Янина

Наталья Генриховна Нараевская

В поместье Раевских останавливается отряд польских пограничников. Приглашенные на обед офицеры влюбляются в молодую хозяйку Янину, не замечая её молочной сестры Зоси, дочери служанки. Никто не подозревает о семейной драме Раевских, что отец Янины – не Кароль Раевский.Янине нравится капитан, но поручик готов на все.Лишь чудом денщик поручика спасает Янину из заточения в башне и разыскивает раненого капитана. Любовь побеждает зло, но героям приходится долго и трудно бороться за свое счастье.

Глава 4. Пикник

Когда приехали в лес, солнце уже поднялось на три жерди, как говорят в народе. Густав с солдатами и паном Бондарыком разбивали палатки на большой поляне недалеко от реки. Еще роса серебрилась на травах, в долинах стоял туман, а горы уже покрылись румянцем восходящего солнца. Птицы еще не улетели в поисках пищи и порхали с ветки на ветку, приглядываясь к необычным гостям. Только аист важно шагал по мокрым зарослям, отыскивая сонную лягушку. Телега с тетей Агатой и Полиной остановилась возле палаток, а девушки, не слезая с лошадей, задержались возле большого роскошного дуба и залюбовались живой картиной мира.

— Смотри, Зося, как интересно, телегу с тетей и мамочкой еле видно, а солдаты движутся, как призраки, даже голоса приглушенные. А деревья, сплошная масса, только верхушки гор отчетливо видно. Какой красивый пейзаж, правда? — восхищалась Янина.

— А где же наши рыцари? Что-то я их не вижу, наверно, туман скрыл. А вот кто-то к нам идет. Кто же это? А, уже узнала, это твой тигр мчится.

— Доброе утро, барышни. Так рано встали? Кто же вас разбудил? А не хотелось вставать, правда? — улыбаясь, приветствовал Густав.

— Мы привыкли вставать по утрам, ведь живем в селе, а не в городе. А вот и туман поднимается, и людей стало лучше видно. Смотри, Яня, вон там, на горе, что-то движется.

— Это горные козлы, — приложив руку к козырьку, чуть погодя сказал Густав.

— Да-да, теперь вижу. Давай, Яня, отойдем вот к этой елке. А теперь, пан Густав, идите и спрячьтесь за тем дубом, где мы только что стояли. Вот так, пока вас не будет видно. Так-так, хорошо.

— А что дальше делать? — спросил Густав.

— А теперь присядьте, откройте рот так, чтобы были видны все зубы, сделайте большие глаза, растопырьте пальцы, и так, пригнувшись, высовывайтесь помаленьку из-за дерева.

Густав спрятался за дерево и медленно стал высовываться, вытаращив глаза и зубы. Конечно же, вид у него был жуткий. Янина вздрогнула, увидев такое чудище, а Зося прилегла на своей лошади от смеха. Янина, опомнившись от неприятного впечатления, тихо сказала Зосе:

— А ты, Зоська, злорадная. Зачем ты это подстроила, зачем потешаешься над человеком? Если он тебе не нравится, можешь даже с ним не разговаривать.

— Яня, я это все устроила по твоему сну. Но, все-таки он и вправду похож то на тигра, то на чудище. Правда, Яня?

— Злюка, не хочу больше с тобой разговаривать.

— Ну, если так, я поехала дальше. Адью, милая сестрица и страшный тигр.

Зося, все еще хохоча, ускакала, оставив влюбленных в покое.

— Что, испугались? Я был очень страшный? — приближаясь, спросил Густав.

— Да, конечно. Если бы была одна в лесу, наверно, очень испугалась. Это Зоська придумала такую фантазию.

— Да пусть забавляется, она очень милая девушка, — сказал Густав и, взяв руку Янины, стал её целовать и прикладывать к лицу, согревая, потому, что рука была очень холодной.

