Адвокат – невидимка

Наталья Борохова

Молодой адвокат Елизавета Дубровская восхищалась своим маститым коллегой Владимиром Лещинским и даже помыслить не могла, что вскоре увидит его на скамье подсудимых! В постели известного ловеласа Лещинского обнаружили задушенную девушку, и все улики указывали – это сделал именно он. Только Дубровская не сомневалась: ее клиента подставили, хотя Лещинский вовсе не интересовался мнением Лизы, считая своего защитника лишь статистом на этом процессе. Но вскоре девушка раскопала в прошлом адвоката нечто, заставившее ее усомниться в его невиновности…

Глава 3

В понедельник, когда должен был начаться допрос свидетелей защиты, уже никто не ожидал сенсаций. Наблюдатели сходились во мнении, что подсудимый, конечно же, виновен. Вопрос был в одном, как скоро ему вынесут обвинительный вердикт и какую меру наказания определит судья. Интерес к делу заметно поостыл, и журналисты, имеющие особый нюх на жареные факты, уже разбежались по другим делам.

Когда за несколько минут до начала процесса в зал заседания вошла свидетельница Кренина, ее встретили не смешками и перешептыванием, а сочувственными взглядами и почтительным молчанием. Над ее головой, казалось, светился невидимый нимб мученицы, и зрители жалели ее от всей души. Не так легко быть женой богатого извращенца! Кто-то из женщин уступил ей место в первом ряду, и Василиса Павловна поблагодарила ее слабым подобием улыбки.

Процесс продолжился.

— Госпожа Кренина, прежде чем я начну допрашивать свидетеля, позвольте вам задать небольшой вопрос, — сказал Лещинский.

Кренина поднялась со своего места, невозмутимая и уверенная в себе, как и раньше.

— Сколько книг Агаты Кристи вы прочитали, прежде чем прийти на процесс?

Василиса Павловна недоуменно уставилась на адвоката, а потом уже и на судью:

— Я что, должна отвечать на такие вопросы?

— Протест, ваша честь! — спохватился Немиров. — Ответ не имеет отношения к делу.

Судья посмотрел на защитника:

— Адвокат может объяснить свой вопрос?

Лещинский улыбнулся:

— Конечно, ваша честь! — Он достал из своего портфеля небольшую потрепанную книжку и выразительно прочитал: — «Она по-прежнему сидела в кресле спиной к ним. Лишь обойдя его, они увидели ее лицо — распухшее, с синими губами и вытаращенными глазами. „Вот те на! Да она мертва!“ — воскликнул Блор». Похоже на то, что вы нам говорили, не правда ли, Василиса Павловна?

— Именно так оно и звучало, — подтвердила она.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Ну, что же! — пожал он плечами и, перевернув книжку, показал присяжным ее обложку, на которой витиеватыми буквами было написано «Агата Кристи. Десять негритят».

— Ну и что вы хотите этим сказать? — не выдержал прокурор. — Какой в этом смысл? Это же Агата Кристи!

— Верно, — согласился Лещинский. — Свидетельница воспроизвела нам дословно цитату из «Десяти негритят» Агаты Кристи, но в распечатке, которую вы нам представили в процесс, значилось, что транслировалась постановка по роману «Убийство в доме викария».

— Все равно, ничего не понимаю. Куда вы клоните?

— Сейчас все прояснится, уверяю вас. Но для начала я вызову в зал заседаний свидетеля Константина Проскурова…

Константин Проскуров был молод и красив. «Как картинка», — думали про себя женщины, оглядывая его ладную спортивную фигуру и смазливое лицо. Золотистые кудри, голубые глаза, пухлые розовые губы делали его похожим на большого ребенка. Между тем «мальчику» еще несколько лет назад минуло двадцать.

— Константин, кого вы знаете из присутствующих в этом зале?

Проскуров кинул настороженный взгляд в сторону подсудимого.

— Знаю вон того! — ответил он, ткнув пальцем в Кренина. — Видел его в телевизоре, а еще на фотографии в газете.

— А еще, Константин, кого вы знаете? — спрашивал Лещинский. — Будьте благоразумны, ведь вы находитесь под присягой.

— Еще? — розовые губки надулись, как у ребенка.

«Э-э! Да он туп, как пробка», — с облегчением вздохнули мужчины. Им не доставляло удовольствия созерцать мужскую красоту, а осознание того, что прелестный юноша обладает ко всему прочему куриными мозгами, приятно грело душу.

— Я знаком с ней! — Он ткнул пальцем в Василису Павловну.

Лицо женщины приобрело цвет томата.

— И кто же это? — спросил защитник.

