Адвокат – невидимка

Наталья Борохова

Молодой адвокат Елизавета Дубровская восхищалась своим маститым коллегой Владимиром Лещинским и даже помыслить не могла, что вскоре увидит его на скамье подсудимых! В постели известного ловеласа Лещинского обнаружили задушенную девушку, и все улики указывали – это сделал именно он. Только Дубровская не сомневалась: ее клиента подставили, хотя Лещинский вовсе не интересовался мнением Лизы, считая своего защитника лишь статистом на этом процессе. Но вскоре девушка раскопала в прошлом адвоката нечто, заставившее ее усомниться в его невиновности…

Глава 7

Внешность Лещинского произвела на нее самое благоприятное впечатление. Импозантный мужчина в самом расцвете зрелой красоты. Конечно, на висках у него уже серебрилась седина, а на лице залегли морщины, но это его ничуть не портило. Скорее, даже придавало облику некоторую фактурность. Легкая небритость тоже шла ему. А удивительный спортивный костюм белого цвета и вовсе навевал ассоциации с курортами южных морей. В общем, в его облике не было ничего тюремного и затрапезного. Шик и аккуратность, которым он не изменял никогда.

— Ну, вы тут побеседуйте, — улыбнулся Карасев, обращаясь к Елизавете и Лещинскому. — А то потом скажете, что я вам не давал времени для того, чтобы обсудить линию защиты.

— Нам ничего не нужно обсуждать! — нервно среагировал Лещинский. — Ни к чему зря терять время!

— Времени теперь у вас вагон, — многозначительно добавил следователь, направляясь к двери. — Как жаль, что я не могу предъявить вам чек на почасовую оплату!

Дверь с зашторенным окошком захлопнулась, оставляя Елизавету наедине со своим подзащитным.

— Какой нахал! — произнес Лещинский, имея в виду, конечно же, следователя. — И с ним мне придется работать. О, боже!

— Мы будем работать вместе, — пообещала Елизавета.

Лещинский уставился на нее, словно соображая, откуда она тут взялась.

— Давайте обсудим с вами позицию, которой будем придерживаться на следствии и в суде, — сказала она, ничуть не робея под его пристальным взглядом. — Нам предстоит непростое дело. Тем более, вас взяли на месте преступления, и, быть может, мы отбросим сразу некоторые варианты защиты, которые заведомо не принесут нам успеха.

— Постойте, — оборвал он ее довольно невежливо. — Кто вам сказал, что я собираюсь с вами что-то обсуждать?

Теперь уже пришел черед удивляться Елизавете.

— Но это же естественно! Я — ваш адвокат.

— Кто сказал?

— Что «кто сказал»? — запуталась она.

— Кто сказал, что вы — мой адвокат?

Дубровская опешила:

— Но позвольте! Я думала, что мы решили этот вопрос. Вы в присутствии следователя подтвердили, что не возражаете против моего участия в деле?

Лещинский посмотрел на нее снисходительно.

— Милочка моя! Я согласился на ваше участие только потому, что у меня не было другого выхода. Не будь вас, мне бы прислали Иванова, Петрова, Сидорова и далее по списку. Вы правильно заметили, что участие в моем деле защитника обязательно. — Он скривил губы. — Но вы будете моим адвокатом только на бумаге. Формально. Ясно я выражаюсь? Защиту буду осуществлять я сам. От вас требуется лишь присутствие.

Должно быть, у Елизаветы на лице отразилось такое отчаяние, что в душе у Лещинского пробудилось нечто похожее на сочувствие.

— Поверьте, ничего личного! — сказал он. — Подобная участь коснулась бы любого адвоката, назначенного мне в защиту. Я доверяю только себе, а в вопросах, затрагивающих мою собственную жизнь, я особенно щепетилен. Это ведь естественно, верно?

— Но почему вы не доверяете мне? — воскликнула Дубровская. — Ведь у меня тоже были хорошие результаты!

— Милочка моя! — повторил Лещинский свое дурацкое обращение. — Я не хочу вас оскорблять, сравнивая ваши достижения со своими. Кто вы и кто я? Оставим все, как есть.