Девушка попыталась высвободить руку, но Густав не отпускал, приговаривая:

— Какие холодные, не забирайте их, я согрею. О, какие маленькие хорошенькие милые ручки. Вот так держал бы их всю жизнь. Панна Янина, есть хотя бы маленькая надежда, что эти ручки будут моими? Скажите, дорогая Янина, есть надежда?

— Может быть, пока не знаю.

— Спасибо вам и за это.

— За что, за неизвестность?

— За не совсем категорический отказ. Я чувствую в вашем ответе искру надежды и буду надеяться.

Янина, наконец, освободила руки и, чтобы переменить тему, повернула лошадь и стала смотреть на дорогу.

— Куда вы так смотрите?

— Смотрю, не едет ли пан Роман. Может, с ним что-то случилось?

— Да-а-а, вполне может и не приехать.

— Что случилось, пан Густав? Может, вам надо вернуться, он заболел?

— Да, как вам сказать, и не больной, и не здоровый, а просто вид у него стал непривлекательный, и наверно, стесняется показываться в таком виде. На его месте я бы тоже не явился.

— Пан Густав, если можно, скажите, что случилось с паном Романом?

— Знаете, как-то нехорошо за глаза говорить плохо о своем брате, хотя какой он мне брат. Так, просто свои, да и вместе росли.

— Я об этом уже знаю. Но, что сегодня случилось?

— Знаете, вчера вечером Роман совсем не ложился спать. Я его спрашиваю: «Почему не спишь? Ведь завтра чуть свет мы обещали быть в лесу». А он отвечает: «Тебе хочется спать, так спи, а я не хочу». И пошел во двор, посвистывая, покрутился туда-сюда, а потом велел своему денщику оседлать коня и куда-то ускакал. Под утро я проснулся от какой-то суеты в комнате. Смотрю, а это Роман сидит на стуле и стонет, а денщик его прикладывает ему к щеке широколистную траву. Спрашиваю, что случилось? А он не отвечает. Спрашиваю вторично. А он мне, спишь, так спи. Выхожу в коридор и спрашиваю своего денщика, не знает ли, что случилось с нашим капитаном, а он отвечает: «А что может случиться с молодым казаком? Наверно, ездил в село к какой-то девушке, и хлопцы побили, не иначе. Только так».

Янина слушала внимательно, и вся вспыхнула от негодования, но промолчала, ни слова не проронила. Густав исподтишка наблюдал за Яниной и думал, подействовала ли его клевета на девушку? Конечно же, остался доволен, яд подействовал.

— Я его понимаю, молодой, хочет повеселиться, но можно подождать, пока не уедем из порядочного дома. А вообще-то я не знаю, что он в дальнейшем думает делать, ведь у него есть сын, — вкрадчиво продолжил Густав.

— Сын? Что пан Роман женат?

— И да, и нет.

Дальше разговор был прерван. Прибежал солдат и позвал Густава:

— Пан капитан, вас просит пан Бондарык.

— Иду. Вам помочь сойти с коня, панна Янина?

— Нет-нет, идите, я сама.

Густав убежал, Янина соскочила с лошади и подозвав солдата, который еще не ушел, попросила:

— Будьте добры, расседлайте моего коня, стреножьте и отведите к лошадям, пусть пасется.

— Слушаю, барышня, будет сделано.

