Иоланта. Первая и единственная

Наталья Владимировна Селиванова (2024)

3030 год. Люди на Земле с помощью коррекции личности, покончив с войнами, добились мира и процветания. Лорианцы с созвездия Змееносца, убившие свою планету, пользуются добротой и терпимостью землян, чтобы захватить Землю. Иоланта просыпается в принтере органов, она пострадала после нападения неизвестных преступников-оборотней, одетых в голограмму, чтобы скрыть свою внешность, которые зачем-то решили похитить часть ее мозга. Ей по крупицам приходится восстанавливать память. Из этих крупиц она узнает, что нападение на неё было совершено по дороге в село, куда она шла на свидание к Дмитрию, парню из маргинального общества скоморохов…

3. В гостях у своего прошлого.

Я обедаю дома, мы с мамой едим похожие на резиновые серые фигурки диаметром два сантиметра в виде звездочек, шариков, колбасок. Это искусственная еда, натуральная в нашем мире осталась только у скоморохов и еще привозная с других планет. Община скоморохов — это маргинальное общество, постоянно критикующее правительство и наши ценности. Я уже нашла на трансляторе памяти эпизод, где мы с Силой приехали к ним в село Крутое. Понятно по первым кадрам, что мы летим над какой-то сельской местностью. Доедаю странную еду и вхожу в это воспоминание.

Мы с Силой садимся в автолёт рядом с моим домом. Сесилия загружает в навигатор маршрут. Ждем, пока автолёт выстроит маршрут с учетом всех участников движения на следующие полчаса. Я смотрю на космодром вдали. Видно, как вверх по спирали вокруг стального серебряного стержня отлёточной площадки разгоняется космическое судно, и наверху выстреливает в небо.

— Сила, ты хочешь поработать в межзвездной полиции?

— Хочу. А нас скоро туда и переведут, как только стажировка закончится, мы ж с тобой отличницы, а на Земле таким тигрицам особо делать нечего. У нас на планете два серьезных преступления в год. Семейные разборки не в счет, с ними и троечники разберутся.

Мы поднимаемся над землей в автолёте и резко набираем скорость. Навстречу нам несутся другие машины на бешеных скоростях, я на минуту зажмуриваюсь от страха, ожидая, что одна из них влетит нам в «лоб». Но этого не происходит. Открываю глаза и разглядываю с высоты наш город. Он очень большой. В центре поднимаются чуть ли не до туч несколько огромных небоскребов цвета «металлик», некоторые из них напоминают космические корабли. По краям города — дома одно — или двухэтажные, многие из них построены по необычным проектам.

— Эти небоскребы… там живут люди?

— Нет, Лана, кто ж захочет жить в квартирах, это пережиток прошлого, это административные здания, офисы, больницы.

Приземляется автолёт рядом с деревянным указателем «Крутое». Мы с опаской идем по неровной грунтовой дороге. Идем по селу. Здесь еще стоят деревянные дома, повсюду запустение, растет трава по пояс. Я трогаю траву руками, с удивлением смотрю на семена, оставшиеся в руке.

— У них трава чуть не по пояс, представляешь? А наши агрономы много лет бьются, чтобы до колена доставала.

Сила показывает рукой на дымок над трубой дома с синей крышей.

— Вон синяя крыша.

Мы подходим к дому. Зовем хозяев, никто не откликается. Сесилия дергает дверную ручку, дверь открывается.

— Смотри, не заперто.

Заходим в дом, проходим через сени, заходим в комнату. Повсюду стоит старинная деревянная мебель, времен начала 20-го столетия, как будто не прошло больше тысячи лет.

— Как в музее истории, да? — Сила проходит на середину комнаты и вдруг вздрагивает от неожиданности. — Смотри!

Она показывает рукой на мужчину, который сидит в глубоком кресле, спиной к двери, поэтому мы его сразу и не заметили. Мужчина сидит с закрытыми глазами. Я подхожу к креслу.

