Бикфордов шнур

Наталья Бердская, 2021

Слабости и заблуждения, не чужды человеку. Когда молод, здоров и энергия через край – желание одно – иметь финансовую раскрепощённость! А когда всего добился, уже успел привыкнуть к достатку и благополучию, и тогда… в самые глубинные уголочки осмысления вселяется предательский страх с вопросом: «А правильно ли живу?» И часики тикают, и годики бегут – приближают к ответу и переоценке поступков и решений, происходит оздоровление идущие из глубины переосмысливания. В этот сюжет, на ровне со взрывами «преданности и предательства», «блеска и мрака», «страсти и равнодушия», брошена жгучая жменя детективной истории.

Homo sum, humani nihil a me alienum puto.

(Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо).

Древнеримский писатель Теренций

Закройте дверь перед всеми ошибками, и истина не сможет войти.

Рабиндранат Тагор

Глава 1

Свойство объектива старо как мир, но суть его открылась Анне только здесь, в храме Донского монастыря. С иконы на неё смотрели глаза Николая Чудотворца. Глаза святого улавливают в любом уголке — и сбоку, и сверху, и снизу — никому не скрыться. Так и поступки, со временем они отражаются на твоём лице, в твоём облике, в манерах и поведении, и скрыть их невозможно. «Отпечаток истины поступков, мыслей формирует облик», — думала Анна, пока её не прервал Влад.

Влад позвал её, показывая на часы и направляясь к выходу:

— Анна, нам надо спешить, ты же знаешь — нас ждут Бруновы, поехали!

— Влад, ты так резко прервал моё состояние блаженства и умиротворения, во власть которого я попадаю только здесь, в храме, — робко сказала Анна.

— Блажен, кто верует, — с восторженной уверенностью провозгласил Влад, заводя свой любимый джип. Настроение Влада было припорошено предвкушением повеселиться, и он сиял, как пасхальное яичко, обновлённое разводами цветов, что придавало Владу остроту кучерявости, а природа «Инь — Ян» бодро и победоносно заявляла о себе. Влад растворялся в своих проявлениях, не связанных обязательствами брака и семьи, хотя их отношения с Анной затянулись и перешли в привычное для их окружения восприятие — почти семейной пары.

Анна ждала… Ждала предложения руки и сердца…

Но сейчас, уже в машине, она освободила себя от навязчивости желания «быть с мужем и замужем» и поймала себя на мысли, как она соскучилась по Катерине. Катерина Брунова была её близкой подругой, их сближало единение душ. Их души сливались — входили одна в другую, и одна большая душа соединяла Анну и Катерину в свои своды. Их тянуло друг к другу и рождало необходимость находиться рядом, быть и говорить.

Муж Екатерины — Брунов, человек, который получил, а вернее, вырвал у судьбы с корнем, — пожизненный билет «премиум-класса». И получил он этот билет в золотой кайме и алмазных стразах, когда работал в архиве Федеральной службы безопасности — ФСБ — в звании майора. Работал простым и никому незаметным архивариусом. Хотя в органах ФСБ незаметных личностей нет, для этих органов вообще незаметных нет, у них все заметные и приметные. А в особых случаях могут просто заметные перейти в статус очень заметных, а приметные — в очень приметных. Архивариус Брунов был спокойным, сдержанным и… безликим, незапоминающимся. Этот облик он сохранял для окружающих, а для СЕБЯ — в своих мыслях и в своих целях — он был фигурой очень даже убедительной. Он верил в свой триумф и терпеливо, по крупицам строил свой пьедестал. Материал для такого размаха был единственный и неизменный — информация. Пусть даже архивная, но это информация, из которой при желании можно зачерпнуть нужное не только кружечкой, но и ведром. И когда наступила лихорадка девяностых, Брунов был начеку. Чекист начеку, не подставит щеку.

Мощная машина — переработки, хранения и использования информации, — где служил Брунов, была взлетным полем для него. И он готовился к приближению своего взлёта.

«Кто владеет информацией, тот владеет миром» — это Брунов усвоил, ещё когда только вступил в ряды офицеров ФСБ.

Взлёты Брунова переходили от одного уровня к другому поэтапно. Сначала тренировочный этап — для тела, для мышц. Мышцами надо уметь играть, а главное — знать, ГДЕ и перед КЕМ их обнажать! Потом подготовить себя ко взлёту «самолётов» и в конце концов добраться до полигона «пуска ракет». Брунов получил «ключ на старт» своей ракеты, и это был «выстрел» в атмосферу роскоши и благосостояния. Он впал в состояние отрыва от сил земного тяготения и вошёл в плотные слои атмосферы. ЕГО атмосферы, ЕГО межпланетного пространства, ЕГО космоса!

В органах ФСБ судьба свела Брунова с коллегой, подполковником Пулиным Олегом Владимировичем, который был привлечён к разработкам IT-технологий. Подпольная кличка — Пуля. Волевой, сильный. Его взгляд «навылет» вынести не мог почти никто. Брунов мог, этим и вызвал уважение Пули. Это был как раз тот случай, когда «рыбак рыбака видит издалека».

