Адвокат – невидимка

Наталья Борохова

Молодой адвокат Елизавета Дубровская восхищалась своим маститым коллегой Владимиром Лещинским и даже помыслить не могла, что вскоре увидит его на скамье подсудимых! В постели известного ловеласа Лещинского обнаружили задушенную девушку, и все улики указывали – это сделал именно он. Только Дубровская не сомневалась: ее клиента подставили, хотя Лещинский вовсе не интересовался мнением Лизы, считая своего защитника лишь статистом на этом процессе. Но вскоре девушка раскопала в прошлом адвоката нечто, заставившее ее усомниться в его невиновности…

Глава 2

Гром грянул в пятницу, после обеда.

— В зал вызывается свидетельница Кренина Василиса Павловна, — произнес государственный обвинитель, и взгляды присутствующих обратились в сторону двери, откуда должна была появиться супруга подсудимого.

Она шла к свидетельской трибуне, как приговоренная к смертной казни направляется на эшафот. Ее обшаривали десятки любопытных глаз, стараясь найти на лице смятение и страх. Ей в спину неслись приглушенные смешки, словно она обвинялась в чем-то постыдном. В глазах присяжных читались жалость и презрение. Грязное белье господина Кренина, вытряхнутое при всем честном народе, запоганило и ее саму, без вины виноватую.

— Вы являетесь супругой подсудимого? — задал первый вопрос государственный обвинитель, и все затаили дыхание.

— Совершенно верно, — раздался ровный, спокойный голос. — Я являюсь обманутой женой господина Кренина.

— Объяснитесь, пожалуйста.

Женщина пожала плечами.

— Я полагаю, все уже знают о том, что у моего мужа была любовница, Лара Лежнева. Я — не исключение. Мне это было известно задолго до того, как муж предстал перед судом.

Сказано это было нейтральным тоном, без малейшего намека на истерику.

Присяжные повнимательнее взглянули на свидетельницу и словно впервые обнаружили, что перед ними находится еще вполне привлекательная женщина, с аристократической посадкой головы и безупречными манерами. Она прекрасно владела и собой, и своими эмоциями. Только в ее серых глазах, казалось, навсегда застыла печаль.

— Вы выражали свое недовольство супругу относительно его связи на стороне? — поинтересовался обвинитель.

Кренина горько усмехнулась.

— Разумеется. Но до моих возражений ему не было никакого дела. Он был увлечен молоденькой, хорошенькой девушкой. Вы знаете, через что мне пришлось пройти? — Свидетельница повернулась лицом к скамье присяжных, отыскивая глазами женщин-единомышленниц. — Все эти возвращения за полночь, запах чужих духов и следы помады на рубашке, неловкие отговорки… Каждый, кто сталкивался с этим, поймет меня. Я пыталась сохранить брак, но безуспешно. Видите ли, я не могу иметь детей, по медицинским показаниям, и, должно быть, мне следовало уступить, отдать его сопернице…

— Мне кажется, подсудимый меньше всего стремился к продолжению рода! — ухмыльнулся прокурор, и судья, без всякой надежды взглянув на дремлющего защитника, стукнул молоточком.

— Государственный обвинитель, не забывайтесь, мы с вами не в театре. Уберите все эти ненужные эффекты. Присяжные сами сделают выводы.

— Простите, ваша честь, — опомнился Немиров. — Продолжайте, Василиса Павловна.

Он взглянул в лица присяжных и понял, что свидетельница покорила их своей прямотой и искренностью. Нужно было быть березовым чурбаном, чтобы не испытывать к ней сочувствия.

–…Однажды я собиралась отдать его костюм в чистку и обнаружила в кармане брюк носовой платок с засохшей… спермой, — говорила она. — А в следующий раз мне попались женские розовые трусики с буквой «Л»…

Все присяжные-женщины взирали на подсудимого так, словно перед ними был их собственный муж, уличенный в измене. Прокурор еле сдержался от того, чтобы не потереть руки, выражая полное удовлетворение.

— Вы знали, где жила соперница?

— О, да! Это несложно было сделать. Секретарь Ковалева дала мне ее адрес, и я, приехав туда однажды вечером, увидела во дворе припаркованный автомобиль мужа.

— Скажите, свидетельница, а у вашего супруга были э-э-э… как бы лучше выразиться? Были ли у него не совсем обычные сексуальные пристрастия? — спросил Немиров, с опаской взглянув в сторону судьи.

Женщина покраснела, испытав неловкость.

— Мне трудно говорить об этом, ведь в последнее время у нас не было близости. Но мой муж всегда был немного напорист… Если вы понимаете, что я имею в виду. Он мог причинить боль намеренно. Кстати говоря, в нашем доме появились кассеты совершенно гнусного содержания, со сценами насилия, группового секса. Мне было не по себе, когда муж, закрывшись в гостиной, просматривал их.