Отдав Янине воинское приветствие, солдат увел лошадь, а Янина села под елкой в тени и предалась размышлениям, она думала: «Вот как получается, а я чуть не влюбилась в Романа. А вдруг я его уже люблю, только мне не хотелось об этом никому говорить, даже Зосе, хотя та мне говорила: „Люби его, Яня“. Но я-то знаю, как тяжело, если ты чего хочешь, а это у тебя отнимают. Думала, что Зосе надоест за ним гоняться, она от него отстанет, и тогда я скажу ему о своей симпатии. Как хорошо, что Густав рассказал мне про проделки Романа. Вот было бы красиво. Допустим я вышла за него замуж, живу веселая, счастливая, а в один прекрасный день является женщина с ребенком. Ребенок говорит Роману: „Папочка-папочка, где ты был до сих пор? Мы тебя ищем-ищем, а ты здесь. Папа, пойдем домой“. Бр-р-р, какой ужас! А все-таки нехорошо со стороны Густава выдавать секреты брата, но зато мне теперь все известно. Да еще вчерашний поступок. Куда же это годится, всю ночь гулял в селе, а под утро положил мне незабудки на подоконник. Фу, какой донжуан. Интересно, придет к нам в лес, или завалился и будет спать, как медведь в берлоге. Да-а, я была лучшего мнения о нем. А все-таки стало грустно на сердце. И почему люди так плохо поступают? Посмотришь, кажется умный, правдивый, а когда узнаешь, оказывается, что под красивой оболочкой настоящая ерунда. А вчера утром, когда он положил мою руку себе на грудь, как же мне было приятно, так захотелось его поцеловать. Я тогда отняла руку, а так бы и держала её, но испугалась, чтобы он не подумал обо мне плохо. А глаза какие у него были, такие добрые, ласковые и такие красивые. Как люди могут так лицемерить? Поразительно».

Янина так увлеклась своими думами, что не заметила, когда пришел солдат. Он стоял добрую минуту, пока она его, наконец, заметила.

— Ой, как вы меня напугали, Вы что-то хотите мне сказать?

— Извините, барышня, я не хотел вас пугать. Я думал, вы меня заметили когда я к вам подходил.

— Ничего-ничего, вы не виноваты я задумалась и потому вас не заметила. А что вы хотели мне сказать?

— Меня за вами прислала ваша тетя, мы уже сели завтракать, а вас все нет. Вот я и пришел пригласить вас на завтрак.

— Иду. Подождите, пойдем вместе. А разве все уже собрались? Пан капитан тоже есть? А дедушка из села приехал?

— Нет их почему-то обоих.

И они направились к собравшимся. Янина подошла к тетке.

— Наконец-то, пришла. Нужно было человека посылать за ней. Кричу-кричу, машу рукой, а она сидит, как слепая и глухая. Что с тобой? Не выспалась, дремала? — ворчала тетка.

— Хватит, тетя, я уже пришла, не кричите, люди испугаются, — урезонивала она тетку.

— Как тут не кричать? Сначала Зосю еле отыскала в лесу, а потом и тебя надо было будить, — недовольно причитала тетка.

— Тетя, но мы уже есть, и все в порядке. А теперь говори, что надо делать.

— Бери корзину с пирожками, а ты, Зося, кувшин со сметаной, тарелки, ложки и раздайте солдатам, они уже сидят и ждут.

— А по сколько им давать?

— Возле каждого положи по три пирога и налей две разливные ложки сметаны, одна тарелка на четверых. Ты знаешь, как это делать. Не раз работникам раздавала обед, — распоряжалась пани Агата.

Девушки пошли исполнять приказания тетки. Но, надо сказать, что молодежь всегда молодежь, к какому бы классу она ни принадлежала. Солдаты расположились чуть подальше от главного лагеря. И вот, когда девушки несли им завтрак, один из солдат так засмотрелся на них, что забыл подобрать ноги. Зося тоже не глядела под ноги. Конечно же, она споткнулась о ноги солдата и пробежала вперед несколько шагов, стараясь не упасть. Она бы и упала, но один из солдат мгновенно вскочил и подхватил ее, не дав оконфузиться перед молодёжью, и без того настолько обрадованной пикантным зрелищем, что уже не сдерживала смеха. Сначала Зося покраснела от стыда, а потом и сама залилась звонким смехом, присев на траву, и поставила, наконец, кувшин со сметаной на землю. Янина сначала держалась серьезно, как подобает молодой хозяйке, но смех был так заразителен, что тоже не выдержала и рассмеялась от души. Ну, и как тут было не смеяться, когда солдат, спасший Зосю от позорного падения, приговаривал, чуть шутя, чуть серьезно:

— Эх, ты Франек, растяпа, растянул свои ноги-лапти, а если бы я барышню не подхватил, она бы, конечно, упала, и вылила сметану на твою глупую голову. И во что мы тогда макали пирожки? Пришлось бы тогда тебя лизать. А на тебя посмотреть, и так уже тошнит.