— Василиса, — бесхитростно ответил свидетель. — Она, в каком-то роде, моя невеста!

По рядам пробежал шепоток. Судья стукнул молоточком.

— Тишина в зале!

— Подождите, Константин, — остановил Проскурова защитник. — Я правильно вас понял: вы собирались заключить брак с гражданкой Крениной? Когда же?

— Да когда закончится этот процесс! — выложил Проскуров.

— Минуточку, Константин! — недоумевал защитник. — Но Василиса Павловна, между прочим, замужем. А вон тот господин на скамье подсудимых — ее муж.

— Знаю, — ответил свидетель. — Но она разведется с ним, когда его посадят, и выйдет замуж за меня.

— Что, она сама так и сказала?

— Да, она сказала. Еще она говорила, что я намного лучше его… во всех отношениях. Ну, вы понимаете, о чем я говорю?

— Не совсем. Поясните.

— Ну, в смысле секса. — Он облизнул пересохшие губы.

— Ах, вот оно что! — воскликнул защитник. — А ее муж, стало быть, уже никуда не годится?

— Примерно так она и говорила. Полный ноль! Ей приходилось даже покупать кассеты для того, чтобы удовлетворять себя. Представляете?

— А что это за кассеты? — осторожно поинтересовался защитник.

— Ну, специальные кассеты с групповухой. Понимаете?

— Вздор! Это кассеты ее мужа, — возмутился Лещинский.

— Ну, конечно! — захихикал свидетель. — Зачем бы тогда она их прятала в ящике со своим нижним бельем?

— Дурак! — раздался громкий и отчетливый голос с первого ряда.

— Госпожа Кренина, потрудитесь держать эмоции под контролем, — сказал судья. — Недолго вас вывести из зала.

Присяжные уставились на Василису, пытаясь осознать только что услышанные факты. Как эта ангелоподобная женщина умудрилась вляпаться в самую грязь? Сидевшие рядом с ней мужчина и женщина отодвинулись в сторону, словно боясь испачкаться.

На лицо Константина набежала тучка. Он затравленно посмотрел на свою госпожу, ожидая очередной нахлобучки.

— Но, Василиса, — капризно протянул он, — ты же сама говорила, что нам некого стесняться?

Лещинский охотно согласился:

— Абсолютно некого! Здесь все свои. Но ответьте, что скажете вы про мужа вашей любовницы?

— Что сказать? Обыкновенный мужик. Целый день торчит на работе, — пожал плечами Проскуров.

— Тут утверждали, что он занимался не только работой, — многозначительно произнес Лещинский, поглядывая на своего подопечного. — У него была любовница!

— Знаю. Ларка! — ответил Константин.

— В каком смысле вы ее знаете?

— Да в прямом. Встречались с ней пару раз. Скажу вам, она была еще та штучка! Все жениха себе богатого искала. Но я, понятно, не из той породы. Поэтому у нас ничего не вышло. Правда, триппером она меня все же наградила.

— Вы имеете в виду гонорею? — брезгливо сморщился защитник.

— Ее, лихоманку! — подтвердил свидетель. — После этого я завязал с молоденькими. С ними одна морока!

— Ну, так что вы еще скажете про Ларису Лежневу? — вернулся к прежней теме защитник.

— А ничего не скажу! Спуталась она с Крениным. Видимо, ожидала, что он женится на ней. Василиса через нее кучу неприятностей пережила. Ревновала страшно.

Лещинский украдкой взглянул на присяжных. Теперь уже свидетельство о душевных муках госпожи Крениной не вызвало в них положительного отклика.

— Погодите, Проскуров! Как же она ревновала своего мужа, если, как вы утверждаете, Кренина была влюблена в вас?

— Уж не знаю, как это у нее получалось. Но она говорила, что отольются ему ее слезки, что он будет жалеть о своем блуде до конца жизни. Но ведь обманутую женщину легко понять!

— Конечно, конечно! — заверил защитник, многозначительно поглядывая на присяжных.

Кренина сидела, полыхая румянцем.

— Вам известно, что Лара Лежнева мертва? — спросил защитник.

— Как не знать! Не повезло ей, — изрек Проскуров.

— Но вам известно, кто ее убил?

Лицо Константина выразило искреннее недоумение.

— Конечно, известно! Об этом во всех газетах пишут. Лару убил Кренин, разве не так?

— Да, об этом пишут в газетах, — согласился Лещинский.

— А если так пишут, значит, это и есть правда! — убежденно воскликнул Проскуров. — Не думаете же вы, что это сделала Василиса?