Пуля, приглядевшись к Брунову, просканировал его своим лучом и убедился, что с Бруновым можно пробовать работать, а точнее, выживать. В конце девяностых выживали, кто и как умел. «От каждого по потребности, каждому по способностям». А в девяностые способность вытягивала потребность: потребность — напористость, напористость — наглость, наглость — воровство, воровство — бандитизм. «Бабка за дедку, дедка за репку, внучка за бабку, жучка за внучку…» Кому что достанется, и кто репку из недр земли вытащит… тому и билет с выигрышем.

Брунов и Пуля не стали «тянуть репку» и ждать внучку… жучку… Их готовность и возможности соединились в крепком рукопожатии, и они двинулись к своим вершинам — покорять непокорённое.

Олег Владимирович (Пуля) предложил Анатолию Ивановичу разработки по IT-технологиям на этапе, уже НЕ закреплённом грифом «Совершенно секретно», но актуальном для среднего обывателя, а взамен попросил интересующие файлы из архива.

Вес разработок по IT-технологиям в пересчёте на долларовый эквивалент оказался довольно привлекательным и предоставил возможность купить билет в ЖИЗНЬ «премиум-класса», пусть не сразу, но этапы приближения уже нащупывались.

В жизнь, где нет очередей, хамства, бюрократических барьеров, выяснений и унижений. Авиарейсы в бизнес-классе, железная дорога только в СВ-вагоне, автомобиль уровня VIP, туры VIP — взгляд на жизнь стал подниматься от земли, и всё перешло в категорию другого уровня, совсем отдалённого от вчерашнего и пост-вчерашнего.

Брунов и Пуля вырвались из рядов ФСБ и готовили себе платформу свободного плавания.

Хочется, конечно, поймать красивую птицу за хвост и красивыми перьями прикрыть свои недостатки. Красивая птица в небе — хорошо, а зелень в руке — лучше. С зеленью-то в руке и прикрывать-то ничего не надо. Всё, что надо, прикроется, и какие надо двери откроются.

Как там у Чехова? «Сапожник и нечистая сила»: «…за богатство ты мне душу должен продать…» И они не захотели оставаться в сапожниках, они стремились к владычеству земному. Были молоды и гарцевали, как хорошо подкованные жеребцы, только огонь из-под копыт да дым из ноздрей. Молоды! Здоровы! Без сбоев и износа запчастей! И столько всего хочется, и только деньги. «Деньги, — думаем мы, — сделают нашу жизнь счастливой». А позже понимаем: «…А нужна ли эта сделка с нечистой силой?!?!?!» Позже и Брунов, и Пуля поймут, ЧТО в жизни важнее красивых перьев и зелёных бумажек, но это будет ПОЗЖЕ.

Пуля и Брунов не прерывали свои отношения и были крепко-накрепко перевязаны компроматом, созданным своими же руками. Нужные сведения и в нужное время, открылись для тандема успешных предпринимателей двери из красного дерева. И ручки с золотыми перьями оставляли на документах новоиспечённых бизнесменов девяностых ценные подписи и открывающие возможности.

Благосостояние росло, как на закваске, в которой норму дрожжей превысили в неконтролируемые разы.

Расцвет олигархии был на руку Владиславу Померанцеву, выпускнику Московского архитектурно-строительного университета. Он заскочил в последний вагон своего судьбоносного поезда, который скользил по рельсам дизайнерского направления. И переходя из вагона в вагон, добравшись до головы поезда, он нёсся навстречу успеху, раздвигая стремительным клином мощную встречную струю.

Анна познакомила Влада с Бруновым, когда ещё Анатолий Иванович осторожно и бережно притрагивался к струнам красивой жизни. А Влад уже был на слуху у богатеньких как креативный дизайнер.

На визитке Влада Померанцева буквами с каллиграфическим теснением играют золотом ЕГО фамилия и ЕГО имя.

А у его помощницы Анны даже визитки не было. Она была при нём, при Владе.

Его фамилия — золотыми буквами, а её фамилия — вообще НИКАКИМИ. Влад этого даже не замечал. Он относился к избалованным везунчикам — умный, красивый, востребованный дизайнер. Ну, прямо джокер из колоды.

Анна по окончании архитектурного универа поступила в академическую школу дизайна в Москве и, по результатам конкурса дипломных проектов, заняв первое место, была направлена на обучение в Лондон. Мама Анны очень ревностно воспринимала позицию дочери. Она не могла смириться с тем, что её талантливая девочка — в тени мужских амбиций. Анна обладала творческим видением художника, и какая-нибудь клякса, точка, штрих наполняли новизной проект, вызывая восторженные взгляды. Это талант. Но Анна не стремилась занять «трон» и воспринимала авторитетность Влада безропотно и с покорностью, как закономерность. Он начинал бизнес, он создал ИМЯ, и лавровый венок пусть принадлежит Владу. А на долю Анны оставалась тень от лучей восторга и восхищений, падающих на Влада. Анне приносило счастье быть рядом с Владом, работать с ним, наблюдать его весёлый и где-то шаловливый нрав. И сейчас они едут в гости, едут вместе, едут отдыхать.

