказал, не обнял. Придя домой, она ждала, что вот-вот в двери повернётся ключ. Но ключ не поворачивался, даже телефон не звонил… Как он может так поступать с ней? К горлу вновь подступил комок, но она подавила его. Она не должна плакать. Ради ребёнка.

Оля легла на диван и уставилась в потолок. Надо постараться уснуть. Возможно новый день что-то изменит. Однако сон не шёл. Тогда Оля встала с дивана и трясущимися руками набрала номер мужа. Абонент был не доступен. Оля швырнула телефон о стену, пошла на кухню и достала снотворное. Она использовала это лекарство ещё до беременности, но теперь оно было под запретом врача. Подумав несколько секунд, Оля открыла флакон, накапала себе в воду тридцать капель и залпом осушила стакан.

Около часа ночи она проснулась от тянущей боли в животе. С трудом поднявшись, пошла в туалет. И увидела на белье алые пятна крови.

2

Оля лежала на кушетке и с замиранием сердца следила за тем, как врач наносит на датчик аппарата УЗИ гель-проводник. Вздрогнула, почувствовав неприятный холодок внизу живота. Но это ощущение было ничем по сравнению с леденящим ужасом, наполнявшем её душу. Врач водила датчиком по Олиному живому и не спешила давать комментарии.

— Что там? Не молчите, пожалуйста! Я потеряла его, да?

— Женщина, вы бы успокоились. Сердце бьется. Вот, послушайте. — Врач прибавила громкость, и Оля услышала быстрые ритмичные удары.

— О Господи, спасибо, спасибо… — Оля выдохнула, улыбнулась и почувствовала, как по её щеке покатилась тёплая струйка.

— Плод жив, но есть угроза выкидыша. Судя по анализам, у вас низкий уровень прогестерона — гормона, отвечающего за нормальное течение беременности. Мы назначим вам необходимое лечение. Все будет хорошо, не переживайте. Позвоните родным, пусть привезут вам личные вещи.

Оля кивнула. Хотя и понятия не имела, кому ей звонить. Муж не брал трубку. Родителей у неё не было — Оля выросла в детском доме (мать написала отказ сразу после родов). Была пара женщин, с которыми Оля общалась на работе, но они не были настолько близкими, чтобы обращаться к ним с подобной просьбой. Оставалась только свекровь. Ей она и позвонит, но только утром — не будет беспокоить среди ночи.

Пожилая, полноватая медсестра проводила Олю в палату и указала на кровать у окна. Дала свечу, таблетки, сделала укол и ушла.

Конец ознакомительного фрагмента.