— Это — макет человека, приблизительно начала двадцать первого века. Смотри, как старо он выглядит, ему лет сорок, таких людей уже нет. Морщины — пережиток прошлого. А усы! Это просто дикость какая-то! — я удивленно рассматриваю лицо мужчины.

Провожу пальцем по верхней губе мужчины. Тот открывает глаза. Мы с визгом отскакиваем от кресла.

— О, девчонки, не ожидал! — с улыбкой говорит мужчина.

— Ну извините, что не предупредили, — смущается Сила, — не знали вашего номера телефона.

— А у меня его и нет.

— Как можно жить без мобильника? Даже еду не закажешь. — Сесилия удивлена.

— Еду мы тут сами готовим, и превосходнейшую, — мужчина щурит карие глаза. — Хотите попробовать? Шашлык вчерашний будете?

— Шашлык, это… Из мяса животных? Мясные продукты признаны нежелательными.

— Не желательные не значит — запрещенные, так ведь?

— Но это…

— Варварство, дикость, да…? Понятно. Тогда прошу молочка отведать. Оно пока желательное, так? Вы садитесь, девчонки, за стол, в ногах правды нет.

— Коровьего?

— Самого настоящего, утречком корову доил. Сейчас принесу, — он идет в сени.

Мы удивленно озираемся по сторонам. А мужчина зачем-то из окна сеней пускает в небо зеленую сигнальную ракету. Потом приносит в комнату банку с молоком, ставит на стол, разливает по стаканам перед нами. Мы пьем молоко, удивляясь необычному вкусу. А мужчина внезапно наводит на Силу ружье, которое резко достал из-за занавески, отгораживающей кухню от гостиной.

— Встать, руки вверх.

— Зачем это? — Сесилия недоумевающе хлопает глазами.

— Поймешь, когда ногу прострелю!

— Сила, это у него ружье, кажется. Сделай, как он просит. — Я подмигиваю подруге.

Сесилия встает, поднимает руки. В это время я направляю браслет-выключатель на мужика, нажимаю на кнопку, мужчину обволакивает синий свет, он хочет нажать на курок, но не может. Он замер в одной позе, не может пошевелиться, может только говорить.

— Твою ж…! Совсем забыл про эту новомодную хрень!

Сила подходит к мужчине, берет у него из рук ружье, осматривает его.

— Это оружие древних. Проливающее кровь. Оно и убить может. Представляешь? Его даже в музее истории нет, только на картинках в учебнике.

— Тут много таких вещей. Вот, посмотри. Как думаешь, для чего этот сосуд?

Я показываю на чугунок на печи.

— Горшок-то? Так у них туалета же в доме нет. Не станут же они во дворе опорожняться, не до такой же степени они дикие.

— А этот огромный камин?

— Это печь. Дом отапливать.

В хату, запыхавшись, заходит Дмитрий.

— Добра Вам, девчонки!

— Да уж видим мы ваше доброе отношение! — Сила наводит ружье на Диму.

— О, о… аккуратней, пожалуйста. У нас тут принтера органов нет. Я сейчас вам все объясню. Меня вы уже видели, а это — Павел Олегович. Он подумал, что вы не совсем такие, как выглядите.

— Почему не встретил гостей на КПП? — зашипел Павел, почти не разжимая губ.

— Отошел по нужде, Паш.

— Знаю я твою нужду, Димка, в Вязьмёны к Марине бегал?

— Вспомнил. Да мы давно расстались. А ты что тут устроил? Это ж обычные девчонки.

— А как проверить? Думаешь, они добровольно дадут себя облапать?

— Паш, они на представлении были, — Дима улыбается мне. — Я их к нам и пригласил. Правда, я не думал, что придете.

— Мы полицейские, на стажировке. Сами выбираем, где патрулировать.

— А, вот почему приехали, а я думал из-за моего безграничного обаяния, — Дима расплылся в улыбке.

— Сомнения все равно есть, — еле разжимая губы, процедил Павел.