— Как вам будет угодно, — сухо произнесла Лиза.

— Ну вот и отлично! — улыбнулся Лещинский. — Ну а теперь, коли уж вас назначили моим адвокатом, будьте добры, позовите этого бездельника Карасева. Я думаю, он устал уже слоняться по коридору…

Карасев сиял, как начищенный пятак, и у Елизаветы появилось опасение, не подслушивал ли доблестный сыщик их разговор.

— Ну, как, согласовали позицию? — спросил он, улыбаясь.

— Да, мы утрясли с Елизаветой Германовной все необходимые моменты, — сказал Лещинский, поглядывая на Лизу.

— Это хорошо, что вы так быстро нашли общий язык, — неискренне порадовался за них следователь, присаживаясь за стол. — Итак, вы признаете предъявленное вам обвинение?

— В убийстве и изнасиловании? — скривил губы адвокат. — Помилуй вас боже. Конечно, нет!

Следователь записал ответ в протокол и опять поднял голову.

— Вы собираетесь давать показания или будете молчать, как рыба? Впрочем, это позволяет вам наша Конституция.

— Невиновному человеку молчать незачем, — парировал Лещинский. — Я собираюсь дать показания и прошу вас записать их в протокол как можно ближе к оригиналу. Если вы помните, я сам адвокат и буду пресекать все возможные попытки увести следствие в сторону. Поэтому настройтесь на серьезную работу!

— До чего все стали агрессивными! — помотал головой следователь и, взглянув на Лизу, со значением добавил: — Нелегко вам придется с этаким-то подзащитным. Я уже вспотел.

Дубровская оставила реплику без ответа. Между тем допрос начался…

— Марину Гуляеву я знаю около года, — вел повествование Лещинский. — Это была милая девочка, секретарь одного из судов. У нас были близкие, но ни к чему не обязывающие отношения. Мы обсуждали последние юридические новости, иногда сплетничали об общих знакомых…

— Лежа в одной постели? — продолжил логическую цепочку следователь.

Лещинский посмотрел на него презрительно.

— Оставьте свои издевки при себе, — сказал он решительно. — Всем известно, что я — мужчина холостой, точнее, разведенный. Стало быть, я не нарушал супружескую верность. Марина — девушка совершеннолетняя и способная отвечать за свои поступки. Значит, в растлении малолетних и умственно неполноценных вам обвинить меня тоже не удастся. Мы встречались, как взрослые одинокие люди, испытывая друг к другу здоровое половое влечение. Конечно, у нас был секс, но абсолютно на добровольных началах. Я — сторонник традиционных взглядов на отношения мужчины и женщины, поэтому наша близость была лишена элементов садомазохизма и прочих извращений.

— Как же объяснить, что гражданку Гуляеву обнаружили в вашей постели мертвой? — ехидно поинтересовался следователь. — Может, во время вашего «традиционного секса» вы слегка придушили партнершу? Говорят, что некоторые пары практикуют такой фокус, чтобы обострить ощущения.

— Должно быть, ваш опыт по этой части богаче, чем мой, — усмехнулся Лещинский. — У нас не было ничего подобного. Гуляева скончалась не по моей вине и уже после того, как секс между нами закончился.

— Может, девушка решила проявить характер и потребовала от вас заключения брака? А может, она была беременна? — делал новые выпады следователь, пытаясь загнать Лещинского в тупик. — Впрочем, последнее обстоятельство легко установит судебно-медицинская экспертиза, результаты которой мы скоро получим.

Лещинский даже не побледнел.

— Это полный бред! Вы плохо слышали, о чем я вам сказал? Гуляеву убил другой человек.

— Вот как? Может, вы нам скажете его фамилию?

— Записывайте в протокол. В смерти Марины виновен Лежнев Александр…

— Итак, Лежнев! — воскликнул следователь и, наморщив лоб, пытаясь тем самым изобразить на своем лице интенсивное движение мысли, начал рассуждать сам с собой. — Лежнев. Что это за птица? Кто этот изверг, который проникает в спальни мирных граждан и душит несчастных девушек?