— А почему бы и нет? — защитник даже удивился своему внезапному открытию. — Ведь вы что-то говорили об ее ревности?

— Э-э, нет! — всполошился вдруг молодой любовник. — Василиса на это не способна. Мало ли что я вам говорил!

— Господин Проскуров, каждое произнесенное вами слово записывается в протокол! — сурово сказал Лещинский, кивая в сторону секретаря. — Вы только что сказали нам, что у вашей подруги был мотив желать смерти Ларисы Лежневой.

— Да что это вы! — испугался пуще прежнего Константин. — Не делала она это, поверьте. Кроме того, у нее есть алиби. Вот!

— Алиби?! — не поверил своим ушам Лещинский. — А вы хотя бы понимаете значение слова «алиби»?

— Понимаю, не дурак, — едва оправился от шока Проскуров. — Это значит, что Василиса была в другом месте в тот момент, когда убивали Ларку. Ведь это правильно?

— Примерно так, — неохотно согласился Лещинский. — Ну и где же была Василиса Павловна?

Константин набрал полную грудь воздуха.

— Она была со мной! — громко выдохнул он и уставился на присяжных.

Лещинский покровительственно улыбнулся.

— Хорошенькое же алиби! Василиса Павловна была с вами. — Он обернулся к заседателям, словно призывая их посмеяться над заявлением свидетеля. И на самом деле на лицах многих из них появилась легкая улыбка.

Не до смеха было разве что государственному обвинителю. Немиров еще не понимал, куда ведет Лещинский своего свидетеля, но нутром чувствовал, что сейчас произойдет нечто такое, что перевернет его дело с ног на голову. Он рано расслабился, поверив вдруг, что знаменитый защитник выдохся. На самом деле бездействие Лещинского было не чем иным, как хорошо отрепетированным спектаклем, в котором он, прокурор Немиров, сыграл роль тряпичного Петрушки.

В это время драма разворачивалась, как по заранее написанному сценарию.

— Нет-нет! — возмущался Проскуров тому, что его подняли на смех. — В вечер убийства Лежневой мы были вместе. Найдутся свидетели, которые смогут подтвердить это, ведь мы были на премьере нового фильма!

— Да почему же вы раньше об этом не сказали?! — Лещинский вмиг стал серьезным. — Это ведь в корне меняет дело.

— Правда?! — обрадовался Проскуров.

— Конечно, — заверил его защитник. — А то Василиса Павловна сказала нам здесь, что в вечер убийства была у дома Ларисы, и я, грешным делом, уже подумал…

— Нет-нет! — замахал руками Проскуров. — Она оговорила себя. Мы были вместе. Вы не представляете, у меня даже билеты сохранились. Кто бы мог подумать, что они нам так пригодятся!

— Ну, тогда, разумеется, какие могут быть сомнения!

— Я так рад, что вам помог! — искренне заявил Проскуров.

Прокурор едва сдержался, чтобы не застонать от отчаяния. Этот невесть откуда взявшийся дурачок ломал ему все дело…

Дальнейшее запечатлелось в сознании государственного обвинителя отдельными фрагментами:

… — Прошу приобщить к материалам дела вещественные доказательства — билеты на премьеру фильма «Куда приводят иллюзии», — говорил Лещинский хорошо поставленным голосом судебного оратора. — Обратите внимание, господа присяжные, на время сеанса. Девять часов вечера того самого дня, когда убили бедную Лару.

Присяжные из рук в руки передавали маленькие голубые бумажки с четким оттиском времени и даты кинопремьеры.

«А куда завели меня мои иллюзии?» — рассуждал прокурор…

–…Прошу приобщить к материалам дела фотографии известного репортера газеты «Неделя» Бориса Гофмана, сделанные в ходе презентации нового кинофильма, — солировал Лещинский. — Господа присяжные, поглядите хорошенько. Вот наша «звездная пара» с удовольствием позирует на красной ковровой дорожке, напротив красочной афиши с названием фильма. Конечно, откуда им знать, что в этот момент совершается преступление?

Присяжные рассматривали снимки.

— Протест, ваша честь! — вяло сопротивлялся прокурор. — Фотографии необходимо исследовать. Может быть, это фотомонтаж?

Лещинский широко улыбнулся:

— Исследуйте, я не возражаю!

Из небытия выплыл голос Крениной.