Солдат стал по стойке смирно и извинялся перед девушкой:

— Простите, барышня, виноват.

— Да ладно-ладно, Франек, что тут такого. Я больше виновата, что не смотрела под ноги. Садитесь, пожалуйста, и кушай на здоровье, а вам спасибо, что не дали мне упасть, а то были бы пироги без сметаны.

Франек был очень доволен, что девушка, не гордясь, заговорила с ним, и в благодарность после ужина сплел гамак и привязал его, согнув несколько гибких, молодых деревьев. Гамак получился замечательным, и все по очереди качались на нем. Даже солидная тетя Агата и мама Павлина немного покачались и похвалили рукодельного Франека. Завтрак уже кончался, когда все увидели вдали, на лесной опушке, медленно приближающуюся телегу, а за телегой всадника на вороном коне.

Во всаднике солдаты сразу узнали своего капитана, побежали ему навстречу и, быстро построившись в шеренгу, приветствовали его;

— Здравия желаем, пан капитан! Доброе утро!

— Вольно! Доброе утро. О, я вижу, все в сборе.

— Так точно, пан капитан! Мы все тут, хозяева тоже, и мы уже как раз позавтракали. Пироги нам подавали вкусные-превкусные, а сметана была необыкновенная. О, если бы вы знали, кто нам её подавал! — отрапортовал Франек.

— Хватит тебе рапортовать, Франек.

— Пан капитан, а что с вами случилось? Почему повязка на глазу, и лицо припухло? Вас кто-то обидел? — спросил кто-то из солдат.

Все дружно подхватили этот вопрос и наперебой закричали:

— Пан капитан, скажите, кто обидел? Мы его разнесем на кусочки, где он, скажите.

— Тише, не шумите, я сам виноват. Ночью гулял в саду и наткнулся на дерево, на котором выступал сук. Вот на него и напоролся. Но это пустяки, хорошо, что глаз остался. Вот посмотрите, какой он, мой глаз. Уже немного вижу, а ночью совсем не видел. Спасибо дедушке Матвею, он мне его спас, — успокаивал Роман солдат.

Роман поднял повязку, и солдаты заохали, по очереди заглядывая и комментируя увиденное.

— Ой, какой красный, зрачок еле виден. Пан капитан, надо немедленно найти врача, глаз — это не шутка.

— Не надо, самое страшное уже прошло. Вот мой доктор. Лучше познакомьтесь с дедушкой Матвеем. Это небывалый сказочник. Он нам сегодня расскажет силу силенную всякой всячины. Любите и уважайте его, как меня, и я буду очень рад.

Солдатам много говорить не надо, раз капитан сказал, значит, этот человек чего-то стоит. Не успел дед опомнился, его с триумфом и криками «Дедулю-сказочника несем» усадили на домотканое одеяло, которым было прикрыто сено на телеге, принесли в центр лагеря и бережно опустили на широкий пень. Встречу с капитаном и дедом Матвеем было видно и слышно во всем лагере. Когда Роман подошел ближе и поздоровался с остальными, его опять засыпали вопросами, что и как случилось с глазом. И Роман повторил всё, что рассказал солдатам. Тетя Агата и Павлина, а в особенности Зося, решили завтра же найти этот подлый сук и обязательно его спилить, чтобы он людям не вышибал глаза.