— Ага… Так вот у меня к вам предложения, стажерки. Мы вам всё-всё расскажем про нашу жизнь, только перед этим нам нужно вас обыскать. Согласны? — предлагает Дима.

— Нарушение личных границ незнакомыми людьми в обычной жизни нежелательно, — растерянно произносит Сила. — Только полицейские могут обыскивать других людей.

— Нежелательно, но необходимо, поверьте.

— Почему?

— Да включите уже меня, — одними губами просит Павел. — Ружье все равно у вас.

Я снова нажимаю на выключатель, и Павел обретает способность двигаться. С облегчением плюхается в кресло у стола.

— Не знаю, поверите ли вы, но к нам пришли три дня назад люди — не люди, мы так и не поняли. Снаружи выглядят, как люди… Но потом мы увидели, что они оборотни.

— Как это?

— А я знаю? Вокруг тела — как картинка.

— Голограмма, — уточняет Дима, — как бы в голограмму одеты. Может, это эксперименты в нашем универе такие?

— Не слышали мы про такие эксперименты. Чушь какая-то! Мы бы знали… Не бывает таких голограмм. И обыскивать себя не дадим! — резко говорит Сила.

— Ну, тогда проваливайте.

Дима садится во второе кресло у стола, достает из кармана штанов пачку жвачки, достает из пачки одну пластинку, бросает в рот.

Мы стоим в раздумьях.

— Что это за еда такая? — спрашиваю я.

— Жвачка. Это пастилки, которые долго жуются. Для укрепления зубов.

— Жвач-ка, — повторяю я слово, которые слышу впервые. — Дашь пожевать?

— После обыска.

— Ладно, обыскивайте меня, я согласна, — решаюсь я.

— Только без лишних движений, ружье все еще у меня, — добавляет Сила.

Дима, пробегает руками по моему телу. Я смущена, еще никогда мужчина не подходил ко мне так близко. Потом он оборачивается к Силе, но она направляет на него ружье и Дима машет рукой. Дает мне одну жвачку, я кладу ее в рот, чувствуя необычный сладкий с кислинкой вкус.

— Восторг до Луны!

— Согласен. Малиновая, с соком настоящей малины. Дед Макар еще вишневую и мятную делает, — поясняет Дима. — Расслабься, Паш. Садитесь, девчонки, молоко свое допивайте. Мы ответим на все ваши вопросы.

Мы с Силой садимся за стол, Сила ставит ружье рядом с собой.

— Почему вы, Павел, остановку возраста не прошли? Вы же можете состариться! И умереть раньше срока! — спрашивает Сила.

— А вы хотите жить вечно?

— Конечно, этого все хотят.

— Все, да не все! А я, может, узнать хочу, что после смерти будет.

— А если ничего, зачем так рисковать? Ведь вернуться будет нельзя. — Сила допивает молоко.

— Это точно, — усмехается Павел своей кривой усмешкой. — Никто не возвращался. Только… Возможно, меня там ждут. Ваши близкие не умирали, вам не понять.

Мне неловко, меняю тему разговора.

— А расскажите нам про этих оборотней, чего они от вас хотели?

— Не знаю, может, прятались от кого-то. Жили дня три, потом ночью проснулся я резко, кошмар приснился. У вас сны бывают? — спросил вдруг Дима.

— Конечно, странный вопрос, — ответила Сила.

— Я думал, чип их забирает. Так вот… Черт меня дернул заглянуть в их комнату, за эту занавеску. Смотрю на них и вижу, что не такие они, не люди. Сползла с одного из них эта голограмма, или сам снял, а под ней зверь какой-то склизкий. Я даже хвостик маленький заметил в районе копчика. Ну я как заору, перепугался очень. Пашка вскочил, тоже его увидел. И за ружье, шмальнул и всё. Кончилось наше знакомство.

— Убили? — спросила Сила.

— Сбежали, — пояснил Паша. — И от пуль уворачивались ловко, гибкие очень. Так что не убил я этих тварей. И может быть, зря.