— В этом нет смысла. Снимки подлинные. — Она была бледна, как смерть, и с трудом сохраняла самообладание. Достаточно было лишь взглянуть на нее, чтобы понять: все, что она говорила до этого, ложь…

— Прошу приобщить к материалам дела протокол осмотра места происшествия, — продолжал Лещинский. — Был осмотрен автомобиль «БМВ», принадлежащий господину Кренину. У него на самом деле был помят задний бампер, о чем, как вы помните, нам говорила его супруга. Но вот незадача! Происшествие произошло за два дня до убийства Лары Лежневой. Подсудимый был неосторожен и, совершая маневр задним ходом, наехал на скамейку. Только это произошло не у дома Ларисы, а на парковке у супермаркета «Алый». Между прочим, все это зафиксировано сотрудниками ГАИ. Правда, прискорбный факт, Василиса Павловна?

Лещинский улыбнулся, а свидетельница спешно отвела взгляд…

— Прошу приобщить к материалам дела справки из кожно-венерологического диспансера в отношении свидетеля Проскурова и потерпевшей Лежневой. Они на самом деле обращались за медицинской помощью, — защитник достал из папки бланки, заверенные печатями лечебного учреждения. — Кстати, Василиса Павловна, тут есть кое-что про вас.

Присяжные только поморщились…

Во второй половине дня, во вторник, Кренина не выдержала.

— Прошу освободить меня от дальнейшего присутствия в процессе, — попросила она, умоляюще глядя на судью. — Мне нехорошо.

— Все, что я могу сделать для вас, это предложить стакан воды и помощь врача, если она, конечно, требуется, — сухо отозвался тот. — Вы — главный свидетель обвинения, и я просил бы вас оставаться в зале до окончания судебного следствия. У сторон могут возникнуть к вам дополнительные вопросы.

Склонив голову так, словно не ее муж, а она сама находится на скамье подсудимых, Василиса Павловна подчинилась.

От взгляда присяжных не укрылось, какие разительные перемены произошли с главной свидетельницей обвинения в последние дни. Кренина потеряла былую невозмутимость, вся как-то сжалась, потухла. Даже ее внешний вид, безупречный и цветущий в первый день появления на процессе, теперь свидетельствовал о серьезном душевном разладе. Волосы выбились из прически и свисали на лицо неаккуратными прядями. Под глазами залегли тени. Уголки рта, как на театральной маске, опустились вниз. Она казалась больной и старой. Ей отвратительно не шел ее розовый брючный костюм.

Крениной стоило немалых сил находиться в зале среди людей, которые едва терпели ее. Ведь в их глазах она была не просто лгуньей, а виртуозной притворщицей, бессовестно манипулирующей искренними человеческими чувствами. С самого начала она без особого труда перетянула на свою сторону большинство присяжных, заставив их сочувствовать и переживать. Как выяснилось позже, ее страдания оказались лишь театральным трюком, при помощи которого она собиралась оболванить зрителей. Этого они ей простить не могли…

Время прений подошло незаметно.

Прокурор, выступая с заключительной речью, был многословен и красноречив, но в его громком голосе, без труда покрывающем огромную площадь судебного зала, слышалось отчаяние. Он ловил ускользающую из его рук удачу так, как это делает утопающий, манипулируя соломинкой и ожидая, что она вдруг превратится в прочный канат. Немиров еще верил в победу, со страхом ожидая выступления своего процессуального оппонента Лещинского.

— Уважаемые господа присяжные! — начал защитник свою речь и по обыкновению подошел к ним ближе, оставив на столе все свои записи. Он не нуждался в шпаргалке. — Вас наверняка удивило то, что в первой части нашего судебного следствия не произошло поединка.

По глазам присяжных он видел, что они ждут продолжения.

— Я внимательно изучал то, что обвинение сможет представить в оправдание своей нелепой позиции. Теперь я понял, что никакого дела у прокурора попросту нет. Оно лопнуло, как мыльный пузырь!

Лещинский изобразил руками что-то очень похожее на шар, поднес к нему палец. Присяжные могли поклясться, что слышали хлопок.

— С самого начала государственный обвинитель избрал хитрую тактику, пытаясь разбудить в вас не самые добрые чувства по отношению к моему подзащитному. Подсудимый Кренин, видите ли, занимал ответственный пост! — Он развел руками. — Согласен. Но позвольте напомнить вам, что вы судите Кренина не за то, что в ваших подъездах всегда отсутствуют лампочки и глазки залеплены жевательной резинкой. Вы судите его не за загаженные лифты и заплеванные лестницы, которые, кстати говоря, загадили и заплевали мы сами. Глядите-ка, ну что за напасть! — Адвокат поднял ногу, продемонстрировав присяжным подошву своего дорогого ботинка.

Все желающие могли увидеть розовую жвачку, растянувшуюся, как и полагается, на неимоверную длину.