Во время сочувственных разговоров, наши молодые люди, два кавалера и две девушки, скрестили взгляды, и каждый из них подумал свое. Их мысли были схожими, хотя каждый из них думал по-иному.

Янина думала: «Вот лжец, гулял всю ночь в селе, хлопцы сельские чуть глаз не вышибли за какую-то красавицу, а он все на несуществующий сук сваливает. Завтра две бабы, тетка и мамочка будут бегать с пилой по саду и искать того, чего нет. А он будет стоять и улыбаться, радоваться, что о нем так волнуются, Дон-Жуан паршивый. А все-таки как ему красиво в этой повязке. А если ему дать на голову белую с темно-красной кайму чалму, был бы турок-красавец. Ну, что ж, если он Дон-Жуан, волокита».

Зося думала: «Бедный Роман, всю ночь простоял у окна Янки. Если её не увидит, хоть подышит тем воздухом, что она дышит. Как он сейчас на нее смотрит, а она стоит, как статуя и никакого сочувствия. Ведьма. Хорошо, что дедушка побеспокоился. И с таким глазом все-таки приехал. И спросите, зачем приехал? На ведьму посмотреть».

Густав думал: «Интересно, сказал Роман, кто ему глаз подбил, или нет. Хотя бы тут не рассказывал всем, а где-нибудь в сторонке, одной Янке. Но я этого не допущу, я их наедине не оставлю, буду за ними ходить, как тень. Ну, Густав, выиграл ты, или проиграл? Роман задавака с гонором, не захочет сказать, что мы дрались. А жалко, что я ему глазик не выдавил, меньше бы девки за ним бегали».

Мысли Романа: «Яночка, видела ли ты незабудки на твоем окне? Ты поняла, что я тебе через них сказал? Но, ты сегодня какая-то не такая, как вчера. А может, мне так кажется? Может, ты стесняешься спросить о моем здоровье? Яночка, полюби меня, я буду верен тебе, как пес».

Но тут тетя Агата позвала Романа:

— Пан Роман, прошу к нашему столу.

Пока дед Матвей, Роман и его денщик Марек завтракали, солдаты отошли подальше и ждали дальнейших распоряжений. Поблагодарив за завтрак, дед Матвей, нахлобучив на голову соломенную шляпу, направился к солдатам:

— Ну, хлопчики-молодчики, теперь я вам командир. Согласны?

— Да, дедуля, согласны, а что будем делать? А может, сядете возле нас и что-то расскажете? Вы нам обещали.

— О, нет, мои дорогие, уже одиннадцатый час, пора обед готовить.

— А мы только что поели.

— Мало ли чего, а после что будете есть, если сейчас не приготовишь? Не будем долго рассуждать, беремся за дело. Шесть человек рыбу ловят, четверо чистят, четверо сухих дров принесут, трое растопят печку и поставят котел. Он там, на телеге. Четыре человека грибы чистят, двое помогают кухарке, остальные в лес за грибами. И как поймал рыбку, мало или много, неси ее чистить, а другие пока ловят. Также поступайте и с грибами. Далеко от лагеря не отходить, ходить группой, в руках иметь какое-то оружие.

— В лес я с ними пойду, — отозвался пан Бондарык, выходивший из леса.

— О, пан Бондарык, а мы думали, вы уехали домой. Вас не было все утро.

— Я вчера ездил сюда ставить коробки на рыбу, а утром, когда мы приехали, поручил хлопцам натягивать на жерди холсты, а сам ушел посмотреть коробки с рыбой и так увлекся, что не заметил, как время прошло.

— Ну и как? Рыба есть?

— Рыбы уйма, хватит на весь полк, я ее пересортировал, потому и задержался. Маленькую отпустил в воду, крупную оставил. Только чистить и в котел. Пошли, хлопцы, помогите принести.

Уху и грибы готовили по указанию деда. Он сам солил, посыпал всякими приправами и листиками, и действительно, все было очень вкусно. По приказу деда к двум часам всё было готово. Дед скомандовал, обедать и долго не тянуть.