— Очень быстро бегают. Я вот хоть и первый по бегу в школе был, а и то не смог догнать. Припустили быстрее звездолета.

— Покажите!

— У нас нет отражателя. И чипов тоже.

— Да вы просто динозавры! — качает головой Сила. — Вот видите, как плохо быть такими отсталыми. Кто вам теперь поверит, что они были на самом деле, а не привиделись вам в кошмаре?

— Те, кто нас знают — поверят. Мы уже всему селу про них рассказали, наши люди готовы к встрече с ними, в любом доме тут оружие имеется.

— Между прочим, незаконное. Которое вы сдать должны были. — Напоминает Сила.

— А можно на вашу корову посмотреть? — поспешила я опять поменять тему разговора, не хотелось ссориться с новыми знакомыми, такими интересными.

В хлеву я покормила рыжую корову сеном, с удивлением наблюдая, как ловко она орудует толстым языком.

— Вы на Пашу не обижайтесь, он немного резковат, это потому, что у него жизнь тяжелая была.

— Расскажите про него, Дима.

— Нет, это его личное, потом сам расскажет, если подружимся.

Я заметила, что Дима смотрит на меня мужским взглядом, с недружеским таким интересом.

— Ему нужно коррекцию личности пройти, можем записать на прием, — сказала Сила.

— Он не согласится. Он себя любит таким, какой он есть…

— А вы пройдёте? — предложила я Диме.

— С ума сошла? Я идеален! — и посмотрел так, как будто я сморозила глупость.

Дима проводил нас до автолёта. Он пригласил нас приезжать в любое время, когда захотим. А я вдруг сказала, что обязательно приеду.

— Буду ждать, — серьезно сказал Дима, облизывая меня глазами.

Навигатор простроил маршрут до моего дома. Мы поднялись вертикально вверх, Дима махал нам рукой на прощанье.

— Ты правда, снова к ним полетишь? — спросила меня Сила, когда мы отлетели от села. — Они же психи. Знаешь, я даже почувствовала что-то похожее на страх, когда на меня этот дед ружье навел. Вспомнила, как в детстве палец отрезала, когда колбасу лазером нарезала. Те пять минут до укола мамы были самыми неприятными в моей жизни.

— Ну, нет, страх — это когда есть реакция тела. Пот, дрожь, например. У тебя ничего этого не было. А с историей про оборотней этих разобраться нужно.

— Да какие оборотни? Я ж говорю, психи они! Живут, как в доперезагрузочные времена, вот и чудится им всякое. А Дима уверен, что идеален без коррекции, ну это мания величия просто!

— Тут и с коррекцией никто не идеален, — вздохнула я.

К сожалению, на этом воспоминание обрывалось. Я вышла из картинки. Мама смотрела его вместе со мной, но только со стороны, она пояснила, что чужие воспоминания, в которых нас нет, мы можем смотреть только со стороны, как кино, так устроен транслятор памяти.

— Странно, ты мне никогда не рассказывала об этой своей поездке. А она была… теперь точно не скажешь, чип не показывает даты… месяца три назад, видишь, деревья еще только-только начинают обрастать листьями. Раньше ты всем со мной делилась. Интересно, ведь тебя нашли рядом с этим селом. Именно эти скоморохи и нашли. Значит, это не случайность.

— Мама, для меня всё здесь странное. Даже произносить слова. Как будто я раньше только думала, но никогда не говорила.

— Ты начала говорить в шесть месяцев, как все дети.

— Звуки, цвета… такое ощущение, как будто раньше я была в другом месте и вот меня вырвали оттуда, вырвали насильно и погрузили в этот мир, слишком громкий, слишком яркий… И люди. Ты. Как будто я вижу тебя впервые.

Мама обняла меня за плечи, в ее синих глазах плескался испуг.

— Ничего, это последствие травмы. У тебя была операция на мозге, довольно серьезная, но Маша сказала, что это пройдет. Ты восстановишься, не сразу и, может, не совсем, но обязательно.