— К сожалению, это прелести нашего быта! Общий подъезд, — посетовал он, ловко отделяя резинку от ботинка. Зачем присяжным нужно было знать, что подошвы маститого защитника давно топчут пол собственного особняка? — Какая гадость! — сморщился Лещинский, упаковывая жвачку в бумажку. — И что мне, винить в этом нашего подсудимого?

Присяжные заулыбались, а лицо Немирова исказилось: «Вот ведь хитрый черт! — подумал он с неприязнью. — Как ему удался этот трюк с жевательной резинкой?»

— Так давайте отвлечемся от мыслей о нашем неустроенном быте и взглянем на проблему по-другому: Кренина обвиняют в изнасиловании и убийстве! Только вдумайтесь в эти слова, а потом взгляните на подсудимого. Похож он на особо опасного преступника? Разумеется, это нелепость! Кренин стал жертвой банальной женской ревности. Вы знаете, какая это страшная вещь?

На лицах мужчин присяжных отразилось искреннее понимание.

— Милые дамы, конечно, скажут, перефразируя выражение известного персонажа: «Наказания без вины не бывает. Пусть вовремя со своими женщинами разбирается и волосы не разбрасывает где попало!» Но будьте же милосердны! Мы судим Кренина не за то, что он изменял своей жене. За ним этот грех, конечно, был. Поэтому я не терзал вопросами свидетелей обвинения, которые, если говорить начистоту, смогли доказать только один факт — у Кренина и Лежневой были близкие отношения. Он иногда навещал ее дома. Отсюда и происхождение того самого злополучного волоса, о котором так долго и красиво говорил государственный обвинитель. Откуда мы можем знать, когда этот волос там появился? В тот самый вечер, накануне или за неделю до происшествия? Сомневаюсь, что Лежнева меняла постельное белье каждый день…

Кое-кто из присяжных кивнул. Справка из вендиспансера сделала-таки свое дело. В чистоплотность потерпевшей теперь мало кто верил.

— Супруга нашего подсудимого, снедаемая ревностью, решилась на отчаянный шаг — оговорить Кренина и тем самым наказать его за неверность. Для этого ею была продумана полная версия событий того рокового вечера. В ловкости Василисе Павловне не откажешь. Она потрудилась изучить даже программу радиопередач для того, чтобы ее слова прозвучали в суде убедительно. Вот только, торопясь, она допустила промашку. Желая поразить наше воображение цитатой из Агаты Кристи, услышанную так кстати, она перепутала произведения, взяв за основу совсем другой детектив. Это еще раз доказывает, что наша героиня передачу не слушала, поскольку находилась в то время в другом месте.

Глаза присяжных вновь обратились к свидетельнице обвинения. Но к их вящему негодованию, бесстыдница успела достать из сумочки солнцезащитные очки и теперь сидела прямо, вперив в присяжных непроницаемые темно-коричневые стекла.

— Вы спросите меня, кто же тогда убил Ларису Лежневу? — вопрошал тем временем Лещинский. — Отвечу прямо. Я не знаю! И это не моя задача — найти виновного. Я забочусь лишь о том, чтобы не произошла судебная ошибка и невиновного человека не осудили за преступление, которое он не совершал.

Здесь сидит государственный обвинитель, человек опытный и компетентный. Он-то знает, что еще в ходе предварительного следствия нужно было установить круг знакомых Ларисы и определить, кто из них мог быть причастен к ее гибели. Очень жаль, что это не было сделано. Теперь-то вы понимаете, что, несмотря на свой юный возраст, потерпевшая была опытна в любовных делах и жертвой ее чар пал не только наш бедный подсудимый. Кренин любил ее искренне и собирался жениться. Но Ларочка обманывала его, принимая в своей постели посторонних мужчин.

Немиров пропустил мимо ушей комплимент по поводу своей компетентности. Он вглядывался в лица присяжных, надеясь заметить в них хотя бы малую толику скептицизма. Но заседатели, как зачарованные, шли за защитником, повинуясь его воле: смеясь над его шутками, замирая в тех местах его речи, где доводы требовали осмысления. Лещинский завладел ими целиком и полностью.

–…Мы признаем подсудимого невиновным! — прозвучал голос старшины присяжных, и публика едва удержалась от того, чтобы не зааплодировать стоя. Лещинский опять победил!

— Ну, что же! — Судья поправил воротничок мантии. — Основываясь на оправдательном вердикте присяжных, прошу освободить подсудимого немедленно, в зале суда.

Щелкнул засов, выпуская на свободу господина Кренина. Шмыгнула носом какая-то сентиментальная старушка с первого ряда. Процесс подошел к концу. Публика потянулась к выходу…