Прокурор радостно закивал головой:

— Обращаю внимание присяжных, что порнографические кассеты со сценами извращенного секса были приобщены к материалам уголовного дела в качестве вещественных доказательств.

Присяжные зашевелились на своих местах, должно быть, обсуждая, покажут ли им запретные фильмы. На лицах многих слушательниц появилось брезгливое выражение. «Извращенец!» — хотелось плюнуть им в адрес подсудимого.

Спокойным оставался лишь адвокат Лещинский. Сидя на своем месте, он что-то рисовал в блокноте. Судя по всему, забавные рожицы, поскольку с его лица не сходила какая-то блаженная улыбка.

Беспокойство начал выражать даже подсудимый. Ерзая на своем месте, он готов был заложить душу дьяволу, лишь бы узнать, о чем размышляет его чертов адвокат в тот момент, когда их дело несется по наклонной плоскости вниз.

— Свидетельница, вы что-нибудь хотите сообщить суду насчет того дня, когда было совершено убийство Лары Лежневой?

Василиса Павловна набрала в грудь больше воздуха. Ей предстояла нелегкая задача, ведь о том самом дне она знала очень много…

— В тот день между нами вспыхнула нешуточная ссора. Я сказала мужу, что больше не намерена терпеть его измены. Он грязно выругался и ушел, хлопнув дверью. «Поехал к Ларе», — подумала я. Осознавая, что больше не могу и дальше жить во лжи, я решила встретиться с любовниками — необходимо было раз и навсегда решить эту проблему. Сев за руль, я проследовала на знакомую мне улицу.

Автомобиль супруга стоял, как и обычно, на своем месте, под раскидистым кленом. Я долгое время сидела в салоне своей машины, обдумывая, как себя повести в квартире любовницы моего мужа. Подняв глаза, я видела наглухо зашторенные окна спальни и понимала, что сейчас они наверняка занимаются любовью. У меня дрожали руки, путались мысли в голове, но я все не решалась идти к ним, как, впрочем, не собиралась и уезжать обратно.

— Сколько времени вы просидели в машине?

— Где-то около часа. Когда я приехала, было около десяти часов вечера. Уже стемнело.

— У вас с собой были часы? — спросил прокурор, предвосхищая возможный вопрос адвоката.

— Да. В автомобиле, на передней панели, прямо перед глазами. Кроме того, работало радио. Транслировали постановку по роману Агаты Кристи. Дайте-ка вспомнить… Актер вскрикнул: «Вот те на, да она мертва!» Я вздрогнула. В это время дверь подъезда отворилась, и на улицу выбежал мой супруг. Казалось, он страшно куда-то торопится: когда сел в машину, по всей видимости, перепутал передачу и задел задним бампером клен. Не выясняя, что произошло, он рванул вперед и на бешеной скорости помчался со двора.

— Вы не вспомните, что показывали часы в тот момент, когда ваш супруг покидал дом Лежневой?

— Одиннадцать с минутами.

— Благодарю, — расщедрился на улыбку обвинитель и, обращаясь к присяжным, произнес: — Обращаю ваше внимание, что время смерти Лежневой Ларисы было установлено экспертом весьма в узких пределах: с девяти до одиннадцати часов вечера. Это значит, что, когда наша свидетельница смотрела на окна спальни из салона своего автомобиля, там происходило убийство!

Прокурор взглянул в сторону судьи, и не напрасно. Тот стукнул молоточком и, глядя почему-то на защитника, тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес:

— Я вас еще раз прошу соблюдать закон! Выводы будут делать присяжные в совещательной комнате.

Немиров смиренно потупил взор:

— Извините, ваша честь! Вырвалось…

— Надеюсь, у защитника будут вопросы к свидетельнице Крениной? — спросил председательствующий.

Лещинский встрепенулся, словно только что вернулся с небес на землю. Судья явно хотел от него что-нибудь услышать.

— Пожалуй, ваша честь! — Он повернулся к свидетельнице, смерил ее с головы до пят долгим взглядом, зачем-то ухмыльнулся: — Вы что-то говорили про Агату Кристи?

— Я? — удивилась женщина. — Ну да, говорила про постановку ее романа на радио.

— А! Так это была постановка? — обрадовался защитник.

— Надеюсь, вы слышали допрос свидетеля? — недобро поинтересовался судья.

— Конечно, ваша честь! Но меня удивило то, что госпожа Кренина, сидя в салоне автомобиля «с дрожащими руками и путающимися мыслями», способна была слышать голоса актеров. Как вы сказали? — Он наморщил лоб: — «Она мертва!» Это что, выдумка?

— Это не выдумка! — обиделась женщина. — Там говорили еще что-то такое: «Она по-прежнему сидела в кресле, спиной к ним. Лишь подойдя ближе, они увидели ее лицо — распухшее, с синими губами и вытаращенными глазами».