— Особенно странно — прикосновения. Я никогда не могу сказать заранее, что окажется твердым, а что мягким, что холодное, а что теплое. А еда… Это вообще странней всего, как она не застревает в горле?

Лена улыбнулась.

— Потом посмотришь урок по анатомии и все поймешь.

— А что со мной случилось? Об этом воспоминания сохранились?

— Они есть, да, но сейчас тебе лучше их не смотреть. Давай, я сама тебе все расскажу.

Но я качаю головой.

— Мама Лена, я в норме. Я почти ничего не чувствую к той Иоланте, которой была. Она как будто чужой человек. Думаю, я смогу увидеть даже ее смерть без особых эмоций.

Лена задумывается на секунду, она ставит тарелки в какое-то устройство, включает кнопку, на мгновение тарелки обливает яркий белый свет. Я с интересом смотрю на устройство.

— Обеззараживатель… давай так, я покажу тебе убийство, которое я видела, и, если оно тебя не напугает, посмотришь тот момент, когда на тебя напали. Сцены смерти уже давно признаны нежелательными для ознакомления и их убрали даже из кино. Но раз уж ты решила стать полицейской… Вам, наверняка показывали в академии и не такое.

Мама Лена прикасается к виску.

— Здесь у каждого человека зашит чип. Чтобы активировать воспоминание, нужно просто подумать о нем и нажать на чип. Вот так.

Лена прикасается к виску, в тот же момент посередине комнаты из пола вырастает голографический экран.

— Это то же самое село Крутое, где напали и на тебя, только пятнадцать лет назад. Совпадение? Не думаю. Что-то там происходит. Этим уже твой отец занимается… В 3015-том я отправилась туда по работе, чтобы создать в том районе месторождение меди.

На экране я вижу, как Лена на берегу реки рассматривает отвесный склон, берет в руки глину, мнет ее, потом раскатывает между пальцев. Вдруг она слышит крики, оборачивается, видит, как по берегу реки бежит молодая женщина, за ней гонится мужчина с ножом. Она кричит, просит ей помочь. Лена бросается к ней, но уже поздно, мужчина догнал женщину, и бьет в грудь ножом. Это сильный удар, нож заходит по самую рукоятку. Она падает сначала на колени, потом утыкается лицом в песок, из раны течет алая кровь. Лена прыгает со склона на пляж. Мужчина прямо в одежде заходит в воду и, пройдя несколько шагов от берега, ныряет. Выныривает он уже шагах в десяти от берега. Лена подбегает к женщине, пытается зажать рану оборкой, которую оторвала от свое юбки. Женщина пытается что-то сказать. Но у нее не получается.

— Это не… не…

Она умирает на руках у моей мамы. Бледная Лена достает мобильный, набирает номер «Скорой».

Лена сворачивает экран, прикоснувшись к виску. Я потрясенно молчу. Но с удовлетворением замечаю, что во мне нет и капли страха, только удивление. Видит это и мама.

— И знаешь, что самое странное? Ведь он любил эту женщину, и не было никакой причины для убийства… Какое-то временное помешательство.

— А что он сам сказал?

— Сказал, что это был не он… Но вот же четкое свидетельство и в чипе самой женщины тоже самое. Она хоть и скоморох, но тогда еще не успела вырезать свой чип.

— А что эксперты сказали?

— Абсолютно здоров. Его сослали на Марс. Ой… — Елена смотрит на часы, — сейчас мне нужно поработать, проект насаждения никеля на Марсе сам себя не сделает.

— Ты — геолог?

— Не совсем, геологи ищут полезные ископаемые, а мы — креаторы, их создаем, зарождаем.

— Понятно, — сказала я.

Хотя я совершенно не понимала, как можно зародить никель, да еще на Марсе. Но сейчас мне и не хотелось это узнавать. Я хотела как можно скорее посмотреть все, что еще осталось на моем наполовину сломанном чипе. Раньше там была целая жизнь, целых двадцать лет, от которых остались лишь жалкие ошметки. Тем ценнее мне казались эти эпизоды моей потерянной жизни.