— Лежнев — это потерпевший по делу, которое я выиграл накануне, в суде присяжных, — пояснил Лещинский, наблюдая за тем, как расторопно движется ручка следователя, заполняя протокол допроса. — После процесса он подошел ко мне и пообещал, что отомстит за свою сестру.

— Кто-то слышал этот разговор?

— Боюсь, что нет. В это время я садился в машину. Услугами водителя я не пользуюсь.

Карасев прикусил кончик ручки.

— Как вы полагаете, каким образом Лежнев осуществил свою месть?

Лещинский долго не размышлял. Должно быть, проведя несколько бессонных ночей в изоляторе, он подготовил ответы на все возможные вопросы. Он не любил зря терять время. Оно всегда стоило слишком дорого. Во всяком случае, его время.

— Он пробрался на территорию моего частного дома. Окна спальни ему удалось вычислить без труда. В них долгое время горел свет. После того, как мы уснули, он через открытое балконное окно прошел в комнату и сделал свое черное дело. После этого тем же путем вылез обратно. Я, понятное дело, ничего не услышал.

Следователь бросил ручку.

— А вот это мне и кажется удивительным! Разве похоже на то, чтобы молодая женщина решила проститься с жизнью просто так, во сне? Она наверняка проснулась и поняла, в чем дело. Между прочим, на ее запястьях обнаружены кровоподтеки, указывающие на возможную самооборону. Так что девушка кричала в тот момент, когда вы наслаждались спокойным сном под аккомпанемент ее агонии. Вы это можете объяснить?

— Я могу лишь предположить, что преступник каким-то образом заставил ее молчать, — ответил Лещинский. — Я же был сильно утомлен. Даже не помню, как заснул. Точно провалился в темную яму вне времени и сновидений. Процесс по делу Кренина вымотал меня. Я даже жалел, что пригласил в этот вечер Мариночку. Но не хотелось праздновать победу в одиночестве. Боже, если бы я мог все теперь изменить!

— Меняться и сейчас не поздно, — решился на совет следователь. — Вы можете дать правдивые показания, которые впоследствии будут учтены судом как смягчающие обстоятельства.

Сколько раз за свою жизнь Лещинский слышал эту фразу. Он не верил ей абсолютно, поскольку знал: чистосердечное признание — самая короткая дорога в тюрьму. Пока есть силы, нужно бороться, выдвигать версии, путать ход расследования. Ведь может повезти, и уголовное дело прекратят за недоказанностью вины.

Но теперь был иной случай. Лещинский до боли в сердце желал, чтобы следствие разобралось и нашло настоящего виновника злодеяния. Черт с ней, с Мариночкой, ее не вернешь! Но убийце, по сути, не нужна была ее жизнь. Злоумышленник ставил перед собой другую цель — подставить адвоката, заставить его страдать и платить за преступление, которого он не совершал.

— В общем, так, — сказал он решительно. — Я заявляю о ходатайстве, которые требую занести в протокол. Прошу вызвать и допросить Лежнева Александра по поводу того, где он находился в ночь убийства. Сделать это нужно немедленно, пока он не замел следы преступления. Второй момент. Как вам наверняка известно, мой дом оборудован камерами видеонаблюдения. Прошу изъять и просмотреть запись, сделанную в ночь на первое мая. Я не сомневаюсь, вы сможете увидеть на ней того, кто пробрался в мой дом.

Следователь аккуратно заполнил протокол и взглянул на Елизавету:

— У защитника будут дополнения, возражения, ходатайства?

Дубровская отрицательно покачала головой…

Когда она забирала адвокатское удостоверение, дежурный сержант за стойкой с пропусками долго рылся в ячейках, пытаясь найти нужный документ.

— Повторите фамилию, — третий раз спрашивал он Елизавету.

— Дубровская, — терпеливо отвечала она.

— Эх ты, тюхтя! — беззлобно сказал сержанту подошедший капитан. — Ты разве не знаешь? Она защищает самого Лещинского!

— Да?! — открыл рот его товарищ. — Круто!

Удостоверение, конечно, нашлось. Но Елизавета не испытала радости от произведенного фурора. Лещинский был прав. Она была его адвокатом только на бумаге.