— Вы что, цитируете протокол осмотра трупа Лежневой?

— Нет, это всего лишь театральная постановка! — ответил за женщину прокурор. — Мной была взята распечатка вечерних радиопрограмм. Можете убедиться, что с девяти до одиннадцати часов вечера на «Домашней волне» транслировали «Убийство в доме викария» по роману Агаты Кристи.

— И в этом нет никаких сомнений? — огорчился адвокат.

— Абсолютно никаких! — расцвел прокурор. — Эта распечатка находится у меня, и присяжные могут ознакомиться с ее содержанием.

— Тогда мне нечего сказать, — развел руками адвокат.

— Прошу разрешения у суда ознакомить присяжных с выводами генетической экспертизы, — заявил обвинитель, и судья коротко кивнул ему в знак согласия.

Немиров, стоя перед присяжными, раскрыл том уголовного дела.

— Итак, уважаемые заседатели! При осмотре места происшествия на кровати потерпевшей был обнаружен человеческий волос. Короткий, темного цвета. Он был изъят, надлежаще упакован и представлен на исследование. Эксперт, тщательным образом изучив волос, сопоставил его со сравнительными образцами, изъятыми у подсудимого Кренина. К каким же выводам он пришел?

Немиров прошелся пальцем по заключению, отыскивая нужный абзац, затем его лицо озарилось радостной улыбкой. Со стороны казалось, что он впервые видит выводы эксперта и искренне доволен результатами.

— Волос, обнаруженный в постели Ларисы Лежневой, мог принадлежать подсудимому Кренину! — громко оповестил он присяжных. — Степень вероятности, установленная экспертом, равна 99, 999 %. Вы понимаете, что это значит?

Присяжные понимали и кивали головами, поддерживая обвинителя. За плечами Немирова уже вырастали крылья грядущей славы.

«Если и дальше все пойдет так, — рассуждал он, — я разделаю этого сукина сына уже к концу следующей недели». Конечно, он имел в виду Лещинского…

— У защиты будут какие-либо комментарии к проведенной по делу экспертизе? — спросил судья.

Адвокат нехотя закрыл ежедневник.

— Оспаривать заключение эксперта-генетика? — переспросил он. — Помилуйте.

— Совершенно с вами согласен, — расплылся в сладкой улыбке прокурор…

— Ваша честь! Я прошу разрешения ознакомить присяжных с фотографиями места происшествия, — заявил Немиров очередное ходатайство.

Председательствующий невольно поморщился. Он видел эти снимки. Молодая девушка, задушенная в своей постели, с лицом, искаженным смертельной судорогой. Ужасная картина!

— Мнение защитника?

Лещинский оторвался от своих бумаг.

— Как посчитаете нужным, ваша честь! — небрежно бросил он.

— То есть вы ставите разрешение такого важного вопроса на усмотрение суда? — поразился председательствующий.

— Я безгранично верю в вашу мудрость, — ответил Лещинский.

С ним определенно было что-то не так. Обычно защитники горячо протестовали против обнародования в суде присяжных шокирующих фактов, к которым, прежде всего, относили фотографии с места происшествия. Дело в том, что заседатели, увидев залитый кровью пол и обезображенное тело жертвы, легко поддавались своим эмоциям. Что бы потом ни говорил защитник, какими бы цитатами он ни сыпал, они видели перед глазами только страшную картину злодеяния. Все аргументы о возможной невиновности подсудимого пролетали мимо ушей, не цепляясь даже за краешек сознания. Зная эту особенность присяжных, судья не раз удовлетворял ходатайства защитников и запрещал показывать снимки прокурору. Но сегодня адвокат в своей безалаберности явно хватил через край.

Судья посмотрел на Кренина и внезапно принял решение.

— Я разрешаю показать присяжным фотографии…

Государственный обвинитель, взяв в руки пухлый том уголовного дела, подошел к скамье присяжных. Те, вытянув шеи, уставились на злополучные снимки. Некоторые заседатели, с последнего ряда, даже встали со своих мест для того, чтобы лучше разглядеть ужасающие подробности.

— Не беспокойтесь, — увещевал их прокурор. — У каждого будет возможность посмотреть фотографии.

Он победоносно взглянул на Лещинского. Но тому не было дела до всеобщего ажиотажа. Кажется, на этот раз он изучал собственный ежедневник.

Между тем присяжные разволновались не на шутку. Наиболее впечатлительные ахали, поднося руки к лицу. Те, кто покрепче, хранили молчание, но при этом выразительно посматривали на подсудимого.

В общем, когда председательствующий объявил перерыв до понедельника, накал напряжения в зале уже достиг своей высшей точки.

— Зачем перерыв? — услышала секретарь недовольную реплику. — Мы бы осудили его уже сегодня.