Проехав еще чуть-чуть, они остановились у ворот роскошного особняка Бруновых. Встретил их сам Анатолий Иванович.

— Как доехали? Без штрафов и пробок?

— Дорога свободная, ни одного гаишника. Или наш день, или гаишники вчера «населигерились», — отреагировал Влад, закуривая «Парламент».

— А почему «населигерились»? — спросил Брунов.

— Так это сколько надо выпить, что даже на «срез бабла» забить!

— А-а-а, теперь понял, — засмеялся Брунов.

И они направились к дому.

— Анна, вы как-то изменились, в облике появилась загадочная вуаль, прикрывающая красоту и нежность вашего лица, — произнес Брунов своим красивым спокойным баритоном и выразительным жестом предложил даме руку.

— Вот уж никак не ожидал от вас такого высокохудожественного слога, — ревностно заметил Влад.

— Да, я такой! Мы все такие! Только появись прекрасное создание (выразительно глядя на Анну) — у нас вырастают крылья… и мы пытаемся вспорхнуть… Ну… не всегда получается… но всегда хочется, — шутливо отпарировал Анатолий Иванович.

А потом бодро продолжил:

— Ну что, отдышались? Пора к столу, а то Катерина уже заждалась.

Гости подошли к огромному и красивому дому, по стилю, напоминающему старинный замок.

В холле их встречал Савелий — надёжа и опора семьи Бруновых. Лысый, коренастый, с умными проницательными глазами, спокойный как удав, надежный как сфинкс. Анна очень хорошо относилась к Савелию, ей вообще импонировали люди неболтливые, особенно если речь идет о мужчине.

Савелий выразительным жестом пригласил гостей в гостиную.

Анна уже научилась не терять равновесие, когда её накрывала волна роскоши, благосостояния и власти. В доме Бруновых всё до мелочей подчеркивало изысканность вкуса, интеллект и гармонию. Под светом солнечных лучей играла удачно отреставрированная мебель из дуба и карельской березы. На коврах ручной работы менялись оттенки в зависимости от ракурса, как в калейдоскопе. Многие ценные вещи, украшавшие дом Бруновых, перешли по наследству от прабабушки Екатерины. Прабабушка Катерины Дарья Матвеевна Ярославцева принадлежала к столбовому дворянскому роду Ярославцевых. Их род природа щедро наделила трудолюбием, порядочностью и благородством. В Катерине наследие предков отражалось ярким пятном. Диадема благородства основательно закрепилась на стройном стане Екатерины.

Не успела Анна насладиться своим внутренним монологом, как в гостиную вошла хозяйка замка.

Катерина была в брючном костюме бутылочного цвета, который так оттенял её красивые, поражающие жгучей глубиной глаза. Вошла со свойственной ей сдержанностью, в её манерах, движениях, голосе всё говорило о её породе и воспитании.

— Анечка! — Поцеловала подругу Катерина. — Добрый день, Влад! Как я рада вас видеть! — Красивым жестом Катерина пригласила Анну и Влада в гостиную.

Горели свечи, мерцали канделябры, и тихим фоном звучала классическая музыка. Это был Шопен.

Анна, чувствуя на своей талии руку Влада, спокойно плыла вместе с ним в царство роскоши. Они зашли в столовую, где ещё никого не было.

На столе красовался фарфор именитых фабрик и приборы старинного столового серебра.

А начинали они с Бруновым с небольшой двушки, куда и привезли эту теперь бесценную мебель, которая пылилась в бабушкиных закромах. Анатолий Иванович разглядел ценные породы дерева и прекрасную работу мастеров.

Когда этот «хлам» они привезли к себе в двухкомнатную квартиру, соседи с пристрастием перепотрошили приданое. «Бедная невестушка Бруновых», — шептались они.

Толик оборудовал себе в черной комнате мини-мастерскую и начал усердно работать над каждым элементом мебели. И «хлам» бедной золушки постепенно превратился в приданое, достойное принцессы.

Через некоторое время Савелий объявил о чете Кирсановых — Пелагее и Симоне.

Войдя в гостиную, Симон и Пелагея внесли струю оживления, они выглядели как всегда изысканно, держались уверенно и непринуждённо.

Брунов подскочил с возгласом: «Наконец-то! Теперь все в сборе!» — и поцеловал руку Пелагеи, на какой-то миг задержав её в своей руке. Одновременно по-мужски поприветствовал Симона и пригласил пару в столовую.

Катерина поприветствовала чету Кирсановых гостеприимно, но сдержанно, как умела только она.

Симона в кулуарах называли Цитрамоном, он был владельцем фармацевтической сети. А Пелагея, видно, в детстве немножко комплексовала по поводу своего имени и поэтому была излишне выразительна в своих нравах и в поведении. Казалось, она всегда напряжена от страха потери, превосходства над людьми. Повиновение приносило ей удовольствие, и это доводило её до весьма приятного для самолюбия пьедестала. Пелагея выстраивала свои ступеньки и исключительно уверенно поднималась к своей высоте.