— Я хочу к вечеру успеть и показать вам интересные места. Вон там, в глубине леса, ближе к этим горам.

— Где и как будем усаживаться?

— Думаю, нехорошо отстранятся от солдатиков.

— Дедушка Матвей, будьте сегодня хозяином до конца и рассаживайте всех по своему усмотрению. Правда? — обращаясь к офицерам, спросила тетя Агата.

— Конечно, не о чем даже и говорить — хором ответили оба офицера.

И довольный дед скомандовал:

— Так садитесь все вот так, кругом. Павлина раздает обед, девушки и два проворных хлопчика, помогают носить тарелки. Вот так. Раздали? Хорошо. приятного аппетита вам всем. Теперь и я сяду.

За обедом было весело, а началось из-за одного солдатика, который хотел другому что-то сказать и поперхнулся.

— Валерик, осторожно, а то опять подавишься. Мы все съедим, а ты только будешь смотреть, вытаращив глаза.

— А с чего это он подавился? — спросил дед.

— Валерик, рассказать?

— Расскажи, раз начал, это не преступление.

— Это было так. Мы ужинали, и вдруг «Тревога!» Все похватали оружие и побежали, а он сидит и только глазами хлопает. Кто-то забежал в столовую и крикнул: «Валерий, чего же ты сидишь?» А он ни звука, сидит и все. Комендант спрашивает: «Где же Валерий Супруньский?». А ему говорят, мол сидит в столовой и даже отвечать не хочет. Комендант злой, побежал и закричал: «Что же ты, болван, сидишь, нажраться не можешь? Сейчас враг придет и накормит тебя на том свете». А он молчит и уже слюнки по бороде пускает. Тут комендант понял, что хлопец подавился.

— И как он его спас, — спросил кто-то.

— А так, дал ему по затылку три тумака, косточка и вылетела. Да, смех смехом, но это не шутка.

— Антон, расскажи, как ты перебежчика ловил. Говори, не стесняйся.

— Лучше я рассажу, потому, что он меня ловил вместо нарушителя. В общем, была ночь, тёмная-претёмная, хоть глаза выколи. Мы с Антоном сменили пост. Антон пошел по тропинке вправо, я — влево. Тишина гробовая, только вода чуть-чуть плещется. Я обошел свой участок, и скоро должен был встретиться с Антоном. Но, вдруг слышу, вода сильно забила о берег. Думаю, что же это может быть, рыба или нарушитель. Присел, вода снова забурлила. Тогда тихонечко пополз в кустики, сижу, прислушиваюсь. Слышу, недалеко от меня шорох. И не успел свои действия продумать, как на меня кто-то прыгнул и давай душить. Я туда-сюда, нет, думаю, мне каюк. Но, к счастью, удав заговорил. «А. гадина, не уйдешь, руки назад, или задавлю». Улучив момент, я тихо сказал: «Антон, это я, больно, пусти».

— А нарушители были или то рыба плескалась?

— О, да, были. Они уже высадились на берег и подползали к дорожке, но услышав наш разговор, побежали обратно к реке, там была их лодка.

— И что, убежали? — спросил дед.

— Нет, мы их перехватили. Фактически Антон поймал, а я ему только помогал, и то мало.

— Говори до конца, как это было, — попросил дед.

— Так вот, Антон первым добежал и не задерживаясь, прыгнул в воду и так качнул лодкой, что сразу опрокинул ее вверх дном. Один из них утонул, другого он за шиворот схватил и вытащил на берег.

— А они не оборонялись? — спросил кто-то.

— Почему же, оборонялись. Тот, что утонул, два раза Антона чем-то ударил. Но Антона, чтобы сбить с ног, надо бабахнуть пудовой гирей по голове, чтобы он сел на землю. Вы посмотрите, какой увалень, он быку шею свернет.

— Молодец, парень! — послышалось со всех сторон, а девушки даже в ладоши захлопали.

Обед закончился. Хотели уже поблагодарить, но дед приказал сидеть, а сам встал, подозвал двух парней и пошел к своей заветной телеге. Там достал маленький кедровый бочонок с медом, мешок пухленьких коржей, и опять скомандовал:

— Павлина! Раздай хлопцам коржи и положи в тарелки меда.

— Эту маёвку и обед будем вспоминать всю жизнь, а также казимировских хозяев и деда Матвея, — говорили довольные солдаты.

А на поляне были приготовлены две палатки из холста — одна для женщин, другая для мужчин: для деда Матвея. Романа, Густава и Бондарыка. Но в ней оказался только Густав. Дед отдыхал на телеге. Бондарык, по сельскому обычаю, под дедовой телегой, а солдаты должны были сделать себе шалаш из веток. Но им не хотелось заниматься пустяковой работой, и они легли в тени под большими деревьями, уверяя всех, что им так хорошо. Роман не примкнул ни к кому. Он нашел в тени под деревом пень, сел и о чем-то задумался. Но долго одному сидеть не пришлось, его увидели солдаты, моментально устроили постель из травы и пригласили капитана прилечь.

— Пан капитан, почему не идете в палатку, ведь тяжело отдыхать сидя?

— Нет, я и так отдохну, а в палатку мне не хочется.

— Так идите к нам.

— А какая разница где буду сидеть, тут или там?

— А вы у нас сидеть не будете.

— А что же я буду делать, прыгать, что ли?

— Зачем прыгать. Мы вам постель приготовили, вот смотрите.

— Ну, если так, иду.

Роману не хотелось никуда идти. Ему было тоскливо на сердце. Голова все-таки болела, но еще больше опечалила Янина. Она от него держалась подальше, только изредка поглядывала. Только Зося о нем беспокоилась, хотела хоть чем-то помочь, но он ее деликатно отстранял. Девушка поняла, и больше своим сочувствием не надоедала. Солдаты тоже поняли, что кроме глаза и головы, у капитана что-то неладно на душе. Они не знали, чем его развлечь, а спросить так и не решились. Больше всех заботился Марек, его денщик, так как был ближе всех подле него, и вообще много чего знал в сравнении с остальными.

— Хлопцы, — сказал он товарищам, — Давайте устоим возле нас постель-кровать капитану. Пусть он будет с нами. Видите, какой он печальный.

— Не удивительно. Где-то подбил себе глаз, и, видно, крепко болит, — сказал кто-то, — Да, конечно, пусть сам не сидит, между людьми легче.

Роман с удовольствием лег на мягкую постель, раскинул руки, ноги, закрыл здоровый глаз и продолжил свои невеселые думы, но вскоре уснул крепким здоровым сном. Он даже не слышал, как его денщик осторожно разул, расстегнул ремни на поясе и, шикая на остальных, говорил шепотом, прикладывая палец к губам:

— Тише, хлопцы, тише, он целую ночь не спал.

— И ты с ним тоже?

— Я-то немного поспал, а он ничуть.

— А что случилось с капитаном? Ты, наверно, знаешь?

— Хоть и знаю, да не скажу.

— Почему? Что мы не люди? — спросили солдаты.

— Вы-то люди, только у вас языки, как лопата — не успею сказать, а уже будет знать всё воеводство.

А между прочим, они бы не сказали никому, а сделали бы получше. За своего капитана отомстили бы любому. А Антон посчитал бы все ребра злоумышленнику, и одного ни за что не оставил. И Марек знал, что такой скандал не прошел бы даром никому: ни обидчику, ни пострадавшему. И потому молчал, хотя очень хотелось рассказать, язык так и чесался. О, если бы он догадался рассказать обо всём, что знал, одной только Янине, всё в жизни капитана и его любимой пошло совсем по-другому.